Баллада об учительнице, убивающей мужланов

ГЛАВА 16 — (L)OVER Из-за лабораторной по физике у 10 Г произошел пожар. True/False/Not stated Мужчины умеют любить и умеют это делать больше одного раза. Женщины на такое не способны Я ставлю почку, зрение, чистую кожу и прямую осанку на то, что люди, которые имели отношение к школьной травле и которые из-за своей тупости не могли решить квадратное уравнение даже с использованием предоставленных формул, писали следующее под видеобиографией Марии Склодовской-Кюри, первой ученой Нобелевский лауреат и единственной женщины, удостоенной этой премии дважды: «ОткрыЛА? Вроде как открыЛ. Жена рядом стояла...», «На благо человечества? На уничтожение, скорее всего! Зачем бабы лезут туда, куда не нужно?», «Был первый муж — были открытия. Умер — открытий не стало. Второй муж — снова открытия. Совпадение? Не думаю», «У так называемых врачей в массе своей кладбища гораздо больше, чем у самых опасных эпидемий и болезней... пока нельзя утверждать, что медицина спасла больше, чем погубила. Да, опыт бесценен, но не принес еще положительной пользы, ибо обращен он в основном на уничтожение, а не на созидание... Уверен, что если бы до сих не было этого опыта, то человечество выиграло бы гораздо больше, чем потеряло... Да не шарахнут вас бомбой в лечебных целях во благо народа безумцы, которые получили эти знания на блюде», «Ниче она не открывала, просто Пьер очень любил свою жену и вписал ее в качестве соавтора. Ее реальная заслуга — мытье пробирок», «Мари Кюри ничего не открывала никогда. Вы из интернета-то вылезайте и посмотрите, что такое баба в реале. Она бы и дырки своей не открыла... без помощи», «Может, это муж ее открыл? Не?», «Еврейка! Изобрела смерть!», «Мужик ее открыл, себе все лавры пригребла)))», «Гореть этой Кюри в огне. Ведьма. Она всю жизнь мечтала убить как можно больше верующих людей», «Это не Мария все открыла. Это все сделал ейный муж Пьер. Поэтому он и умер так рано», «Мария Кюри ничего не открывала. Она была лаборантом своего мужа. Вот он и сделал все открытия». Мария отдала себя, чтобы спасти миллионы жизней. Она великая женщина. Восхищение, пропитанное тоской, не отпускало меня. Она шла к своей цели несмотря ни на что. И теперь какие-то гниды печатают, что это заслуга ее мужа. Мои ученицы — будущее страны. Они умны и сообразительны. Если кто-то посмеет писать подобное про них, я перегрызу комментаторам глотки. Обесценивание заслуг — худшее, что можно сотворить с ученым. Разве что английский язык не их конек. Перед каникулами я провела запланированную контрольную работу по прошедшему юниту и отложила проверку на потом. За воскресенье я исписала целые две красные ручки: объясняла выбор времени, выносила плюсики и минусики на поля, ставила оценки. 10 В огорчил меня: Класс Максима Александровича написал контрольную лучше. Недалеко от школы раздавали листовки с вакансией работы во «Вкусно — и точка», и я взяла парочку и прикрепила степлером к проверенным и оцененным работам. — Ума не приложу, как вам удалось запороть элементарную контрольную! — Наверное, дело во мне. — Разве я плохо объясняла? — Я плохая учительница. — Вы не усвоили материал? — Нет. Я не никудышная. — Оценки выставлю всем! — Они поленились и не подготовились. Здесь нет моей вины. — Меня не волнует, как и когда вы будете их исправлять. — Я не позволю сидеть у себя на шее. — В десятый класс приходят те, кто определился с профессией и будет добиваться образования. ЕГЭ не каждому под силу. Не готовы пахать — идите в ПТУ на Майской улице. Там любят выходцев из школы №13. Скатертью дорога! Показывать стервозную версию себя полезно для поддержания дисциплины и сохранения авторитета. То, что я их классная руководительница, не значит, что я их подруга, которая все поймет и простит. Я не прощу неуважения к своему предмету. — Нехорошев! Читай задание и раскрывай скобки. Ты меньше всех баллов набрал. Это позор для уровня десятого класса. Второклассники и то с их словарным запасом больше номеров в контрольной выполнят. Я специально выходила из кабинета несколько раз и зарывалась лицом в сумку, чтобы он успел подсмотреть у одноклассников. Я думала, что раз за работу на уроке оценки не получает, то, может, за контрольные его оценивать буду. Но он снова не старался. Нехорошев посмотрел на меня, потом в книгу и опять на меня. — Read, please, — попросила я. И я не получила никакого ответа. — Я не буду ругать тебя за акцент. Только произношение поправлю. В чем проблема? Ноль реакции. — Знаешь что? — Родители обвиняют учителей в том, что мы «не замотивировали» их детей, и не прилагают усилий для воспитания своих цветов жизни. Они убеждены, что их зайчики — ангелы во плоти, идеальные и шелковые. Уже в четвертом классе по ребенку можно определить, раздолбай он или лучик солнца. Only учителя предскажут будущее вашего сына или вашей дочери. Мы видим их насквозь. В стенах школы ваши котята не убегают от когтерезки. Они шипят и царапаются. В кабинете английского не сидит их кошка-мама, в классе математики не находится их кот-папа, в коридоре не сторожит их кошка-бабушка, в уборной не моет лапы их кот-дедушка: котятки проявляют истинную сущность. Сбрасывая пушистую шкуру усатых и ушастых лапочек, они превращаются в диких и омерзительных животных. — Я тебе не нянька. Я не собираюсь порхать над тобой и уговаривать тебя. Отныне я буду ставить тебе те оценки, которые ты заслужил. И тебя быстро выпроводят и отошлют в колледж. — ВНИМАНИЕ! ПОЖАРНАЯ ТРЕВОГА! СРОЧНО ПОКИНЬТЕ ПОМЕЩЕНИЕ ЧЕРЕЗ БЛИЖАЙШИЙ ВЫХОД! — завирищал громкоговоритель для пожарной сигнализации. Меня не предупреждали об эвакуации. Это не учебная тревога. Мои дети повскакивали со стульев. — Ура! Это гнилое место сгорит! — Наконец-то! — Наши молитвы услышаны! — Так, ничего не берите! Оставьте рюкзаки и пеналы! — приказала я, но меня не послушали. Я тоже чхала на such нелепые правила при эвакуации и тащила с собой и пенал, и телефон, и рюкзак с учебниками. — Постройтесь по парам! Они начали вопить и носом крутить, что не хотят спасаться из горящего здания с тем или иным человеком вместе. Миша Светлов и Маша Темнова ржали, радуясь и злорадствуя. Саша Королевская ныла, что ее дорогие шмотки сгорят в раздевалке, пока мы тут прохлаждаемся. Фаина Троеглазова волновалась за баскетбольные мячи в тренерской. Карина Деньдобрый надеялась, что Светлана Михайловна захватила ее старые рисунки из кабинета ИЗО. В коридоре царил хаос. Учителя-предметники недоумевали: им покидать школу или вновь сгорели пирожки в столовой? Запыхавшаяся завуч закричала на весь этаж: — ОТМЕНА! ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ К УРОКАМ! НЕБОЛЬШИЕ НЕПОЛАДКИ НА ЛАБОРАТОРНОЙ ПО ХИМИИ! Лилия Егоровна что-то нахимичила и поставила школу №13 на уши. В годы моего заключения в школе №13 незапланированная эвакуация случилась прямо на уроке математики, когда мы писали большую и сложную проверочную по уравнениям. Нина Васильевна выделила всего пятнадцать минут, которых не хватило бы, на выполнение. Она сперва не отпускала нас, списав сигнализацию на сбой в системе, однако Борис Федорович влетел в кабинет и вывел из здания детей на стадион. Нина Васильевна на следующий день не забыла про самостоятельную, повторно вручив и поменяв варианты местами. Мы перед эвакуацией не оставили на партах карточки с заданиями и подготовили оба варианта. Я и лучший друг написали на пятерки. Компьютер завис, и я не могла влепить Нехорошеву заслуженную двойку. Я отправилась за Максимом Александровичем. Заодно я вымещу на нем остатки злости и полюбуюсь его напуганным лицом. Или довольным. В кабинете Максим Александрович не наблюдался. И в столовой тоже. Неужто заболел? Я не позволю какой-то там болезни отобрать у меня бесплатный антистресс, с которым можно поругаться, поцапаться, погавкать, погрызться и пособачиться. Признаюсь: мне нравилось играться, дурачиться с ним. Да я и не скрывала. Однако ему об этом знать не надо. Невинный, наивный и незащищенный , Максим Александрович сидел на маленьком и низеньком стуле в окружении хищных учителей английского. Безжалостные и голодные сирены с накачанными губами и выщипанными бровями тянули к нему свои длинные и острые наманикюринные когти. Внешним видом я особо не отличалась от них. КАКОЙ КОШМАР! Я влепила себе пощечину. Что случилось с моей самооценкой?! Я приревновала коллегу?! Я испугалась, что Максим Александрович перекинется с меня на более привлекательных учителей английского. Фу. Что-то я расслабилась из-за влюбленности. — Максим Александрович! — рявкнула я без намека на обиду или ревность. — Мой компьютер словил инфаркт. Разберитесь. И не отвлекайте от работы учителей английского. Это у вас хобби такое или что? Надоедать лингвистам. — И выдавила для вежливости: — Пожалуйста, почините. — Что поделать? Бабочки предпочитают нектар, — проворковал он. — Ну а мух привлекает мусор. Что с того? Я уселась; Максим Александрович, облокотившись об учительский стол, прилип к экрану компьютера и своими длинными руками не позволял мне подняться. Я чувствовала макушкой под тканью его рубашки неспокойное сердцебиение. — У меня плохие новости для вас, Анфиса Владимировна Хамловская. Как официально. — Ч-чего? — Вам придется полностью заменить компьютер. Все слетело. От досады я зарычала. — Купились, — прошептал он, задев носом мочку моего уха, и отстранился. — Я вас прикончу, — пообещала я. — Давайте без удушья. Неинтересно. — Проваливайте из класса. — Пообедаем? — предложил он и добавил: — За мой счет. — Я спущу все деньги с вашей карты. Да, я богачка из-за Масика, но это не значит, что я могу раскидываться деньгами направо и налево. Между прочим, в программе школы №13 есть урок финансовой грамотности. — Еще заработаю. Со звонком школьники повыбегали из кабинетов так, словно учителя распылили перцовку. Одни радовались, что пережили урок и их не спросили. Другие с кислыми минами глазели на одноклассников, на которых не наорал учитель. Я наступила на мелкого пятиклассника и упала у класса истории, ушибив колено. 10 Г ушли на следующий урок. Борис Федорович подозвал к себе Настю Непейводу и указал на небольшую стопку белых листов А4 на столе. — Анфиса Владимировна! Будьте аккуратнее. — Максим Александрович принялся поднимать меня. — Или вы пытаетесь привлечь мое внимание? Хотите, чтобы я позаботился о вас? К медсестре на руках донести? — предложил он. — Я задержусь. — Я, каблуком ударив его по бедру, прогнала спасателя и встала без посторонней помощи.— Забыла кое-что распечатать. Идите без меня. Настя наклонилась. — Мне неаппетитно без вас, — ныл Максим Александрович. — Дома же вы как-то питаетесь без меня. — Любое блюдо будет пресным без вашего лица напротив. У меня свело зубы. Зачем постоянно упоминать красоту? Помимо приятной внешности я имею мозг, которым слишком дорожу. Говорить о моем лице, а не об уме — унижение. — Добавьте телячьей крови в пищу. А лучше своей. Убийственный вкус. Особенно, если кровотечение не остановится. Он приблизился ко мне, и я закричала на весь коридор: — Сегодня можно поиграть в компьютер в кабинете информатики! Дети завизжали и ринулись в конец коридора. Максим Александрович расстегнул верхнии пуговицы рубашки и поправил часы на запястье. — Вы предали меня и разбили мне сердце, Анфиса Владимировна. И побежал в свой класс. Рука Бориса Федоровича скользнула под юбку Насти. Где-то в мире сейчас умерла роженица, остановилось сердце у новорожденного, разбился новоиспеченный отец на машине, расплескалась серная кислота на лицо модели, упал на рельсы toddler, резала вены в наполненной ванне восьмиклассница, падал самолет, тонул корабль, горел дом, скончалась старушка во сне, от голода погиб бездомный, сбил автобус старика, зарезал серийный убийца мальчонку. Я накрыла разинутый рот рукой и беззвучно закричала. Я беззащитная, и Настя беззащитная. Мы ничего не можем сделать. Мы бессильны. Нет. Я не беззащитная и не бессильная. Я не бездействовала, когда к ней приставал мужик. Я его убила. И закопала. Я убью и закопаю историка. Я не могу наброситься на Бориса Федоровича прямо сейчас. Но я могу спугнуть его. — Настя Непейвода! Ты где? Никак не могу тебя найти! — громко позвала я, не заглядывая в кабинет. — Ты срочно понадобилась Максиму Александровичу. Пойдем я тебя провожу. — Вообще-то мы обсуждаем олимпиаду, — возразил Борис Федорович. Я переступила порог. — Вообще-то она требуется классному руководителю. — Хорошо, Анфиса Владимировна. — Настя послушалась меня и вышла. — Насть, зайди ко мне... после 8 урока. Ок? Мы продолжим разбирать твои ошибки, — сказал он. — Да, хорошо, Борис Федорович. До свидания. Перемена кончилась. На лестнице никто не шатался и не обжимался. На ступеньках не сидели уставшие ученики. Я остановилась. — Настя, не волнуйся. Я разберусь. Я чувствовала себя омерзительно, будто это меня лапали и тискали, а не Настю. Я впервые столкнулась с подобным. Я наивно полагала, что в нашей школе сексуальные домогательства исключены. Учителей-мужчин (для многих, оказывается, слова «учительница» не существует; полно идиотов, которые называют женщину «учителем» и упорно игнорируют вариант женского рода; я сама не рада указывать мужской род у слова, обозначающего некоторое количество мужчин, а не женщин) пересчитать по пальцам можно. Они в основном старые, женатые и с детьми. Молодые сторонятся старшеклассниц и в случае чего докладывают классным руководителям, если ученицы фотографируют их со спины и написывают им в личку. Борис Федорович казался приличным. Да и кто на него позарится? Он — оборотень с алопецией, который выглядит так, словно его родителями были родные брат и сестра. Историк был в возрасте, когда мужчины задумываются о пчеловодстве. Настя была в возрасте, когда школьники делают в подвале пирсинг по скидке. — Не лезьте, — ощерилась она. — Ч-чего? Настя заправила рубашку в юбку и поправила галстук. — Не суйте нос не в свое дело. Не мешайте мне прокладывать путь к успеху. Она перепрыгивала через разгорающийся и разрастающийся ненасытный костер, чей огонь вот-вот ее проглотит. Настя не мечтательный бумажный кораблик оригами, плывущий по ручью фантазий. Она воодушевленный самолетик, пролетающий над вулканом опасности. — Девочка, ты кое-что попутала. — Образ смышленой, разумной и способной десятиклассницы Насти Непейводы затрещал и затрескался. Я не должна была ожидать от нее иного: она и про возраст свой солгала однажды. — Романтических отношений между несовершеннолетним лицом и взрослым мужиком не может быть. Это не нормально. — Я не влюблена в Бориса Федоровича. Я просто пытаюсь построить себе будущее. Только он вызвался бесплатно готовить меня к олимпиадам. Благодаря победам я вырвусь в лучшую жизнь! — Я вспомнила ее одежду в ночь нашей первой встречи. Она была обычной, но измененной. Ее переделала Настя. Она не покупала дизайнерские вещи. — Не стойте у меня на пути. Иначе я расскажу всем, что вы убийца. — О, Настенька, — удивился поднимающийся по лестнице Максим Александрович, — быстрей на урок! Анфиса Владимировна, я вас не дождался. Ищу по школе теперь. В столовой я не проронила ни слова. Жевала пластилиновую еду. Пила компот со вкусом испорченного настроения и тревожности перед ОГЭ по информатике, к которому не готовилась в 9 классе из-за лени и из-за мамы, решившей, что я буду сдавать ОГЭ по обществознанию, ведь мне под силу самостоятельно подготовиться к экзамену, потому что умненькая дочь ее коллеги без труда и волнений готовилась к ОГЭ по биологии. В итоге я до оглашения результатов держала от матери в секрете то, что писала информатику. Максим Александрович старался вывести меня из себя, разговорить, расслабить, но я не поддалась его обаянию и не вылезла из ямы задумчивости. Я не могу медлить. И я не бездействовала. Отпустив несчастных девятиклассиков пораньше с последнего урока, я подкралась к кабинету истории. Борис Федорович вышел на перекур с учителем физики и не закрыл кабинет. Чтоб легкие у него сдулись. Открыв звукозапись на телефоне, я спрятала его за рамкой с селфи нашего президента. Если Настя разболтает, что я убийца, то я могу обвинить ее в клевете и заявить, что она невменяема и травмированна из-за сексуальных домогательств, и предоставить доказывающую мои слова аудиозапись, где к ней пристает уже мертвый историк. — Анфиса Владимировна, вы что тут делаете? — спросил внезапно появившийся Максим Александрович, и я чуть не завыла. Я притягивала неудачников и психопатов? В школе №13 слишком много неадекватов, которых следует изолировать от учеников. Мне не скрыться от Максима Александровича, как бы я не бегала и не пряталась. Он снова поймал меня. — Не заставляйте меня ревновать вас к Борису Федоровичу. — Почему до этого недоумка не доходит, что есть вещи поважнее и посерьезнее любви? Жестокая расправа над педофилом, например — Мне некогда играть с вами, Максим Александрович. — И я, к счастью или к несчастью, не в его вкусе... Старая и просроченная. Похоже, я впервые рада these прилагательным в свой адрес. Из коридора послышался голос Бориса Федоровича: — О, у вас уже закончились уроки? — Да, нас освободили, — ответила Настя. Они приближались. Я вцепилась в руку Максима Александровича и поволокла его в шкаф, стоящий у стены. — В-вы куда? — Он засопротивлялся. — Мы в шкаф. — Вы в своем уме?! — Тише! — Я ущипнула его, присмирив. — Куда пропал прошлый Максим Александрович? Который любит экспериментировать? И вы должны любить меня любой. Даже сумасшедшей. Либо я отрежу вам язык за пустословие. Согнувший ноги в коленях и втянувший шею в плечи, Максим Александрович занимал почти все внутреннее пространство в шкафу. Я, плотно прижатая к нему, иногда вздрагивала, разминая конечности. — Отрезайте. Мне он не нужен для работы в IT. — Даже для поцелуев не нужен? — Зря я ляпнула: Максим Александрович заухмылялся. Не закрываясь полностью, дверцы образовывали щель. Борис Федорович, заперев класс, посадил Настю на парту перед учительским столом. Обсуждать ее ошибки в прорешивании демоверсии олимпиады он не спешил. Сев на стул рядом, он защекотал ее. — Что-то как-то жарковато, — прошептал Максим Александрович, неловко хихикая, и я захлопнула ему рот своей ладонью. — Борис Федорович, когда мы начнем подготовку? — спросила Настя. — Давай займемся чем-то поинтереснее, — предложил историк. Мне стало щекотно, и я отклеилась от Максима Александрович. Он лизнул мою ладонь и теперь ухмылялся. Мерзавец. Клешня Бориса Федоровича дотронулась до груди Насти. Отлично. Я получила доказательства домогательств. — Тише, тише, — говорил историк. У Максима Александровича отпала челюсть. Я достала телефон из his кармана и разблокировала его, прижав подушечку пальца обалдевшего владельца. Было несложно найти номер Бориса Федоровича — он последним писал в группе Ватсапп без директрисы. Я набрала. Раздался рингтон. — Черт, — прорычал Борис Федорович. — Твой классный руководитель Максим Александрович про меня вспомнил. Не бойся, Настя Непейвода, я спасу тебя. Хоть ты и не понимаешь, что я поступаю как лучше. Я — Максим Александрович — сбросила и написала ему в личку, что его вызывают на ковер к директрисе. — Извини, Насть. Похоже, сегодня не получится позаниматься. — Но вы обещали! — Настя не терпела. Она приносила себя в жертву, расплачиваясь телом, и не получала новые знания. — У нас пропало много занятий! Олимпиады вот-вот стартуют! — Успокойся. У меня все под контролем. Выполни цифровое домашнее задание, прикрепленное в электронном дневнике. Там задания из олимпиады, которую мы рассматриваем. Борис Федорович ушел. Пять минут спустя за ним вышла Настя. Мы буквально вывалились из шкафа на пол. Максим Александрович впиндюрился в меня своим острым длинным носом. Его рука легла на мой missing finger, и я будто завершилась. Словно в картину внесли последний штрих. От последней мысли меня пробрала дрожь, и я отстранилась. — Анфиса Владимировна... что нам делать? — Я разберусь, Максим Александрович. Я все решу. — Я хочу переломать ему ноги и руки, вырвать глаза, отрезать язык и сшить губы. — У нас схожие желания, Максим Александрович. Настя мотыльком летела в огонь, рыбой плыла в пасть акулы, кошкой бежала под колеса автомобиля. Раз детей родных у меня нет ни в настоящем, ни в планах, я могу оплатить ей обучение в университете. Я буду несчастна, if не вложусь в нее, пока не поздно. Насте не придется терпеть лапы Бориса Федоровича на теле. Перевалило за девятнадцать часов вечера. Вторая смена закончилась полчаса назад. Закрывались кабинеты. Пустели классы. Погас свет в коридорах. Я сослала всех уборщиц в большой физкультурный зал — есть малый, там на полу маты — и в раздевалки с тренерской, сговорившись с физруками. Мы пригрозили директрисой. Уборщицы, прячась в столовой, ленились и редко убирались во втором корпусе школы. Днем я устроила себе солнечный солярий: лучи солнца проскальзывали сквозь жалюзи и щекотали и грели мне щеки, лоб, нос, плечи. Сейчас унылое без солнца небо давило печалью. К моему ужасу, я полюбила учеников и привязалась к ним. Не представляю, как буду прощаться с ними на выпускном в конце одиннадцатого класса. В первом корпусе остались только я и Борис Федорович, охотница и добыча. Охранника я втайне отпустила в Пятерочку и Вкусно — и точка. Мы поладили, когда я узнала, что он из той же области, что и мой отец. В ритмичном стуке каблуков по плитке было что-то загадочное, завораживающее и пугающее. Будто оповещенный о моем визите, Борис Федорович в спешке собирал портфель. — Куда намылился, Гумберт Гумберт? — Простите? — Он протер распухшие глаза. — Я спросила: куда спешите, Борис Федорович? — Домой бегу. Я и так задержался. Скоро от голода умру. Заблуждаетесь, Борис Федорович. Не от голода вам суждено умереть. — Лапать девушек будете дома? Он поперхнулся: — Ч-что? — Лопать бутерброды с колбасой будете дома? Или что у вас на ужин? — Анфиса. — Он провел пальцем по щетине. — У нас с тобой возникли недопонимания. — Нет. Я-то все прекрасно понимаю. Это вы не догоняете. Я бы сказала, не въезжаете. Как вы смеете преподавать обществознание и нарушать закон?! Сколько детей побывало в его руках? Сколько психик он растоптал?! Сколько лет справедливость будет обходить его стороной?! — Закрой свой рот, дура! Эта школа держится на мне! Меня не выгонят ни за какие провалы. Директриса замнет скандал, что ты собираешься устроить, и уволит тебя. Я ежегодно стобальников выпускаю! Ты ничто по сравнению со мной. — Ты чудовище, если не способен признать виновность! Я родителей Насти подключу! Уж они точно тебе переломают жизнь! — Удачи. Родителям на Непейводу плевать. Ненависть пьют с местью. Гнев закусывают раздражением. Остервенение разбавляют неприязнью. В моих легких не хватало места для кислорода, чтобы набрать воздуха и задержать дыхание; я не знала цифр до бесконечности, чтобы, считая, успокоиться; под рукой не было подушки, чтобы отчаянный вопль потерялся внутри. Борис Федорович не унимался: — Твой дружочек в свое время тоже пытался меня устранить. Результат видела? Не видела. Как и друга своего. «Кто храбр – тот жив. Кто смел – тот цел», — Суворов сказал. Ты, наверное, о таком человеке и не слышала никогда. Постоянно на уроках моих в телефоне торчала! А теперь, прошу меня простить, мне пора бежать, — закончил он и покинул Кабинет. Но я не закончила и ринулась за ним. Я словно уравняла кислород, получила целое число при делении и угадала правильный ответ. Он тот психопат, что запугивал меня. Свиное рыло. Стишок. Письмо. Задачка. Пока я разбиралась с Юрой Ангелом, Борис Федорович оставил эти слова на доске в кабинете английского. Я запомнила их. Не потому что они какие-то гениальные или что-то типа того. А потому что они звучат уморительно глупо и бессмысленно. Я бы исправила на «Кто храбр — тот жив, кто смел — тот попал под прицел». Борис Федорович торопливо спускался по лестнице. — Я молода для последствий ошибок — у вас на оплошности нет права. — Я со всей силы толкнула ногой его в спину так, будто он дворняжка, которая погналась за мной в районе гаражей, бараков и наркоманов. Борис Федорович рухнул, лбом встретившись с углом ступеньки. Я задышала. Быстро и жадно. Ноздри раздувались и сдувались. Борис Федорович брезговал О2. Впитываясь в одежду, алая лужа металлического сиропа растеклась под трупом. Я окунула палец в кисель и облизнула его. — Я отступлюсь и поднимусь. Вы оступитесь и свалитесь. Нельзя бегать по школе. Нехорошо нарушать правила безопасности, когда вы заместитель директора по безопасности. Ай-яй-яй. Мертвецы — хорошие собеседники для разговора. Никогда не перебивают. — Помощь нужна? — Спросил конвенционально красивый Максим Александрович, прислонившись к дверному проему. Я говорю о его красоте, потому что об уме ничего сказать не могу, если кто-то безмозглый вдруг не понял. Я не обсасываю его со всех сторон. Ни в коем случае. — Вы вляпались по полной, моя ненаглядная Анфиса Владимировна.