Одинокие души

Джонс не отрицал, он популярен. Люди вокруг него всегда есть, и это уже стоит принять как данность. Самые разные. Шумные, умные, немного сумасшедшие. И они говорят, говорят, говорят. Говорят как будто не останавливаясь. А может и останавливаясь, но когда их рты наконец замолкают, они отходят в сторону, уступая в сторону другим любителям поболтать. Нескончаемый круговорот. И он слушает непрекращающийся поток информации, проблем, и забавных историй. Слушает внимательно, добродушно улыбаясь. Демонстрирует легкую непринуждённость, задыхаясь в этой толкотне. Голова под конец дня превращается в горящий котёл, а таблетки от головы можно найти в его рюкзаке в не ограниченом количестве. Ему нравится рассказывать и слушать. Он не выживет без общения. Но это слишком. Приступы стали чем-то нормальным, и скажем честно, повседневным. Это постепенно сводит с ума. Бесконечные оповещения преследует его. Голоса, просьбы. И когда отец находит сына лежащего где-то в прострации на полу, он больше не спрашивает что случилось. Керкленд ведёт Альфреда к психологу, и не слышит обыденных фраз про то что хорошо, мне просто надо отдохнуть. Все плохо. Ему нужна помощь. Доктор советует на время абстрагироваться от внешнего мира. Побыть с самим собой, обмозговать все. И принимать таблетки. В понедельник все хорошо. Он ни о чем не думает. Витает в облаках. Слабо радуется тишине и покою. На третий день Альфред впадает в апатию. Без людей дома чрезвычайно одиноко и пусто. Мир теряет краски и становится серым, словно картина в графике. Дом, каменный и стеклянный, ярко контрастирует с миром за окном. Как странно слышать тишину. Альфред был как будто один в этом огромном мире, потерянный и одинокий, и ему это не нравилось. Он включал телевизор, лишь бы заглушить звенящую тишину, разлетающуюся в голове пронзительным эхом. На пятые сутки Джонс испытывает редкую для себя агрессию. Хочет ругаться и кричать, и в порыве гнева сносит с полок книги и вываливает одежду из шкафа. Им овладевает непонятная ярость из-за того, что предметы просто существуют. Альфред получает странное успокоение от разрушения, мимолетное, так как после этого сново хочется сносить все до основания. После часа сумасшествия Джонс успокаивается, удивляясь себе. Он бережно поднимает предметы, думая о своей невменяемости. И чувствует вину - жгучую и глубокую. Альфред в беспокойстве звонит психологу и выкладывает все как на духу, на что получает успокаивающе : - Все хорошо, это побочное средство препарата. Не беспокойся Ал. Но он беспокоился. Мало того что на шестнадцатом году жизни он познал всю прелесть Он кое-как выносит неделю, терпеливо ждёт. Размышляет о причинах и угрозах, а в воскресенье вечером идёт просить Артура о встречи с врачом. Трепетно объясняет что так больше не может и ему нужно общение. И вот он снова в школе. На него сново набрасываются с вопросами. - Что с тобой? Все хорошо? - Ты чем-то болел? - Чем? И ещё куча всего прочего, на что придётся отвечать снова и снова, пересказывая одно и тоже кучу раз. Но он счастлив. *** Альфреду тогда сново стало не хорошо. В памяти все было как сейчас. Они сидели в школе. Совсем скоро должна была настать желанная свобода, и конец весны разыгрался как никогда. Солнце решило согреть землю своим светом, но немного перестаралось, и теперь, ученики варились в классах, убиваемые жарой. Восьмой урок физики и лабораторная, вгоняла старшеклассников в хандру. Температура в классе подскочила стремительно, и Джонс, что сидел прямо у окна, чуть не испепелился, ну или повесился, смотря что бы скорей его настигло. Слова в задании никак не были связаны между собой, и тут же забывались, как только он их прочитал. ,, Туча бла мнп овтычтв со скоростью 16 рытымиь ...... ‘’ Плеча Альфреда коснулась рука. - Ал, слышишь, дашь списать? - зашипел друг сидящий сзади. - А мне? - подхватила сидящая рядом девушка. - Только первое задание, а я тебе шоколадку куплю? - продолжали остальные. Одноклассники загудели. Его все время дергали, спрашивали, кидали бумажки. Жара напекала голову. Странный звон загудел в голове. Хотелось содрать с себя кожу, лишь бы не чувствовать лучи солнца. Все заполонил плывущий туман. Жужжание звенело в ушах, не прекращаясь не на секунду. - ,, Как же жарко’’ - думал он, перебирая в руках футболку. Джонс провёл по лбу, с удивлением обнаружив, что рука осталось мокрой. Он терялся в ощущениях, осознавая лишь то, что ему неимоверно жарко, и сейчас он отдаст все, лишь бы уйти в прохладу. Но солнце имело другие планы, и ему казалось, что он скоро сойдёт с ума.

***

- Альфред? - позвал туманный голос из далека. Джонс с удивлением обнаружил, что в глазах плыло. Контуры тетради пошли линией, буквы смешались в синею кашу. Он поднял голову. Глаза застила дымка. Очертания все так же прыгали из стороны сторону, но это мало его волновало, ведь солнце продолжало сжигать затылок. Джонс горячо выдохнул и провёл ладонью по лбу, смахивая капельки пота. - Альфред, все хорошо? - спросила подошедшая учительница. - Тебе напекает? - Чуть-чуть, - пробормотал он. - Так, эм - она обвела кабинет, выбирая место в теньке, - О! Сядь к Ивану в тенек, там прохладно. Если лучше не станет, скажешь мне, я отведу тебя к врачу. Джонс устало встал. Иван? Тот огромный великан вечно читающий книжки, взгляд которого он иногда ловил? Про него часто говорили всякие гадости, и Альфреду не то что бы было его жалко. Да чуть-чуть, но в целом плевать. По его виду он особо не страдает, просто натура такая - печальная. Да и собственных проблем хватало с головой. *** В теньке стало лучше. Он пару минут сидел в прострации, приходя в себя. Джонс не знал от чего ему стало легче, от отставших одноклассников, или от прохлады, но через некоторое время он стал нормально видеть. Выпив воды Альфред увидел, что Брагинский ничего не пишет, а мнёт в руках носовой платок, потупив взгляд. - Эй, - он осторожно позвал русского, - ты не понимаешь? - Ч-что? - запнулся Иван. Он вскинул брови, до глубины удивленный тем, что с ним заговорили. Тем более этот человек. Он быстро вздохнув, собрался и ответил: - Нет. Я уже все сделал, - платок сжался со всей возможной силой. Джонс не понимал, почему Иван так нервничает. Это всего лишь разговор. Самый обычный, и ничем не примечательный. Он считал что Брагинский не нервничает. Эдакий эталон холоднокровия и отсутствия реакции. Иван никогда не реагировал на подколы, брошенные вскользь фразы. И как странно было видеть новую, не свойственную внешности неуверенность. Это было как-то... неправильно? Внутри Альфреда возник диссонанс внешности и поведения. Шаблон расходился с увиденным, вгоняя парня в ступор. Может, ему просто показалось, и соседу тоже припекает голову солнце? - Ты не понимаешь? - спросил после некоторого молчания Брагинский, чуть поддавшийся вперед, и растеряно смотрящий на Альфреда, что не прикасался к своей работе. Или ... ... Джонс пожал плечами, поняв что долго молчал, разглядывая лицо и глаза одноклассника. - Ну, чуть-чуть наверно. А может он все понимает, или нет, кто знает? Доселе в листе заданий он видел синие каракули, а не буквы. - О, тут просто. - сказал Брагинский, начиная что-то увлечённо рассказывать. Лицо русского избавилось от волнения, и он только изредка взволновано поднимал взгляд, обернувшись на Альфреда что бы убедиться, что тот слушает. И поймав задумчивый взгляд, сразу же начинал сново объяснять, в надежде отвлечься от бьющегося сердца. А Джонс размышлял. Странно, что при таких глупых, казалось бы, обстоятельствах, он сделал выводы. - Понятно? - наконец спросил Иван, закончив объяснения. - Хаха, - Альфред нервно почесал щеку. Действительно, глаза кажется совсем не злые. Медовые, с отложениям солнца. Переливаются на свету. А остальное просто генетика. - Прости пожалуйста. Я после солнца не отошёл. - Он весело положил Ивану руку на плечо. - Давай ты объяснишь мне это завтра в библиотеке. - Конечно, - растеряно, но, как отметил Альфред, радостно, согласился одноклассник. - Ну тогда договорились. Раздалась трель звонка. Друзья унесли Джонса на расспрос, а Иван остался счастливо сидеть за партой, разглядывая плиток. И теперь Альфреду он казался довольно милым, и до ужаса одиноким.