Конверсионная терапия

Голос уже садился, вой прерывался рыданиями и всхлипами, ударами по каменному полу, но он был уверен, что Волков ушёл, больше не слышит его и, Господи, не хочет. Ни слышать, ни вообще. Он не хотел продолжать! Всех! Всех! Каждого драл как ему только вздумается, с особой жестокостью! Но не его! Почему же? Что пошло не так? В какой момент? Он запустил руки в волосы, оттягивая за корни, чтобы выплыть из состояния паники, боли, которая затягивала душу в ёбаный Тартар. Блять! Тело уже остывало, стало зябко, Серый вдруг почувствовал дрожь, уже успевшую затрясти всё его тело и уже далеко не от возбуждения и ожидания хорошего времяпровождения. Он не мог сказать точно, началось это только сейчас или он только сейчас это заметил. Горели только следы от стека да щёки, то ли от ударов, то ли от удушающего чувства стыда, крепко схватившего его за горло. Никто ещё с ним так не поступал, никто не обращался с ним таким дерьмовым образом. Но даже не это заставляло его чувствовать себя настолько отвратительно. Это сделал Волков. Разбил его надежды, втоптал его в грязь, унизил настолько, насколько он не был готов. Начало ему понравилось, он был в полном восторге, но, блять, должно же было быть продолжение! Должно! Он на это и рассчитывал! Они должны были минимум через день повторять и наслаждаться обществом друг друга! Плевать он хотел на какие-то отношения, ему нужен был только партнёр в лице святого отца, только партнёр, только развлечение и не более, но, видимо, садистская натура Олега им же ставилась выше собственного удовольствия, которое Серый с радостью бы предоставлял. Наконец он смог встать, вытер слёзы ладонями, едва попадая по глазам и подошёл ко второй скамье, на которую ранее сбросил в кучу всю одежду, что бы она не портила атмосферу своим неаккуратным видом. Он медленно натянул сначала трусы, а после, обессиленный, сел на остальные вещи и закрыл лицо руками. Боль в груди разрывала на части и он царапнул голую кожу ногтями, словно стараясь вырвать сердце, душу, что бы бросить его на алтарь. Ему надо принести жертву?! Этого хочет Волков?! Это ему нужно?! Что бы страдания людей в его храме были безграничны?! Конечно, он для каждого найдёт его самую болезненную точку! А раз для Серого обычные методы не работают, то он пойдёт более изощрённым путём! Он подавил уже внутреннюю истерику, встал, делая ещё одну попытку одеться. Удалось надеть брюки и набросить рубашку, на белом полотне которой тут же проявились красные пятна от ран на спине. Физической боли он, впрочем, не чувствовал, лишь ядовитое, отравляющее послевкусие воспоминаний о столь прекрасном начале, которые тут же сменялись памятью о недавнем конце и переёбывали по хребту. Разумовский вздохнул и тут же резко выдохнул. Хватит страдать, ему уже стоило бы покинуть храм, пока за ним не пришли и не обнаружили в таком состоянии. Сколько же злорадства или, не приведи Господь, жалости, будет на этих мерзких лицах. Это было бы ещё хуже. А о Волкове он потом подумает, потом решит, что можно сделать, чтобы либо исправить такое положение дел в перспективе, либо с не меньшей жестокостью отомстить за такие фокусы. Он заправил рубашку в брюки, надел кеды, поправил волосы, умылся святой водой из небольшого фонтанчика в задних от алтаря стенах притвора, немного попил и вышел, нацепив на лицо самодовольную маску, чтобы не возникало вопросов. Мол, всё хорошо, мне всё понравилось. Это вы идиоты, которые пытались меня попусту запугать и не более. Это вы все лохи, которые не знают, как из святого отца верёвки вить. На ступенях его ждала Марго, опирающаяся на перила. Она склонила голову, думая, что это может быть Волков, но, заметив периферийным зрением рыжие пряди Серого, выдохнула и подошла к нему. Она не совсем понимала, зачем и ради чего она вернулась, да только была убеждена в том, что Серый думает о Волкове неправильно, недооценивает его. Абсолютно напрасно не боится, хотя стоило бы. Даже при откровенных желаниях Разумовского, совпадающих с тем, что обычно творил Олег, змей всё равно вился внутри её, порождая сомнения против уверенности парня, что всё пройдёт гладко. А если так и она всё-таки права, то Серый останется здесь совсем один, а она прекрасно помнила, какого это, чтобы позволять кому-то другому, даже человеку, сильно задевшему её, проходить через это в одиночестве. Она, оттолкнувшись от перил, медленно пошла навстречу Серому. Уж если всё-таки пошлёт её – то пожалуйста, дальше пусть сам разбирается со всем. Но она была готова дать ему ещё один шанс. Слишком уж сильно отличалась его теперешняя походка, когда он, сутулясь, еле волочил ноги, от той бодрой, что была раньше. - Серёж… - Марго… Слёзы вновь покатились по его лицу, теперь не выражавшему никаких эмоций, и девушка испытала странное чувство облегчения. Может, радоваться в таких ситуациях и неправильно, но только вот эмоции и боль Разумовского значили, что он понял, насколько осторожным с ним нужно быть, что Серый больше не будет так явно лезть на рожон, прислушается к ним всем и будет, как и все обходить Волкова дальней дорогой. Его же вновь начало трясти. Марго увидела. Всё поняла. Он больше отнюдь не бешеный, бесстрашный и умный в её глазах. Он стал в них тряпкой, нытиком, хлюпиком и не более. А не для того он столько лет с собой боролся, чтобы всего за час или два вновь вернуться к этому состоянию. Ещё и на глазах у другого человека. Да вот только не было сил сдерживаться, а Марго, как яблоко из Эдема, тянула к себе, призывающе раскинула руки в стороны, приглашая для утешения. Серый и сам не понял, как принял эту заботу, видимо, совсем не думал, и тут же оказался в её объятьях, вцепился ей в плечи, уронив голову на рубашку и рыдая, хватался за неё словно за спасительный плот. - Тише, тише, - Марго ласково гладила его по волосам, стараясь не трогать более нигде, кроме плеча, на котором уже лежала её рука. У Волкова были излюбленные места и больше всего ударов обычно приходились на ладони, бёдра и спину с плечами, переходя на ягодицы. Она и не сомневалась, что Серый был весь изранен, а потому и была нежна с ним, словно он весь был сделан из тонкого слоя золотой бумаги и мог рассыпаться в любой момент. Девушка ждала, пока парень сможет успокоиться, не говоря больше ни слова, но ласковыми движениями массируя голову, старалась показать, что она рядом, что не позволит ему в одиночку переживать всё то дерьмо, что представляет из себя Волков. - Здесь есть, - наконец начал Серый, отстранившись и вытерев слёзы, - какое-нибудь место, куда никто больше не заявится? - Конечно, Серёж, тут, знаешь, есть кладбище позади, там монахинь и священников хоронят, некоторых наших ребят, у которых родителей нет. И туда никто не ходит почти. По крайней мере, я никого там не встречала, но есть каменная скамья под большим деревом. Пойдём, пойдём. Никто сейчас тебя не хватится. - Спасибо, - он кивнул. – И... Прости, ладно? Прости, я не должен был выражаться столь грубо, пока ты хотела помочь. Мне не стоило беситься так с этого. - Проехали, Серёж, ничего страшного, я не в обиде. Парень лишь кивнул и молча проследовал за ней по территории центра, за храм, отправляясь к кладбищу, пока Марго рассказывала, пытаясь отвлечь его: - У нас большое кладбище. Я, условно, делю его на старое и новое. Самые старые могилы, ещё могильные камни, которые я находила, датировались 1859-м годом, но есть и ещё более старые, я до конца так никогда и не дошла. Там светло и тихо. Хорошее место, чтобы привести в порядок мысли. Она была права. Аккуратные могильные холмики, кресты, всё спокойное и умиротворяющее. Не было никаких зарослей крапивы, разве что дальше, ближе к старой части кладбища, некоторые могильные камни были покрыты мхом, но это делало кладбище только лучше. Словно сюда и правда никто не забредал, а такие места, с его-то отсутствием личного пространства в виду вечной жизни в центрах, Серый ценил как никто другой. Наконец, Марго привела его к каменной скамье и села на неё, скрестив ноги и сочувственно посмотрела на парня, хлопнув ладонью рядом с собой и приглашая его сесть. - Всё прошло не так, как ты ожидал? – аккуратно спросила она. Серый вздохнул и помолчал какое-то время, думая, стоит рассказывать или пока лучше подождать. Наконец, он вздохнул и, грустно улыбнувшись, кивнул. - Он словно… Выбросил меня… - То есть? Ты о чём? – девушка не понимала. - Сначала, казалось бы, всё шло как надо, он сразу начал делать всё, что мне нравится и к чему я так стремился. Он явно знал своё дело, Марго. Балансировал на грани между сладкой болью и откровенным избиением. Мастерство. Но потом… Марго ждала, пока у парня вновь появятся силы говорить. - Потом он просто ушёл, когда всё было на пике и мы могли бы продолжить дальше. «Свободен», «Больше не хочу тебя видеть». Почему? Я ведь сделал всё как надо. У этого Дьявольского пса стояк из-под рясы пробивался не хуже, чем у меня, так почему же?! – Он вскрикнул и вновь закрыл лицо руками. – Я не понимаю… - Не бери в голову, Серёж, и не поймёшь. Это же Волков… Его никто не понимает и вряд ли когда-нибудь у нас появится знание того, что творится в его голове. Я не уверена, что даже Агата знает. А ведь она к нему ближе всех. - Такое уже было? Он отсылал кого-то так же, как и меня? Девушка ненадолго задумалась. - Кажется, нет… По крайней мере я не знаю такого. Разве что мальчиков до 16, но, я полагаю, не это тебя интересует, верно? - Верно… Серый удручённо пнул ногой камень, наблюдая, как тот катится и останавливается, ударившись о холмик безымянной могилы. Плечи его вновь задрожали, и он посмотрел вверх, на небо, прорывавшееся сквозь зелёные ветви деревьев. - Тогда почему? Здесь были парни, похожие на меня, которые сами к нему шли? - Нет, кажется… - Девушки? Кто ему желание, блять, отбил, и почему я за это отдуваться должен? - Серёж, не волнуйся, правда, это просто… - Его игра… Серого словно озарило. Оооо, он догадывался, что Волков далеко не так прост, как может показаться на первый взгляд, что помимо обычной жажды показать свою силу есть и кое-что другое, более опасное и пугающее. Он жаждет не столько показать свою власть, сколько причинить страдания и ему это прекрасно удаётся. Ну ничего, теперь, как он разгадал его, у Волкова есть равный в этой игре. Серый знал, что они похожи. Оба со странными желаниями, достойными порицания обычного человека, оба жаждут большего, чем просто удовлетворения низменных потребностей. Им нужны эмоции. Чтобы внутри всё переворачивалось с ног на голову, сворачивалось в узел, делало сальто с переворотом, четверной тулуп и только тогда будет им счастье. И оба воспринимают это как игру, а уж в подобном талант у Разумовского был немаленький. - Вот идиот, сразу начал с козырей, - он растянул довольную широкую улыбку. - Видит меня насквозь, но, видимо, его не учили, что сильные карты нужно выбрасывать под конец партии, а то с шестёрками сидеть останешься. - Серёж, ты о чём? - Я о том, что ему не нравится, когда всё само в руки плывёт. Он как лев, который любит давать надежду антилопам, притворно отставать или держать в напряжении всю погоню, лишь ради того, чтобы, догнав, наслаждаться её ужасом, утроенным страданиями. Или ты думаешь, что он просто так вас всех запугивал? Ему доставляет откровенное удовольствие подобные игры. Я видел, с каким наслаждением он прогонял меня. Какая изящная жестокость, а я и повёлся. Но, может, и правильно сделал? Сейчас он бы всё равно ничего не продолжил, даже если бы я сам ему на член наскакивал. Не в его принципах, да и выдержка у мужика ого-го. Но ничего, - он ухмыльнулся, - это не проблема. - Серый, ты что задумал? - Ничего такого, пташка. Но спасибо тебе. Твоё общество очень плодотворно на меня влияет. Зря я столько дерьма тебе наговорил, правда. Но меня интересует, почему ты всё-таки вернулась за мной даже после такого. Если бы мне кто-то наговорил столького, я бы уже в течении недели заставил бы этого идиота вздёрнуться. - Ты дурак, Серый. На дураков не обижаются, - она хмыкнула. - Нет, правда, почему? И мы не продолжили разговор в библиотеке. Помнится, мне полагалась история твоего заточения в эту обитель. - А мне полагается знать, каких ещё проблем ты хочешь накликать на свою и без того побитую Олегом задницу! - Точно ещё не знаю. Но видеть он будет меня чаще, чем монахинь. Да и от любви до ненависти… Но мы пойдём от обратного. - То есть ты хочешь заставить его ненавидеть себя? Чтобы что? Давай ты не будешь идиотом, включишь голову и поймёшь, что ни к чему хорошему это не приведёт? Если он будет ненавидеть тебя, то подобных «козырей» как ты выражаешься, у него будет целая колода. - Брось, Марго. Козырей у него-то, может быть, и хватает, да только вскоре он перестанет ими пользоваться. - Ты так уверен в этом? - Я всегда уверен в своих играх. - И как он, по-твоему, отреагирует на это? - Ну, у меня имеется пара мыслей на этот счёт, однако, пока, думаю, я оставлю их при себе. Тем более довольно скоро мы это узнаем. - Рыжий бес. - Настоящий Дьявол, - Серый растянул улыбку. - Ну, тебе, в отличии от остальных, в лазарете скучно не будет. Я там частенько помогаю. - Чудно! Вот и прикрывай, что бы меня там не оставляли. - Ты просто ещё не понимаешь, какое это счастье, хоть денёк там отдохнуть. - Мне отдых не понадобится. - Самоуверенный-то какой, - девушка рассмеялась. – На твоём месте я бы не зарекалась. - Ну, пока я на своём месте, так что имею все права на это. Ноооо, - протянул он, хитро глядя на Марго, - расскажи уже. - Блять. И не отстанешь же? - Конечно не отстану. Раз просто так ты её не рассказываешь, да ещё так реагируешь каждый раз, когда она всплывает, то, естественно мне становится слишком интересно, чтобы просто забыть об этом. - Ну конечно же… Ладно.

***

- Марго, - девушка улыбалась ей так же нежно и ласково, как и поправляла её выбившуюся прядь за ухо. – Знаешь, ты тут как снежинка летом. Но если сделать так, - она заправила ей розовый цветочек клевера в волосы, - то даже сложно сравнить, с чем похожа твоя красота. В слова это не обличить. - Кать, ну что ты в самом деле, - она растянула улыбку, чувствуя, как яркий румянец разливается по щекам. Девушка повернула голову, рассматривая нескольких ползающих муравьёв на покрывале посреди поля, где они сидели. - Ну что ты отворачиваешься? – Катя положила свою руку ей на щёку и повернула к себе, заставив посмотреть ей в глаза. – Ты прекрасна. Почувствовав поцелуй, она ещё не знала и даже не могла догадываться о том, что будет жалеть о нём ещё очень долго. Поцелуй, перевернувший всю её жизнь и отнюдь не потому, что он первый, вовсе нет, они уже целовались несколько раз до этого, уже признались друг другу в чувствах, уже начали в тайне ото всех встречаться. Всё пошло наперекосяк после крика тёти Марины, которая тут же подбежала к ним, отвешивая и одной и второй девочке пощёчины, оплеухи, удары и всё с непрекращающимся визгом: - Вот сучки малолетние, чего удумали! Что натворили-то, а! Извращенки мелкие! Идиотки! Всё отцам вашим расскажу! Всё! Что б не дай Бог ещё хоть раз вас вместе увидела! Не дай бог! – она схватила Катю за волосы, кричащую «Это не я, мам, это не я! Это она всё, я ничего не делала, мам! Это она меня заставила!» и поволокла в сторону дома, напоследок крикнув Марго. – Что б вечером с родителями у нас была, ясно?! Иначе всем расскажу про тебя! Всем! Марго легла на плед, поджав под себя колени и долго плакала, пока солнце не начало клониться за горизонт.

***

- Знаешь, даже ладно, поймали бы и поймали, я могла это себе представить, но вот то, что она всё повесит на меня… Мне было больно именно из-за этого. А дальше тяжёлый разговор с родителями, где она всех убедила, что это я её развращала, причём не только поцелуями, что я, мол, руки распускала и всё. Вот я и здесь. - Матерь Божья, - Серый приобнял её. – Вот дрянь-то тебе попалась, Господи. А я был уверен, что у тебя хороший вкус, - он усмехнулся. - У меня прекрасный вкус. Да вот только теперь я предпочитаю не заводить постоянных партнёрш. Всё-таки я больше не хочу, чтобы меня ещё хоть раз так предали. Правда, я этого больше не вынесу. - Люди куда сильнее, чем они о себе думают. Главное, не ссать, а сила всегда найдётся. Давай вернёмся? Мне ещё план додумывать, а ещё, думаю, нас скоро хватятся. - Не хватятся, но всё же пойдём. Только расскажи потом, что за план. Хочу знать, к каким твоим выходкам мне нужно быть готовой. - Не боишься спойлерами испортить себе представление? – он усмехнулся, вставая со скамьи. - Я хочу считать тебя другом, а не цирковой обезьянкой, хотя чует моя душа, шоу ты устроишь будь здоров. - Ну разумеется, пташка моя, разумеется.