Обещание

      Здания, аккуратно подстриженные парковые деревья, фонари и люди — все это размытое, быстро движущееся за окном. Тэхёну плохо: душно и даже тошнит немного от собственных мыслей и от скорости, с которой он мчится по проезжей части, обгоняя одну машину за другой. Он торопится, чтобы поскорее быть рядом с Чонгуком, чтобы иметь возможность сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить его боль. Тэхён пролетает на красный и думает: а что будет, если я разобьюсь прямо сейчас? У Чонгука тогда просто не будет выбора, ему придется перетерпеть боль самостоятельно, а уже потом он сможет жить спокойной жизнью, полюбить альфу своего возраста и, в еще более далеком будущем, завести ребенка, у которого, возможно, будут его глаза и улыбка. Он сжимает руками руль, сглатывая. Наверное, такой исход был бы лучшим, если бы Тэхён за столько лет не узнал бы Чонгука в достаточной степени. Его Чонгук-и будет больно, если он разобьется прямо сейчас, поэтому глупо даже думать об этом. Тэхён сворачивает, не выискивает место для парковки, а влетает на ближайший к многоэтажке газон и выходит из машины.       Старушки, сидящие на скамейке у подъезда, осекаются на него злыми взглядами и бурчат что-то недовольно себе под нос, а ему плевать. Либо это больное воображение мозга, либо это действительно так, но он чувствует запах Чонгука даже на улице, где витает смесь из других. Сердце предательски бьется о ребра, вызывая пульсацию боли, что моментально стреляет и в голову, и в низ живота. Он снова сглатывает, будто так неприятное чувство станет слабее, и заходит в подъезд. Именно здесь, теперь уже не фантомно, ощущается острый пряный аромат вина, и у Тэхёна подкашиваются ноги от вкуса, осевшего на его языке с первым вдохом. Он спешит подняться на нужный этаж, преодолевая по несколько ступеней в один шаг, и останавливается около квартиры семьи Чон. Держать себя в руках не выходит, он неосознанно делает множество вдохов, наслаждаясь новым насыщенным запахом, и запоминает, в надежде когда-нибудь снова вдохнуть его. Он не звонит и не стучит, открывает дверь и проходит внутрь. Внутренности сворачиваются в комок, вино проскальзывает по горлу медленно, словно жидкий мед, и Тэхён хрипит громко, почти задыхаясь.       — Тэхён-а… — Эйко выходит к нему в коридор. У нее глаза мутные, испуганные и уставшие, а плечи понурые и кажутся еще более худыми.       — Иди сюда, — шепчет Тэхён и прижимает ее к себе, стараясь отдать энергию, которую она израсходовала на Чонгука. Он гладит ее по спине, по волосам и дышит сливовым запахом, перебивая чонгуков. Не получается. Эйко всхлипывает, отстраняется и виновато смотрит снизу вверх:       — Прости, Тэхён.       — Где Чонгук? — он ее слова пропускает мимо, будто не было никаких ссор и не за что извиняться.       — Он с Хосоком в детской.       — Почему подавители не помогают? — он разувается.       Эйко прижимает ладонь ко рту, прикрывая глаза. Ее руки трясутся, видимо, из-за пережитого стресса, а ноги еле держат. Тэхёну на нее смотреть больно, поэтому он нежно берет ее руку в свою и гладит подрагивающие пальцы.       — Я здесь, все будет хорошо, не переживай.       Она слабо улыбается и говорит:       — Подавители не помогли, поэтому мы вызвали врача. Он сказал, что тело Чонгука подверглось ранней течке из-за истинного, что был с ним рядом долгое время. Организм подготовился раньше срока, и подавители не действуют, потому что болевой порог Чонгука снизился из-за твоего запаха, Тэ.       Тэхён поверить в услышанное не может. Все это время он, сам того не осознавая, подводил Чонгука к самому настоящему аду, к боли сильней, чем первые жгучие спазмы. Ночами глаза от эйфории закрыть не мог, думая, как проведет с ним выходной, а поутру сломя голову мчался к нему и не подозревал, что пребывание рядом в какой-то степени будет губительно. Тэхён такой влюбленный старый идиот.       — Эй, — Эйко хватает его за осунувшиеся щеки и смотрит глубоко в саднящую от новой информации душу, — не вини себя. В будущее никто не умеет заглядывать, поэтому не стоит. Ты не виноват, никто не виноват, что так получилось. Подумай лучше о Чонгуке. Если бы ему дали выбрать — терпеть боль и быть рядом с тобой или избавиться от тебя и жить нормальной жизнью — он бы выбрал первое, я даже не сомневаюсь в этом. И ты не сомневайся, Тэхён-а.       Тэхён слабо кивает, все еще сомневаясь. Правильно ли он поступил тогда, в больничной палате, взяв маленькую ручку Чонгука в свою огромную? Он не сможет ответить на этот вопрос, никто не сможет. Даже спустя год, пять или десять лет ответ на вопрос так и не будет найден, потому что нет четких понятий хорошего и плохого, есть только вера в собственные поступки и цель, которая может эти поступки оправдать. Поэтому Тэхён больше не хочет загонять себя лишний раз. Мнение Эйко сходится с его собственным, да и мнение Хосока, он уверен, тоже частично такое же. Осталось спросить лишь Чонгука. Его решение будет последней точкой.       — Пойдем, — шепчет Эйко и берет Тэхёна за руку. Он не сопротивляется, перебирает ногами медленно, чувствуя волнами нарастающее волнение и страх. Запах Чонгука становится сильнее, и он дышит им жадно, будто в последний раз. Дверь открывается, Тэхён нутром ощущает атмосферу, царящую в детской, и цепляется взглядом за подушки, скопом лежащие на полу. Они были нещадно скинуты, а Хосок сидел на кровати и прижимал плачущего Чонгука к своей груди.       — Хоби… — тихо зовет Эйко, и Хосок поднимает на них двоих свой обезумевший взгляд. Тэхён не дышит, встречается взглядами и улавливает в его глазах искры доверия и надежды.       — Наконец-то, — шепчет Хосок и мучительно медленно целует Чонгука в мокрый от пота лоб. Тот жалобно стонет, хнычет и цепляется пальцами за свой живот. Хосок убаюкивает и кивком головы просит подойти. Тэхён подходит, оставляя взволнованную Эйко на пороге комнаты, и садится на корточки.       — Хён, — Чонгук всхлипывает и приоткрывает глаза, — мне так больно, хён.       — Солнце мое, я здесь, я рядом, — Тэхён сглатывает и дрожащей рукой касается чонгуковой щеки. Чонгук дышит часто и особенно медленно вдыхает так внезапно появившийся любимый запах муската, обволакивающий легкие. Хосок нервно кусает губы, позволяет Чонгуку потянуться к Тэхёну и отпускает, когда его руки намертво вцепляются в чужие широкие плечи. Тэхён прижимает к себе подростковое горячее тело, располагает голову в сгибе своего локтя и массирует чувствительную кожу за покрасневшим ухом. Чонгук выдыхает облегченно, расслабляется и закрывает глаза, переставая трястись от боли. Хосок встает с кровати, приглашает на нее Тэхёна с Чонгуком на руках и отходит назад.       — Все же будет хорошо, да? — нервно спрашивает он, не сводя глаз со спокойного лица сына. Тэхён ложится на кровать, осторожно подтягивает Чонгука, скривившего лицо от волны боли, на себя, и кивает.       — Все будет хорошо, просто верь мне.       — Просто верь ему, Хоби, — умоляюще повторяет Эйко с порога, и Хосок судорожно вздыхает. Ему тяжело, и это видно по гуляющему на его лице беспокойству.       — Дай ему подавители, когда начнет засыпать, они стоят на тумбочке, — говорит он и отступает к выходу. — С твоим запахом должно подействовать.       — Пойдем, он знает, что делать, — Эйко хватает его за руку и вытягивает из комнаты, закрывая дверь.       Комната постепенно заполняется смесью из двух идеально подходящих друг другу запахов, словно они снова окунулись в ту совместную ночь восьмилетней давности. Но сейчас все по-другому, Чонгуку больно и неприятно, и Тэхёну нужно сделать все, чтобы он не мучился и смог спать спокойно этой ночью. Он аккуратно проводит по худым рукам, массируя слабые мышцы, и приобнимает за острые плечи. Чонгук жмется ближе, стонет от очередной волны боли и зажимается весь, когда Тэхён очерчивает позвонки и шепчет что-то неразборчивое в его влажные волосы. Он стискивает пальцами наволочку, наполняет легкие мускатом и разжимает пальцы. Тэхён ласково целует его в висок, в покрасневшее ухо, в уголок глаза, где скопились прозрачные слезы, и пальцами массирует его спину сквозь промокшую футболку. Та неприятно липнет к телу Чонгука, он ёрзает и замирает на секунду, напрягаясь всем телом. Тэхён чувствует, как насыщенное пряное вино заполняет легкие и горло новой волной, и как чужая теплая влага смачивает его рубашку где-то внизу живота, проникая сквозь ткань и липкостью оседая на напряженной коже. Он кусает губы, пробирается рукой ниже и останавливает ее на чонгуковой пояснице. Пальцы медленно начинают массировать чуть выше линии пижамных штанов, и Тэхён молится всем несуществующим богам мира, чтобы это помогло его солнцу.       — Дыши мной, сосредоточься на ощущениях и старайся не думать о боли. Помнишь? Если тебе больно, то и мне тоже, милый.       Чонгук кивает куда-то в ключицу, алея щеками, видимо, от того, что заляпал хёна собственной смазкой, и ускоряет дыхание. Тэхён тихо смеется, поглаживая его по волосам:       — Не нужно так сильно стараться, иначе потеряешь сознание от переизбытка кислорода.       Чонгук улыбается и послушно делает так, как сказал хён. Тэхён шепчет «молодец» и забирается рукой под мокрую футболку, чтобы иметь доступ к горячей и влажной коже. Он оглаживает линии острых лопаток, щупает бока, чтобы разрядить обстановку и расслабить Чонгука окончательно, и не перестает с особым нажимом массировать поясницу, в которой скапливается основная боль. Чонгук стонет и проваливается в ощущения всеполагающего комфорта впервые за сегодняшнее тяжелое утро.       — Солнце, тебе нужно выпить подавители, — слышит Чонгук сквозь сон и открывает глаза. Тэхён смотрит на него близко-близко, щекочет своим дыханием его щеки и улыбается. — Аккуратно ложись на кровать, я достану их.       Он помогает Чонгуку устроиться на кровати рядом. Тот морщится от неприятных судорог и растворяется в мягкости подушек. Тэхён встает, не обращает внимания на рубашку, прилипшую от приятно пахнущей смазки к животу, и берет две таблетки с тумбочки.       — Вот, — он подносит стакан с водой к его губам, когда Чонгук кладет на язык таблетки, — запей.       — Горько, — хнычет Чонгук и откидывается на подушки.       — Зато тебе станет еще лучше. Как ты себя чувствуешь?       — Боли почти нет. Долго я спал?       — Наверное, несколько часов. Я не мог следить за временем, — Тэхён чешет затылок и смотрит сверху вниз улыбающимся взглядом. — Точно боли нет?       — Точно, хён. Спасибо тебе.       Тэхён склоняется, убирает волосы со лба и целует. Запах Чонгука из пряного винного стал обычным, привычным, с легкими нотками насыщенного древесного и чего-то такого, чего он никогда еще не чувствовал. Его мальчик повзрослел. Чонгук прикрывает глаза и чувствует умиротворение, словно это то, что ему нужно в этой жизни. Когда Тэхён отстраняется, он хватает его за плечи и не дает отойти.       — Хён, — шепчет он, а его щеки краснеют, — мы с тобой истинные?       Тэхён перестает дышать, сдвинуться не может и деться куда-нибудь от этого прожигающего осознанного взгляда — тоже. Он сглатывает, в груди клокочет миллион способов сказать «нет», соврать или отшутиться, будто так и правда будет лучше, но он давит, гасит в себе эти дурацкие незрелые загоны и отвечает честно:       — Да, солнце. С того самого момента, как я впервые взял тебя на руки, и до сегодняшнего дня.       Тэхён боится, честно, боится реакции Чонгука, поэтому наклоняется еще сильнее и прячет лицо в сгибе его шеи. Его трясет, как глупого подростка после признания в любви, и он не верит, когда чувствует нежные поглаживания по своим волосам. Он отстраняется и удивленно смотрит на улыбку Чонгука.       — Кажется, я всегда знал это, хён. Я чувствовал, что ты должен быть рядом со мной.       — Ох, солнце… — Тэхён прикусывает губы, старается сдержать рвущуюся наружу улыбку и обнимает Чонгука крепко-крепко. Эйфория от сказанного растворяет его, и он перестает думать о чем-то, кроме своего мальчика. — Полежи здесь, ладно? Я быстро.       Тэхён отстраняется, чуть ли не выпрыгивая от радости с кровати, и выходит из детской. В гостиной телевизор работает громче чем обычно, и в окно льются солнечные лучи. Он морщится с непривычки, а потом смотрит на удивленные лица Хосока и Эйко, что сидят на том самом неудобном диване. Они подрываются сразу: Хосок, правда, зло смотрит, но теперь это совсем ничего не значит. Кажется, они совсем не замечают промокшую рубашку Тэхёна, или просто делают вид, что не замечают.       — Как он? — взволнованно спрашивает Эйко.       — Все в порядке, ему уже лучше. Приготовишь ванну?       — Конечно, — она сияет и уходит в сторону кухни, а Хосок продолжает стоять и испепелять его взглядом. Тэхён не может сдержать дурацкой улыбки, но честно старается.       — Чего такой счастливый?       — Ты уверен, что хочешь знать? — осмелев, спрашивает Тэхён и щурится. Хосок давится воздухом, краснеет от возмущения и лупит со всей силы по его плечу.       — Смерти хочешь? Сейчас устрою.       — Да перестань, я просто рад, что Чонгуку полегчало.       — Ты ведь ничего такого не делал? — осторожно интересуется Хосок, и Тэхён хмурится.       — Такого?       — Ну, такого…       — Я включила воду, ванна скоро будет готова. Мне самой помочь Чонгуку с мытьем или ты это… — Эйко заходит в гостиную и замирает, услышав их разговор. Они переводят на нее взгляды и выдавливают улыбки, а сами поубивать друг друга готовы, и у каждого на то есть причина: Тэхён стал слишком наглым, а Хосок совсем с катушек слетел, допуская подобные мысли. Эйко недовольно качает головой, подходит и бьет Хосока.       — Скажи мне, ты дурак? Чонгук ребенок еще, конечно Тэхён ничего такого не делал. И думать забудь.       — Снова ты его защищаешь…       — Потому что он не думает о всякой ерунде, в отличие от тебя, — она задирает подбородок и обращается к Тэхёну. — Сам помоешь Чонгука?       — Не думаю, что он согласится. Я все-таки альфа.       — Спросить нужно.       Они оба игнорируют жалобный взгляд Хосока и проходят в детскую. Чонгук лежит на кровати и лазает в своем телефоне. Как только он видит Тэхёна, улыбается и откладывает гаджет в сторону. Тэхён улыбается в ответ, садится на край кровати и берет Чонгука за руку. Эйко подходит с другой стороны, наклоняется к нему и трогает лоб.       — Ты в порядке, милый?       Чонгук кивает, слабо сжимает руку хёна в ответ и смотрит на маму теплым взглядом. В комнату заходит Хосок и встает рядом с кроватью со стороны Тэхёна.       — Ты молодец, Чонгук, смог справиться с болью.       — Мне хён помог, — говорит он и садится, с помощью Тэхёна конечно же, — без него я не справился бы.       — Молодец, хён, — скептически произносит Хосок и старается не заострять внимание на их переплетенных руках.       — Милый, тебе нужно принять ванну. Ты устал и весь вспотел, а еще… — она переводит многозначительный взгляд на рубашку Тэхёна. — В общем, тебе нужно помыться.       — Хочешь, чтобы я помог тебе? — тихо спрашивает Тэхён. Чонгук смущенно опускает голову, смотрит из-под челки блестящими глазами и робко кивает. Хосок цокает, скрещивая руки на груди и понимая, что теперь его, кажется, никто и слушать не будет.       — Иди сюда, — говорит Тэхён и тянется к Чонгуку. Тот поддается, позволяет сгрести себя с влажной постели в большие и теплые руки, льнет ближе к телу и мычит что-то в знак протеста, когда его подхватывают под попу для удобства. Тэхён понимает причину, чувствуя влагу своей рукой, и хмыкает:       — Все нормально, солнце. Ничего хуже памперсов быть не может.       Эйко смеется, хватает недовольного Хосока под руку и выходит вместе с ним из комнаты, когда Тэхён с Чонгуком направляются в ванную. Тэхён аккуратно сажает измученного Чонгука на стиральную машинку, медленно стягивает с него футболку, обнажая бледную, покрывшуюся мурашками кожу, и смотрит завороженно, как тот заливается краской, прикрывается тонкими руками и закусывает пухлую нижнюю губу. Тэхён тихо смеется, просит не стесняться и стягивает с него мокрые пижамные штаны вместе с боксерами. Чонгук начинает бесшумно возмущаться, но он не реагирует, хватает его голого и пересаживает в наполненную ванну, скрывая по плечи в белой пене.       — Если стесняешься, зачем захотел, чтобы я помог тебе помыться? — спрашивает Тэхён, намыливая мочалку. Чонгук тычется носом в пену и тихо отвечает:       — Хочу проводить с тобой больше времени. Я так испугался вчера, когда папа сказал, что ты больше не будешь приходить, что понял кое-что: я хочу, чтобы ты приходил всегда, хён.       — Мы с твоим папой еще обсудим все это, не переживай. Я тебя теперь не оставлю, маленький мой, — улыбается Тэхён. — Встань-ка, нужно мочалкой пройтись по спине.       — Я не маленький, — бурчит недовольно Чонгук, но послушно приподнимается, чтобы хён смог помыть его полностью.       После ванны Тэхён с ног до головы обтер Чонгука махровым полотенцем и отнес в детскую, где Эйко уже успела проветрить и поменять постельное белье на кровати. Чонгук уснул, как только голова коснулась подушки, поэтому Тэхён вместе с Эйко лишь посмеялись, поцеловали его в обе щеки и вышли, выключив свет. Хосока не было, потому что его вызвали на работу, а Тэхён немного испугался увидеться с ним вечером, потому что атмосфера паники улетучилась, и на ее место пришло то самое, вчерашнее, из-за которого они поругались. И он ушел из квартиры семьи Чон, откладывая серьезный разговор на короткое «потом как-нибудь». Самое главное — они смогли пережить первую течку Чонгука и не перебить друг друга.       

***

      — Здравствуйте, господин Ким, — секретарша мило улыбается и кланяется. Тэхён кивает, улавливая легкое чувство дежавю, и спешит оказаться в своем кабинете. Сегодня его не преследовали чувства страха, злости и беспокойства. Все это, кажется, осталось в маленькой временной рамке под названием «трудное вчера», и даже дышать стало легче как-то. Может, он даже перестал чувствовать давление со стороны Хосока, так как Чонгук, он уверен, теперь был на его стороне.       — Подождите, господин Ким!       Тэхён удивленно оборачивается и смотрит на взволнованное лицо секретарши.       — Что такое?       — Господин Чон сегодня вернулся на работу.       Он одобрительно кивает, а она расцветает, будто впервые в жизни совершила что-то поистине правильное. Тэхён останавливается у кабинета и смотрит сквозь жалюзи и стекло. Хосок сидит за столом в деловом костюме, разговаривает по телефону и отмечает что-то в документе. Вид такого серьезного Хосока заставляет Тэхёна улыбаться, потому что он единственный, кто знает, что за маской этой уверенной брутальности скрывается взволнованный отец-криворучка, неспособный заставить сына делать уроки вовремя.       Тэхён снимает пиджак, скидывает его на небольшой диван и осматривается. Все находится на своих местах, не считая рамки с семейной фотографией. Тэхён слышал вчера, как она с треском разбилась о пол, поэтому сейчас жалеть было поздно. Он сам виноват, что родился немного неуклюжим, вот теперь время пожинать плоды. Он подходит к столу, на котором стоит небольшая картонная коробка, и заглядывает в нее. Разбитое стекло и деревянная рамка — вот что находилось внутри, поэтому Тэхён удивляется и смотрит на рядом лежащую семейную фотографию. Вчера убежал, разбил рамку, а секретарю О, оставшейся здесь, пришлось за него осколки собирать. Он нажимает на кнопку вызова.       — Секретарь О, зайдите, пожалуйста.       — Вы что-то хотели? — она прибегает сразу же, вся такая взволнованная и улыбчивая. Тэхён улыбается тоже и благодарно кивает, указывая на коробку с разбитым стеклом.       — Спасибо, что прибрали мой беспорядок.       Улыбка с ее лица пропадает:       — Ах, это не я сделала, господин Ким.       — Тогда кто?       В дверь стучат, и в проеме появляется Хосок.       — Можно?       — Конечно, — незамедлительно отвечает Тэхён и встает с места. Девушка кланяется Хосоку и уходит по-быстрому. Наступает звонкая тишина, они стоят и смотрят друг на друга, пока телефон одного из них не начинает пиликать. Оба дергаются и руками ныряют в свои карманы. Сообщение, как оказалось, пришло Хосоку от Эйко, и он слабо смеется, когда неловко и тихо говорит об этом Тэхёну. Тот улыбается, продолжая смотреть на эту несчастную коробку с разбитым стеклом.       — Пишет, что Чонгук сегодня в школу не пойдет, еще посидит дома пару дней. Она просто очень волнуется.       — Пусть отдыхает, — кивает Тэхён, и снова наступает тишина.       — Вообще, — начинает вдруг Хосок, — я пришел, чтобы отдать тебе это, — он достает из-за пазухи рамку с семейной фотографией. — Зашел к тебе утром сегодня и увидел, что рамка разбилась, поэтому принес свою.       — Хосок… — выдыхает жалобно Тэхён, сдерживая сантименты и принимая рамку в дрожащие руки. — Спасибо тебе.       — Прости меня, дружище, я погорячился. Можешь приходить к нам хоть каждый день, — говорит тихо Хосок и раскрывает руки. — Давай обнимемся, как в старые добрые времена.       Тэхён заключает Хосока в объятия, чувствуя бесконечное счастье и то, с каким трепетом руки друга легли на его плечи. Ужасно, когда близкие друзья ссорятся, а еще ужаснее, когда они мирятся, потому что…       Тэхён нажимает на кнопку вызова.       — Секретарь О, мы с господином Чоном берем отгул, отмените все ближайшие встречи с инвесторами. А еще… Может, посоветуете какой-нибудь сорт вина? Ваш отец вроде как винодел, если я не ошибаюсь.