Обещание

      Теплый свет льется в приоткрытое незашторенное окно. В спальне пахнет гибискусом вперемешку с мускатом, а на заправленной кровати аккуратно сложен набор из двух парных пижам с утятами. На тумбочке рядом стоят две фотографии в лакированных деревянных рамках: на первой Хосок, Эйко и маленький Чонхён улыбаются; а на второй — Тэхён, одетый в благородный, на заказ вышитый черный костюм, прижимает к себе за талию Чонгука в белой, струящейся по ребрам рубашке, заправленной в приталенные черные брюки. В доме приятная тишина.       Чонгук, весь распаренный после утреннего душа, выходит из ванной и, вдыхая уже такую привычную смесь запахов, легким шагом идет на кухню. Тэхёна сегодня нет, он работает с раннего утра, поэтому Чонгук не знает, чем бы заняться. Законченный университет и диплом на руках радуют, да вот только не тогда, когда планов на личную жизнь и работу нет никаких. Тэхён говорит «отдохни от учебы годик, потом уже работай, я смогу обеспечивать нас и в одиночку», а Чонгук бы с радостью вышел на улицу дышать свежим воздухом и фотографировать под заказ все подряд, да вот только что-то действительно не хочется. Состояние — пить чай и валяться вусмерть. Вчера ему было плохо, поднялась температура. Тэхён его выхаживал почти всю ночь, и он не представляет, как с такой тяжестью от недосыпания тот смог отправиться на работу.       На кухне душно, солнце светит прямо в окно. Чонгук трет полотенцем свои мокрые волосы в последний раз, откладывает его на стул и приоткрывает окно. Воздух щекочет лицо, становится даже как-то легче. Телефон в кармане внезапно начинает вибрировать. Чонгук отвечает, не глядя.       — Да?       — Проснулся, солнце? — звучит на том конце родным голосом, и ему моментально становится лучше. — Как себя чувствуешь?       — Паршиво, но температуры нет, — Чонгук ставит чайник и, зажимая телефон между ухом и плечом, лезет в холодильник, чтобы чем-нибудь позавтракать. — Даже на улицу не хочется… Слушай, у нас что, закончился плавленный сыр? Его нет в холодильнике.       Тэхён на это молчит пару секунд, в течение которых он слышит лишь его дыхание, но даже по нему понятно, что Тэхён думает.       — В магазине ты говорил, что не хочешь. Не помнишь?       — Точно… — расстроено выдыхает Чонгук. — А морепродукты? А-а-а, нашел, — он аккуратно достает морепродукты и закрывает холодильник.       — Не тошнит? — задает вопрос Тэхён.       — Нет, Тэ, — Чонгук улыбается, возвращая телефон в руку и присаживаясь за стол, — мне уже гораздо легче. Не волнуйся обо мне, лучше скажи, как ты там? Самому не плохо после бессонной ночи?       — Как я могу не волноваться? Ты мой муж, — Чонгук не сдерживается и смотрит на золотое кольцо на своем безымянном пальце. — И мне не плохо, не переживай. Твой отец завалил меня работой, а сам уехал на стройку.       — Это на него похоже.       Наступает тишина. Чонгук не смущается этого, ему просто нравится иметь возможность в любой момент слышать Тэхёна или сказать ему что-нибудь. Он настолько привык к нему, что постоянно скучает, когда тот на работе, и по несколько часов висит у него на телефоне, рассказывая о том, что собирается сделать и прочие вещи из своей повседневности. Тэхён всегда слушает, а если появляются срочные дела, всегда говорит об этом, тогда Чонгук прилежно ждет его возвращения к телефону.       — Солнце, здесь… Мне нужно отлучиться, какие-то ошибки в документах. Покушай и… — начинает вдруг Тэхён, на что Чонгук невольно улыбается, открывая банку с морепродуктами:       — Все нормально, иди работай. Ко мне все равно Чимин должен подойти с минуты на минуту.       Тэхён в трубку судорожно выдыхает, и Чонгук даже через расстояние чувствует, что он улыбается.       — Не скучай.       — И ты не скучай.       Чонгук кладет трубку с трудом. Комната погружается в тишину. Теплый ветер все еще струится через окно, пуская по его телу мурашки. Он трется голыми ступнями о ножки стола, пока открывает свой завтрак. Готовить что-то более вкусное и крутое у него нет сил и желания, поэтому и это сойдет. Когда несколько маленьких щупальцев кальмара попадает в желудок, тот в благодарность урчит, а вместе с ним кто-то звонит во входную дверь.       — Наконец-то, — шепчет Чонгук, оставляя морепродукты недоеденными и удаляясь в коридор.       — Выглядишь паршиво, — первое, что он слышит от запыхавшегося Чимина, когда тот заходит в квартиру. На нем его красная футболка с пятнами от пота, заправленная в черные бриджи, и посеревшие от старости кеды.       — Ты настоящий друг, — выдыхает Чонгук, осматривая его с ног до головы. — Ты что, бежал?       — Поднимался по лестнице, — Чимин опирается о стену коридора, тяжело дыша и вытягивая руку в жесте «подожди немного». Чонгук послушно ждет, ногой пододвинув ему тапочки для гостей и раскладывая что-то на тумбе для обуви.       — Лифт заняли мамочки с колясками и поехали на последний этаж, я не мог столько ждать, — говорит Чимин, разуваясь и надевая заботливо предложенные им тапочки, — тем более тогда, когда ты тут умираешь. Ел что-нибудь?       — Ты думаешь, я даже поесть не в состоянии? Сейчас мне гораздо лучше.       — Поди ешь какую-нибудь гадость… — ворчит Чимин и быстро шурует на кухню, оставляя озадаченного Чонгука в коридоре. — Я так и знал!       Чонгук, когда слышит это из соседней комнаты, прыскает в кулак и топает следом. Чимин, бурча что-то себе под нос от недовольства, находит на кухонной тумбе пульт от телевизора и включает его. Фоновый шум наполняет комнату.       — Садись, — приказывает Чимин и убирает со стола морепродукты. — Я тебе что-нибудь приготовлю.       — Не надо… — Чонгук сопротивляется и чувствует, как голова начинает пульсировать. Живот скручивает, и он, незаметно для глаз Чимина, держится за стол, чтобы не свалиться от внезапной слабости в ногах. Кажется, он поспешил с выводами. Ему даже свежий воздух не помог.       — Чонгук, — Чимин замечает его состояние и тут же оказывается рядом, — снова плохо?       Чонгук судорожно кивает, позволяя эмоциям взять над собой вверх. Больно неимоверно, голова раскалывается, он кривится и чувствует, как по лбу скатываются капли пота. Чимин стирает их пальцами и поддерживает.       — Нужно звонить врачу, это ненормально.       — Нет. Просто не нужно было… — через силу выговаривает Чонгук. — Не нужно было поздно вечером гулять под дождем.       — Я говорил тебе, идиот.       Чонгук хочет усмехнуться или хотя бы выдавить из себя подобие улыбки, но не может. Боль стучит в висках настолько громко и сильно, что тошнота подпирает горло, мешает подумать о чем-то еще. Он почти падает, но руки альфы не дают, сжимая его плечи сильнее.       — Давай я вызову врача… — молит Чимин на ухо.       Чонгук что есть силы мотает головой и чувствует, что больше не может терпеть. Он вырывается из рук Чимина и быстро, насколько может, летит в ванную, спотыкаясь о пороги. Ему не хочется, чтобы друг видел его таким, поэтому он в спешке пытается закрыться, но не получается. Ровно в тот момент, когда Чимин, увязавшийся следом, дергает дверь на себя, его рвет. Перед глазами все плывет, желудок в спазмах сокращается, и пол снова и снова заливает. Ему становится страшно, он падает на колени, марая руки в собственной рвоте, не в силах что-либо контролировать. Сквозь гул в ушах и собственные хрипы он слышит ругань Чимина, а потом чувствует, как его обхватывают за плечи. На глаза наворачиваются слезы.       — О-отойди, — хрипит Чонгук, отгоняя Чимина, и вслепую пытается нащупать крышку унитаза.       — Какого?.. — ругается Чимин. — Все, я звоню в скорую.       — Нет, — Чонгук едва успевает это сказать, как накрывает снова.       Его рвет. Чимин задирает голову, сдерживая собственные позывы, но не отходит на шаг.       — Тогда звоню Тэхёну!       Чонгук понимает, что нет, не нужно этого делать. Тэхён работает, и отвлекать его сейчас по такой глупости будет неправильно. Но он соврет, если скажет, что не хочет, чтобы Тэхён сейчас был рядом. Ему нужен кто-то родной, чтобы было легче.       — Маме, — хрипит Чонгук, тыча мокрыми пальцами в сторону кухни. — Мой телефон… Позвони маме.       — Черт.       Чимин в последний раз гладит его по волосам и убегает из ванной. Чонгук дышит глубоко, смотрит в щель приоткрытой двери и прислушивается, чтобы уловить, что там происходит, но ничего не может услышать или увидеть. Перед глазами размытый туман, а боль постепенно утихает. Он уже может различить едва различимые слова Чимина «ему очень плохо» и «он сказал, не звонить Тэхёну», и это, словно колыбельная, успокаивает. Сил нет совсем, он прикладывается к сиденью унитаза, словно к подушке, обнимая, и дышит так, будто в последний раз.       Как же он рад, что все кончилось.       Чонгук открывает глаза, когда раздается звонок в дверь. Чимин, который все это время был рядом, уходит, и он остается в комнате один. Кровать мягкая, а окно, из которого должен дуть легкий ветерок, закрыто. Он приподнимается и слышит голос мамы из коридора. Она беспокойная, и ему очень-очень жаль, что ей пришлось приехать сюда из-за его глупой прихоти. Ее сливовый запах добирается до комнаты быстрее, чем она сама.       — Чонгук-и, — кровать под ее тяжестью прогибается, и она сжимает его руку в своей, — ты такой бледный. Почему ты не дал Чимину вызвать врача?       — Я не знаю, — у Чонгука слабость, он виновато смотрит. — Я не хотел никого беспокоить.       — Господи, какой дурачок. Сейчас уже легче? — она заботливо гладит по волосам. Он чувствует тепло ее рук и прикрывает глаза на секунду. Приятно.       — Где Чонхён?       — С Чимином на кухне. Ты увидишься с ним, но сначала… — она похлопывает его по руке, а затем достает из сумки пакетик, внутри которого маленькая коробочка. — Возьми это.       — Что это? — Чонгук в недоумении смотрит то на нее, то на пакет в ее руках.       — Не пугайся, родной. Всего лишь тест на беременность.       

***

      Эйко берет кружку с горячим чаем и отпивает немного, прикрывая глаза. Сзади по телевизору показывают какой-то сериал, Чонхён с милым «врруууум» катает машинки по полу, а Чимин сидит напротив и от нервов грызет ногти на своих руках. У него лицо бледное, ноги под столом дрыгаются, и сердце стучит так бешено, что его, наверное, слышно даже в подъезде. Его запах насыщенный.       — Успокойся, Чимин-а, — тянет Эйко, подпирая голову рукой, — чего такой нервный?       — Я не нервный, — Чимин поджимает губы, — я в ужасе. Я впервые увидел Чонгука таким. Это страшно… Да и… — он затихает на пару секунд. Вместе с ним в телевизоре прекращаются разговоры, и Чонхён с вопросом в глазах поднимает голову.       — Что «да и»? — спрашивает Эйко.       — Я вдруг вспомнил, как мою жену тогда рвало.       — Ощущения не из приятных.       Чимин перестает трястись, как осиновый лист, и лицо его становится серьезным.       — Думаете, он действительно беременный?       — Похоже на то. Тэхён будет вне себя от счастья.       — А Чонгук, кажется, был не рад…       Чонхён вдруг садится за стол, прерывая их беседу. Глаза его бегают от одного к другому, а пальчики сжимают края футболки. Эйко видит, что его что-то беспокоит.       — Что такое, маленький?       — Чонгуки-хён заболел? — доносится до нее неуверенным тонким голосом, и ее сердечко разбивается от подобной милоты. Чимин, кажется, с ней солидарен, потому что сразу же хватается за сердце.       — Это скоро пройдет, — успокаивает сына Эйко, теребя его за пухлую щечку. — Не волнуйся. Тэхён-хён позаботится о твоем брате.       Из коридора доносится скрип двери. Эйко с Чимином навостряют уши, внимательно всматриваясь в кухонный проем. Из соседней комнаты начинают доноситься какие-то голоса, — видимо, включился телевизор в гостиной, — а потом в проеме появляется Чонгук. Выглядит он уже намного лучше, но лицо у него беспокойное и замученное. У Эйко сжимается сердце.       — Чон-и, — почти шепчет Чонгук, поглаживая по голове своего младшего брата, — сходи в зал, посмотри мультики. Я включил тебе большой телевизор.       — Я не хочу, чтобы ты болел, — говорит Чонхён, дуя губы и скрещивая руки в недовольном жесте.       — Я не буду болеть, поэтому… Иди посмотри мультики. Я хочу поговорить с мамой и дядей Чимином.       — Ладно, — Чонхён все еще дуется, но убегает из кухни стремительно, подпрыгивая и забывая на полу свои машинки.       Чонгук садится на место брата и забирает кружку с чаем у Эйко, которая все это время молчит и лишь внимательно смотрит, стараясь, наверное, прочитать, что творится у него в голове. Чимин не выдерживает первым.       — Ну что там, а? Не томи.       — Не беременный я, — отвечает, как отрезает, Чонгук.       — Сделал два, как я и сказала? — Эйко выглядит так, будто не верит в услышанное. — Уверен?       — Мам, — Чонгук медленно мотает головой, — я не беременный.       — Как жалко… — она почти хнычет, с досадой разваливаясь на стуле. — Я была уверена, так почему?       — Ты так сильно хочешь внуков? — с недоумением в голосе спрашивает Чонгук, отпивая чай.       — Все матери хотят внуков, по своей знаю, — говорит Чимин. — Но если это не беременность, тогда что?       — Я же в самом начале сказал, что просто простыл.       — Я зря приезжала, получается?       — Эй! — Чонгук недоволен словами матери. — Твоему сыну было плохо.       Эйко смеется и гладит его по волосам. Глаза ее наполнены любовью, а приятный сливовый запах обволакивает со всех сторон.       — Я же шучу.       В конце концов, Чимину все же удалось похозяйничать на кухне в квартире Чонгука. Пока он готовил, Эйко контролировала все его действия, словно заведенная, шептала на ухо, как правильно и как неправильно. Чонгук из-за стола наблюдал за этой картиной и посмеивался, пока Чонхён складывал пазлы совсем рядом и держал его за руку. Обед получился вкусным, в чем Чонгук даже не сомневался, ведь, пусть его и приготовил Чимин, контролировала весь процесс его любимая мама, в способностях которой он не сомневался. Они кушали, наслаждались едой и разговаривали: Эйко хныкала, что все же хотела, чтобы Чонгук-и забеременел, Чимин пытался вставить свою «монету» и рассказать о семейной жизни, а Чонгук с Чонхёном только смеялись. Чонгуку действительно стало лучше и, когда все трое покидали его к пяти часам, даже как-то взгрустнулось.       — Звони, — Чимин уходит из квартиры первым, пообещав, что на этот раз не будет мучать себя и использовать лестницу.       — Пока, — прощается тихо Чонгук. Эйко в это время наказывает Чонхёну надевать сандалии, а потом крепко обнимает Чонгука и шепчет в самое ухо:       — Я тебя в любом случае поддержу. Если честно, то я очень сильно боялась, что если будет положительный тест, ты не захочешь ребенка. Это большая ответственность, и твой организм… Он немного другой. Тебе бы было нелегко, понимаешь?       — Мам, — Чонгуку кажется, что она вот-вот расплачется, — успокойся. Я все прекрасно понимаю и ценю все то, что ты говоришь и делаешь.       — Лекарства на тумбочке, купила специально, если снова будет тошнить, — она выпускает его из своих рук и берет готового Чонхёна за руку. — Скажи пока брату.       — Пока! — в один голос говорят Чонгук с Чонхёном и под удивленным взглядом своей мамы улыбаются во все тридцать два.       Веселый день подходит к концу. Двери закрываются, и Чонгук снова остается в квартире один. Он в спешке заглядывает на кухню, чтобы убедиться, что там убрано, и идет в ванную комнату. На зеркале стоит стакан с зубными щетками, из которого он достает пакетик. Аккуратно его развернув, он смотрит на тест и выдыхает.       Две полоски.       

***

      Тэхён, аккуратно притормаживая перед переходящими дорогу людьми, заворачивает на парковку. ID-карта считывается, когда он останавливается и протягивает из приоткрытого окна машины руку к небольшому сенсорному экрану. Раздается характерный сигнал, и шлагбаум медленно поднимается. Тэхён, закрывая окно, хмурится и въезжает на частную территорию дома. Шея у него болит ужасно, он мнет ее, пока пытается припарковаться с помощью одной руки. Все это из-за неудобной для работы позы. Если сидеть несколько часов, сгорбившись над документами, ни к чему хорошему это не приведет. Он же не молодеет, да и спина у него одна. Он просил как-то Хосока сжалиться, дать ему возможность меньше копаться в бумажках, но тот ни в какую, будто специально в отместку за то, что он забрал себе его сына. При мыслях о Чонгуке Тэхён поджимает губы, чтобы сдержать рвущуюся наружу улыбку. Теперь и минуты не может пройти, чтобы он не думал о своем милом муже. И как так получилось? Тэхён до сих пор поверить не может. Еще каких-то двадцать четыре года назад с ума сходил от того, что его истинный — сын Хосока, а сегодня делит с ним кровать, еду и общее будущее. Он никогда толком не верил в истинность, ибо мать и отец — пример ужасный. Сейчас безусловно верит и клянется, что никогда не будет таким же, как отец.       — Солнце, — Тэхён открывает двери своим ключом и проходит внутрь, — я вернулся.       В коридоре темно, только из проема гостиной мерцает едва заметный свет от большого телевизора. Он прислушивается к тишине и улавливает музыку из знакомой ему игры, значит, Чонгук-и точно дома.       — Уснул, наверное, — шепчет он, как можно тише снимая обувь.       Рабочий портфель с документами остается лежать на тумбе для обуви. Тэхён заглядывает на кухню, та чистая, прибранная, а на плите стоит доверху наполненная рагу кастрюля. Он расслабляет галстук, улыбается чему-то себе под нос и принюхивается к запаху вкусной еды. Здесь пахнет не только ей — по всей этой смеси Тэхён, несмотря на свои сорок четыре года, может запросто понять, кто был здесь совсем недавно. Чимин, Эйко и Чонхён приходили, правда, странно, что Чонгук не рассказал ему о последних двух.       В гостиной полумрак. Тэхён заходит тихо, потому что уже от проема видит, что Чонгук, свернувшись калачиком, посапывает на диване. В его руке геймпад, а рядом, на полу, разбросаны полароидные фото. На экране телевизора замер персонаж, а нпс проходят мимо него и неугомонно болтают. Тэхён недовольно качает головой, осторожно убирает геймпад, выключает телевизор и присаживается на край дивана.       — Маленький мой, — он гладит его по волосам, касается рук и чувствует, что тот холодный, словно ледышка. Это совсем не свойственно Чонгуку — быть таким холодным. Тэхён всегда любил греться о его ноги в свой день рождения, а наутро просыпаться в таких же горячих объятиях. Он вновь качает головой, стягивает со спинки дивана плед и заботливо накрывает им Чонгука. Тот в ответ довольно урчит и, вдыхая, расплывается в едва заметной улыбке — чувствует, что муж вернулся с работы.       — Тебе не было плохо? — спрашивает тихо Тэхён, поглаживая нежную кожу уха Чонгука. — Надеюсь, что нет, — он сползает на пол и осторожно целует в лоб, подбивая плед со всех сторон, чтобы холод его не беспокоил. — Солнышко мое…       Чонгук, когда спит, похож на черную блестящую жемчужину в раковине посреди огромного океана. Трогать — сердце сжимается, а смотреть одно удовольствие. Тэхён так часто делает и думает, что это практически незаметно. Хотя, зная Чонгука, ему просто так кажется.       — Ммм, — Чонгук мычит сквозь сон, — ты вернулся…       — Прости, что разбудил, — шепчет Тэхён в ответ, смотря на него снизу вверх. — Ничего не болит?       Чонгук разлепляет глаза, качает головой и приподнимается, оглядываясь. В таком полусонном состоянии он выглядит, как напуганный вороненок. Тэхён смеется от собственных ассоциаций и выпрямляется, продолжая смотреть на него. Сердце чует, что Чонгук какой-то не такой: нервно теребит плед пальцами, кусает губы и смотрит куда угодно, но только не на него.       — Чимин что-то не то сказал? — делает вывод Тэхён, пристраиваясь подбородком к его ногам. — Обидел?       — Нет, — выдыхает Чонгук и неуверенно приобнимает его за шею, зарываясь пальцами в волосы. — Я уже знаю, что ты скажешь, но мне все равно страшно.       — О чем ты? — Тэхён от поглаживаний мурчит, закрывает глаза и тянется обнять за бедра. Они у Чонгука упругие и сильные, ему нравится трогать их каждый раз перед сном.       — Ну, — Чонгук медлит с ответом, и его щеки краснеют, — то, что мы тогда творили в машине…       — Хах, — Тэхён прячет лицо в пледе, — даже мне стыдно, Чонгук-и, зачем ты вспомнил об этом?       — Я беременный.       Тэхён так и замирает, не в силах пошевелиться. У него ноги сводит от неудобной позы и колени болят, но это подождет. Он действительно услышал то, что должен был услышать? Он медленно поднимает голову, заглядывая в лицо Чонгука. Тот молча ждет ответа, взгляд у него на сто процентов серьезный, и это заставляет поверить — точно не шутка.       — Ты не шутишь? — на всякий случай спрашивает Тэхён, и взгляд сам по себе спускается на уровень живота Чонгука. Внутри свербит что-то непонятное, трудно так сразу определить. Кажется, что подобное уже было раньше. И ведь точно, очень знакомые ощущения, похожие на то, как он себя чувствовал, когда впервые увидел маленького Чонгука. Сладость на языке от запаха гибискуса, который никто, кроме него, тогда почуять не мог, дрожь в кончиках пальцев и эфемерная легкость, граничащая со счастьем.       — Нет. Мама надоумила меня сделать тест, но я хотел, чтобы ты узнал об этом первым, поэтому пришлось соврать им, — Чонгук хмыкает, в извинении кивая головой. — Мне очень стыдно.       — Эй, эй, эй, — Тэхён трясет головой, приходя в себя, встает с пола и садится рядом, притягивая его к себе, — Ты просто не представляешь, насколько я сейчас счастлив, Чонгук-а…       — Правда?       — Конечно, — Тэхён улыбается и прижимается к его губам совсем невесомо, массируя пальцами шею. Он не может остановиться целовать это чудо, стараясь покрыть своими губами как можно больше мест на его лице. Пальцы на самом деле покалывает, будто на целую минуту им перекрыли кровь, а на глаза наворачиваются слезы. Он прячет лицо в сгибе шеи Чонгука и думает, что плачет из-за эйфории.       — Знаешь, на самом деле, после того случая я больше не принимал противозачаточные, — говорит Чонгук и методично гладит его по волосам, будто бы успокаивая.       — Почему? — Тэхён удивленно бурчит ему в шею.       — Просто я видел и даже чувствовал, как ты был расстроен, когда я стал их принимать.       — Солнышко, ну чего ты, — он улыбается виновато. — Я точно ничего такого не имел в виду.       — Знаю, — Чонгук ластится, обнимая поперек талии, — но и смотреть, как ты с тростью провожаешь собственного ребенка в школу, не хочу, поэтому вот…       — Не важно, чего хочу я. Важно, чего хочешь ты. Ты должен осознавать все риски, малыш, взвесить все «за» и «против», а уж потом делать нечто подобное. Посмотри только на то, как тебе было плохо сейчас. А что будет дальше? Вдруг все будет еще хуже?       — Хён! Мне двадцать четыре года, ты думаешь, я не могу принять серьезное решение? Не могу нести за это полную ответственность? — Чонгук недоволен, поэтому разрывает объятия, но когда видит на глазах Тэхёна слезы, смягчается. — Я закончил университет и своими фотографиями занимаюсь почти каждый день. Моя жизнь уже удалась, мои мечты исполнились. Теперь я хочу помочь исполнить твою мечту, понимаешь?       — У меня есть мечта? — Тэхён протирает глаза и пытается подавить улыбку. — И какая?       — Разве ты не хочешь создать собственную семью? А показать своему отцу, каково быть настоящим отцом?       Тэхён откидывается на спинку дивана, прикрывая глаза. Об отце вспоминать в такой замечательный вечер совершенно не хочется.       — Ты раскусил меня, а теперь иди сюда!       Он тянет его на себя, целует, где только может, и запускает руки под его футболку, чтобы дотронуться до живота. Сейчас нащупать что-либо невозможно, но дальше, когда время будет отсчитываться месяцами, Тэхён уверен, его ладоней не хватит, чтобы обнять это маленькое нерожденное чудо. Ему ведь придется отпрашиваться у Хосока, лишь бы проводить больше времени со своей семьей, а тот, он не сомневается, будет сначала ругаться, а потом под шумок все-таки отпускать. Он будет возвращаться раньше, заставать дома помогающую Чонгуку с купанием Эйко и, переодевшись, вытирать лужи с пола, потому что ребенок очень активный. А ночью, когда Эйко с Чонхёном уйдут, он будет укачивать малыша и целовать в лобик, потому что Чонгуку нужно высыпаться хоть иногда.       — Чего улыбаешься так странно? — нарушает его фантазии голос Чонгука. — Еще и живот гладить не перестаешь. Там еще ничего не сформировано.       — Мне немного страшно, но я счастлив, — улыбается Тэхён. — У меня теперь будет своя собственная семья.       — Ты и так всегда был членом семьи Чон, Тэхён-а…       — Кто скажет твоему отцу?       — Хм, хороший вопрос, — Чонгук улыбается. — Может, мама?       — Нет, — Тэхён смеется, — нельзя перекладывать все на нее. Давай я расскажу.       — Только без подробностей.       — Ты чего? Я не самоубийца, да и твой отец не плохой.       — Я знаю, — Чонгук прижимается к нему всем своим телом. — Он уже отошел давным давно.       — Да, это точно.       

***

      Гудки не прекращаются. Тэхён нервно смотрит в сторону кушающего Чонгука, тот молчит и качает головой, якобы «я ничего не знаю». Хосок почему-то не берет трубку, Тэхён звонит ему уже третий раз. Ожидание, черт возьми, страшнее, поэтому он молится, чтобы тот наконец-таки ответил на этот звонок.       — Может, лучше при встрече скажем? — предлагает Чонгук с набитым ртом. Он сидит за столом в свободном пуловере и кушает собственноручно приготовленное рагу. Тэхён, в одних халате и тапочках, нервно грызет ноготь большого пальца.       — Можно и при встрече, но…       — Да? — гудки прекращаются и на той стороне раздается голос Хосока. Тэхён меняется в лице, смотрит на Чонгука так, будто ищет спасения, а сам Чонгук затихает, понимая, что отец ответил.       — Здравствуй, — Тэхён прокашливается. — Как жизнь? Дома уже?       — Ты чего? — Хосок смеется. — Мы буквально пару часов назад виделись. Я уже дома, мультики смотрим.       — Ммм, это хорошо… — Тэхён не знает, как вывести разговор в нужное русло. Чонгук молча жестикулирует, намекает на что-то, но у него мозг вообще не соображает.       — Чего звонишь-то?       Тэхён, помимо голоса Хосока, слышит и Эйко, которая смеется почему-то.       — Хоби! Он звонит тебе рассказать, что Чонгук сегодня тест на беременность делал.        Тэхен поджимает губы.       — Какой-какой тест? — переспрашивает Хосок. Это слышно плохо, потому что Чонхён на заднем плане кричит и смеется пуще прежнего.       — На беременность, — повторяет Эйко и начинает смеяться снова, — но он отрицательным оказался.       — Отрицательным? — в голосе Хосока слышится недоумение.       — Положительным, — говорит в трубку Тэхён, выдыхая. — Он положительный.       — Какой? — в один голос переспрашивают Эйко с Хосоком. Голоса прямо пропитаны удивлением.       — Положительный. Тест. На беременность.       Повисает тишина. На той стороне слышатся лишь голоса Чонхёна вперемешку с голосами героев мультика. Никто не говорит ни слова. Чонгук тоже молчит, наверное, выжидает и ничерта не понимает.       — Еб твою мать, Тэхён… — слышит Тэхён голос Хосока и сразу же убирает телефон от уха.       Чонгук вопросительно смотрит на него, не жует и судорожно кивает.       — Ну что там? Что он сказал? Как отреагировал?       Тэхён чешет затылок, из динамика едва различима нецензурная брань в сопровождении ликований Эйко.       — Ну, он счастлив