Сибирская язва

      Руслану скучно. Ему скучно настолько, что он идёт раскапывать древнюю "стенку" в спальне Гриши и это становится его спасением.       В пыльных тумбах, которые, видимо, не открывали лет сто и не собирались ещё столько же, Енисейский находит стопку журналов прямиком из прошлого десятилетия. РЕН-ТВ, загадки прошлого, советские мумии и тараканы гиганты красуются на немного гнутых, но всё ещё ярких обложках. Руслан про себя хмыкает, понимая, что Волжскому что не доверь, он всё сохранит чуть ли не в первозданном виде. К себе бы так.       Кто ж знал, что кривая дорожка этой антинаучной ереси приведёт его, взрослого и состоявшегося мужика, к тому, что он будет сидеть и всерьёз думать над тем, какое он, блять, животное.       Вот с Гришей легко. Он – какой-нибудь степной волк, Руслан уверен. Ну не походит он ни на какого гордого орла или подобный курятник, как, например, Дугар. Вот Ангарский точно, под стать своему стервятнику, большой и грозный птах, который либо сожрет тебя, переломив хребет и не дыхнув, за то, что посмотрел в его сторону, либо пристроит к себе под крыло, так, что перья в лицо лезут и схавает уже тех, кто лезет к тебе. Мамочка наседка с наружностью воина, ну точно же. Новосибирск, детёныш этот лупоглазый, ну точь в точь какая хорь. Так же глаза-пуговицы выпучит, мордашкой белой сверкнёт, а ты только засмотрелся – этот дармоед из твоей тарелки кусок тащит. Дела-а.       Руслан пялится на чёрно-белую фотку лисы, украшающей заголовок статьи. – "Кем бы вы могли быть в прошлой жизни?" – гнусавит Красноярск, не сводя глаз с пиксельных зрачков, – да хрен его знает, главное, чтоб не глистом.       Нет, Волгоград всё таки волк. Или собака, хотя бы. Овчарка. Нет, помесь. С волком. Ну точно псина, это и ежу понятно. Он сам по себе не ходит, вечно с кем-то, а если уйдёт этот кто-то, так он бежать за ним будет, пока лапы не перебьют, да за шею не оттаскают, чтоб не лез больше. Как уйдут, как бросят, так он сразу дикий становится. Пёс, который гуляет сам по себе, пока к нему снова не вотрутся в доверие, пока не зарастут шерстью ранки от жестоких рук, пока он снова за кем нибудь не увяжется. Руслану жалко таких, слишком преданных и насмертьлюбя́щих, но как же хорошо на душе, когда понимаешь, что ты тот самый, кому этот волкодав дался, за кем он теперь ходит.       Он хмурится, немного сминая в руках страничку с уже надоевшей лисой, понимая, что вот оно, наверное, то самое... – Ну Кубанов петушара, сто процентов – первое, что слышит Гриша от привалившегося к стенке коридора Руслана, только зайдя в дом.