don't let me down

В клубе темно и пахнет сладким дымом, забивающимся в легкие и оседающим где-то на кончике языка. Дик сухо кашляет в кулак, ладонью отгоняя призрачные тени, которых в реальности не существует. Музыка продолжает долбить по ушам, а красно-сине-зеленые лучи от световых лазеров как будто реально вознамерились прожечь то ли зрачок, то ли радужку, то ли все это вместе и побольше. Короче говоря, все это вот - скверно. Думается об этом как-то вяло и невкусно. Менее "невкусно" не становится даже тогда, когда Грейсон подхватывает свой стакан, с Коладой в нем, и, не особо размениваясь, делает пару жадный глотков. Бармен наверняка очень сильно пожадничал ром, потому что ощущается лишь привкус ананасового сока, но точно не горечь алкоголя. Или Дик просто успел уже надраться, вот что-то из этого, но это не точно. Музыка продолжает давить на уши басами, заставляя внутренности нервно подворачиваться, выворачиваться и дрожать. Это все похоже на детский утренник для наркоманов. Мало смысла, зато красок хоть отбавляй. Окружающие люди смазываются одним чернильным пятном, растертым по еще более черной бумаге. Иногда он рассеянным взглядом выхватывает кого-то, но тут же быстро об этом забывает. Ура эпилепсии и желанию проблеваться от ядовитости внезапных красок, которые смешиваются в одно сплошное головокружение. Это все неуместно. Но Дик, внезапно для самого себя, ощущает себя частью этой уродливой экосистемы. Он пришел сюда затем, чтобы забыться, миссия выполнена настолько хорошо, что он чувствует, как погрязает в этом все больше. Не прекрасно, но и не дерьмово. Нормально. Коктейль продолжает отдавать сплошной сладостью, от которой першит в горле. Может, тошнит его совсем не от количества выпитого, а просто от того, что как-то все вокруг подзаебало что ли. Но это уже рефлексия. - Рефлексия, бро, это когда ты блюешь в общественном толчке, обещаешь себе больше никогда не пить, попутно вытирая слюни и сопли о стену. А ты сейчас занят хуйней, если тебе интересно мое мнение. Уверен, это так, - Дик не сразу воспринимает то, что сейчас обращаются именно к нему. Кажется. Он что-то говорил вслух? Или что? Сосредоточить плывущий взгляд оказывается чертовски сложно. Для этого приходится прикладывать некоторые усилия, но все же ему удается развернуться полубоком, неловко облокачиваясь на барную стойку и проехавшись по ней локтем. Всякие там осознания действительности нагоняют его не сразу. Сначала он просто сидит и тупо пялится на парня, который подсел на соседний стул, по-дружески близко к нему склонился - касаясь плечом плеча - ехидно щурясь и улыбаясь кривой улыбкой. В таких ситуациях обычно думаешь что-то вроде: "Это че еще за хрен?" или же "А тебя разве спросили о чем-то?". Какие-то вот такие обыденные мысли. Но Дик думает о том, что он, вероятно, и правда говорил о чем-то вслух, пока уродливо пытался надраться. Пустяки вообще-то, если вспоминать о причинах: в тысячный раз расстался с девушкой, поссорился с отцом, на работе снова не ладится. Обычные проблемы, которые не назвать интересными. Вряд ли даже бармен бы взялся его слушать, пусть и пообещай Грейсон щедрые чаевые. Такие вот парни, вроде Дика, которые сидят в одиночестве и пытаются неумело, но успешно, надраться - самые худшие собеседники. И ему внезапно стыдно за то, что какой-то до черта эмпатичный чувак подсел к нему и решил поболтать. Хреновая затея. - Знаешь, мне больше нравилось, когда ты бубнил себе под нос. Молчание - хреновый знак. Или ты не очень умный? Забыл как разговаривать? Давай я подскажу. Дик невнятно машет головой, то ли соглашаясь, то ли отрицая, то ли просто показывая, что все он услышал, но момент не особо подходящий. Вообще никак. Взгляд у него, наверное, и правда абсолютно безнадежный. Особенно когда он, в принципе не стесняясь, проходится сканирующе-изучающим взглядом по незнакомцу. Вопрос о том, что это за хрен все еще остается наиболее актуальным. Но теперь вместо плеча к плечу, к его бедру прижимается чужое колено и Дик никак не может решить, насколько это приемлемо. - Ты из какой-то религиозной секты что ли? Тогда сразу на все твои предложения отвечаю: нет, - Дик фыркает, снова отворачиваясь и подталкивая к себе пальцами стакан с коктейлем. Незнакомец неожиданно смеется, наклоняясь поближе и обдавая Дика прохладным дыханием по виску и щеке. - Так уж прям на все, а? - игриво интересуется собеседник, вальяжно облокачиваясь на стойку и укладывая подбородок на изгиб руки. Дик вскидывает бровь и усмехается краем губ. Неожиданно для себя, он считает, что вопрос прозвучал неплохо. - Зависит от того, что ты мне предложишь. - О, ты себе даже представить не можешь. Вообще-то, Дику мало были интересны какие-либо предложения, вне зависимости от контекста, размера и содержимого. Он сюда пришел не затем, чтобы с кем-то болтать, а просто надраться, заказать себе такси, поехать домой, вырубиться на диване и утром страдать от похмелья. Стандартный план для тех, кто обожает страдать и загоняться, и никогда не откажет себе в этом удовольствии. Несколько пунктов из плана и правда оказываются реализованными, плюс-минус, или типа того. Он действительно остается в баре, хотя и честно собирался уходить. Незнакомец заказывает им порцию шотов, которые тут же предлагает выпить на спор: кто быстрее, кто красивее или кто не проблюется - Дик так и не понял, в чем суть спора, но он, очевидно проиграл. Разговор завязывается сам собой. И Дик никак не может повлиять на происходящее, потому что у собеседника слишком приятный голос, чертовски красивый смех, а ехидная ухмылочка на губах так и вовсе выше всяких похвал. Грейсон и сам не замечает, в какой именно момент начинает желать того, чтобы собеседник смеялся чаще, поэтому говорит сбивчиво, пытаясь припомнить самые нелепые и странные ситуации из жизни. Такое иногда бывает, когда просто с кем-то приятно говорить. Дик объясняет для себя это именно так. Но точно не тем, что ему чертовски приятно, как чужая теплая и увесистая ладонь хлопает его сначала по колену, затем как-то незаметно ложится полноценно на бедро и в какой-то момент там и остается. Это не то чтобы заводит - если только чуть-чуть - просто приятно. Приятно, когда тебя так внимательно слушают, даже если в таком шуме это достаточно затруднительно, поэтому приходится наклоняться ближе друг к другу, чтобы точно не пропустить ни слова. Дик не признается себе в том, что после пятого шота в голове образуется приятный вакуум и он мало что понимает из того, о чем они говорят. Просто хорошо и здорово, когда собеседник склоняется к его уху, обдавая его горячим дыханием и что-то жарко в него шепчет, не прекращая поглаживать по бедру. Незнакомец своего имени не называет, зато моментально придумывает тысячу прозвищ - ироничных и не особо - для Дика, услышав его имя. На чужом имени Дик не настаивает, хотя и должен бы. Но он просто позволяет беседе течь дальше, куда бы там она ни текла, вообще без разницы и абсолютно наплевать. Грейсон отчетливо понимает, что его откровенно клеят, каждым словом, каждым полувзглядом и полужестом. Но это не чувствуется чем-то грязным или же неправильным. Как не выглядит и странным то, что такси у них оказывается одним на двоих. И Дик действительно едет домой, но не к себе. Мимоходом думается о том, что вообще-то его поведение не слишком разумно и, вероятно, утром он будет себя сильно ненавидеть. Но это все как-то теряется под ощущением того, что в машине его, незаметно для водителя, берут за руку, так интимно и ласково переплетая пальцы. Мысли о Барбаре и о том, что она звонила три тысячи раз, пока он сидел в баре, как-то теряются, когда его легко целуют за ухом, затем тут же отстраняясь. Любые мысли вялой кашей стекают и исчезают, когда он оказывается в незнакомой квартире, где его тут же вжимают в стену, жарко хватая под бедра и как будто собственнически дергая на себя. Это определенно не первый секс Грейсона с мужчинами, но никогда прежде не было вот так остро, горячо и сумасшедше, как вот сейчас. Воздух выбивало из легких всякий раз, когда его целовали, протаскивая по очередной вертикально-горизонтальной поверхности, попутно избавляя от одежды. Дик буквально умирал от дурацкого детского предвкушения, восхищения и желания, выбивающего все остатки разума. Потому что иначе чувствовать себя невозможно, когда тебя роняют на кровать, нависают сверху, скалятся хищно и тут же кусают за шею, а после влажно и тягуче-горячо вылизывают грудь и живот. И все это время мир кружится, но смыкается ровно на чужом взгляде. Он смотрит на то, как его член берут в рот и роняет себя обратно на подушки, не стесняясь ни в стонах, ни в бормотании. Самое возбуждающее не то, как кто-то вылизывает его член и разве что не мурчит от этого, а то, что Дик прекрасно читает взгляд, обращенный на него. Все это время странный парень без имени смотрит на него так, будто они знакомы уже тысячу лет и любят друг друга так, что умереть можно. Во всяком случае, Дик точно готов умирать, когда в него до упора входит чужой член, а ладонь фиксирует его лицо на одном месте, припечатывая сверху приказным: - Смотри на меня. И Дик буквально готов кончить от одного лишь звука того, как ему отдают эту простую команду. Он слепо шарит ладонями по чужой спине, царапая ее тупыми ногтями, зарывается пальцами в волосы, тянет за седую челку, которая так и тянет к себе взгляд. И все это время они смотрят друг другу в глаза. Секс не так интимен как то, что этот парень все время возвращает его голову на место, даже когда Дик хочет откинуться на подушки и прикрыть глаза хоть на мгновение, чтоб мир перестал кружиться каруселью. Но мир крутится до тех пор, пока он просто не отрубается в изнеможении. И все это время они неизбежно смотрят в глаза друг другу. Очень долго. Кажется, проходит то ли ночь, то ли жизнь. Но Дику это абсолютно без разницы. Утро, однако, не кажется чем-то, что можно отнести в категорию "наплевать" и "без разницы". Потому что от головной боли буквально хочется умереть и не воскресать никогда. Дик с трудом разлепляет глаза, тут же простонав и поморщив лицо. Похмелье нагоняет его на слишком неприличной скорости. Дик даже не сразу воспринимает и осознает то, что находится не дома и не в своей постели. Беглый осмотр помещения приносит лишь новую боль, приправленную еще и тошнотой. - Если бы ты предупредил, что пить не умеешь, я бы тебя соком угощал, - в дверном проеме показывается чужая встрепанная голова. - Или налил бы еще больше. Не знаю даже. Как тебе коктейль из водки с водкой, приправленной еще сочным маслянистым бургером, и туда еще сверху молока? К горлу подкатывает тошнота, что, видимо, отчетливо проявляется на лице Грейсона. Парень насмешливо фыркает. - Так я и думал, Дикки-детка. Не умирай, еще рано. Только после жаренного сыра и под чесночный соус, оке? - Ненавижу тебя, - сипло хрипит Грейсон, подавляя очередной приступ тошноты. На столик рядом опускается стакан воды и рядом шуршит блистер с какими-то таблетками. Дик снова неприязненно морщится, протягивая ладонь, чтобы спасительные таблетки положили прям туда, а лучше сразу в рот, чтобы меньше телодвижений. Парень очень характерно закатывает глаза, но все же выщелкивает пару таблеток, кладя их на протянутую ладонь. Привстать Дику все же приходится, потому что таблетки надо запить. Парень присаживается на край кровати, все это время с подозрительным прищуром наблюдая за тем, как Грейсон жадно глотает воду из стакана. - Что? - Дик хмурится, натыкаясь на чужой изучающий взгляд, не очень понимая причину того, почему именно на него так смотрят. - Просто интересно, через сколько секунд ты вдруг резко подскочишь, начнешь собираться и попутно лепить отмазки о том, что обязательно мне позвонишь, но случайно забудешь взять мой номер, - голос парня хоть и звучит насмешливо, но все же Дик не идиот и даже в таком состоянии прекрасно улавливает чужую нервозную напряженность. И это кажется странным. Испугался того, что Дик сбежит? - Я сейчас максимум добегу до туалета, если приспичит проблеваться, на большее я не способен. Если хочешь выставить меня, то вызови мне такси, донеси до него на руках, а после еще проедься со мной и донеси до постели. Либо это, либо заблеванный унитаз, выбирай сам, - слова хоть и даются с трудом, но все же Дик заставляет себя в таком ироничном контексте обозначить то, что никуда он не собирается сбегать. Во всяком случае, не сегодня. Или вообще никогда. Хрен его знает. Парень все еще внимательно наблюдает за тем, как Дик обратно гнездит голову среди подушек и прикладывает ладонь к глазам, прикрывая их. Между ними подвисает пауза, слышно лишь тиканье настенных часов и их общее дыхание. - Джейсон, - наконец произносит парень, нарушая молчание. Дик отнимает ладонь от лица, вопросительно-непонимающе выгибая бровь. - Что? - все же решает уточнить Грейсон, просто на всякий случай, вдруг ему послышалось. - Имя мое, дурень. Я не представился, - чужое внезапное смущение и неловкость выглядят такими очаровательными и забавными. Дик улыбается. А вчера был такой развязный и уверенный в себе. - А я Дик. Дик снова прикрывает глаза ладонью, не прекращая улыбаться. Пальцами свободной руки он нащупывает чужую ладонь, погладив ее подушечками. Это все еще ощущается чем-то, что они как будто бы делали тысячу раз. И Дик решительно не видит в этом ничего плохого. - Я в курсе, птичьи мозги. Проспись уже, воскресни в нормального человека, - бурчит Джейсон, но все же ответно переплетает свои пальцы с пальцами Грейсона. Дик не может перестать улыбаться. Совсем никак. И ему даже не надо видеть, чтобы знать, что Джейсон тоже улыбается с ним.