Дневник обречённого

3 июня 1940 года. Как оказалось, это был корабль. Контейнеры с зараженными сбросили на берег неизвестного острова по ощущениям с большой высоты. Ящики разломались от одного лишь удара с землёй. У многих людей переломы. Я выполз на свободу одним из первых (хотя импульс удара в протез был не из приятных). Оглянувшись, ужаснулся. Остров был весьма большим, но полностью охватывался взглядом. Вокруг возведены огромные железобетонные стены. На счёт их толщины пока не могу сказать. Но, возможно, метров по пять. «Всё, чтобы мы не выбрались». Я бегал по контейнерам с живыми и не очень людьми, ища среди них своего брата. Не нашёл. Никто из всех этих бедолаг мне не знаком. Это и радовало, и опечаливало. Неблагонадёжные стали приходить в себя и, подобно мне, исследовать местность. Мы подробно изучили стену, которая отгораживала нас от бескрайнего моря, осмотрели имеющиеся немногочисленные ресурсы. Не было даже деревьев. Только трава и кустарники. На острове до нас явно никто не жил. Единственное, что намекало на отголоски цивилизации — это огромная свалка металлолома. Этот остров относился к «мусорным» (те, на которые сбрасывают бесполезный хлам). Около основания стены в некоторых местах было немного солёной морской воды. Все вместе мы собрались в центре острова, чтобы решить, что делать дальше. Я бегло насчитал, что нас около девяноста человек. Возможно, другие больные были на других мусорных островах. Нас могло бы быть и больше. Первым, что мы сделали, так это оттащили тех, кто не пережил падение, подальше к стене. Не хотелось лишний раз напоминать друг другу о смерти. Её запах и атмосфера витали всюду. Приступы случались у нескольких людей одновременно и мы ничего не могли с этим делать. Даже стирать чернила уже не было смысла, прятаться не от кого. Сейчас нужно организоваться для добычи ресурсов на первое время. Пока все искали ягоды, грибы и прочее, что можно употребить в пищу, я пошёл лазить по железу, ища там что-нибудь полезное. Как хорошо, что при мне были почти все мои инструменты и даже протез руки. На руку он походил отдалённо. Скорее «лапа» с тремя пальцами и острыми «когтями» (чтобы можно было поднимать или подцеплять мелкие предметы). Пока что в нем нет нужды, но никто не знает, что произойдёт завтра. Лишаться настоящих рук я не хотел бы. Первой и самой главной моей находкой стал сломанный и определённо уже не способный подняться в воздух истребитель. У самолёта было полтора крыла, два кресла, винты пропеллера и немного внутренностей. Двигателя уже не было, как и хвоста. Прим. от 31 августа 1940 г.: но почему-то именно самолёт стал моей базой и укрытием на весьма длительный период. Он стал мне домом. *схематичный рисунок самолёта и свалки* 5 июня. Люди разбились по командам. Некоторые строили себе дома из мусора, делали орудия труда, добывали пищу. Еды критически мало. Но ещё сильнее хотелось пить, ведь пригодной воды не было абсолютно. Ждём дождь. 16 июня 1940 года. Мы обосновались и прижились. Дожди были нечасто, но климат не тропический, поэтому вода, как ресурс, у нас появилась. Собираем капли в отдельные ёмкости по десятку штук, но по прежнему приходится экономить. В день можно делать по два глотка, не больше. 20 июня 1940 года. Почему же мы «неблагонадёжные»? Ведь так называют политически опасных граждан, а мы никакого вреда государству не несли с этой точки зрения. Приравнивать невиновных к преступникам несправедливо. Собравшись в круг, мы приняли решение, что зваться неблагонадёжными очень унизительно, поэтому пришли к общему мнению — называться обречёнными. Ведь это было реалистично, правдиво и главное, абсолютно согласовано. Мы обречены на смерть на этом острове. Кто умрёт не от чумы, а от голода, кто от жажды, кто от теплового удара или самоубийства. Нам не спастись. Чума в любом случае настигнет нас. 1 июля 1940 года. Все люди грязные, обгоревшие от работы под солнцем, исхудавшие. Чернила засыхали прямо на коже, лиц и глаз многих уже не видно. На груди, головах и спине образовывались чернильные наросты, спасающие от насекомых и солнца. О гигиене не забывали лишь единицы, смывающие с себя чернила в том небольшом солёном водоёме у стены. Возле того кусочка моря можно было поймать песчаных крабов или какую-то мелкую рыбёшку. Изредка прилетали чайки, на которых велась самая настоящая охота. Мясо очень ценилось. 10 июля 1940 года. На острове новые жертвы. От чернильной чумы гибли десятки. Прошёл лишь месяц, а людей уже осталось 50. Еды почти нет, наступил страшный голодомор. 12 июля 1940 года. Первые случаи каннибализма. Возможно, они появились и раньше, но я заметил только сейчас. Обречённые сходили с ума. А я продолжал сидеть в своём самолёте, подобно моллюску в раковине. Да, низко и трусливо. Но мне не стыдно признать свой страх. Люди снаружи были не в себе. И я не хотел попасть под раздачу, а ещё не хотел заразиться от них такими же неблагонадёжными мыслями. 19 июля 1940 года. Чем больше прогрессировала болезнь, тем больше мы теряли самих себя. Сначала лишились близких и дома, затем собственного облика, разума, человечности. Мы перестали быть людьми, и лишь стоило оказаться вдали от нашего «Благодеятеля», тут же превратились в диких животных. Благодеятель врал. Мы не едины ни душой, ни телом. Нас объединяет лишь скоропостижная смерть. Еды не было. Началась жестокая борьба на выживание. Ради какой-то гнили, травы, коры или кожаных сапогов люди готовы были разрывать друг друга в клочья. Они это и делали. Я же, пусть и также умирал от голода, не готов был убивать ради еды своих же людей. Вообще всех людей! Я не монстр. Выгляжу как он, но внешность обманчива. Стараюсь сохранять рассудок. Единственное, за что я сражаюсь, это чёртов разбитый самолёт. Всё, что я отдал за свой покой людям — это два кожаных кресла, а весь остальной металлолом полностью в моём распоряжении. Я рад даже этому. Однако ресурсы для жизни по-прежнему очень нужны. 20 июля. Снова крайне болезненный ночной приступ. Криков сдерживать уже не мог. Это стало нормой. Никто не реагировал на чужие проблемы. Этой ночью от ЧЧ умер ещё один. На его месте мог быть я. Тело ломит. Ломит изнутри и душу. Смерть дышит в затылок и оплетает своими холодными костлявыми пальцами шею. Не дай Благо, чтобы её пальцы усилили хватку и переломили тонкую трахею вместе с позвоночником. Не хочу умирать. Я должен жить ради брата. 23 июля 1940 года. Прибыл второй корабль с обречёнными! Ящиков с людьми было всего четыре. Я вышел их встречать одним из первых. Пытался предупредить о ситуации и правилах этого острова. Новичков 25. Увидев меня, они пожелали вернуться обратно в контейнеры. Я поднял руки вверх в мирном знаке, продемонстрировал свою уже не такую новую, но в какой-то степени чистую форму БсН и оранжевые защитные очки, сообщив, что я не дикарь и также, как они, из Адамаса. Страх и безысходность на лицах читались отчётливо. Я сразу дал им в руки принесённые арматуры, трубы, куски железа для самообороны. Чистое и ещё не прогнившее мясо сейчас востребовано среди каннибалов. Но здравомыслящие среди нас всё ещё имелись. Просто… Наше поведение может несколько шокировать людей из общества Благосостояния. — Бенди? — вышла из толпы новоприбывших высокая и бледнолицая девушка с чёрными волосами. — Алиса! — хоть одно знакомое лицо! Я был так счастлив встретить хотя бы кого-то, с кем можно поговорить. В обществе из первого прибытия на остров я стал чем-то вроде изгоя. Не совсем понимаю, почему. Но медсестре я невообразимо рад. — Что здесь происходит? И почему вы выглядите…так. Я не знал, как выгляжу. В груде ржавого железа не было зеркал, но в куски алюминия я едва разглядывал свои очертания. Не думал, что я сильно изменился. — Нет времени объяснять! Всё расскажу потом. Если на пути встретятся безумцы — бегите или деритесь. Есть риск стать чьим-то обедом. Ищите укрытия как можно скорее. Припасов нет, еды тоже, вода строго ограничена, мы едва выживаем! Через ещё три-четыре поставки обречённых, трупы займут половину острова. Новички смотрели на меня, словно здесь безумцем был я. Ох, а ведь я самый здравомыслящий в этом дурдоме. Тяжело новеньким придётся. Но ещё страшнее и злее смотрели «наши». Одно из новых правил этих «джунглей»: «Каждый сам за себя». Я к такому не готов. Мне было о ком заботиться. И этот кто-то сейчас очень далеко от меня. Надо найти способ сбежать. Сейчас я должен помочь хотя бы кому-нибудь. 29 июля 1940 года. После нескольких инструктажей для новоприбывших, я снова отправился на поиски ресурсов вглубь свалки. Перелезать через горы мусора было нелегко, а вчера прошёл дождь, из-за чего стало невозможно скользко и опасно. Риск провалиться и распороть себе брюхо о лист железа все двести процентов. Мне удалось зайти дальше и увидеть очень ценные детали для будущих протезов внизу небольшой горки из бочек. Но как стоило мне ступить на «ровную» поверхность, как железный лист подо мной провалился и ноги плотно зажали многотонные куски рельс, сваленные «клеточкой». Левую ногу пронзала страшная боль, а вот протез значительно погнулся, хотя продолжал работать. Но волновался я не о протезе, а о собственной настоящей и единственной ноге. Как назло, настало время приступа. Было больно настолько, что о ногах я забыл в первые же минуты. Густые чернила не позволяли продохнуть, а ловушка делала лишь хуже, не давая согнуться и облегчить страдания. Под свой болезненный вой, скулёж и слёзы, схватился двумя руками за ногу и изо всех сил потянул. Боль невыносима настолько, что казалось, с минуты на минуту я умру. Нужно вколоть обезболивающее как можно скорее. Нет времени. Нога поддалась, от резкого освобождения я отлетел назад, в кучу покрышек и дисков. Ног не чувствую уже обеих. Чернила закрывали обзор, но я уже понимал, что произошло. Вот теперь я точно повторяю судьбу Гарри. Со свалки я выбрался ползком. Исцарапал и разрезал все ладони и колено (от левой ноги осталась половина). Мне нужен второй протез, но на второй одиночный поход вглубь свалки я не осмелюсь. Боюсь, не вернусь. Забрался в свой самолёт и уснул на долгих двенадцать часов, погрузившись в рефлексию. После приступов всегда оставалась слабость. 30 июля. Прибывшие вроде бы нашли укрытия на свалке металлолома. Я же вторые сутки не выходил из истребителя. Просто не мог. Погнувшийся протез правой ноги заклинил и не разгибался. А от левой осталось…немного. Но этого мне не хватало, чтобы вылезти и спрыгнуть на землю. Своего рода ловушка. Интересно, как много я ещё проживу? Ближе к ночи, когда остальные обречённые немного поутихли и разбрелись по углам, ко мне опять пришла Алиса. В её взгляде было неестественно много сочувствия. Кажется, она освоилась и поняла, что тут происходит. — Я думала, ты уже забыл меня, — заявила она мне и потянулась вверх для рукопожатия, — тебе нужна помощь? — Сам справлюсь. Как-нибудь. Сейчас я опасался абсолютно всех. Даже её. Алиса поняла, что не слабо досталось нам на этом острове, поэтому несмело протянула банку с каким-то паштетом из рыбы. Никогда не любил рыбу, но сейчас готов был есть даже траву, поэтому принял подачку с жадностью. Желудок болел вдвойне от голода и постоянных приступов. Я не знаю, откуда у неё такие сокровища, потому, с жадностью опустошая консервы, пригласил её спрятаться от обезумевших в моём самолёте. Девушка молча забралась в кабину и села напротив. Кабина когда-то была двухместная, хотя из-за многих отсутствующих деталей панели управления и хвоста немного увеличилась в длину, поэтому мы с горем пополам уместились. Высовывать голову из укрытия было страшно. Но Алиса почему-то не боялась. Как и не боялась спокойно приходить сюда с человеческой едой и небольшим рюкзаком, откуда это сокровище и вытащила. Смотрела на меня она по-прежнему с жалостью. Тогда становилось неловко уже мне. — Так тебе всё ещё не нужна моя помощь? — что-то такое сказала она мне. Этот диалог был как в тумане, потому что вся голова была занята мыслями о смерти и добыче ресурсов. Я начал забывать очень многое… — Зачем тебе помогать мне? Пользы от меня никакой. — Ты выглядишь иначе и намного разумнее тех животных, за пределами самолёта. Да и я тебя уже в какой-то степени знаю, пусть мы и общались от силы пару раз в госпитале. — А чем я не животное? Мы далеко от цивилизации. Разум стали заменять инстинкты. — Могу сказать, что у тебя ни первого, ни второго. Как ты вообще умудрился потерять вторую ногу? Ещё пару дней назад она была. Я промолчал. Действительно нелепая потеря по неосторожности. Но к ней я отнёсся намного спокойнее, чем в первый раз. Я уже смирился. Смирился, что стою на границе между жизнью и смертью. — Ладно, я не хочу это знать. Лучше поговори со мной. Вместо драк и убийств ты выбрал сидеть на свалке металлолома и разбирать самолёт. Зачем тебе эти детали? — она ткнула пальцем в трубы разной толщины, винты из турбин, листы металла с крыльев, пружины из кресла, молоток, собранный из куска доски и камня, и огромную кучу шурупов. — Хочешь попробовать собрать второй протез? — Вернее два сразу. Правому, кажется, конец. Тяжело сидеть без движения. Нужны простейшие протезы. Такие же замороченные, как правый, я не смогу сделать в этих условиях. Через пару минут общих раздумий мы негласно пришли к решению объединиться. В одиночку мне даже вылезти отсюда нелегко, что уж говорить о поиске материалов. А вот какая ей выгода от общения со мной — ещё не понял. Может я действительно единственное разумное существо на этом острове. — Ты разбираешься в устройстве самолётов? — Нет. Но я механик, так что теоретически что-то знаю. Но починить его и улететь отсюда мы уже не сможем. Слишком мало от него осталось. — Я видела разбитую машину на другом конце свалки. Но там уже кто-то поселился. Может сможем и с теми людьми договориться? Им не нужны те же детали, что и тебе. — Просто так попросить не удастся. Сейчас мы откатились на ступень эволюции назад. Надо давать что-то в обмен. Отговорка «ради Блага», которую мы все использовали в прошлом, сейчас не работает. — У меня в запасе десять консервных банок. В обмен на одну получится добыть то, что тебе нужно? Алиса одна из немногих, кто, попав сюда, принесла с собой что-то для выживания. У меня вот с собой были лишь инструменты. — Возможно. Но мне нужны материалы для сварки. Два аккумулятора, провод и электрод. Вытащить их оттуда просто так мы не сможем. Придётся сооружать сварочную установку прямо возле этой машины. — Опасно. — Знаю. Выбора нет. Если хорошенько поработать над поршневой системой, то замена ноги станет почти что настоящей ногой! Или… Сделать всё проще? Взгляд мой зацепился за лопасть самолёта и её тонкую форму. А ведь она очень прочная, при этом немного гнется, что даст походке пружинность. Что если сделать протез по подобию задних лап животных? Длинная ступня и голень получится из винта просто замечательная. Просто нужно перековать металл. Это самое сложное… Где здесь найти печь, наковальню и молот? 1 августа 1940 года. Алиса перемещала меня по всему острову на спине, как будто ребёнка. Неловко до пунцового румянца на щеках, зато быстро и эффективно (я не хочу говорить об этом…). Собрали почти всё необходимое. Осталось лишь спаять и перековать. Мы нашли машину. В ней обитало трое дикарей. Вернее, мне так показалось. Они перестали носить одежду. Как же неблагонадёжно! Ну и гадость. При общении приходилось смотреть исключительно в глаза. Но для одичавших и сумасшедших диалог вели они слишком осмысленный. Мы договорились. Я мог пользоваться машиной. Марку не рассмотрел, но её чёрный кузов и выпуклые круглые фары выглядели такими дорогими. Вид машины мне не важен. Главное то, что внутри. Всё необходимое для сварочного аппарата уже имелось. Дело за малым. 3 августа. Наковальни у нас не было, однако винты самолёта, объединив силы с дикарями из машины, нам удалось изогнуть в форму «молнии». Не могу описать, поэтому зарисую. *быстрый набросок протеза карандашом. Перьевая ручка закончилась уже давно* Присоединялся он прямиком к культе. По-прежнему было больно из-за металлических зажимов, но это лучше, чем ползать по земле без ног. Походка была просто кошмар! По ощущениям словно надел гнущиеся и пружинящие ходули. Ходил нелепо, держась за плечо медсестры. — Твои протезы похожи на лапы кроликов. Может… Стоит передвигаться прыжками? Когда ты ходишь, то цепляешься этими железками за песок и траву. Недоверчиво покосился на неё, но попробовал, ведь ничего от этого не терял. Прыжок на двух ногах был сильный, но получилось не вперёд, а как-то вверх. Неудачно. Ногам было крайне неприятно от таких импульсов. Попробовал ещё раз. На двух ногах снова провал. Решил переменно, словно на лыжах (никогда не катался на лыжах, но видел по телевизору олимпиаду). И это было замечательно! Никогда бы не подумал, что могу, так быстро ходить на протезах, да ещё и прыгая. Должно быть, это выглядело нелепо и смешно, ведь Алиса смеха не сдержала. Ну и ладно! Пусть завидует моим чудо-ногам. — Главная проблема решена. Что теперь? — поинтересовалась она, собирая все инструменты и ненужные детали в мою сумку. — Теперь, нужно выживать. И найти способ сбежать. — Есть идеи? Конечно не было. Я пытался сбежать, бил разными инструментами стены, пытаясь хотя бы что-то отколоть. Бесполезно. Перелезть тоже невозможно, стены гладкие, без каких-либо зацепок. Мы вернулись в самолёт. 6 августа 1940 года. Слухи о моих ногах быстро разлетелись до каждого обречённого. Многие, кто потеряли свои конечности посчитали «гениальной» идеей убить меня и забрать их себе. Последние два дня прошли в страхе и кошках-мышках с другими обречёнными. Я обнаружил, что благодаря протеза намного быстрее вообще каких-либо людей. Однако, количество желавших разорвать меня росло. — Да успокойтесь! Что со всеми вами?! Мы же… Мы же люди из Адамаса, из общества Благосостояния, а вы собираетесь пойти на такой грех! Я вижу, как много уже собралось трупов у стены, вижу, в каком вы все состоянии и хочу помочь! Но вы сами лишает меня такой возможности. — Как ты собираешься нам помогать?! Мы изуродованы чернильной чумой, ни один твой механизм не способен её искоренить! — Я не излечу чуму, но могу помочь восстановить то, что она отняла. Взгляните на себя! Будто поломанные игрушки, кто без рук, кто без ног. Но ведь это поправимо. И тут толпа затихла. Дикари снова приобрели человеческие осмысляющие глаза, внимая моим словам. Когда ты зажат в угол сборищем вооружённых ножами психов, то готов пообещать им хоть летающий танк, лишь бы в живых оставили. И тут мне взбрела в голову очень неблагонадёжная мысль. Что если сделать так, чтобы объединиться? — Благодеятель предал нас. Он выбросил нас на свалку, будто мы сами мусор, но на деле мы одни из самых благоверных граждан Адамаса. Благо есть, но подчиняться Благодеятелю после содеянного с нами мы не можем. Я предлагаю объединиться друг с другом и создать истинное, верное общество, где слова о единстве духовном и физическом не будут пустым звуком. Мы не мусор и не животные, чтобы поступать с нами, как со скотом! То, что мы обречены на смерть не делает нас хуже тех, кто находится за стеной. (Пометка от 2 сентября 1940 года: Простите меня. Я соврал и предал вас.) Неблагонадёжные Обречённые замерли, переваривая мою речь. Знаю, звучало абсурдно, абсолютно неправильно и так, словно я стремлюсь заполучить власть, но… — Но кто нас будет вести? — донеслось откуда-то сзади. То, что меня услышали было невероятно! Впервые у рядового появилось право голоса. — Может раз он такой умный, то пусть и ведёт нас на путь «эволюции и прогресса»? — спрашивает безрукий старик. — Языком трепать и давать обещания каждый может, а ты возьми и реши наши проблемы, чтобы мы хоть на толику поверили тебе и тому, что ты можешь привнести пользу этому, так сказать, обществу. Я замолк, думая, что же именно я могу предложить прямо сейчас. — Я механик и изобретатель! Чернильная чума пожирает нас по кускам, но я могу восполнить недостатки благодаря протезам. Может, и с голодом что-то сделаем. Если вы все встанете на ноги, как я, то сможете гарантировать благоустройство острова? Люди закопошились. Алиса стояла среди них (я попросил её при людях не общаться со мной, чтобы избежать проблем, вот она и создавала видимость, что также против меня) и также участвовала в обсуждении, подговаривая принять мою сторону. Случилось невозможное. Я получил согласие (и недоверчивые взгляды). — Смотрите! У меня нет ног, но я могу бегать и прыгать! Даже лучше, чем когда они были. Протезы будут тяжёлыми, но со своей миссией справятся на отлично. Сейчас мне нужно рабочее место для ковки, сварки и очень много материалов. Вы… Сможете мне помочь? Люди собрались в кучу и отступили, пропуская меня вперёд. Я бы назвал это чудом, ведь дикари готовы были вернуться к пути прогресса! Я должен сделать ради этих людей всё возможное, чтобы продлить их жизнь хотя бы немного. 8 августа. *несколько слипшихся покрытых чернилами страниц* 10 августа 1940 года. Мне дали прозвище «Прогресс» (из-за моей нелепой скомканной речи в тот день). Аналог «Благодеятеля», только в наших реалиях. Теперь главарём и вождём этого племени стал я — жалкий инвалид, внедривший в себя пару тройку килограмм металла, но при этом оставшийся бóльшим человеком, чем все остальные звери. Мне отдали все ресурсы, лишь бы я смог компенсировать им утраченные конечности. А всем и всё вернуть я не мог физически. Слишком мало необходимых инструментов. Хотя я делал всё возможное, лишь бы люди оставались довольны и могли продолжать своё существование. И вдруг, став «Прогрессом», я кое что осознал. Осознал, кто же такой Благодеятель. Благодеятель такой же человек, как и я, взявший верх над тупым стадом обречёнными на смерть. Он получал с этого выгоду. В Адамасе не существовало денег, но все люди без исключения имели работу, работая ради «пользы обществу». Но какая же это польза? Благодеятель осуществлял экспорт товаров соседним странам, тем самым превратившись в крупнейшего капиталиста. Капиталист в социалистическом обществе! Предатель. Отныне Благодеятель мне не покровитель. Он — образец для подражания. И если этому человеку удалось подчинить себе целую страну, убедить, что это всё «ради Блага», то и я смогу создать здесь собственное государство. Ненадолго, всего лишь на первое время, пока мы все не придумаем способ выбраться отсюда и отомстить. Разбитую машину перенесли к моему истребителю, а в нескольких минутах ходьбы люди создали настоящую печь из камней и глины. Свалку начали разбирать. Смотреть на то, как люди объединяются друг с другом было просто поразительно. Они действительно завершили борьбу только ради того, чтобы я вернул им руки и ноги. От осознания ответственности начиналась мигрень и тахикардия. Сегодня я наконец принялся за работу. Нужны руки для старика. С руками работать приходилось намного дольше, чем с ногами, но за время сидения на этом острове у меня появилось столько идей для новых протезов! Проблем с созданием базовых протезов не возникло. У меня появились помощники. Сокращением мышц нужно просто задевать датчики внутри «коробки». Тогда пальцы сжимаются. Сжимаются сильно и крепко, но хват по прежнему не контролируется. Работа идёт уже четвёртый день. Прогресс заметен! Но всеобщее подозрение лишь усиливается. Я должен торопиться. Хоть я и стал «номинально» главным в этом обществе, но главную проблему решить не могу. Голод продолжает косить людей. Некоторые всплески каннибализма продолжаются, но я ничего не могу поделать с этим. В отличие от Благодеятеля я не могу собственными руками приговаривать к смерти и без того умирающих. Но мы собрали остатки растительности и хотим получить семена хотя бы от одной партии. Мелкая рыба и залетающие на остров птицы основной источник пищи. Вода благодаря частым дождям была в достатке. Выживали мы в основном благодаря ей. Уже ночь, не могу сейчас писать. Снова адские боли разрывают моё тело, заставляя судорожно пытаться продохнуть, сжиматься в клубок, царапая железными коленями лоб. Я продолжаю думать о смерти и о Борисе. По ночам десятки мыслей заполняют голову, кричат в унисон моим собственным крикам боли. Попросил Алису не приходить ко мне, даже если я буду умолять помочь. Я знаю, все слышат меня. Но лучшей помощью для страдальца будет лишь умерщвление. Я не понимаю, откуда такая невероятная боль, почему я потерял контроль над приступами, почему никто другой так не страдает? Почему моя чума отличается? Почему я должен терпеть это? И почему я не могу избавиться от неё?! Неужели это значит, что мне осталось совсем немного? 20 августа. Протезы есть почти у всех. На острове из 75 человек осталось 47. Но для нашей общины этого было достаточно. Мы наконец-то смогли обосноваться. Железный мусор стал навесами, солома — кроватью, еды мало, но она есть. Появилась глиняная посуда, простейшие механизмы, у каждого свои должности. Водоёмы у стены расширились и стали окольцовывать остров. Значит уровень воды поднялся. Но для нас это было только плюсом. Появилась стирка, люди вновь стали ухоженными. Из железа собрали ножницы и бритвы. Одежда, к сожалению, начала изнашиваться, но пока что не критично. Зато чистые бритые лица мужчин создавали видимость цивилизации. Женщин на острове не было, их убили каннибалы ещё в первый месяц. Осталась лишь Алиса. Кстати о ней. Алиса — единственный не заражённый человек. Я узнал об этом совсем недавно, ведь никогда не видел её приступов. Она приехала сюда специально, чтобы помочь, притворившись заражённой. Поймали её сразу. С собой взяла она немного еды и медикаменты. В основном обезболивающее. Мне не помогало даже оно… Но другими людям стало лучше, и это радовало. Не думаю, что в мире ещё существуют настолько самоотверженные люди. Попасть на мусорный остров вместе с отбросами общества и смертельно больными не каждый отважится. 21 августа. Быть главным не сложно. Мы по-прежнему социалистическое общество, только я раздаю команды и советы. Хотя мы все равны. Все люди достаточно взрослые, поэтому справлялись и без моих советов, и порой казалось, что учили всему как раз они меня. Протезы стали индивидуальными. Кто-то хотел «полегче», кто-то «прочнее и больше», а кто-то «чтобы выглядело устрашающе». Я всё это делал, внедрял в людей всё больше и больше железа, иногда даже оружие (один человек попросил сделать механизм в его протезе, в котором из кулака может выбрасываться нож. Отказать я не смог из чистого интереса к разработке и сборке чего-то нового). Протезы ведь не новы. Они существовали даже в средневековье. Однако… Когда исчезли войны, в них пропала нужда. Сейчас-то они станут как никогда актуальны. Может, если произойдёт чудо, то мы с Борисом откроем собственную мастерскую? Благо, дай мне сил дожить хотя бы до встречи с ним. Прошу… 1 сентября 1940 года. Жизнь наладилась, теперь мы существовали полноценно, как деревня. У нас появились культурные растения, немного овощей и зерна. Но вот как мы переживём зиму — не известно. Да, зимы бесснежные, почти не холодные, но пищи у нас не будет совсем. Нужно выбираться отсюда. Мы собираемся с обречёнными разрушить стену. Даже если не удастся уплыть, у нас хотя бы будет доступ к морю и рыбе. Раньше было намного больше шансов на побег — мы были не так худы и слабы, у нас была мотивация, и количество. Сейчас нас лишь 30. Хотя появилось преимущество — почти каждый человек имеет железные инновационные протезы, благодаря которым мы сильнее обычных людей раза в два, и наших возможностей также много. Мы таранили стену на протяжении шести часов, били её кувалдами, кирками, молотами. Она треснула совсем незначительно, явно не насквозь. Решили продолжить завтра. У двух людей протезы деформировались из-за слишком сильной инерции, надо починить. Работы непочатый край. 8 сентября 1940 года. Сейчас, возможно, 4 утра. Приплыло буксирное судно. Небольшое, испускающее пар. Я слышал это, так как был практически вплотную к стене и видел над ней клубы пара, пока все остальные люди спали. Неужели кто-то приехал спасти нас? Или наоборот прислали новых неблагонадёжных? Вот чёрт… Но вот мотор стих и настала тишина. Только шум моря и шорохи по ту сторону. Но когда и шорохи стихли, я словно предчувствовал опасность и отошёл как можно дальше. Взрыв. В стене образовалась огромная дыра. Облако пыли поднялось в воздух и также плавно опустилось. Я впервые увидел море. Такое тёмное и бескрайнее. Земли на горизонте не видать. Я подбежал к стене, скрипя протезами, чтобы узнать, кто же пришёл за нами. Но лучше бы не знал. На сушу из деревянной лодки вышел высокий человек (как странно, ведь я точно видел пар и слышал гул буксирного судна). Мне хватило двух секунд, чтобы узнать силуэт. Это была наша третья встреча. Я подпрыгнул на протезах, и вмазал кулаком ему по фарфоровой голове, пока он откашливался от пыли и был отвлечён. Упал на землю замертво. Может, я бы и убил его на месте, если бы не струсил. Должен был! Но…не смог. Остановился прямо в момент, как занёс над его грудью самодельный нож. Ну я и идиот… Обреченные проснулись от шума и выбежали к дыре в стене. Я успел к этому времени оттащить за ноги этого мужчину к себе в «мастерскую». Никто не должен был знать о том, кто это. Или…наоборот отдать его на растерзания умирающим и одичавшим людям? Я не знаю, не знаю… Что же делать?! Святое благо, что же я делаю?! Лодка у берега вызвала кучу вопросов, но в первую очередь начала абсолютно безумную драку ради возможности свалить с острова. Без жертв не обошлось. На их месте я бы поступил также, если бы не занимался тяжелющей двухметровой тушей убийцы человечества. Но было сейчас не до этого. Мужчину я связал, усадил на импровизированную табуретку, а сам вышел успокаивать людей. Как-никак, я же главный. Я «Прогресс». Это оказалось бесполезно. Кажется, шесть человек смогли уместиться в лодку и отплыть от берега. Не уверен, но лодка перевернулась? В это время я уже вернулся к заложнику. Если мой дневник когда-то вернётся в руки ОБСНГА, а предатель каким-то образом сбежит от меня, то оставлю здесь его словесный портрет: чашка вместо головы, блондинистые волосы с потемнением на макушке (выглядят сожжёными), на переносице шрам, под глазом останется синяк (переборщил с ударом). Телосложение крепкое, весит больше среднего, одет в униформу БсН, но документов рядового с собой нет. Обыскал его полностью с ног до головы и обнаружил обложку иностранного пашпорта. Лидеровец!!! Шпион из соседнего государства! Это о многом говорило. Но зачем он уничтожил «I-29»? Это ведь удар не только по Адамасу, но и по всему миру, в особенности и близ находящегося Лидера. Подорвать наш социалистический строй? Бред какой. Испортить положение Адамаса в мировой экономике? Абсолютно никак не связано. Убить нас? Вполне возможно, но если это так, то очень глупо. Лидеровец очнулся. Смотрел на меня злобно, с отвращением и пренебрежением. Левый его глаз заплыл и покраснел. Забавно, ведь мой собственный правый глаз был не лучше, хоть и прекрасно видел. В него попали чернила, из-за чего на вид он был жутким, так как белок полностью приобрел чёрный цвет. Но дискомфорта это не приносило, а значит нет проблем. — Говори, кто такой и что здесь забыл? Он молчал, будто ни слова не понимал. Точно, он же иностранец. Надо говорить внятнее или же переключиться на межкультурный язык? Знал бы я ещё Фирский… Давно уже в ОЦ не преподают иностранных (мол, это подрывает наш строй и внушает неблагонадёжные идеи). — Ты понимаешь адамадексианский? Мужчина удивлённо поднял брови, выпучив глаза. Признаться, я даже испугался такой реакции. Я что-то не то сказал? — Так вот как это произносится, — прыснул он, будто насмехаясь надо мной. — Очевидно, что понимаю. Акцент был заметен, но владел языком он умело. Точно шпион. Лидгеровский ни с чем не спутать. Жаль, в пашпорте не было никакого содержимого, как-либо намекающего на имя и должность. — Отлично, ты меня понимаешь, — приставил к горлу нож для грозности, — а теперь отвечай на заданные вопросы. — У-у, как страшно, — закатил он глаза, равнодушно отвернувшись от меня, как от самого скучного человека во всём Благонадёжном обществе, — как-будто ты осмелишься меня прикончить. — Да как ты см… — Ну давай, давай, убивай. Всё равно ничего не скажу. Я убрал нож. Стоило для начала решить всё мирным путём, а уже потом угрожать. Ну да, сглупил. Шпион передо мной, кажется, разговорчивый (или же просто некомпетентный). — Ты помнишь меня? Тогда, а октябре, когда ты и твой союзник ворвались в исследовательский центр? — Помню, — честно ответил мужчина. Но взгляд потемнел и в нём блеснуло что-то нечитаемое. Он… Действительно шёл на контакт. Это было неправильно! Шпионы не должны отвечать добровольно, находясь при этом в плену. — Зачем ты уничтожил Машину? Он промолчал, опустив взгляд на мои протезы. Судя по выражению его лица, мои ноги были намного интереснее, чем я сам. — Ладно, можешь не отвечать. Скажи хотя бы кто ты и что забыл на этом Благом забытом острове? — Какое тебе дело? — Какое?! Ты прибыл из Лидера в Адамас, а затем и сюда. Если в Филлерде тебе нужна была Машина, то что понадобилось здесь? Меня преследуешь? Снова молчал. А я начинал злиться. Злиться от собственной беспомощности и непонимания. — И долго ты меня здесь держать будешь? — рявкнул он, когда тишина затянулась. — Пока не ответишь на мои вопросы. — Отвечу только на три и я свободен, — не спросил, а утвердил. — … Ладно. Как тебя зовут? — Кап. — Что ты делаешь здесь? — Ищу. Что за ответ?! Твою ж… Он специально вынудил меня потратить последний вопрос на очевидное? — Кого ты ищешь, Кап? — Своего тупоголового младшего брата! Честно, растерялся. Он сказал, что ищет брата. Я ведь тоже должен найти Бориса! Но я не знаю вообще ни единого места, куда его могли увезти, а этот человек, раз пришёл сюда, очевидно предполагает и имеет возможности туда попасть. — Тогда в исследовательском центре рядом с тобой был твой брат? Если да, то тут таких точно нет и не было. Он тоже болен? — Это уже больше, чем три вопроса. Ты обещал отпустить меня. — Не обещал. Отпущу только с условием, что я отправлюсь с тобой на поиски. — ЧТО?! Да ты с дубу рухнул? Ну уж нет! Я не собираюсь брать с собой такой балласт, как инвалида-полурослика. — Хей! Я сам не в восторге, но мне также, как и тебе, надо найти своего брата! Его также забрали, и, возможно, увезли на один из подобных островов или лагерей. Проще ведь искать вместе, разве нет? Я и сам не доверяю тебе, человеку, погубившему человечество, но брат мне намного важнее. Да и я единственный, кто знает, что именно ты уничтожил лекарство от чернильной чумы. Представляешь, что с тобой сделают другие люди, когда узнают о данном известии? В Адамасе бы тебя уже публично повесили, пять раз четвертовали и расстреляли. Я, так и быть, пощажу в обмен на помощь. — Ты серьёзно думаешь, что напугал меня? — выгнул бровь. А чего это я так пекусь о нём? Его жизнь ничего не стоит по сравнению с содеянным. Я демонстративно вернул в руку нож и покачал им у его красного носа. — А если я сейчас вгоню ножик по самое основание тебе в ногу, ты согласишься? На острове полно каннибалов, они с радостью встретят тебя. — Чё?! Не вздумай! — он оживился и задёргался. Я так и знал, что он трус, хотя строит из себя всего такого напыщенного. — Это значит да? — остриё ножа занёс над тканью униформы БсН. Я бы не ударил его в любом случае. Чисто морально не готов причинить кому-то вреда. Мне было страшно. Но это сработало. — Да-да-да! Ради Великого Творца, убери уже нож от моей ноги! И развяжи наконец мои руки! «Кто такой «Великий Творец»?» — с такими мыслями я разрезал льняную верёвку своим же оружием. — Твою лодку, кстати, украли, — осведомил я Капа, на что он равнодушно пожал плечами, разминая запястья, передавленные до посинения. Я должен был его убить! Это мой долг! Я клялся отомстить за всех больных чумой и погибших! — А мой «Искатель горизонта» ещё не угнали? — Фу, что за название вообще. Буксирное судно что ли? Я не видел его у берега, но и не слышал, чтобы кто-то его завёл. — Будешь хамить, сам тебя грохну, — рычит, гад неблагонадёжный. Желание убить его было взаимно. — Я оставил судно немного дальше с другой стороны от взорванной стены. Не хотелось, чтобы оно село на мель. Собирай свои манатки, или что тут у вас на свалке вообще есть, и бегом за мной. И не тащи на мой корабль всякий хлам. А то выкину за борт вместе с ним. Остановил его прежде, чем в металлическую дверь постучали. Заставил его притаиться в углу, ведь уплыть мы должны были тихо и без зависти. За дверью была Алиса. Я хотел взять её с собой, но… — Бенди, я не могу… Как же все эти люди? Нельзя их бросать. Моей целью была помощь обречённым, я для этого сюда и приехала. Её ответ я понял. Печальное, но не отговаривающее «прощай». Я лишь кивнул. — А меня спросить никто не хочет? — хмурится лидеровец, выходя из-за двери. Мы снова поскалили друг на друга зубы и, чуть не вступив в схватку, всё же успокоились. Алиса помогла разогнать толпу оставшихся обречённых по домам до рассвета, а мы с моим недругом компаньоном вышли к стене и морю. — Придётся вплавь добираться до корабля. — Я не могу плавать. Протезы на дно утянут. В ответ было много иностранной ругани. На мелководье у стены неглубоко, всего по пояс. Там я смог пройти, но до судна было вплавь метров пятнадцать. Мои инструменты, которые я взял с собой, протезы, наработки, всё это рисковало оказаться на дне моря. Как сказал Кап, на корабле у него был надувной военный плот. На нём я и мои вещи могли бы доплыть до самого судна и кто-то должен был его сюда доставить. Но… Он мог обмануть меня и уплыть, потому я дал Алисе последнее задание — отправиться туда вплавь вместе с лидеровцем и в случае чего прикончить. Под её присмотром, мне и помогли добраться до корабля. Прощание наше было сумбурным. Мы лишь пожали друг другу холодные руки и пожелали удачи. 9 сентября 1940 года. Вот я на буксирном судне вместе с человеком, обрекшим на смерть всё человечество. Алиса осталась на острове, как и немногие обречённые. Я не знаю, какова её дальнейшая судьба. Но надеюсь, это была не последняя наша встреча. Я перед ней в огромном долгу. Ради Бориса я готов перетерпеть даже общество этого неприятно мужчины, всё время под нос бубнящего на незнакомом мне языке и зло зыркающего время от времени, стоя у штурвала. У Капа есть карта, где обозначены основные лагеря и острова, на которых заточены обречённые. Как я заметил, зачёркнуты уже три точки. Возможно, в одном из них и был мой брат, но… Мне бы добраться хотя бы до одного морского порта, где я бы смог украсть один корабль, парусник или ещё что-либо, и перенести все данные карты лидеровца на другую, собственную, чтобы не быть зависимым от этого человека, но… Я понятия не имею как ориентироваться в море. Да и вообще где-либо в мире, ведь никогда не покидал Адамаса. А мир за его пределами был…непривычным. Но могло быть и хуже.