Быстротечность

Работать с бумагами было совсем не муторно, даже в такой жаркий летний день как этот. Архив находился на востоке, поэтому к полудню, когда Кохари заступала на смену, солнце уже давно стояло в зените. Окна в это время были всегда нараспашку, шторы легонько колыхались от слабого ветерка, а шелест старых свитков, которые надо было каждый раз переставлять с одного места на другое, успокаивал. Кохари не на что было жаловаться: на миссии ходить она не любила, слишком большая ответсвенность для такой мягкосердечной девушки. Кохари всю жизнь была окружена книгами, все её детство прошло в обнимку с романтическими поэмами, старинными балладами и огромными томами сказаний. Выросла она такой же: мечтательной, романтической, немного наивной. Простушка, как её по-доброму называли подруги. Нет, миссии она совсем не любила, не любила спать на грязи, не любила походный стиль жизни, на дух не переносила сальные шуточки сокомандников. Вот вроде бы взрослые лбы, а без слез не взглянешь. А самое интересное, вокруг таких крутилось большинство куноич. Нет, конечно, Кохари их не осуждала. Она просто не понимала как может быть интересно с человеком, который максимум, что может рассказать – анекдот из трактира да виды кунаев перечислить. Это не значит, что Кохари не любила этих парней. Они были её соседями, односельчанами, она уважала их за смелость и решительность, могла пойти большой компанией со всеми к озеру, особенно после праздников было самое то, но не понимала она, чем они так могут привлекать девушек. Поэтому, тщательно обдумав, Кохари отозвала свою карту из рядов регулярной армии и перевелась на самую обычную, пыльную работу архивариуса. Книги, все-таки, были привычней стали. Работенка была несложной, людей заходило мало, вот девушка и занимала себя в свободные минуты пением под нос да мечтаниями. А мечтать было о чем: ведь не может жить юное сердце, взрощенное на лирической романтике, без приключений. Нет, дева давно потеряла спокойный сон после одной знаменательной встречи. Всё жаловалась Кохари, что парни лишь об одном твердят, так со всей неожиданностью ворвался к ней в сердце юноша, что не говорил вовсе. Иккаку Умино – образец дисциплины, никогда слова лишнего не говорившего, только по делу, всегда собран, одет как с иголочки, из пучка длинных волос не выбивается ни одна прядка. Взгляд его пугал: строгий, не терпящий возражений, а если, не приведи случай, попробуешь нарушить один из приказов, жгучий карий покрывается ледяной кромкой, брови хмурятся, а голос звучит так громко и устрашающе, что все бесы разом убегают. Иккаку напарники боялись, но уважали, а вот девушки предпочитали парней более открытых, с которыми и пошутить можно было, и поддразнить. С такими парнями, как Иккаку жить скучно будет. Разумеется, все так думали, кроме одной Кохари. Она его тоже побаивалась, особенно после того случая, как случайно на него засмотрелась в общей столовой и опрокинула тарелку с рыбьими костями прямо в книгу, что он читал. Лицо девушки сначала приобрело красный-красный оттенок, но встретившись с этим убивающим взглядом, тут же побледнело как смерть. Лучше бы он тогда накричал на неё, обозвал растяпой или чем похуже, да хоть стукнул бы. Но Иккаку, не отводя испепеляющего взгляда, аккуратно стряхнул кости обратно на поднос, угрюмо покачал головой и отвернулся с таким безразличием на лице, что бедная девочка чуть не разревелась там же. А ведь именно книга привлекла тогда внимание Кохари: это было одно из сказаний древних монахов, не самое известное, вот Кохари тогда и обрадовалась – может, хоть в литературных вкусах сойдутся. Но там ей казалось, что она опозорена своей же неуклюжестью, что все будут смеяться, а Иккаку подумает невесть что. На самом же деле, никто кроме них двоих этого даже не заметил, поэтому подруги-куноичи лишь с недоумением наблюдали, как Кохари убегает прочь. После этого случая, они начали чаще сталкиваться в коридорах, но поскольку Умино, как и всегда, не обращал на неё никакого внимания, Кохари списала все на случайность. Часто, после таких вот встреч, она любила помечтать, как тот взглянет на неё, но только пусть добро посмотрит, ласково, как возьмет за руку и позовет гулять. Неважно куда, она бы с ним и на ненавистную миссию отправилась, лишь бы услышать слово нежное. Часто, сидя в архиве, перебирая по сто раз одно и то же, любила она прикрыть глаза и представить, что это не занавески касаются спины, а сильные руки поглаживают напряженные плечи. Как он, такой большой и высокий, по сравнению с ней, аккуратно бы заключил в объятия, как погладил бы по волосам, провел бы грубой рукой по щеке, тихо-тихо приблизившись к её губам... И на этом месте мечты всегда заканчивались. Сердце билось уж слишком сильно, лицо горело будто на солнце, а ладони мягко тряслись. Не хватало еще, чтобы её увидели в таком состоянии, тогда она уж точно не вынесет. Этот летний день был таким же как и предыдущие. Быстро разобравшись с документами и свитками, Кохари вновь села за излюбленное место перед окошком и погрузилась в мечтания. В этот раз виделось ей как Иккаку приводит гулять её в чащу, которая в это время года пестрела расцветшими бутонами полевых цветов. Виделись ей ромашки и васильки, Иккаку, вплетающий ей в волосы эту красоту, нежные лучи солнца, там мягко их обнимавшее. До того замечталась Кохари, что начало казаться ей, что в небольшой комнатке и впрямь заблагоухало цветами. Открыв глаза и немного придя в себя, запах никуда не ушел, что очень напрягло девушку. Может, на солнце пересидела? Но отчетливый кашель, явно наигранный, для привлечения внимания, заставил её резко подскочить со стула. Вот случилось то, чего она она боялась – кто-то пришел в архив, а она тут краснощекая, растрепанная с гулко бьющимся сердцем. Наскоро пригладив волосы и повязав привычную бандану, Кохари вынырнула из-за стеллажа, и сердце её упало в пятки. Там стоял он. Тот самый Иккаку Умино, о котором, буквально минуту назад она мечтала, который вызывал дрожь по всему телу просто стоя рядом, тот, от чьих случайных редких прикосновений кожа горела огнем еще несколько минут. Стоит, абсолютно реальный, теребя одной рукой усы, а вторую пряча за спину. Как только Кохари появилась за стойкой регистрации, Иккаку поднял взгляд. В этот момент колени девушки впрямь не выдержали, и ей пришлось осесть на кресло. Он посмотрел именно так, как снилось ей. Ласково, смущенно, быстро потупив взор. Отняв руку от лица, Иккаку слегка прокашлялся, на лице его играл легкий румянец. Кохари показалось, что в комнате цветами стало пахнуть сильнее. Опустив голову, девушка чуть не подавилось воздухом: во второй руке Иккаку сжимал очаровательный букет с полевыми цветами. Он был немного кривеньким, не все корни были срезаны, ясно, что букетик был собран самостоятельно и прямо из леса, но для Кохари в этот момент не существовало ничего более прекрасного, даже огромные букеты пионов из магазина Яманака не сравнились бы с этими маленькими росточками. Вдруг до неё дошло, что этот букетик протягивают ей, и что надо бы его скорее поставить в вазу. Дрожащими руками она потянулась за цветами и чуть не уронила их на пол, когда смуглая широкая ладонь легонька погладила её по запятью. – Я это... – раздался необыкновенно тихий голос. Кохари вновь подняла глаза и увидела, что Умино опять начал теребить усы, явно собираясь с силами. – Скоро фестиваль. Сегодня то есть... ну, вечером. Ты позволишь провести его с тобой? Иккаку явно был не в своей тарелке, переминаясь с ноги на ногу и то отдергивая пальцы от губы, то вновь дергая волосы. Кохари все это казалось злой шуткой: её возлюбленный, находящийся так далеко, не обращавший на неё внимания, скупой на эмоции, сейчас стоял рядом с ней, подарил ей букет и пригласил на праздненство. Голова у юной девы шла кругом, хотелось и плакать и смеяться одновременно, хотелось прыгнуть ему на шею и крепко прижаться и хотелось убежать домой, спрятаться, чтобы никто не нашёл. Много чего хотелось в данный момент Кохари, но сил хватило только, чтобы прижать букет к груди, прямо к сердцу, смущенно улыбнуться и пролепетать что-то на подобие: – Конечно... Тот вечер стал переломным для них обоих: для Кохари, что все это время была заложницей своих снов и грёз, боявшейся даже упоминания реального Умино, и для Иккаку, которому, на самом деле, давно приглянулась эта миниатюрная куноичи, чьи стратегии всегда оказывались самыми выигрышнымм, чей ум был неоправданно обделен вниманием Совета, отправившего талантливую Кохари не в главный штаб аналитиков, не в гражданский патруль, ни даже в полицейский участок, а, как считал Иккаку, в унизительную архивную комнатку. Много они тогда узнали друг о друге, удивительно много разговаривали они в тот вечер, две нелюдимые звезды наконец нашли свой путь. Этот вечер стал для них волшебным летним воспинанием, что соединило два трепещущих сердца, связало их узами, которые не ослабли даже осенью. Целоваться ни он, ни она не умели, но оно у них само получилось как-то естественно – разве могло по-другому быть?