Сказанья Великой Шаманшы, версия геншин

Ночной воздух пахнет сыростью и обидой.       — Мой отец… жестокий убийца. Сяо вздыхает и отворачивается к окну, потому что ему больно смотреть на то, как медленно, но верно ломается Итер, всё глубже осознавая правду, которую так долго и тщательно от него скрывали. Человеческие души такие хрупкие. Одно слово — и они рассыпаются в прах.       — Прости, — всё, что может выдавить из себя Алатус. Он не видит, но чувствует, что Итер поднял голову — его взгляд, полный горя и гнева, копьём впивается между лопаток, разом выбивая воздух из лёгких.       — И ты не лучше его… Такой же… Убийца и обманщик… Сяо чувствует, как начинает дрожать в такт дрожи, которую слышит в его голосе, но пытается сдерживаться. Он не имеет права быть слабым. Не перед ним. Не перед тем, кого предали — он сам и злые люди, не ценившее, что имеют. Он должен оставаться сильным, чтобы Итеру было на кого опереться. Даже если сам Итер не захочет этого, не сможет его простить — он будет незримой стеной стоять рядом, протянет руку и станет лестницей вверх — из этой ямы гнева, обиды и злобы. Сяо не смог спасти его однажды, но не допустит этой ошибки второй раз.       — Как это случилось? — Тусклый голос позади впивается в мысли и рушит их и так спутанный ход. Алатус оборачивается и хочет спросить, что это значит, но замирает с открытым ртом. Итер сидит на полу, полубоком оперевшись на кровать — почти единственное, что есть в этой пустой тёмной квартире. Его волосы выбились из косы и спутались, создавая на голове самое настоящее гнездо. Медовые глаза смотрели вперёд, в пустоту, кажется, совсем не мигая, и опасно блестели в ночи. На щеках и носу застыл розовый — с ним всегда так, когда он слишком волнуется. Сяо запомнил. И этот образ он тоже запомнит, наверное, уже навсегда. Эта печальная красота заслуживает того, чтобы её вспоминали.       — Как случилось то, что мы оказались здесь, Сяо? Или мне следует назвать тебя иначе? Сяо — не твоё имя… Адепт медленно моргает, пытаясь согнать наваждение.       — Мне заказали тебя. Сказали втереться в доверие и похитить, когда ты потеряешь бдительность. Они были уверены, что ты такой же, как и твой отец. Внимательный, подозрительный… Опасный. Итер не двигается — даже почти не дышит. Такой хрупкий, но всё равно пытающийся бороться с демонами, пытающимися его поглотить. Алатус видит это. Видит его борьбу. Поэтому он рассказывает всё, всю правду, в надежде, что истина поможет ему победить.       — Сначала я следил за тобой издалека. Изучал всё, чтобы ты точно заинтересовался мной и доверился… Но я не смог тебя понять. Поэтому я понадеялся на удачу. На то, что ты действительно такой, каким мне показался. Добрый, бесхитростный. Я сыграл роль человека, нуждающегося в помощи, и ты клюнул в мою ловушку. Ты попался. Блондин вздрагивает, но никак больше не реагирует на эти слова. Он выглядит так, будто вот-вот умрёт или расплачется. Но он не делает ни того, ни другого.       — Почему ты продолжил? Если ты видел, что я уже попался… Почему ты продолжил свою игру? Зачем ты терзал меня? Чтобы посмеяться? Причинить боль?       — Нет. Приказ о захвате вдруг отменили, мне сказали оставить тебя. Итер впервые оживает, непонимающе глядя на Сяо, но тот уже этого не видит, потому что стоит к нему спиной и смотрит в окно.       — Что? Но тогда… Зачем? Брюнет молчит. Итер уже готов вскочить на ноги и криком заставить его ответить, как слышит шёпот:       — Потому что в тот день в ловушку попался не только ты, — и замирает.       — Что?       — Мне хватило одного взгляда, чтобы влюбиться в твои глаза. Воздух с шумом покинул лёгкие. Мне хватило одного взгляда, чтобы попасться в твою ловушку.