Скотт Каан: Как фотографировать голых мужчин

Скотт позволяет себе произнести слово «влюбился». Однажды даже вслух. Заглядывает в документы: тридцатник с лишним — самое время съехать мозгами и отправиться в очередной кризисный трип. В мире нет ни одного человека, похожего на Алекса О’Лафлина. Он даже не особенный — он уникальный. Этому невозможно противостоять. Обаятельный пожиратель сердец с потенциалом маньяка, великолепным телом, глазами-хамелеонами, жадными губами и крепким членом. К тому же Алекс прекрасно осознает, как выглядит, как звучит; и плевать на то, что кто-то чуть не сгрыз кулаки, пока он выкаблучивался на площадке и перед камерами фотографов, а после строил из себя невинную девицу, кокетничая, что не умеет быть сексуальным. Скотт признался бы ему, если бы в этом была хоть капля смысла. Он понимает, что сейчас случится, ровно за долю секунды до того, как это действительно происходит. Подошва ботинка Алекса скользит на невидимом препятствии, чуть едет в сторону, и тот летит головой вперед, ошибочно выставляя для опоры слишком напряженную правую руку. — Лед, быстро! — подхватывается Скотт, швыряя в сторону бутылку с водой. Но не он один здесь профи. К Алексу уже несутся несколько каскадеров, и кто-то громко зовет врача, чья машина, как назло, припаркована далековато. Алекс сидит на асфальте — бледный до зелени под гримом, но широко улыбающийся, и лишь слегка потирает правое плечо, восстанавливая дыхание: — Все в порядке, ребята. Все хорошо. Неудачно свалился, всего лишь ушиб. Пять минут, и продолжим. Врач настаивает на осмотре, и Алекс легко поднимается, широко взмахнув руками: — Никаких проблем, спасибо, доктор. Видимо, от жары. Сейчас водички хлебну и по новой. Врач группы недовольно ворчит под нос и отправляется к режиссеру. Так все получают полчаса отдыха, а Скотт — нечто, слишком напоминающее паническую атаку, глядя на то, как Алекс скидывает бутафорский бронежилет и идет в сторону своего трейлера, легко жонглируя сунутым ему в руку пакетом со льдом. Ал может обмануть кого угодно, но только не его. Он выжидает минуты три, сначала унимая стук сердца, а после — прикидывая, что вызовет минимум вопросов и привлечет меньше внимания: выбить дверь трейлера ударом ноги (этого хочется больше всего), попытаться приподнять одну из оконных рам или незаметно открыть замок своим ключом. Потому что уверен — на звонок Алекс не ответит. Это не мешает Скотту безмолвно изобразить разговор по телефону на верхней ступеньке трейлера на случай, если чей-то обеспокоенный или любопытный взгляд следит за ним. Оттого щелчок замка получается мягким, почти неслышным, и Алекс оборачивается, только когда Скотт с грохотом закрывает за собой дверь. Левой рукой Алекс прижимает пакет со льдом между правым плечом и шеей, на столе — полупустая бутылка воды, а в глазах — океан испуга и решимости. — Вытри грим, — тихо говорит Скотт вместо того, что планировал. — У тебя слеза пробороздила рельеф Гранд Каньона. Давай помогу снять футболку. — Не надо, я сам, — голос Алекса хриплый, надтреснутый, но твердый. — Иди отдыхать, Скотти. Видишь, я обеспечил всем полчаса сна в тени. Скотта начинает накрывать. Он, несомненно, кричит так, что стены и потолок трейлера должны обрушиться на тупую и упрямую голову Алекса, а черно-белая пелена застилает его глаза — сейчас он действительно готов кого-то убить. И если Алекс до сих пор не понял, что он за жизнь видел тысячи и тысячи травм, то нужно повторить в сотый раз — он спортсмен и дрался на улицах, ясно? Он знает, как хрустят под кулаком кости, трещат суставы или со скрипом рвутся сухожилия, и на глазок может отличить вывих от растяжения, а простой перелом — от чего-то намного худшего. И ты, блядь, не МакГарретт, хоть и заебал своими рассказами, как тренировался в Коронадо перед съемками! Скотт не видит ничего, кроме побелевших кончиков пальцев, сжимающих пакет со льдом, и провалов угольно-черных глаз в окружении слипшихся ресниц, когда Алекс тихо говорит ему: — Не ори! Еще пять секунд, и кто-то точно выломает дверь. Все верят, что ты способен свернуть мне шею. Устроим бесплатный спектакль? — Да я еще и не начинал! Я тебя не трогаю, придурок ебаный, только потому, что вижу — ты сдохнешь и без чужой помощи! — Хорошо. Вот это просто отлично. Нужно оставить для Дэнни и Стива. Очень подходящая сцена. Алекс опускается в кресло, чуть съезжает, пристраивая правый локоть горизонтально, и, ухмыляясь, подмигивает Скотту. На столике обнаруживается пустой стакан, который разлетается на мельчайшие осколки, удачно попав в дверцу душа. С ним лопается, как воздушный шарик, желание крепко въебать этому кретину, чтобы он не мучился сам и не заставлял страдать других. Скотт медленно выдыхает, упершись ладонями в колени, и спрашивает уже не громко, но зло и резко: — Давно это у тебя? — Родился таким, наверное, — криво усмехается Алекс, но его футболка насквозь пропитана потом и подтаявшим льдом, и снять ее нужно немедленно. — Дебил, — почти спокойно говорит Скотт, — я про плечо. — Не помню, — вздыхает Алекс и проделывает почти акробатический трюк, с помощью одной левой быстро освобождаясь от футболки, а после вновь прижимая лед к поврежденному месту. — Может, месяца два. Или три? Недель шесть-семь, наверное. Ты уже ходил без трости. — И ты все это время?.. — Только не ори снова, ладно? Мне не всегда так больно. Только если неудачно повернусь или на тренировке перегружу. — Если ты хотел заставить меня заткнуться, то вышло удачно. У меня нет слов. Ты не дебил, ты умалишенный с диагнозом, каких не видывал свет. Ты — животное с пустой черепной коробкой. Червяки, и те не всегда отращивают целое из половины. Или ты считаешь, что твой МакГарретт будет лучше смотреться с протезом?! — Это несомненно додало бы ему интересный бэкграунд, — уголки губ Алекса ползут вверх уже почти естественно: похоже, то, что он принял до прихода Скотта, подействовало. — Обожаю выслушивать твое «нет слов». — Знаешь, я даже не хочу спрашивать, каждый ли раз ты был обдолбан, когда мы трахались. Нет, не хочу. Сейчас это вообще не важно. Скотт зажимает ладонями уши и машет головой, но ответ все равно слышен: — Почти никогда. Может, раз или два после сложных съемок. Поможешь наложить тейп и втереть мазь? Коробка с тейпом и все, что нужно, обнаруживается в тумбочке, в нижнем ящике, в дальнем углу за новыми парами носков и ворохом журналов. Скотт старается аккуратно растирать мазь пластиковым стеком, но не может быть спокоен: под серо-зелеными пятнами татуировки уже хорошо заметны гематомы, и на внутренней стороне плеча, на светлой, почти незагорелой коже они наливаются опасным фиолетовым. — Интересно, что ты придумал для оправдания перед гримерами? — ворчит Скотт, накладывая тейп. — Скажу, что у меня страстная подружка. Кто не поверит? — Алекс тихо охает, когда пальцы надавливают сильнее или разглаживают ленты. — Пожалуйста, храни это в тайне. — Ну да, единственное, что нам следует скрывать, — Скотт злится, потому что Алекс в самом деле ненормальный, если думает в первую очередь о таких вещах. — У тебя там, похоже, надрыв мышцы и связок. Может, что и похуже. Нужно не просто в больницу и не двигаться, возможно, придется оперировать. Давай на выходных на материк. У моих врачей золотые руки. — Нет! — быстрым взмахом левой протестует Алекс. — Восстановление, физиотерапия. Я потерплю. Мы не можем отставать от графика. Это не кино, к которому ты привык, а сериал, упустим несколько дней, и все останутся без рождественских каникул и застрянут здесь на праздники. Ты же видел планы съемок, уже ничего нельзя изменить. Я — ведущий актер, и если не все зависит от меня, то это — однозначно. Я не могу подвести остальных. — А я просто в отпуск сюда прилетел, конечно! — И я не хочу, чтобы все закончилось на первом сезоне. Не только из-за себя, это работа для всех. Осталось три недели. А потом, обещаю… И ты обещай, что будешь молчать. Скотт гладит его по волосам, целует вспотевший лоб, соленые губы, и все внутри бунтует против таких обещаний, и ему самому, может, хотелось бы встать, поймать шоураннера где-нибудь в углу, прижать за грудки к стене и зловещим шепотом объяснить, что следует поберечь основного актера и на пушечный выстрел не подпускать к трюкам и ежедневным тренировкам. Но — вот беда! — это Алекс, и он не менее уперт и решителен, чем сам Скотт, которому не раз приходилось выходить на спарринг, вставать на доску или сниматься с травмами. — Хорошо, детка. До каникул. Но не дольше. — Спасибо, Скотти. В дверь стучит ассистент с громким «Мистер О’Лафлин, мистер Каан, перерыв окончен!» Они синхронно заводят глаза на каждое «мистер». — Тебе нужно в душ. Береги плечо, иначе я сделаю что-то ужасное. — Иди. Прости, что тебе не удалось поспать. — Ненормальный, — цедит Скотт, распахивает дверь трейлера, одновременно приглаживая волосы одной рукой, а другой — поправляя яйца и расстегивая-застегивая ширинку. — У нас с мистером О’Лафлином был фантастический секс в трейлере, — громко вещает он всем, ждущим их появления. — Будьте милосердны, дайте ему еще пять минут, чтобы прийти в себя. Справки о моих выдающихся талантах вы можете навести у моего менеджера, а те, кому лень — просто погуглить. Дружно хохочут все от водителей до режиссера — прекрасный эффект. Часто плохая правда удачно скрывает под собой еще худшую. Скотту ли этого не знать?