Erode

Жил-был мальчик, который любил девочку, и её смех был вопросом, в поиске ответа на который он провёл бы всю свою жизнь. Николь Краусс, «Хроники любви»

      В просторную яркость каюты пробрались вечерние сумерки. Где-то вдалеке приятно шумели разбивающиеся о края пешего судна темно-синие волны. Их плаксивые любовные песни, залетая в круглое окошко в корпусе корабля, растекались по полу небольшой комнаты, смешиваясь с приглушённым светом.       Шерлок сидел в грубом вельветовом кресле. Освещение было настолько тусклым, что перед глазами начинали плясать мелкие черно-белые точки.       Как оказался здесь, мужчина не помнил, помнил лишь мимолётный солнечный блеск в чужих алых глазах и дерзость во взгляде, направленном точь на его губы. Мысли в момент вышибло из головы. Мориарти что-то спрашивал. Розовые полоски губ то смыкались, то размыкались, вновь и вновь выдавая слова, которых не было слышно. Лишь когда совершенная тишина обрушилась на обоих, Холмс рефлекторно кивнул. Уильям вновь одарил маленькой улыбкой, вызывая очередной приступ аритмии. Хотелось схватить его за лацканы пиджака и, притянув к себе, поцеловать, но десятки неторопливо ужинающих людей вокруг отрезвили разум.       В каюте Мориарти было прохладно. Несмотря на это, мужчина, только зайдя в помещение, скинул с себя пиджак, небрежно бросив тот на подлокотник дивана. После — сплошная прострация.       Запела пластинка. В ладони материализовался бокал с виски покрепче. Пока Уильям разливал, звенело стекло, и мысли в голове Холмса, подобно его звону, рассыпáлись мелкой блестящей пылью.       — Танцуешь? — раздалось приглушенно, совсем рядом. Шерлок оторвал взгляд от темной воды в бокале. — Нет? — смех Мориарти был ответом. — Не умеешь? — одна и та же пытка снова и снова. — Я научу. — как итог, утверждением.       Затем — безумство; переплетенные пальцы, рывок на себя. Миллиметры между друг другом.       Поцелуй? Медленный танец.       Чертовски жарко для середины февраля. Лёгкий сквозняк щекотал оголившиеся в порыве движений щиколотки. Мориарти осторожно опустил ладонь на поясницу после очередного поворота, даже сквозь несколько слоёв ткани позволяя ощутить жар своей кожи.       — Ты же знал, что все обернётся этим, не так ли?       Шерлок отвел взгляд от чужих губ и закрыл глаза. Конечно, он знал.       Происходящее волной накрыло обоих. Внезапно охватившая страсть находила своё проявление в исследующих тела руках и жадных губах, готовых сражаться за первенство не на жизнь, а на смерть.       Это был поцелуй, который не убеждал, а принуждал.       Мориарти приоткрыл рот, и Шерлок застонал, запуская руку ему в волосы, прижимая голову ближе к себе.       Уильям ощутил сладкую пряность ранее выпитого Холмсом виски. Это заставило захотеть происходящего ещё больше. С губ сорвался неосторожный стон, когда мужчина глубже протолкнул свой язык ему в рот, лаская гладкое верхнее нёбо.       Стены и потолок смазались тусклым пятном. Новые ощущения заискрили воздух. Опустившись на аккуратно заправленную кровать, Шерлок подхватил Мориарти под ягодицы и приподнял; почувствовал, как пробежавший по телу жар заставил соски затвердеть. После расцепил руки, плотно обвившие шею, приподнялся. Граф недовольно всхлипнул, умоляя вернуть прерванный контакт.       Осторожно накрыв ладонью повлажневшую поясницу, Холмс позволил Уильяму сделать ещё один вдох и продолжил покрывать едва заметными метками острую линию подбородка, покусывать шею. Когда глаза зацепились за нервно дрогнувшее адамово яблоко — широко прошёлся по нему языком. Сверкающая в кромешной темноте кожа, сладко-солёная, сегодня источала аромат молодой лаванды и пионов. Запах кедрового масла покрывал все тело. Это сводило с ума.       Растерявший строптивость Уильям развёл бёдра в стороны, чувствуя пересчитывающие позвонки холодные пальцы. Они в контрасте с горячими губами казались ледяными.       Шерлок, не прекращая ласк, поглаживал влажные бока. Рубашка графа, сильно помятая, сплошным недоразумением собралась у того на груди. Он потянулся к ней, но детектив перехватил бледные пальцы, покрывая костяшки и ладони поцелуями. Уильям, заворожённый, наблюдал, как его фаланги исчезают между распухшими губами, погружаясь вглубь рта. Всего на мгновенье ему показалось, что он остров, окружённый глубоким синим морем. Холмс же — волны, которые то нахлынут, то уйдут обратно на глубину, и они будут медленно размывать друг друга, пока не останется ничего.       Сталкивая взгляды, исчезло время лишь для того, чтобы в секунду взорваться сверхновой. Уильям нетерпеливо вильнул тазом, призывая продолжить. Холмс был того же мнения — слишком поздно, чтобы останавливаться сейчас.       Было что-то ещё между ними, помимо обжигающей страсти. То, как Уильям смотрел, то, как целовал предплечья, усыпанные набухшими в напряжении венами, как трепетно прикасался кончиками пальцев к груди.       Отчаяние прослеживалось в движениях: в скорых толчках, ловких движениях пальцев.       — Поцелуй? — Медленный танец.       Гореть? О, нет. Догорать.