Крылатая песня бурной весны

Утренние сборы были быстрыми: сосредоточенные перед неизвестностью все молчали, не заводя разговоров. Перелет занял полтора часа, и наконец путешественники приземлились у кромки леса, который разительно отличался от тех мест, где жили подданные Трандуила, а уж про Ривендел и говорить не приходилось. Лицо князя выглядело нечитаемым, а вот Гэндальфу эти места, судя по всему, были знакомы. Гарри шел за эльфом, отставая на десяток шагов и осматривая изогнутые сухие деревья, которые намертво сцепились кронами с себе подобными. Жизни здесь не было: ни птиц, ни мелких зверьков, ни насекомых. Солнце будто померкло, отказываясь заглядывать в этот кривой многоярусный сухостой. Камень, хворост, высящиеся изломанные столбы исполинских деревьев, ссохшиеся и увитые мхами, лишайниками и слизкими колониями темно-ржавых грибов, напоминающих плесень. Пробираться приходилось осторожно, то и дело огибая корни или проползая под ними, преодолевая лежащие на пути поваленные стволы, будто вырванные с корнями разъяренным великаном, спускаясь в низины, где воздух наполнялся влагой застойного тумана с болотным душком, или взбираясь на груды камней. Через три часа они достигли места, с которого открывался вид на длинный узкий мост с разрушенными перекрытиями и гордо вздымающиеся вверх руины некогда величественной крепости, вросшие в высокий скалистый холм. С легкостью можно было представить Дол-Гулдур в его расцвете, дорисовывая в воображении недостающие части, но даже тогда эта крепость казалась не только величественной, но и особенно зловещей. Часть ее развалин была укутана плотным сизым туманом, скрывающим любые звуки. Путники неслышно спустились к единственному месту, которое позволяло проникнуть в замок, и теперь осторожно двигались по шатким останкам подъездного моста. Его изувеченные части зияли открытыми ранами, повествуя о битвах и силе, в былые времена сокрушившей каменные своды в пыль. Часть вещей они разумно оставили еще на подходе к крепости, решив не тащить палатку и остальную утварь, необходимую для комфортного существования на привалах. С собой были отобраны и уменьшены продукты и вода на несколько дней, а для эльфа Гарри прихватил дополнительный запас стрел. Миниатюрные спальники размером с носовой платок были спрятаны в карманах и не доставляли хлопот, как и аптечки. Тогда же волшебник активировал три карты магией крови — здесь ее некому было запрещать. Теперь на пустых листах отображался мост и три цепочки крошечных следов, которые двигались в одном направлении. Мужчины решили осмотреть сегодня лишь верхнюю, наземную часть замка, чтобы со следующего дня углубиться в подземелья и увидеть то, что скрывает в себе Амон-Ланк, колдовской холм. Коридоры, лестницы, провалы бойниц и узких арочных окон, неизмеримые груды ржавого железа, ощетинившегося на незваных пришельцев из всех углов, проходили перед их глазами снова и снова. Через два часа блужданий их отряд не встретил никого, но, как заметил Гэндальф, он не ощущал зловещего взгляда в спину и довлеющей над ним тьмы, как в прошлый раз. «Тлен и запустение» — вспомнил Гарри его слова раньше. Меч Трандуила не светился, как и Гламдринг, принадлежащий Митрандиру, — значит, орков поблизости не было. Успокоенные и уставшие, они вернулись к месту, где оставили свои вещи, и стали готовиться к ночлегу. Палаткой было решено не пользоваться: даже Гарри было неуютно спать за тонкой завесой расширенного пространства: он не знал, как на его охранные чары подействует магия этого места и проверять это сейчас не хотел. Они расстелили спальники, и маг набросил на всех Согревающие чары. Зажигать костер не рискнули, довольствуясь пищей, согретой магией, а потом при свете «Люмоса» уткнулись в карты, изучая отраженные в них результаты сегодняшней вылазки. Оказалось, что если приложить кончик палочки к месту на карте и произнести любое название, оно отпечатывалось на пергаменте. Так, свои имена обрели отдельные залы и этажи по их характерным чертам. Очень практичные названия: «круглый зал», «разрушенный переход», «тупик», «обрыв», «восточная башня», «второй ярус» и подобные. На следующий день они спустились в подземелье. Чтобы не кричать друг другу в гулких коридорах, в которых от любого громкого звука спятившей птахой билось эхо, они перешли на мыслеречь — и это для Гарри оказалось не в пример удобнее. В отличие от легиллименции, в его разум не проникали, не врывались, пролистывая картинки прошлого. Осанвэ можно было сравнить с легким ветром, который доносил слова спутника прямо в разум, но при этом не касался памяти и зрительных образов без необходимости, также незаметно растворяясь до следующего порыва. «В этом коридоре нет ничего, кроме пустых камер», — заключил Гэндальф, обходя нижний этаж. «Никого живого», — подтвердил эльф, заглядывая в такие же одинаковые каморки за ржавыми решетками в противоположной от центральной лестницы стороне. Гарри задумчиво бродил вокруг, поочередно кастуя все известные ему Чары Обнаружения: людей, живых созданий, разумных и не очень, — но вокруг были пустота, пыль и тлен. Единственными обитателями этого места ему виделись только хрупкие, почти истлевшие кости темных тварей да редкие черепа в дальних углах некоторых темниц. Крепость казалась пустой и покинутой не одно столетие. «В этом месте держали пленников, — подумал Гарри, окинув взглядом темные провалы камер, и начал подниматься по лестнице наверх, — если Саургот занимался здесь исследованиями, то вход в его лаборатории был точно не в этом подвале, но, возможно, на первом центральном этаже или там, где он принимал своих прислужников, сея ужас и страх. С пафосом. Как Том. А значит, где-то здесь должен был существовать привычного вида тронный зал или что-то подобное…» В задумчивости маг направился к самым большим пустым помещениям, сверяясь с картой. «Где-то в самом сердце крепости… точно не у подъездного моста, не рядом с центральными воротами, но и не слишком высоко. Точно не на верхних этажах…» — мелькали мысли в голове мага, пока он кидал чары в каждый пройденный зал снова и снова. Он нашел два подходящих зала, но никаких возвышений для трона или чего-то похожего там не было. А потом он вспомнил, что Саургот уже был здесь не совсем в физическом облике, а значит, он существовал в обоих пластах реальности. Как он мог что-то создавать? Это же не явиться призрачной субстанцией или сгустком устрашающего огня и выдать короткие указания любому своему приспешнику! А значит: он мог либо воплощаться в чем-то или в ком-то, либо сам, хоть временно, но переползать в этот мир. Орки, как умные сторонники, отпадали сразу. Даже самый продвинутый экземпляр вряд ли справился бы с изучением, чтением и экспериментами — они могли лишь проливать кровь и крушить созданное другими. Но разве падший Майа нуждался в книгах? Его сила была разрушительна сама по себе: ею он наделял человеческих некромантов, ею карал неугодных, ею уродовал творения Айнур, насколько понял черноволосый маг. А значит, именно ей он и запечатал свои тайники! Мог ли он оставить лазейку, позволяющую проникнуть к его тайнам кому-либо другому, кроме призрачных Назгул? Потому что сам Гарри уж никак не хотел развоплощаться, тем более, что он вряд ли бы умер и стал призраком, скорее — снова вернулся бы в Межвременье. А такая перспектива его совершенно не привлекала. Волшебник сел на одну из разрушенных плит повыше и, пробегая взглядом по обломкам, стал думать, изредка выпуская из палочки различные Выявляющие чары. Справа от него часть разрушенной стены занимала вереница окон, слева — мощные в обхвате колонны держали высокий свод потолка, а за ними находилась несущая стена крепости с неровными краями. В зал вошли остальные его спутники, и Гарри, посмотрев на Митрандира, вспомнил, как тот в свое время смог проникнуть в Эребор вместе с гномами. Хоббит рассказывал что-то про лунный свет, про скрытые надписи и руны на карте и стенах. Да он даже на дверь Бильбо повесил руну, светившуюся в ночи, знак, указывающий гномам место сбора! Гарри поднял палочку и бросил в стену серию Проявляющих чар, пока Гэндальф и Трандуил с интересом смотрели на него. «Отвернитесь. Я не чертов фокусник!» — хотелось рявкнуть на них, но маг сдержался, напомнив себе, что он уже не тот несдержанный подросток, не способный удержать язык за зубами. Эх, Снейпа на него нет! Гарри покрутил палочку в руках, напряженно размышляя, а потом спросил: — Гэндальф, а расскажи мне про Мелькора, когда он еще не стал Саурготом: я что-то читал про Валар и Айнур, и про то, как создавался этот мир. Они там пели — и из песни их общей Эру Илуватар потом создал Арду, так? — Да, ты прав, Габриэль, но не совсем, — удивился столь отвлеченной теме Истари. Впору было ожидать явления Назгул, но следов Призраков пока не было, а эти развалины за время их исследования перестали, как раньше, казаться столь угрожающими. Поэтому он был не против вспомнить те давние, как само время, события. — Может, мы оставим на вечер сказания старины? — подал голос эльф, быстро окинув сердитым взглядом Гарри, а потом продолжил обходить завалы, осматривая все, что казалось подозрительным. — Нет-нет, как раз сейчас я хотел бы послушать об этом. В книге, где я нашел упоминание о сотворении мира, писалось кратко. Эру Илуватар, Единый, жил в Чертогах Безвременья. Он сотворил Айнур из негасимого пламени, из которого был создан весь мир сущий, прозванный Эа, и пламя это являлось духом самого Эру Илуватара, — быстро начал говорить Гарри, понимая, что и Трандуил, как древний эльф, а особенно Истари, знают все это и даже больше того. Он не хотел, чтобы его прервали или принялись рассказывать правильную до мелочей версию событий, потому что представил, сколько времени может занять подробный точный пересказ всего, что случилось до появления Перворожденных. Маг подозревал, что один этот период длился сотни тысяч лет. А ведь после рождения первых эльфов история мира насчитывала еще большее количество времени, включая все три эпохи до сего дня. — Так вот, там сказано было, что «породил он мыслью Айнур, когда других созданий с ним еще не было. Мыслью он породил их, но замыслов его не знал никто, и раскрывались они постепенно», — продолжил маг, пока его молча слушали: Митрандир — благосклонно кивая, а князь — нахмурив темные брови. — В какой-то момент он повелел им петь, петь всем вместе, и они, разумеется, исполнили его волю. И было три темы. Начал пение сам Эру, подхватили Айнур: так был задуман Эа. Голос Мелькора выделялся, и пел он, желая слышать себя больше всех, но не слушая других. Он вносил диссонанс, и потом не раз Эру выправлял общую песнь, убирая этот диссонанс, который то и дело вносил Мелькор. Трижды происходило так. И так повелось дальше. Мелькор снова вносил разлад туда, где царствовала гармония, но это я отвлекся… — Гарри откашлялся. Горло иногда давало о себе знать, не вовремя охрипнув от малейших сложностей: избытка пыли, холодного воздуха или долгого разговора. Как сейчас. — Я так понял, что их пение создавало Арду, и было упоминание, что каждый из Айнур создавал что-то свое, а значит, даже Мелькор что-то сотворил. Что-то, что давалось ему лучше всех. Потом часть Айнур спустилась в Эа, чтобы позаботиться о жизни в этом еще пустынном месте, их назвали «Валар», и были созданы ими помощники себе — «Майар», то есть духи вселенной. — Уже спустившись в Эа, — заметил Митрандир, — Валар стали непосредственно прилагать свои силы, воздвигая горы, засаживая пустынную твердь, формируя реки, взращивая растения и создавая живой мир. — Вопрос мой был в том, к чему именно приложил руку Мелькор, пока не стал Морготом? В чем были его силы, кроме разрушения? — Гарри подтянул к себе колени и устроил на них локти, положив подбородок сверху. Его глаза заинтересованно следили за Серым волшебником. — До растраты своих сил Мелькор был величайшей мощью в Эа и сыграл в ее создании великую роль, — подтвердил Митрандир, закуривая трубку, — он создал имбар, — земную кору — огонь и холод. Написано: «… к своей выгоде исказил он замысел Эру, но через него вошли в мир гнев и тоска, злоба и страдание, пожар и холод. Через него, но не от него, потому что Эру Илуватар создал мир еще более чудесный и удивительный, а жизнь еще более достойную того, чтобы быть прожитой…» — Ясно, — Гарри потер руки, одним плавным движением поднял в воздух все валявшиеся на полу камни и вышвырнул их в провал стены с оглушительным грохотом. А потом заморозил весь оставшийся мелкий хлам этого самого большого круглого зала пустынной крепости. Иней и корка льда в мгновение ока расползлись по всей поверхности, залезая белым пухом на стены и расчерчивая проемы и дыры снежными узорами. Следующим взмахом он поджег торчащие сухие ветви, и магический огонь, в отличие от обычного, сразу начал плавить лед, осушая и сжигая все на своем пути. Эльф еще до начала первого заклинания перебрался повыше, на огромный обломок каменной плиты, и теперь с недоумением смотрел на резвящегося мага. А тот подскочил, уперев руки в бока и наклонив голову, и внимательно рассматривал оставшиеся редкие очаги пламени и невысокие ледяные островки. Походил по плите, нагнулся, всматриваясь в наведенный им самим беспорядок, а потом с грацией хищника, сравнимой с эльфийской, перепрыгнул повыше на пару плит, находящихся почти по центру полукруглого помещения. Эльф хотел было задать вопрос, но маг поднял ладонь, жестом попросив молчания. Следующими чарами непостижимый adan подвесил возле разрушенных оконных проемов миниатюрную волшебную луну, и на каменной поверхности в неверной игре лунного света и теней оставшиеся потеки сажи, грязного льда и выжженных в камне пятен образовали удивительно отчетливые письмена. — Скажи: «Повелитель Арды, приветствую тебя!» и входи, — перевел с черного наречия Гэндальф и посмотрел на Гарри. — Так и скажите, — попросил его маг, тяготясь удерживать искусственное светило дольше необходимого, — на их языке, я имею в виду. И Гэндальф с явно выраженной неохотой начал говорить громко и отчетливо, а его звучный, набирающий силу голос с непривычно рычащим звучанием разорвал тишину сводов, пустив эхо биться в тесных извилистых коридорах, чтобы утихнуть где-то вдали. Ломаная лязгающая речь была полной противоположностью певучей эльфийской. А после, со скрежетом заржавевшего многотонного замка́ несущая стена крепости раскололась пополам, осыпавшись крупной каменной крошкой, а в появившейся расщелине, способной пропустить кого-то весьма внушительного размера, показалась широкая лестница с высокими ступенями, уходящая в темноту. — Прошу, — церемонным жестом взмахнул рукой Гарри, сияя довольной улыбкой. Ему было чем гордиться! Он смог разгадать мысли падшего и найти сокрытое, когда магия его подвела. А вот интуиция и шальная удача наоборот сыграли на все сто. Огонь, холод и земная твердь! Надо же, в чем загадка была! Может, Моргот и от Саурона таился, когда делал этот схрон. Боялся? Не доверял? Иначе зачем так мудрено прятал свое сокровище? Ведь и Том в свое время управлял телом Джинни, хотя еще и не захватил ее полностью своим самым значимым крестражем — половиной разбитой души. А она, бедная первогодка, столкнувшаяся с неизмеримо темным предметом, была в ужасе и смутном тумане совершенных ею ужасных проступков. Гарри размышлял над этим, пока вслед за спутниками спускался по крутой лестнице в непроглядную тьму. Он хотел было воспользоваться фонариком, но потом решил, что не стоит рисковать и будить местный бестиарий, а вместо этого обострил себе магией восприятие. Зрение, слух, обоняние. Чары временные, но полезные. Эльф успел накинуть плащ, потому как пропал со всех радаров, кроме карты. Истари, идущий самым первым, виднелся еле-еле точкой светящегося навершия на длинном посохе. Тишина давила, делая отчетливей едва слышный влажный звук редких падающих капель, тонких дорожек влаги, стекающих по ступеням и естественным скальным проемам, выступам, причудливыми формами изгибающихся за краем лестницы с обеих ее сторон. Гарри поднял голову вверх и увидел смутные очертания сталактитов, ощерившихся иглами на незваных вторженцев. Казалось, лестница все никак не кончится, но через некоторое время они остановились на небольшой площадке шагов пятьдесят в диаметре, а перед ними раскинулось необъятное пространство, часть которого занимало подземное озеро с чернильной гладью. Они спустились ниже, и Гарри заметил черные провалы туннелей, разбегающихся во все стороны. Он почувствовал себя стоящим на перекрестке в поисках жизненного пути. Впрочем, так оно и было. Придется им выбирать дорогу наугад, пока не найдут искомое. «И в каждом какая-нибудь дрянь обосновалась!» — вздохнул Гарри, оглядываясь и пересчитывая пустые черные глазницы, которыми смотрела на них пещера. «Не стоит смотреть в бездну, иначе она посмотрит в ответ», — вспомнилась ему подходящая фраза, которую, дай Мерлин памяти, говорил Дин, — и тогда еще она горчила неизбежным фатализмом. Эти провалы-глаза давили, буквально следили за ними, и мага непроизвольно передернуло. Шум далеких подгорных вод казался зловещим шепотом. — Это же холм! Высокий, конечно же, но холм, — в отрицании пробормотал Гарри, не желая верить своим глазам. — А Мо… Гарри молниеносно наколдовал «Силенцио» на Истари, вспомнив, что титул, который дал себе Том обладал вполне реальной силой. — Извини, Гэндальф, но думаю, что не стоит в этом месте произносить имя, которым его нарекли. Пусть будет просто Падшим, — попросил юноша, а потом, еще раз извинившись, снял чары. — Ты мудр, Габриэль, — тихо отметил седой волшебник. — Падший, о чем было упомянуто, создал земную кору. У него были сила и время кроить под землей то, что ему нужно. А нам сейчас предстоит выбрать дорогу. И Гарри с тоской снова окинул взглядом все девять ходов. Тут на свежесть воздуха и чары не понадеешься. — Третий, восьмой и девятый коридоры имеют на стенах царапины, похожие на когти, — прошелестел над ухом голос Трандуила, и Гарри вздрогнул от неожиданности, — в первом и седьмом — лабиринты сразу за первым поворотом, в четвертом — воздух влажный, а значит рядом подземная река. Второй и шестой коридоры идут вверх, а первый, седьмой и девятый — круто уходят вниз. Гэндальф и Гарри переглянулись. Пока они в нерешительности думали и говорили, эльф успел сходить в разведку и вернуться обратно. Шустрый малый! Теперь они прикидывали, с какого прохода начать с учетом новой информации, но никак не могли сообразить сходу, где могло таиться морготово сокровище. Там, где были твари, вероятность найти искомое казалась выше, но кто сказал, что в лабиринтах или других коридорах они не встретят иных охранников. Не все твари легко оставляют следы в камне, но от этого они могут быть не менее смертоносны! — Выкидываем одновременно пальцы, — ребячески решил Гарри, — первое совпадение, и мы идем в нужный коридор. Считаем, как выбрал Трандуил, слева от площадки. На взмах руки Гарри из-под плаща показалась изящная длинная кисть эльфа, до невозможности белая в свете посоха. Гэндальф протянул свою руку, и они начали жеребьевку, отдав решение случаю. В третий подход выпал третий коридор, и Гарри, отметив совпадение, с облегчением выдохнул: ему надоело оттягивать неизбежное. По коридору они шли долго. Он извивался вправо и вниз, потом резко уходил влево, упираясь в широкие нерукотворные залы, а затем снова превращался в узкую извилистую ленту. Неожиданно они, завернув за угол, наткнулись на спящих горных троллей. Холмоподобные туши растянулись у стен, подпирая маленькими головами низкий потолок. По всей видимости, дальше бедолаги пройти не смогли, окончательно впав в анабиоз от голода. Гарри жестом попросил отступить за угол, сам показывая пример, и выставил руку за поворот, наколдовав самый яркий «Люмос». На миг полыхнула вспышка, и маг, заглянув за угол, одобрительно кивнул, показывая, что путь свободен. Он первым вскочил на перепутанные между собой бревна рук и ног ближайших окаменевших от заклинания тварей, быстро пробежался по ним и скрылся из виду в очередном коридоре. Почти не отставая, за ним следовал невидимый эльф, да и Гэндальф оказался прытким, несмотря на седую бороду и глубокие морщины. Через несколько просторных залов им попались неупокоенные духи, которые с жутким воем накинулись на появившихся в дверях путников, и Гарри едва успел наколдовать щит, закрываясь от града осыпавшихся сверху камней. А Трандуил, который последний час шел в расстегнутом плаще и откинутом капюшоне, сразу же скользнул вперед и выставил клинки. Призраки, напарывающиеся на них целой толпой, истаивали с не менее жутким воем. Гарри с интересом посмотрел на эльфа, а тот, позволив последнему из призраков раствориться, повернулся к магу и, ухмыльнувшись, сказал: «Забористый яд ты приготовил, Эванс! Отлично берет!» — Осторожнее будь, я с антидотом еще не разобрался, — хмуро бросил Гарри, который так и не понял, ругать ему эльфа за то, что тот шел в накинутом сверху плаще и был частично видим, или наоборот вздохнуть с облегчением, не переживая, что остроухий отправился вперед, в разведку, или потерялся где-то, попав в ловушку — их здесь хватало: от капканов до выскакивающих из стен орочьих убийственных механизмов, простых и незамысловатых, но при этом устрашающе действенных. Плащ ведь скрывал и от простых поисковых чар, а постоянно заглядывать в карту было не слишком удобно. — Не беспокойся, — миролюбиво ответил эльф и снова накинул капюшон плаща, проведя рукой по застежке и став абсолютно невидимым. Встреченных чуть позже мух, вернее слепней размером с голову, удалось сжечь модифицированным огненным «Протего». Мерзкие кровопийцы с бессмысленным упорством летели на яркий огонь и мгновенно сгорали, осыпаясь зловонными кучками пепла. А дальше был тупик, который и Гарри, и Гэндальф просканировали всеми известными способами, но результаты выдавали одно — сплошную скальную породу. Трапезничать в этом тупике или останавливаться на привал никто не захотел: от гари горчил даже вдыхаемый воздух. Поэтому все двинулись обратно, мысленно вычеркнув коридор из перспективных. Впрочем, уже наткнувшись на троллей, можно было сообразить, что дальше их не ждет ничего важного, потому что защита из десятка тупиц была так себе, а кого-то более опасного здесь быть не могло, иначе оголодавшие тролли уже успели бы его сожрать. Призраки им были не интересны, а летающие слепни — цель слишком шустрая: всех не перебьешь, быстрее устанешь. Вот и мыкались, бедные, пытаясь протиснуться в узкий проход в поисках свежатины, но не смогли выбраться. Обратная дорога казалась еще более долгой и бессмысленно съедала драгоценное время. И Гарри, немного подумав, подхватил спутников под руки и аппарировал в центральный зал с озером. Не привыкший к такому Гэндальф тут же присел на ближайший камень и вытер пот со лба дрожащей рукой. Истари такое перемещение далось тяжело, и Гарри, пожалев волшебника, наколдовал ему стакан из пластиковой пуговицы и воду в нем. Пока Гарри парил над магом, переживая, нет ли у того конфликта двух типов магий: примененной на него, чуждой, — и внутренней, майарской, Трандуил успел зажечь небольшой костерок в укромном уголке за выступающими скалами и соорудить скромный перекус из хлеба, сыра и тонкого вяленого мяса. Гэндальф приходил в себя больше часа, держа подрагивающими руками кружку с травяным отваром, и Гарри сочувственно решил, что больше не станет применять к Серому волшебнику свою магию без крайней на то необходимости. Время близилось к вечеру. Об этом брюнету сказали пресловутые чары. Несмотря на поздний час, они решили наведаться в один из менее перспективных коридоров, откуда тянуло влажной сыростью. Там, спустя восемь поворотов, их встретила река, как и предполагал эльф. Никаких видимых троп дальше не было, и все начали сомневаться, что Моргот стал бы нырять за своим крестражем, не говоря уже о том, чтобы сохранить в воде на тысячелетия что-то важное. Это и в мире Гарри было бы невозможно: любые чары развеются за столетие, а тут несколько тысячелетий прошло. И Гэндальф, и эльф почти вышли из грота обратно за массивную, окованную железом дверь, как услышали громкое бульканье. Резко обернувшись, они увидели, как маг легким взмахом руки меланхолично закидывает в воду камни, заставляя их прыгать по воде. Разозленный эльф заметил бурление воды одновременно с Гарри и хотел было кинуться, чтобы схватить глупого мальчишку и утащить за защиту дверей, как тот, будто прочтя беспокойные мысли, резко бросил: «Не стоит!» — и покачал пальцем. Глубоким, но удивительно громким голосом он скомандовал: «Империо!», указав палочкой на лоснящуюся голову водяного дракона. Пристально уставился в глаза чудовища, едва шевеля четко очерченными губами. Дракон завороженно смотрел на мага, так же не отрывая глаз, покачивая длинной шеей, скаля пасть с тонкими, будто иглы, блестящими черными зубами. Эльф боялся прервать это мысленное общение, но про себя злился и костерил мага изо всех сил. За то, что рискнул, за то, что не предупредил, не согласовал, кинулся сам, очертя голову в непроверенную авантюру, подтверждая новую безумную догадку. Совершеннейший самоуверенный псих! А потом дракон фыркнул и так же медленно погрузился в воду, напоследок взмахнув хвостом. Гарри прикрыл глаза и с силой потер ладонями лицо, а потом неуверенным шагом двинулся обратно, держась за каменную кладку стены. У выхода его под руку подхватил эльф, не слушая вялых возражений и не замечая пробежавшей по телу волшебника дрожи. Он оттащил его вглубь коридора и только набрал воздух, чтобы отругать, — и за дело! — как почувствовал, что Гэндальф трогает его за предплечье, указывая глазами на Габриэля. Маг, приоткрыв рот с ровной белой полоской зубов, спал. И по всей видимости очень глубоким сном, съехав по стене и свесив голову к плечу, только тонкая струйка крови скользила от носа до подбородка и россыпью капель окрашивала куртку. Поминая Моргота и всех его прислужников, эльф подхватил упрямого adan на руки и понес в более удобное для привала место. За мага он не тревожился: кроме бледности и истощения иных ран не было. Поэтому, устроив беспамятного мальчишку на одеяле, князь достал из аптечки флакон зелья и влил ему в горло, проводя пальцами по кадыку, заставляя сглотнуть целебное варево. О том, как лечить истощение, и о его стадиях ему рассказали лекари из Имладриса, которых он успел расспросить, зная, что заботиться о себе самостоятельно черноволосый маг не умеет. Проспал Эванс двенадцать часов. За это время они успели вернуться к центральному залу. Снова. И эльф, невидимкой в плаще, успел исследовать еще два коридора, минуя их стражей — мертвецов, призраков и гигантских пауков, привычных обитателей его лесных угодий. Гарри проснулся и, радостно уплетая за обе щеки эльфийскую галету с отваром, сообщил, что змеедракон — очень древний речной обитатель, разумный представитель исчезнувшего вида, который видел и чуял в этих местах четвероногих волколаков, не пахнущих жизнью, и огромного паука, вернее паучиху, а еще червей, но последних он победил и съел за две тысячи лет до этого. — Ты рисковал! — в глубоком голосе Трандуила отчетливо звучал едва сдерживаемый гнев. — Змей мог тебя съесть, утащить под воду, разорвать так быстро, что ты не успел бы даже сделать вздох! — Определенно, нет! — жуя лембас, возразил маг. — Это было исключено. Для большей убедительности он по слогам произнес последнее слово. — Чем же ты его поразил? Красноречием? — сарказм лился из князя, срывался ядовитыми каплями с губ, а взгляд недовольно прожигал. — Подчиняющими чарами, — ухмыльнулся Гарри. — Он полностью был под принуждением и не мог даже шевельнуться без моего одобрения. После я приказал ему опуститься в свою пещеру и заснуть на самый долгий срок. Я мог даже приказать ему не дышать, — и он бы послушался. Но убивать его мне не хотелось. Древний змей, он не был осквернен силой Падшего. Просто в несчастливый для него час заплыл сюда по подземной реке и был пленен, не имея сил выбраться. Пусть спит. Если в мире все наладится, я, возможно, когда-нибудь вернусь с ним поговорить и смогу его отпустить, но не сейчас — это заберет очень много сил. Не уверен, что справлюсь. Да и пока тьма довлеет, не стоит давать ей такое оружие! «Безумный маг, — мелькнула мысль у Трандуила, — и зверушек выбирает себе под стать! А я-то думал, что мой олень — нетривиальный выбор. Приедет он сюда! Как же, кто его отпустит!» В следующем коридоре на них налетели летучие мыши-вампиры размером с небольшого варга или крупного пса. Обычный свет Люмоса их сильно дезориентировал, и перебить их, предварительно оглушив, было легко. Гарри уж было понадеялся, что их поход так и завершится без единой раны, как они, зайдя в один из залов, столкнулись с весьма свирепыми гибридами горных троллей и беорнингов. «Вот куда пропали все родичи Беорна!» — загрустил маг, вспомнив гостеприимного, но сурового людомедведя. Стражи, из-за отсутствия подходящей пищи, впали в спячку, как тролли, но стоило раздаться едва слышному постороннему шороху, как они вскочили, не потеряв ни минуты, и напали без тени сомнений, пытаясь вырвать горло чужакам. Гэндальф сразу выставил посох, не давая тварям приблизиться, но они отступили только вначале, испугавшись яркого света, а потом ему пришлось быстро махать посохом, откидывая разъяренных зверей, пока Гарри, став рядом, вертел палочкой, посылая в тварей атакующие заклинания, ошеломляя и отбрасывая их в сторону, чтобы эльф, укрытый плащом, мог беспрепятственно уничтожать нападавших сзади. К сожалению, из-за примеси тролльих генов, магия на них действовала не так хорошо, как Гарри хотелось бы. После «Ступефая» или «Импедименты» они приходили в себя значительно быстрее, так что маг вскоре кидал более затратные «Бомбарды» и «Диффиндо». Уберечься от брызг крови и внутренностей не удалось, и даже эльф, находящийся в самой гуще сражения, был измазан и от этого виден. Поэтому Гарри то и дело кидал на него Очищающие чары, возвращая ему преимущество в бою. А твари все прибывали и прибывали из смежных коридоров, загромождая телами зал, отчего двигаться и им, и самим нападающим было не так легко, как в самом начале. Поэтому Гарри, улучив момент, начал поднимать в воздух и опрокидывать тела на живых, сбивая их с ног. Трандуил только благодаря врожденным способностям оставался на ногах, с легкостью уклоняясь в меняющейся вокруг него обстановке. Его мечи мелькали так быстро, что их было скорее слышно, чем видно. И через долгое, как показалось Гарри, время битва наконец завершилась полным истреблением местных тварей. Маг брезгливо оглядел себя и спутников, скривился и магией почистил кожу и одежду, а особенно волосы, хотя медный запах крови и зловоние, казалось, впитались намертво. Он жестом отодвинул трупы с дороги, расчищая путь к следующему залу и, тяжело ступая, двинулся вперед. Смежные коридоры соединяли следующие четыре зала между собой, иногда уходя совсем уж в низкие крысиные норы. Они посовещались и решили, что Падший, каким бы он ни был параноиком, вряд ли бы стал прятать свою драгоценность в одной из них, сырой, грозящей обвалами и мерзко пахнущей. Царапины и легкие поверхностные раны были у всех, поэтому в следующем зале Гарри, едва стоящий на ногах от усталости, помог очистить раны Гэндальфу и эльфу, выдав им удобные бинты и общий антидот: когти тварей могли быть ядовиты. Эльф в свою очередь проследил, чтобы маг сам выпил все необходимые зелья, и осмотрел его на наличие необработанных ран. Одежду пришлось менять, потому что прежняя была вся изорвана и ощущалась мерзкой, даже несмотря на чистку магией, не все пятна и запах исчезли, напоминая о грязном побоище. Гарри испепелил ее, стоило всем переодеться. И Гэндальф, одетый под стать остальным в вещи эльфа, которые больше подошли ему по росту, из прежнего одеяния оставил себе только шляпу, позволив Гарри очистить ее еще раз всеми возможными заклинаниями. Посмотрев на страдальчески оглядывающего себя волшебника, Гарри сжалился и слегка изменил на нем камуфляж: удлинил и расширил плащ, поменял цвет на пыльно-серый, сделал зеленые штаны в тон, как и камзол. Трансфигурировать одежду в одежду было легко и не требовало дополнительных затрат. Привал и обед были к месту, да и зельям нужно было время, чтобы подействовать, а путешественникам — чтобы отдохнуть. Три часа на сон и возможность поставить охранный купол прибавили бодрости всем. А еще через несколько часов им навстречу выбрели умертвия. Гарри, разминая пальцы, приготовился было жечь их «Инсендио», но увидел, как застыл Трандуил, вглядываясь в некоторые сморщенные и потемневшие лица с остатками путанных волос на облезших черепах. Ошеломленный, он опустил мечи, сделав непроизвольно шаг назад, еще один, а мертвецы наступали, неловко дергая конечностями, но неумолимо, сбиваясь в кучу, толкаясь, пытаясь втиснуться в узкий проход и мешая друг другу. Они мерзко чавкали и тянули растопыренные пальцы. Маг силой отбросил эльфа назад, но тот так и не отреагировал, не включился в режим боя. Лишь стоял со странным выражением лица, упершись спиной в стену. И Гарри, встав перед ним, плотно спеленал первых мертвецов, что так поразили эльфа, откинул их в сторону, сжигая новую волну нежити, которая почти добралась до них. Гэндальф посохом раскидывал в стороны тех, кого не затронули заклинания, и от прикосновения к нему умертвия сами осыпались пеплом. Гарри не стал использовать мощные заклинания с «максима»: они сильно тратили запас магии, в отличие от обычных небольших огненных вспышек. Тем более, что часть нежити теряла конечности даже от сильного удара о стену. Казалось, прошел не один час и даже день, но в какой-то момент противостояние закончилось, остались только те, первые, лежащие у стены и монотонно скребущие по камню костлявыми пальцами и щелкающие челюстями, в глазницах которых продолжал гореть потусторонний алый огонь. Гарри подошел поближе, присел на корточки в метре от этих жутких подергивающихся свертков. Он отметил сходство между лежащим перед ним умертвием и самим Трандуилом. Да и венец на сморщенном черепе навевал определенные мысли. Орофер? Кто-то из близких, погибших в мёртвых топях? У Мордора или в Ирисных низинах? Гарри плохо помнил прочитанные летописи, но очень сочувствовал лихолесцу. Он бы и сам был потрясен, встретив инфери с лицом матери или отца. Поэтому маг, перебрав в уме подходящие заклинания, применил то, что разорвало связь мертвого с темной чуждой магией, превратив умертвие обратно в обыкновенный, слегка мумифицированный труп. И тех, что были с ним, тоже. Теперь у стены лежало с десяток древних мумий. Пустые полуистлевшие оболочки. Гарри оглянулся на Гэндальфа, но тот оправлял непривычную ему одежду, с пониманием поглядывая на остроухого. А Трандуил так и стоял, безотрывно смотря в одну точку, уйдя мыслями в далекое прошлое. Уничтожать трупы в пепел Гарри пока не хотел, вернее, не считал себя в праве, поэтому решил левитировать их в следующий зал, разумно предположив, что с такими толпами мертвецов там не встретится ничего живого и грозного. Он сотворил из каменных обломков длинный помост и уложил всех в ряд, а потом трансфигурировал из своей запасной футболки длинное сероватое покрывало, скрывшее все лежащие тела. И присел, почувствовав головокружение: все же он потратил довольно много магии на эти бесконечные полчища мертвяков Последней войны. Видимо, Саургот притащил их как раз в момент своего поражения и бегства, обосновавшись в этом холме. Гарри боялся представить, сколько еще здесь может быть таких находок. Косить — не выкосить. Никакого могущества не хватит: задавят числом. Он прикрыл глаза и бросил сигналку вокруг, боясь заснуть прямо там, облокотившись на этот самодельный погребальный помост. Рукой нащупал в сумке флягу с водой и приник к ней, чувствуя, как родниковая вода своей свежестью смывает ощущение пепла на губах. Через время в проеме зала возник эльф, в глазах которого мелькнула застарелая боль, когда он увидел силуэты под холстом, вынырнувших из глубин памяти призраков прошлого, а сейчас — лишь жалкое напоминание о тлене и увядании. Он неуверенно подошел к постаменту, откинул ткань, вглядываясь в некогда дорогие лица: отец, его старые друзья, те, кого он знал в детстве, кто носил его на плечах и учил держать меч. Они погибли, почти все, кого он знал, после гибели Амдира и большей части его огромного войска, у стен Мордора в самом первом штурме. Он пробегал глазами по темным искаженным лицам, застывшим маскам смерти, но вспоминал их живыми, лучившимися весельем или с печатью скорби на лице, когда они покидали Дориат. Сколько веков было прожито вместе! Его пальцы застыли на ткани, сжимая ее до изломов, а глаза слегка повлажнели, но эльф этого не замечал. Гарри, очнувшись от дремы, осознал присутствие Трандуила и теперь понимающим взглядом смотрел, замечая и напряжение в скулах, и горькие едва заметные складки на лбу, и сведенные в му́ке черные брови. Он поймал тот миг, когда эльф накинул ткань обратно и повернулся, чтобы покинуть зал. Протянул руку и удержал его за предплечье. Словно очнувшись от сна, Трандуил моргнул и перевел озадаченный взгляд на мага, только сейчас осознав присутствие постороннего. Гарри ловко поднялся и, едва касаясь локтя спутника, подвел его к выходу и замялся, а потом неуверенно предложил: «Я не читал о погребальных традициях твоего народа, но, если нужно, я попробую сделать все, что в моих силах. Если ты хочешь, конечно». И посмотрел в глаза эльфу, напоследок проведя по его рукаву в жесте утешения. — Я… — эльф откашлялся, отведя глаза в сторону, — я тогда так и не смог проводить отца и его побратимов в последний путь. Думал, что после драконьего пламени от них не осталось ничего. А пламя, оно почти как очищение. Думал… словно похоронил… Трандуил запнулся, пытаясь передать без слов, что он хотел. Хотел отдать последнюю дань уважения. Думал, что так оно и случилось — и теперь для него оказалось невыразимым шоком увидеть тело того, кто был неизмеримо дорог, таким! Страшным, исковерканным темной силой, подчиненным злой воле вопреки тому, за что боролся его дух. — Расскажи, — мягко попросил его маг, заставляя присесть на ближайший камень, и Трандуил заговорил. Их погребальные традиции чем-то напоминали обряды викингов. Тэлери, те, кто жили у воды, отправляли своих усопших в ладье, поджигая ее стрелами, отдавая прах морю. Лесные нандор и синдар ссыпали прах в корни Прадерева родного леса, а нолдор чаще развеивали по ветру с самого высокого холма. Традиционные погребальные одежды, оружие, украшения и вино разнились в деталях, но были схожи в главном — белые, простые, с растительным узором, чем-то личным, характеризующим погибшего. Клинки передавались наследникам, а вот луки, прошедшие с владельцем все невзгоды, сжигались вместе с полным колчаном стрел. Гарри задумчиво пожевал губу, что-то прикидывая, пока эльф монотонно и размеренно говорил, а потом отошел чуть в сторону и стал ковыряться в сумке. Эльф не заметил этого, устремив глаза в стену, но видя иные картины. Гарри достал из сумки пустые жестяные консервные банки, пластиковые одноразовые стаканчики, затерявшиеся среди заготовок еды неизвестно каким образом вместе с салфетками и столовыми приборами, пару шариковых ручек с блестящими колпачками, пачку пергаментных листов. Сухих деревянных веток, скорее корней, вокруг было вдосталь. Маг подошел к Трандуилу, бережно взял в руки его лицо и посмотрел в глаза, поглаживая виски большими пальцами. Он дождался, когда тот обратит внимание на действия мага, и тихо попросил: «Представь, как это должно было выглядеть, ты сможешь?» — и, дождавшись утвердительного кивка, прошептал: «Легиллименс». Гарри осторожно проник в разум эльфа, невесомо завис над разворачивающейся картиной прощания с каким-то молодым — старых он и не видел никогда! — эльфом, запоминая лук, одежду, общий вид и даже музыку, играющую что-то щемящее и печальное. А потом заглянул в ближайшие воспоминания об отце и тех, кто был рядом с лихолесским королем в его далеком прошлом. Полные жизни лица, дышавшие уверенностью, силой и могуществом. Со своими страстями, гордыней, гневом и превосходством, радостью и нежностью в редкие моменты личного общения. Воспоминания эльфа перемешались: в одних он был совсем ребенком, едва научившимся правильно натягивать лук, в других он скакал на жеребце, загоняя дикого кабана с такими же юными друзьями, сражался в поединке под горделивым взглядом отца, возвращался взмыленным с заставы, неся важные вести, танцевал с эльфийками и эльфами, опрокидывая кубки вина так, что алкоголь стекал по его подбородку. Абсолютно пьяный и раскрепощенный, он заливисто хохотал на каком-то празднестве… И не одном. Гарри незаметно покинул разум князя и, пока тот приходил в себя, чарами перенес на пергамент несколько самых ярких, запомнившихся ему воспоминаний в виде колдографий, пока в его памяти еще жили, любили и радовались те, кто теперь лежал на камне, — забытые на несколько столетий в этом глубоком подземелье. Дальше он методично и без эмоций принялся трансфигурировать: лохмотья — в белые одежды, корни деревьев — в увиденные им луки, пару столовых ножей — в подобие кубков, а вино… Он нашел немного и налил в два кубка специально для них с Трандуилом. Здесь не было сурово поджимающей губы Макгонагалл, над ним не стояла Миона, качая головой над скромными потугами учебных преображений — он изо всех сил старался в общем-то ради совсем чужого человека, вернее эльфа. Но сейчас этот эльф был невероятно близок ему в переживании и общности чувств, — и Гарри отчаянно хотел ему помочь, поэтому использовал все свои умения и знания, чтобы сотворенное в этом темном и мрачном зале не казалось гротескной насмешкой, но хоть отдаленно напоминало правильную и такую важную для эльфа церемонию прощания. Вместо свечей он подвесил над прямоугольным ложем магические огни, очистил с пола всю грязь и создал легкую иллюзию летнего вечернего леса, шорох деревьев, хвойную прохладу и звездное небо над головами. Почувствовав головокружение, он зашатался. Прислонился к стене, нашаривая флакон Укрепляющего. Магии он потратил на это неимоверно больше, чем при уничтожении нежити, но не жалел об этом, забыв о логике и практичности. Эльфу требовалось закрыть эту ситуацию, Гарри готов был сделать для этого все, что было в его силах. Он понимал важность правильного прощания с семьей, которой у него самого по воле судьбы не было. Эльф немного пришел в себя, когда очень тихо вокруг них зазвучала музыка. Князь огляделся и сморгнул, не ожидая увидеть перед собой то, что для него так усердно готовил Гарри. Трандуил встал, опираясь о стену одной рукой, и неверяще посмотрел на мага. Гарри едва заметно улыбнулся и протянул ему кубок: — Прости, оно не самое лучшее, но… что мог… — едва слышно прошелестел он, приподняв свой, с плескавшимся в нем вином. Эльф кивнул, прижав ладонь к горлу, а потом тихо запел. Отпив глоток вина, остаток он вылил в ноги покойникам, и Гарри последовал его примеру. А когда песня закончилась, эльф достал кремень и умелым скупым движением высек искру, а Гарри незаметно усилил пламя, весело побежавшее по ткани и иссохшим костям. Вскоре вместо тел на камне горел костер, а когда он потух, Гарри магией собрал пепел в пузатый флакон и вручил Трандуилу: — Когда вернешься домой, пусть твое сердце, как и твоя семья, обретут долгожданный покой. Трандуил хотел было что-то сказать, но маг сжал его ладонь, приложил палец к губам и покачал головой. Его действия не требовали благодарности, и маг не хотел ее слышать. Не так. Не сейчас.