Путь сердца / The way of heart

Вначале затих ветер. Вслед за ним — голоса. В повисшей тишине раздались хлопки множественных аппараций, и крышу заполонили люди в серых мантиях и масках. В крови мгновенно заискрился адреналин, посылая разряды тока по венам и заставляя все мышцы напрячься перед атакой. — Гермиона, сзади! — Невилл оттолкнул её, молниеносно выставляя щит. Выхватив палочку, Гермиона отбила летящий со стороны синий луч и выпустила в ответ Инкарцеро. Противник увернулся и в следующий миг уже послал на девушку вихрь острых иголок. — Синисто! — иголки пеплом осыпались на землю, не успев долететь до неё. Наколдовав огненный хлыст, она ударила им по Охотнику, одновременно с этим посылая дезориентирующее. Мужчина отлетел в стену и тяжело рухнул на землю. Не теряя времени, Гермиона переключилась на следующего противника, оттеснившего одного из сопротивленцев к краю. Волосы у лица опалило огнём от срикошетившего Экспульсо, но она даже не обратила внимания — отбросила парня от края крыши и хлыстом сбила с ног второго Охотника. Переведя дух, Гермиона огляделась. Невилл и Ханна сражались с тремя Охотниками, Оливер придерживал кровоточащую рану на боку и отбивался ещё от одного, Анжелина склонилась над раненой молодой девушкой и выставляла щит против летящих в них атак. Парень, которого ранее спасла Гермиона, уже лежал сражённый чьей-то Авадой чуть поодаль, повернув лицо с пустыми глазницами в её сторону. — Гермиона, помоги! — щит Анжелины становился всё слабее под натиском заклятий, и она уже едва могла его удерживать. Гермиона поспешила к ней, на бегу уворачиваясь от летящих в неё лучей. Сбив с ног ещё одного Охотника, она нырнула под щит, усиливая его, и склонилась над раненой девушкой. — Как они смогли вычислить нас… — дрожащим голосом проговорила Анжелина, придерживая голову пострадавшей, пока Гермиона призывала из сумочки бадьян. — Нужно уносить ноги, пока сюда не прибыло подкрепление Охотников. — Мы не сможем аппарировать, они сразу вычислят место приземления. Нужно собрать всех у портала. Анжелина достала потёртый гребешок. — Я активирую его, как только соберём всех вместе. Гермиона сосредоточенно кивнула, оглядывая сражение. Взгляд наткнулся на противоположный край крыши, и сердце девушки замерло. Один из Охотников стоял над лежащим на земле Томом, занеся палочку для атаки. Доля секунды, и Гермиона выскользнула из-под щита в его сторону, на ходу посылая в Охотника Остолбеней. Заметивший её приближение противник отбил заклинание, ловко выпуская следом красный луч. Она увернулась, но, неудачно оступившись, получила в спину какое-то заклятие, от которого все внутренние органы словно охватило огнём. Рухнула на землю, отхаркиваясь кровью, в нескольких метрах от Тома. Что-то хрустнуло под ней, и она взмолилась, чтобы это была рука или нога, но обломки волшебной палочки лишили её этой надежды. — Гермиона! — послышался позади крик Невилла, но тут же потерялся в нарастающем гуле внутри её головы. Время будто замедлилось. Охотник повернулся обратно к Тому, успевшему приподняться на локтях. Пнул его по руке носком ботинка, заставляя упасть обратно. Том посмотрел в сторону Гермионы, окидывая её странным нечитаемым взглядом, затем повернулся обратно к Охотнику и что-то прошептал. На кончике вражеской палочки вспыхнула смертоносная зелёная искра, а затем случился взрыв. Гермиона не сразу поняла, что источником взрыва стала она сама — пальцы обожгло порохом, когда пуля вылетела из пистолета, насквозь проходя через грудь Охотника. Словно в замедленной съёмке он покачнулся и упал за край. Девушка опустила пистолет и посмотрела на Тома. Его лицо было забрызгано чужой кровью, а чёрные глаза словно окрасились в алый, когда он взглянул на неё в ответ. — Грейнджер! Нужно уходить! — раздался крик Оливера. Она растерянно обернулась. Оливер, Невилл, Ханна и Анжелина уже стояли рядом, отбиваясь от атак. Переведя взгляд обратно на Тома, она поняла, что без помощи палочки не успеет добраться с ним до ребят. Сев на корточки, она достала из кармана завёрнутый в платок напёрсток, схватила Тома за руку и, кивнув на прощание ребятам, дотронулась до портала, уносящего их с поля сражения домой. *** Когда появились Охотники, Том нырнул в тень и наложил на себя дезиллюминационные чары. Он прекрасно понимал, что Охотники не узнают его, и потому не собирался вступать в бой, не имея достаточно магический силы. В этой стычке он планировал оставаться в стороне, наблюдая за развернувшимися действиями. А посмотреть было на что. Первым, что бросилось в глаза, была полнейшая некомпетентность прибывших Охотников. Этот сброд оказался настолько слабым, что, даже имея численное преимущество, не мог одолеть стайку натренированных подростков. Глядя на их жалкие атаки, он пообещал себе выяснить имена каждого из них, чтобы, как вернётся, лично выпотрошить каждого отборным Круцио. Но, конечно, куда больше его поразила грязнокровка. Глядя на то, как она виртуозно ведёт бой, он довольно ухмыльнулся. Плавные, отточенные движения палочки, скорость передвижения, правильный выбор контратак и полное погружение в обстановку. Девчонка была хороша, не в сравнении с ним конечно, но тому же Долохову пришлось бы с ней повозиться. Засмотревшись на неё, он не сразу заметил, что его скрывающие чары исчезли. Понял это уже тогда, когда отлетел от выпущенного одним из Охотников заклинания к краю крыши. Совсем недавно зажившие раны дали о себе знать с новой силой, и он скривился от боли, стирая с подбородка кровь. — А вот это ты зря, — прошептал он себе под нос и приподнялся на локтях, готовясь запустить в парня беспалочковым заклятием. Вдруг Охотник резко обернулся, отбивая посланный в него со стороны луч. Том перевёл взгляд вслед за ним и увидел Гермиону, бегущую к нему и уворачивающуюся от летящих в неё атак. В какой-то момент тело подвело её, и она, словив заклятие, с криком рухнула в паре метров от Тома, сломав палочку. Том внимательно осмотрел девушку, и, не обнаружив серьезных ранений, выдохнул. Его неожиданно обуяла злость. Вот оно — пресловутое гриффиндоское благородство в действии. Жажда спасать каждого слабого и обездоленного, рискуя собственной никчемной жизнью. Глупая девчонка! Слабая здесь только ты — отчаявшаяся, разбитая, неспособная спасти даже саму себя. Чего стоят эти боевые навыки, эта сила, если ты не способна довести дело до конца? Боишься замарать свою душу, грязнокровка? Я сделаю это вместо тебя — я оторву твои крылья, сможешь ли ты полететь без них, как я? Повернувшись к Охотнику, он прошептал: — Империо. Следуя приказу, Охотник повернулся обратно к Тому и поднял палочку, выводя смертельное заклятие. А затем раздался взрыв. *** Приземление получилось тяжелым — Тому пришлось приложить немало усилий, чтобы самому удержаться на ногах и не дать упасть ослабевшей Гермионе. Та оттолкнулась от него и, шатаясь, направилась в сторону туалета. — Мне нужно… — договорить она не успела, желудок предательски сжался, и её стошнило прямо на пол. Гермиона рухнула на колени, содрогаясь от спазмов. Ей было очень плохо и очень стыдно. Прикрывая ладонью рот, она не могла сдержать рыданий. Внутренности до сих пор горели огнём от полученного проклятья, ей нужно было выпить зелье, чтобы нейтрализовать его действие. Плечо ныло от неудачной отдачи пистолета, нужно было наложить замораживающее заклинание, чтобы облегчить боль. А ещё нужно было убрать с пола рвоту и успокоиться, но она не могла сделать ничего из этого. Она убила человека, и это осознание давило её к земле. — Гермиона, тебе нужно подняться, — Том склонился к ней, мягко убирая с лица испачканные в спёкшейся крови волосы. Она замотала головой, пытаясь отвернуться от него. — Не трогай меня! Не трогай меня… Не слушая возражений девушки, Том надавил ей пальцами на подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Вставай. — Властно произнёс он, и Гермиона не узнала его голос, однако послушно поднялась на ноги. — Иди к раковине и умойся, — тем же незнакомым голосом приказал он. Ноги сами понесли её к раковине, она включила кран и подставила испачканные ладони под ледяные струи. Глядя, как вода смывает с рук всю грязь и кровь, она старалась не думать ни о чём. Поэтому даже не удивилась тому, как уверенно мужчина ориентировался в её доме, доставая из шкафа нужное зелье, и как взмахом руки убрал с пола следы её недавней слабости. То ли от холода воды, то ли от пережитых событий она задрожала всем телом. Эмоции приходили волнами — отрешенное спокойствие сменялось вновь нарастающей истерикой, и Гермиона с остервенением начала тереть руки и лицо. Том мгновенно оказался рядом, отрывая девушку от раковины и прижимая к стене рядом. Сильными пальцами надавил на челюсть, заставляя раскрыть рот, и влил в него зелье. Гермиона икнула и, как-то по-детски обиженно глядя на мужчину, застучала кулаками по его груди. Выругавшись сквозь зубы, Том встряхнул её за плечи, а затем для надёжности отвесил слабую пощёчину. Эта детская истерика раздражала его. Хотелось придушить девчонку голыми руками, но, казалось, она сама с удовольствием сделает это, как только освободится из его хватки. И по какой-то причине его это не устраивало. Девчонка задрожала в его руках сильнее. Он дотронулся до её лба, с недовольством отмечая сильный жар. — Я его убила… убила… — стуча зубами, повторяла она. Том попытался посмотреть ей в глаза, но увидел лишь пустое зеркало расширенных зрачков. — У тебя лихорадка на фоне полученного проклятья и сильного стресса. Зелье скоро подействует, но нужно сбить жар. Девушка заторможенно нахмурила брови, пытаясь понять смысл его слов, а затем почувствовала, как сильные руки оторвали её от земли и куда-то понесли. В следующую секунду она захлебнулась собственным вскриком и водой — Том бросил её прямо в одежде в наполненную ванную. Пока девушка неуклюже барахталась в воде, выплескивая большую часть наружу; Том сидел на краю ванной, скрестив руки на груди. Гермиона вцепилась руками в бортики и разъярённо посмотрела на мужчину. — Ты… как ты смеешь?! — прошипела она, тяжело дыша. Вместо ответа Том схватил её за волосы и ещё раз окунул головой под воду. Гермиона забилась в панике, а в следующее мгновение уже вновь оказалась над поверхностью, дыша полной грудью. Каждый следующий вдох наполнял лёгкие кислородом, и Гермиона чувствовала, как успокаивается. Истерика уступила место усталости и безразличию. Она расслабленно откинулась назад, упираясь головой в бедро мужчины. Они просидели так минут десять в полной тишине, а затем Гермиона заговорила: — Я никогда никого не убивала раньше. Мне… мне всегда казалось, что это последняя грань, отделяющая меня от чего-то тёмного. И вот я перешла её, отняла жизнь, быть может, и плохого, но всё же человека. Я… мне так жаль… Том задумчиво перебирал её мокрые волосы руками. — Ты жалеешь, что убила его или что оказалась хуже, чем хотела бы быть? — тихо спросил он. Гермиона подняла на него взгляд и нахмурилась. Она всматривалась в его глаза, пытаясь поймать в них тот безумный алый блеск, что увидела на крыше. Тот же блеск, что сверкнул в его чёрных омутах, когда он держал её на прицеле на тренировочном складе. Гермиона подтянулась на руках вверх, приближаясь к его лицу, и когда между ними осталось меньше десяти сантиметров, выдохнула: — Я не жалею, что убила его. Том словно услышал, как вокруг затрепетали сотни крошечных хитиновых крыльев. Или, может, это затрепетали её ресницы, от которых он не мог оторвать взгляд? Что-то происходило с ним сейчас, почти незнакомое, навечно забытое, совершенно чужое. Странные желания этого чужого тела не давали ему оттолкнуть девчонку. Её воспалённые глаза, спутанные мокрые волосы, ссадины на лице, шрамы на сердце, её грязная кровь — он должен был презирать её, но почему-то не находил в себе этого. Лишь странное, непонятное нечто, заставляющее его придвинуться ближе и прошептать: — Тогда ты гораздо хуже, чем считают тебя окружающие. — А ты? Ты тоже — хуже? Том усмехнулся и подался вперёд, впиваясь в её губы горьким болезненным поцелуем. Гермиона в очередной раз за вечер задохнулась, но в этот раз даже не пыталась спастись. Движения Тома, срывающего с неё мокрую одежду, были грубыми и властными, и, чёрт возьми, она ещё никогда не чувствовала себя настолько… собой. Нежностью отвечая на грубость, зализывая укусы, оглаживая борозды оставленных им царапин. Он опустил её прямо на деревянный пол, нависая сверху, словно хищник. И Гермиона послушно подставила ему загривок, признавая власть. И когда он вошёл, она завыла диким зверем, проглатывая свои и его стоны. Он двигался размашисто и резко, и каждое движение наполняло её тело удовольствием вперемешку с болью. Не в силах совладать с дрожью в теле, Гермиона опустилась на локти, прогибаясь в пояснице, и услышала одобрительный рык мужчины позади себя. Том чувствовал, будто сгорает — жар от груди распространился в самый низ, соединяя два тела. Он губами собирал капли пота с её кожи, слизывал пряную соль, сжимал хрупкое тело пальцами и терялся в ощущениях. На мгновение — всего на один короткий миг — он перестал быть Томасом Элдричем, перестал быть Лордом Волдемортом, перестал быть Томом Риддлом. Он был всего лишь мужчиной, а она — женщиной, и он владел ею полностью и без остатка. Неожиданно Гермиона оттолкнулась от пола руками и поднялась корпусом наверх, прижимаясь спиной к его горячей груди. Прогнувшись словно кошка, она вцепилась рукой в его волосы и запрокинула голову на его плечо. — Том… — как-то совсем жалобно проскулила Гермиона, содрогаясь всем телом. Это стало последней каплей, и тот с тихим рыком укусил её в шею, изливаясь вовнутрь. Обессиленные, они повалились на пол, пытаясь привести дыхание в норму. Пространство заполнил рой противоречивых мыслей, не решающихся облечься в слова. Гермиона считала трещины на потолке, пытаясь соотнести их с трещинами в своём сердце. Что произошло между ними сейчас? Как она позволила этому произойти? И что теперь ей делать дальше? Гермиона не считала себя человеком, который легко поддаётся эмоциям — она всегда рассуждала логически, предпочитая держать голову холодной, а сердце пустым. Хотя до сегодняшнего дня она считала, что не сможет убить человека… и тем не менее сделала это. Она не солгала, сказав, что не жалеет — в той ситуации это было единственно верным решением. И, если честно, с этим выстрелом она словно развязала внутри себя какой-то узел. Она почувствовала себя свободной, признав, наконец, что она не такая хорошая, какой её всю жизнь пытались сделать. Золотая девочка разбилась, оказавшись подделкой и выпустив на волю настоящую Гермиону. И ещё Том… девушка не знала, что испытывает к этому загадочному мужчине. Сегодня она открыла не только свою новую грань, но и взглянула другими глазами на Тома, увидев за фасадом доброжелательности и мудрости что-то тёмное, опасное. И оно манило девушку, словно мерцающий вдалеке огонь в тёмной чаще леса. Мысли Тома не сильно отличались, разве что вместо бессмысленной рефлексии он пытался проанализировать дальнейшее развитие событий. Он поддался непонятной слабости плоти, однако его планы не изменились — девчонка по-прежнему была нужна ему для достижения цели, и он сделает всё, чтобы получить то, что хочет. Правда, кажется, теперь он хочет и саму грязнокровку, но в данной ситуации это не противоречило его планам. Тем более, врать бессмысленно — он действительно этого хотел. Гермиона вызывала в нём какое-то забытое чувство, и это было уже нечто большее, чем просто интерес. Она ему нравилась, и хотя он предпочитал списывать это на влечение нового тела, где-то в глубине своей искалеченной души он понимал, что симпатия исходит не только из физиологических потребностей. Гермиона нравилась ему как человек, как собеседник, как женщина. Она была умна и, нет смысла отрицать, привлекательна. И раз уж обстоятельства повернулись подобным образом, почему бы не получить от этого удовольствие, тем более что оно взаимно? Тем временем девушка приподнялась на локтях, слегка поморщившись от ноющих ощущений внизу. Оглядев учинённый ими бардак, усмехнулась и повернула голову к Тому. Лохматая, в ссадинах и засосах, с алыми от укусов губами — мужчина на мгновение засмотрелся на неё, чувствуя, как затихший было жар постепенно возвращается. Новое тело не переставало его удивлять, и он, повинуясь его порывам, притянул девчонку обратно. Той ночью, выбившись из сил, они спали на постеленном прямо на полу одеяле, прижимаясь друг к другу голыми телами. Том ещё долго не мог заснуть, глядя пустым взглядом в лунные узоры на стенах. А когда глаза всё-таки закрылись, он впервые за много лет увидел сон. В нём он вскрывал себе грудную клетку кинжалом и доставал из неё чёрное, гниющее сердце. Он кидал его в огонь и с ужасом наблюдал, как мёртвая плоть начинала биться.