
Пэйринг и персонажи
Описание
Прибытие Палача заставляет шахматные фигуры играть на доске в совсем другом порядке.
Примечания
25.03.2024 №1 в популярном «Клуб Романтики: Кали: Пламя Сансары»
22.03.2024 №2 в популярном «Клуб Романтики: Кали: Пламя Сансары»
Посвящение
Спасибо огромное всем тем людям, что создавали Дорана Басу. Ведь я потеряла покой от него
Глава XIV
28 ноября 2024, 01:46
Ноги немели, будто отмирали, съедаемые холодом. Сердце не стучало, Деви силилась услышать хоть один его удар, однако то ли слух её был потерян, то ли в груди в правду более не было ничего способного стучать, потому что заветный стук не раздавался.
Хотя, если человек умирает, то сердце его и не должно биться. Ведь так? Однако, если она думает, стало быть, ещё существует. Стоило этой мысли прийти в голову, как тело её тут же стало вновь осязаемым: пальцы её, оказалось, всё это время были крепко-крепко сжаты, по рукам бегали мурашки, а ноги отекли, как после долгого сна. И Деви, ведомая пробудившимися чувствами, которые заполоняли больше не страхи, распахнула глаза.
Вокруг не было ничего: пустая темень, глухая и беспросветная. Казалось, что так темно не бывает даже ночью в поле, когда луна и звезды сокрыты тучами, и не слышно ветра. Деви стало до того холодно, что по спине пробежала дрожь. Руки её интуитивно обняли слабое тело, и она тут же поднялась. Глаз уловил движение внизу, и взгляд Деви устремился к её ногам.
Она стояла в воде, как если бы стояла на стеклянном зеркале. Лицо её бледное и испуганное смотрело на себя же, смотрело пристально, словно изучало. Деви же от чего-то не могла опустить глаза, ей казалось, что отражение принадлежало не ей, что сейчас оно двинется так, как она сама бы не двинулась. Но шла минута, вторая, а отражение все также было просто отблеском света — молчаливым и послушным.
Деви ещё раз огляделась вокруг. Здесь кроме неё не было ничего, ни Рама, ни свечей, ни алтаря, ни стен. Одно только бесконечное пространство, не заполненное будто бы ничем. Казалось, и самого воздуха здесь нет. Абсолютная пустота.
Деви задумчиво уставилась вновь на свое отражение и заметила нечто странное: она так ярко отражалась в этой черной воде, что теперь казалось странно неестественным и будто бы поддельным. Света здесь не было, только тьма кромешная. Но её силуэт так явно вырисовывался на воде, что рука её сама потянулась к отражению. Она зачерпнула немного воды, но той будто бы и не было на её ладони. Вода не ощущалась, словно это было прикосновение чего-то бестелесного, додуманным её сознанием, если оно ещё осталось.
Она с удивлением посмотрела на свои ноги, подняла полы белого сари и увидела, что босая. И пускай ей было невообразимо холодно, ступни всё равно не ощущали прикосновения черной, но прозрачной воды.
«Что это за место?» — подумалось ей.
А в следующую секунду голова её закружилась, не сильная боль отдавала неприятной пульсацией. Она тихонько охнула, и звук эха прошелся так далеко, что Деви стало неловко. Будто любой шорох был лишним в пространстве, которому были чужды шум и любая жизнь.
Деви оглядела свой наряд: не те ритуальные одежды, что были на ней ранее. Воспоминания о нестерпимой боли и невыносимой жажде снова накрыли её:
«Вино… Отравлено!» — обреченные слова, сказанные Рамом перед тем, как тьма приняла её в свои объятия.
Деви почувствовала как паника медленно поднимается из груди, а затем камнем оседает в горле, от чего вздохнуть в следующую секунду у неё едва выходит. Ноги её качнулись, и она едва не оступилась. Что же с Рамом может быть сейчас? Деви было страшно за себя, но ещё страшнее за друга: она возможно жива, по крайней мере отражение в черной глади воды походило на живого человека, Рама же нигде не было. Волны разной тональности темноты были перед глазами, но силуэт брахмана нигде в них не рисовался.
Беспокойство накрыло её волной, Деви стала судорожно оглядываться, силясь отыскать хоть что-то напоминавшее фигуру друга. Всё её нутро кричало о том, что ей необходимо предпринять хоть что-нибудь, и ведомая этим чувством, Деви сломленным и хриплым голосом прокричала:
— РАМ?!
В ответ не раздалось ни единого звука, даже эхо не подхватило её голос и не пронесло тот дальше. Не желая давать мыслям полной безысходности прорасти, Деви вновь обратилась требовательным зовом в темноту:
— РАМ!
А затем побежала…
Деви, не зная себя и жалея себя, неслась вперед и продолжала выкрикивать имя друга, игнорируя подступающие слезы и ком в горле. Она молила Рама отозваться, мелькнуть своим длинным шервани, лишь бы это набирающее силу отчаяние не успело подкрасться к ней и схватить в свои тиски. Но всё было тщетно: нигде её глаз и слух не зацеплялся за него.
В какой-то момент ноги Деви сделались совсем слабыми; она, нисколько более не прикладывая сил, позволила себе сползти, почти рухнуть на колени и следом лечь, а затем закричать не своим голосом — звуком полного горя и обиды. Несправедливость шествовала за ней всю жизнь: потеря родителей, смерть брата, главенство рода, которое хотели отобрать, фиктивный брак и сплошная боль людей, окружавших её. Жизнь отбирала всё самое дорогое и ценное ей, и теперь очередная утрата и потеря убивала её сильнее всякого ножа и отравленного вина.
Сколько ещё ей придется потерять, прежде чем случится должное: её смерть, предрешенная богами? Как долго ещё судьба будет измываться над ней и заставлять падать в пучину отчаяния? Когда боги приедятся её страданиями? В секунду, когда слезы застилали глаза и перед ней проносились все события прошлого, вновь и вновь раня юное девичье сердце, Деви впервые захотелось исчезнуть, умереть — лишь бы не мучаться и закончить пытки судьбы, которая каждый раз находила новый способ ударить побольнее и посильнее.
Если Деви просто исчезнет — прекратит своё существование, то ничто больше не сможет ранить её сердце. Видят Боги — она устала. Если со смертью прекратятся муки близких, то она готова принять свою участь сейчас же, не дожидаясь предрешенного момента.
Стоило ей об этом подумать, как она почувствовала невидимые путы, окутывающие её. Слезы и хрип продолжали исходить из неё, и Деви даже не старалась их остановить. Не было ни малейших сил и желания сопротивляться. Путы же обвивали её сильнее, шире, но меж тем не сдавливали, они походили на объятия большого и тяжелого одеяла.
Тишину всколыхнуло что-то неведомое, и Деви неосознанно заморгала, смахивая ресницами слезы. Над ней сияли звезды, далекие и недоступные, чье мерцание походило на тысячи глаз в темноте. От тяжести и беспомощности внутри почти не осталось следа; Дивия глядела на небесные светила и в голове было приятно пусто. Мысли не глушили её, сердце билось ровно, а из горла не шел более хрип.
Путы её держали, но не удерживали. Деви отчего-то знала, что стоит ей встать и её отпустят, но вставать не хотелось. Она чувствовала в груди необычайную легкость и смирение. Ей захотелось закрыть глаза, чтобы, когда она распахнет веки в следующую секунду вновь смотреть на звезды — вечные и молчаливые.
Деви сомкнула веки и в следующую секунду почувствовала прикосновение щеке, холодное, но вместе с тем обжигающее. Ей захотелось открыть глаза, но чужая ладонь бережно и ласково легла на веки, не позволяя этого сделать. От этого действия по всему телу Дивии побежали мурашки, но страха не было, только трепет непонятный, но кажущийся естественным. Касание походило на ласковый шелест ветра ранним утром, на убаюкивающий шум рудниковой воды, от того Деви даже не думала противиться неведомой ласке.
Ей захотелось встрепенуться, когда в следующий миг раздался голос, исходивший одновременно отовсюду и одновременно ниоткуда. Голос был бестелесным, но до того явным, что казалось его можно зачерпнуть рукой и коснуться. Молвилось следующее:
— Смерть — лишь первый шаг… Смерть — весь смысл жизни, конец и начало цикла…
Все прошлые мгновения казались Деви минувшими, когда голос знающий и несущий истину вел ее, удерживал и открывал незримое. Глубоко внутри было понимание, кому принадлежат эти слова, сомнений что с ней общалась темная мать не было ни малейших.
— Лишь познав смерть, можно стать той, кто знает Мир. Кто знает Жизнь…
Деви внимала каждому слову, каждому прикосновению божественного. Тяжесть и обиды расступались, когда с тобой случается соединение с той, кем рождена Вселенная. Шепот не прекращался, не затихал ни на секунду. Казалось, что когда Богиня молчит, отзываются другие голоса, принадлежавшие ей же, но звучащие отголосками прошлого, которое отчего-то Деви вспоминалось и казалось знакомым, хотя она не могла знать былое, когда не знает и настоящего.
— Сандхья…и рок этот неизбежен!
Деви показалось, что при этих словах воздух и все окружающее затряслось. Голос стал походить на шипение, страшный и первобытный, когда воля божья была разрушительным танцем, несущим за собой жизнь и смерть, напоминая, что каждое окончание — новое начало.
Деви чувствовала — в ней зарождается что-то новое, забытое и утерянное в кругах Сансары, циклах рождения и смерти. Ей было неведомо откуда она знает и видит, и почему слова отзываются в ней сакральным смыслом, который она никогда не могла найти. Но ней проснулась небывалая жажда внемлить словам и получить ответы; другого такого шанса могло и не быть, когда само божество обращено к тебе.
«Направь меня, Махадеви, подскажи, что мне нужно сделать…»
Ею были рождены Вселенная и миры, и не было голоса и мольбы не способных быть услышанными Темной Матерью. Творительница и разрушительница мира отзывалась на любой зов дитя своего, если то намерением и сердцем было повернуто к нею.
«Изъяви волю свою, и я умру за неё, если таково твоё желание…»
Деви мысленно обращалась к богине, не раболепно, не отчаянно, прося, но не требуя. Пространство вокруг вдруг стало неподъёмнее и объемнее, она не могла видеть, но чувствовала как ширился мир, когда она сама сужалась и тянулась к Темной Матери.
В следующий миг пальцы исчезли с её глаз, и Деви действуя скорее инстинктивно нежели осознанно, распахнула веки. Тогда же перед ней предстала она. Махакали смотрела на неё неотрывно, не моргая, а Дивия боялась и громче вздохнуть. Богиня будто не имела тела — рисовался только темный, почти черный силуэт фигуры, определить размер который никак не выходило. Глаза Кали светились и едва не ослепляли лучами, а вокруг неё играли все возможные оттенки цветов, образуя бесконечную яркую палитру, от которой рябило.
И тогда вновь раздался бестелесный голос, казавшийся объемнее всех миров и пространств.
— Следуй пути своему. Следуй зову моему…
В голове Деви не осталось ни единой мысли, за которую она могла ухватиться. Ей хотелось одновременно плакать и смеяться, потянуться руками к тени и отпрянуть от неё. Темная Мать как-то по-особенному ярко засветилась, и Деви пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть.
А когда она их открыла, то оказалась вновь лежащей на глади воды, там, где она и очнулась.
***
Деви дернулась ото сна, как если бы в этом самом сне она бежала по лестнице и, оступившись, начала лететь вниз. Сердце бешено стучало от испуга, на лбу выступила испарина, и Деви не сразу заметила человека, сидящего секунду назад на стуле, и теперь движущегося к ней. Чужие руки мягко, но настойчиво уложили её обратно на перину, приподняв подушки так, чтобы Дивия могла удобно расположиться. — Кто вы? — спросила юная госпожа и тут же закашлялась, до того было сухо во рту. Мужчина тут же протянул ей стакан воды, и Деви благодарно кивнула, только сейчас понимая, как сильно её мучает жажда и голод. — Ваш лекарь. — коротко отозвался собеседник, — Как ваше самочувствие? Деви жадно пила, и мысленно прокручивала в голове прошлые события, силясь вспомнить, что же такого могло случиться. — Паршивое, — всё ещё хриплым голосом отозвалась она, — Тело ломит, спина болит. Она вернула стакан лекарю, и задумчиво уставившись на его абсолютно беспристрастное лицо, выдала: — А еще хочу есть. Мужчина тут же расплылся в очаровательной улыбке и ответил: — Ну, в целом это неудивительно. Вы два дня были без сознания. Дивии тут же вернулись все воспоминания о прошедшем ритуале, о Радхе, об отравленном вине, о Раме. Она снова судорожно села в постели, невзирая на боль отозвавшейся сразу во всем теле, и не успевая перевести дыхание, затараторила: — Что с господином Дубеем? Расследование уже началось? Лекарь тут же попытался вернуть её в лежачее положение. — Ваш друг очнулся намного раньше вашего. Он жив и здоров, а вам нужен покой и меньше волноваться. Уже видя, что юная госпожа настроена решительно и без ответов она от него не отстанет, мужчина решил ретироваться со словами: — Не беспокойтесь ни о чем! Я распоряжусь о еде, уведомлю госпожу Басу и прочих, что пришли в себя и вернусь. «Прочих?» — только и успела она подумать, перед тем как лекарь вышел из комнаты. Деви полулежала, и, хотя тело просилось вернуться в удобное положение, она не могла не осмотреть место, где очнулась. Если лекарь упомянул госпожу Басу, то, стало быть, она находилась в их фамильной резиденции. А если так, то тогда старшая львица наверняка пребывает в ярости от их с Рамом тайной проделки — это ж надо, ночью пробраться в ритуальный зал, не поставив в известность главную госпожу Бенгалии. Невольный стыд охватил Деви. С Видией у неё были непростые отношения, но Шарма никогда не сомневалась, что львица любит её; да любовью своеобразной и не самой ласковой, но крепкой. От того осознание, как она могла обмануть доверие этой госпожи, заставляло Деви испытать в полной мере угрызения совести. Рам мог не оправдать надежд Видии, но та уже привыкла к несносному характеру брахмана. В Деви она наверняка была разочарована. Стоило ей об этом подумать, как дверь отворилась и в комнату стремительным и прямым шагом зашла старшая госпожа Басу, за ней же Радха и лекарь. — Очнулась-таки! — бросила Видия, обходя постель так, чтобы нависать над девушкой. Деви успела поймать сочувствующий взгляд подруги. Кажется им придется долго вымаливать прощения. — Госпожа Басу, — Дивия постаралась вложить в голос всевозможную вину и стыд, — Простите! Мне не должно было затевать всю эту историю без вашего ведома. Мне правда, искренне жаль. Лекарь, почувствовавший зависшую угрозу в воздухе, вновь решил сбежать с места событий. Его не посвящали в дела случившегося, а обороненное ненароком слово кем-то из младших наследников, могло дорого ему стоить — не сносить ему головы, если он узнает лишнее. — Ты хоть представляешь, каких хлопот нам это всё стоило? Неизвестно куда подевавшаяся госпожа Шарма, будущая невеста генерала-губернатора и наследница своего рода, чье главенство ставят под сомнение? Действительно, куда это запропастилась девица? Видия едва сдерживала гнев, голос ее был полон злобы, она активно махала руками и Деви была уверена, не будь её состояние столь слабым — позволила бы себе гораздо большее. Как сильно отхватила Радха, Дивия и представить боялась. — Не представляю, госпожа. Мне ужасно стыдно за всё то, что вам пришлось пережить в эти часы. Я перед вами в долгу. Обещаю, больше никаких глупостей. Видию, очевидно, слабо удовлетворили такие слова, но её плечи стали гораздо расслабленнее, а лоб не таким напряженным. Она заговорила голосом, не терпящим возражения, но ни Радха, ни Деви не сомневались, что в жестких словах скрывалась неподдельная забота: — Хорошо, что ты очнулась. Тебе нужно как можно скорее нанести визит к лорду и съездить на шахты. Твой дядя вчера наведывался к работникам и говорят расхаживал там, как брахман. Видия не меняя выражение лица, повернулась к дочери, потом вновь к Деви, и убедившись, что та внемлила её словам, вышла из комнаты. Шарма показалось, что стоило старшей Басу покинуть их, как они с Радхой синхронно выдохнули. Деви протянула руки к подруге, и та сразу примкнула к ней, усаживаясь на постель и укладывая голову на груди у Дивии. — Милая Радха, прости, что мы с Рамом втянули тебя во всё это… Тебе пришлось отвечать за нас всех перед матерью. Мне жаль. Радха закивала, продолжая сжимать руку подруги, будто хотела убедиться, что Деви и впрямь очнулась. Было что-то особенное сокровенное в том, как подруга обнимала её и не желала отпускать. — Расскажи мне пожалуйста, всё что случилось за эти сутки… И Радха рассказала. О перепуганной девадаси, о не двигающихся телах Дубея и Шарма, о злости матери и её решительности, о господине Вайше, который ничем не помог, о пробуждении Рама и его словах, что их двоих пытались отравить, о настойчивом лорде, который заглянув к Камалу, выяснил, что о юной госпоже Шарма давно ничего не слышно. Радха рассказывала всё очень подробно, и Деви вновь испытала чувства вины за то, что юной и беременной подруге пришлось быть в центре этого всего волнения и ужаса. — Мне казалось, что ещё немного и генерал-губернатор наймет людей, чтобы те начали тебя искать. Не знаю каких сил стоило маме и Камалу удержать его. — Камал тоже в курсе произошедшего? — поинтересовалась Деви, догадываясь, что её будет похоже будет ждать ещё и разъяснительная беседа с наставником. — Не знаю, насколько глубоко он погружен, но маме же нужно было, чтобы кто-то начал вести расследование, поэтому думаю, что она многим с ним поделилась. — Камал занимался расследованием? — Да, дядя же в отъезде. Я ему, конечно, написала, но искать виновного нужно было сразу. Как оказалось, Радха не знала, смог ли поймать след господин Рай, ей было известно только то, что девадаси, вскоре после пробуждения Рама отпустили. Брахман за неё поручился, да и та после допроса не вызывала подозрений. — Поедешь к лорду сейчас? — Наверное стоит, твоя мать лично меня за шкирку к нему отведет, если я не сделаю это сама. Радха улыбнулась, соглашаясь с этим. — Подумать только. Ты могла стать причиной разрыва всяких договоренностей с англичанами, — голос подруги стал игривым и лукавым, а глаза хитрыми, — Искал тебя, бегал по резиденциям твой лорд. Деви невольно вспомнились все подарки и цветы, отправленный ей ранее Кристианом, его светлые и умные глаза, глядящие на неё с задорной снисходительностью. — На что это ты намекаешь? Радха подняла голову, чтобы видеть выражение лица подруги. — Я-то? Я ни на что не намекаю, просто замечаю и наблюдаю…кое-что? Деви тоже переняла её тон, и отозвалась игривым голосом: — И что это «кое-что»? — Это ты лучше мне скажи, — Радха наклонилась головой к её лицу, и Деви показалось, что её глаза сверкнули задорным огнем, — драгоценная госпожа Шарма. Деви в миг смутилась и натянула на себя край одеяла, словно собиралась им защититься от расспросов подруги. — Да ты влюбилась в него?! — не то вопрошая, не то утверждая произнесла Радха. — И ничего я не влюбилась, — немного резче чем Деви планировала, отозвалась она. А затем поняв, что своим высказыванием наверняка ещё больше убедит подругу в верности озвученного, схватила подушку и поднялась с кровати, игнорируя боль на спине, чтобы затем встать полубоком к Радхе, крепко удерживая в руках пуховую подушку. — Неужели? А от чего ты тогда так разволновалась? — спросила Радха, замечая насколько юная госпожа вмиг стала напряженной. Деви хотелось дать себе по голове. Она никогда не умела скрывать чувств, когда дело доходило до влюбленностей. Ещё в детстве её дразнили, если она по неумению пыталась понравиться какому-то мальчишке, а теперь она выросла, стала завидной невестой — красивой и статной, а всё также не могла совладать с собою. Но ведь это Радха. Она не станет смеяться над ней, ей можно довериться. Деви равно любила близняшек Басу и доверяла все тайны, но Радха отличалась от Сары большей снисходительностью и пониманием. Тем более, что старшей сестре было знакомо чувство запретной любви. Деви вернулась на перину, не поднимая взгляд на подругу, усиленно рисуя какой-то только ей известный узор на ткани подушки, которую она положила между ног. Радха тоже села, почти легла у изголовья. — Ну, — начала неуверенно Деви, — мне он точно не противен. — И давно? — отозвалась Радха, понимая, что подруге прощу отвечать на вопросы, чем самой рассказывать — Я думаю, что он никогда не был прям отталкивающим для меня, — Деви вспомнила как спустя пять лет нашла в одной из книг засохшую плюмерию, подаренную тогда ещё неизвестным ей английским господином под луной, — Он не похож на прочих англичан и других губернаторов. Деви были неясны её чувства. Ещё совсем недавно в её сердце бушевал океан, всколыханный другим господином. Но теперь же в её сердце была тихая гавань спокойствия, поселенная иным мужчиной; с белыми и длинными пальцами, с знающими и понимающим взглядом и до безумия красивыми голубыми глазами. Кристиан не был похож ни на кого другого, и дело было тут явно не в происхождении. Ей думалось, что будь они не обренены статусами, обязанностями и положением обстоятельств, общение у них сложилось по-другому. Наверняка все было проще. — Ты уже не противишься возможной помолвки с ним? — уточнила Радха, внимательно глядя на подругу. Деви, на удивление, нашла быстрый и честный ответ: — Страшусь, потому что знаю, чем ему обойдется этот брак: дюжина не позволит ему сохранить жизнь. Эти слова сказали Радхе гораздо больше, чем она ожидала услышать. Деви не рассматривала губернатора как недолгий и случайный интерес, ей правда был не безразличен лорд, несмотря на все условности, которые могли препятствовать. — Я в смятении, Радха, — призналась юная госпожа. Впервые Деви озвучила тревожащие её сердце тяжбы. Заикнуться об этом кому-то другому было невозможно, если бы Видия и Камал услышали от неё такое, то несомненно бы подумали, что она тронулась умом. Другие же бы заподозрили её в измене, если не предательстве дюжины. Не может госпожа Шарма, которая более всего пострадала от вторжения англичан на родную землю, не желать смерти наместнику Британской Империи. — Деви? — позвала её Радха едва слышимым голосом, — Ты правда его любишь? «Любишь»…Дивии казалось, что она не знала никогда такого чувства. Она любила родителей, но смутно помнила каково это. Она едва их могла воспроизвести в памяти, а что испытывала к ним, когда они были ещё живы и подавно. Она любила брата, и хорошо знала каково это — впитывать всевозможную ласку. Что же значит было любить другого человека, когда всё вопреки, ей словно было неведомо. Перед глазами всплыл образ Дорана. Он был человеком сложным для неё, в какой-то степени недоступным, но ей хорошо запомнилось чувство, которое родилось, когда она узнала сколько всего он для неё сделал. Ничего не прося, ничего не требуя. Он нарушил её покой, едва ли не вторгся в жизнь, перевернув всё верх дном. Ей помнилась её робость, замаскированная под гордость, её стремление ненароком поймать его взор и страх быть замеченной. Ничего от этого она не испытывала к Кристиану. Но кто сказал, что симпатия не может протекать по-другому? — Не знаю, — правдиво ответила Деви, а затем задумчиво повторила, — Не знаю. Радха тоже выглядела погруженной в свои мысли. Дивии хотелось поинтересоваться, как она поняла, что любит Раджа, но решила не ворошить прошлое, помня о том, как тяжела эта тема стала в последнее время. На удивление, Радха сама заговорила: — Знаешь, Деви, не очаровывайся каждому чувству. Иногда они бывают обманчивы, и почти ничего не значащими. Сила любви возникает из эмоций, исходящих из сердца. Не доводи до того, что тебе придется оплакивать бессмысленное. — Ты и Радж? — начала осторожно Деви. — Думаю, что скоро, между нами, всё будет кончено. Мне горестно от того, что мне потребовалось так много времени, дабы понять какой он человек. Голос Радхи на секунду дрогнул, и рука её потянулась к животу. — Тогда на свадьбе, мне стало ясно почему говорят: всё, что женщина терпит от мужчины, она перестанет, как только у неё появится ребенок. Я благодарна тому, что он мне подарил дитя, — Радха стала поглаживать живот, и Деви заметила, что если она лежит, то тот и впрямь стал заметнее и круглее. — Я знаю, что ребенок сейчас не к месту и не ко времени. Но я уже люблю его и знаю, что всегда буду любить. Радж же не готов стать отцом, стать тем, кто меня защитит. Слова были полны боли. Деви невольно задумалась о том, каково придется жить ребенку без отца. В том, что участвовать Раджу не позволят, она не сомневалась. Видия вырвет волосы, но пока она будет жива и приблизиться не даст Дубею, теперь, когда же и Радха противится отцу, то надежды никакой не осталось. — Мне жаль… — Я знаю, милая. Мне тоже… Но я сделаю всё возможное, чтобы мой ребенок был счастлив. Семья — это высшая ценность, теперь я это точно знаю. Моё дитя познает это счастье во что бы то ни стало. Деви захотелось приободрить её: — Обещай мне, что если родится мальчик, то я буду учить его обращаться с лошадью и кинжалом, — Она на секунду задумалась, — Хотя, вышивать я так и не научилась, так что если всё-таки родится девочка, то я и её этому научу. — Тебе придется дарить много украшений. Она будет это наверняка ждать. — Обещаю задаривать её самыми драгоценными камнями, которые только найдутся в моей шкатулке. — подняв руку вверх, поклялась Деви. Вскоре пришел лекарь и служанка, дабы помочь госпоже Шарма привести себя в порядок перед визитами. Радха вышла, решив принести украшений, которые на время могла бы одолжить подруга. На спине у Деви оказалось около сотни мелких ран, походившие на следы от когтей. Бхуты не остались в долгу. Раны змеились на её нежной и загорелой коже, но по заверениям лекаря должны были скоро пройти. — Главное не делать никаких активных нагрузок, чтобы не тревожить их. Я оставлю слугам мазь — наносить обязательно утром и вечером. Служанка подобрала специальные одежды, сари с длинными и кружевными паллами, скрывающими увечья на спине. Одежда была Радхи, мало и редко ношенной поскольку та ранее чем Деви, и сильнее чем Деви приобрела женские формы. Все сари были с фиолетовым подтоном, так как шились для рода львиц. Юная госпожа решила выбрать самое темное по оттенку сари, ткань красиво переливалась и при дневном свете могла показаться сложного синего цвета. Деви не позволила служанке сделать прическу, только украсить волосы заколками. Дивия не знала откуда в ней это ревностное отношение, но в её теле сразу всё противилось, стоило кому-то чужому притронуться гребнем к её волосам. Вскоре вернулась Радха с драгоценностями. — На тебе мои одежды сидят так, будто их шили на тебя! Деви попросила её не придумывать, а потом ещё сидела долгих двадцать минут, пока Радха подбирала украшения. Стоило юной госпоже остаться в комнате одной, как она, встав ближе к зеркалу, принялась поправлять складки на одежде с несвойственным ей ранее волнением, которое она отказывалась признавать. К Кристиану она добиралась с приставленным слугой, вместо Архата. Конечно, можно было послать письмо в резиденцию Шарма и вызвать его к Басу, но Деви не хотелось испытывать терпения Видии и задерживать визит к губернатору. Дивия вновь и вновь возвращалась к недавнему разговору с Радхой и её вопросу: любит ли она лорда? И вновь, и вновь она не могла найти ответа. Встреча, которая вот-вот должна была случиться, не должна была отличаться от всех прочих встреч, что у них уже случались. По сути, ей нужно было успокоить губернатора и убедить того, что за то время, пока они не виделись, ничего не произошло. Не более. Но Деви чувствовала в себе перемены: она невольно стала задумываться о том, как ей стоит поздороваться, о чем следует начать разговор и как себя вести. Если раньше она отправлялась к нему, едва ли не махнув рукой на всё это, то теперь ей отчего-то стало важно, как пройдет их встреча. Диана встретила её и как бы между прочим поинтересовалась, где же её помощник Архат. Деви снеслась на то, что у него возникли личные дела, и сегодня она освободила его от обязанностей. На самом деле она знала, как только она вернется, то сразу примется требовать с Архата всю отчетность, а заодно и подтрунит над ним, что хорошенькая Диана вновь им интересовалась. Кристиан оказался на террасе, читающим письма, и Деви вдруг в голову пришла шальная мысль. — Спасибо, Диана. Дальше я сама! Ничего не догадывающийся лорд усиленно вчитывался в текст послания и не подозревал о крадущейся угрозе. Деви надеялась, что чернильница стоит далеко и, если что ненароком не будет задета и пролита. Она двигалась едва слышно, идя четко по ковру, абсолютно копируя Манаша, когда тот на выгуле решал начать охоту за какой-нибудь бабочкой. Наверное, будь она кошкой, то ступала бы тише и её план наверняка бы выдался, но то ли дело в том, что Кристиан почувствовал затылком пристальное внимание, то ли ей просто не хватило кошачьей грации, итог был один — мужчина резко повернулся, чем напугал саму Деви. — Асуры, — только и успела выдать она, перед тем как судорожно дернуться от неожиданности. Кристиан явно хотел прокомментировать её ругательство, но видимо решил, что это будет не слишком дальновидно с точки зрения дипломатии, поэтому удержался от порыва. Но в глазах его, скрытыми очками, остался не озвученный упрек, смешанный с испугом, что, глядя на его несколько комичное выражение лица, Деви абсолютно искренне улыбнулась. — Простите за неудавшуюся охоту. Кристиан тут же поднялся, чтобы поприветствовать её и сам расплылся в хитрой улыбке. — Узнаю почерк Манаша. Но вам еще стоит поучиться. Деви позволила ему поцеловать руку и не дожидаясь предложения сесть — села. — Ладно, это было не очень прилично. Не знаю, что на меня нашло. Простите. Может даже и хорошо, что вы меня заметили, — её взгляд невольно прошелся по столику и отметил, что чернильница стояла близко к краю, так что её шалость могла поставить их обоих в неудобное положение. — Нет, это даже очаровательно. Не уверен, что в моем обществе кто-то из дам решился на что-то и близкое подобному, — всё также весело отозвался Кристиан. — Вас так послушать, вы вообще не любите английских девушек. Талии у них не такие тонкие, языков не знают, теперь ещё и веселиться не умеют. Чем же живут английские леди? Разговор как-то сам собой завязался. Поскольку они сидели на террасе, каждый слуга, что был на улице мог видеть их, но обоих это абсолютно устраивало. — Вы позволите поинтересоваться? Деви, явно догадываясь о чем пойдет речь, заговорила самым милым голосом, на который только была способна: — Чего желает знать мой лорд? Кристиан, как ей показалось, немного смутился, но продолжил ровно: — Я искал с вами встречи два дня тому назад, но в вашей резиденции мне ваш дядя сказал, что не ведает, где вы. — Если честно, мой дядя никогда не был вовлечен в мою жизнь, — перебила Деви, надеясь, что она не выглядит уж слишком невежливой, — Его гораздо больше интересует мое наследство. — Поэтому я обратился к вашему опекуну, но и там возникли определенные трудности. Я заволновался, бросился искать вас. Деви почувствовала, как в сердце что-то зашевелилось. То каким голосом он сказал о том, что волновался за неё, не оставляло сомнений — лорд правда переживал о ней. Неловкость, вызванная смущением и пониманием, как она заставила его понервничать, заставила её извинится за хлопоты, доставленные ему. Дивия аккуратно намекнула, что дело было в лунном цикле, и чтобы более не возвращаться к этой теме завела разговор о другом: — Не хочу казаться зацикленной, но как у вас обстоят дела с расследованием? Кристиан в миг стал серьезнее. Дивия невольно поймала себя на мысли, что ей нравится, когда генерал-губернатор выглядит задумчивым, размышляющим и ведущим разговоры на важные темы. — Я надеялся получить сегодня известия от своих источников, но как видите ничего нового пока не слышно. Мне жаль, но не сомневайтесь, доверенные мне люди делают всё чтобы ускорить мою женитьбу. — Женитьбу? — зачем-то повторила Деви, не верящим голосом. — Да, женитьбу. Мы же условились — помолвка состоится, когда я назову вам имя предателя. — Точно, что же это я? Извините! Плохо спала вот и сказала такое, — оправдалась Деви. Вопрос, который ей утром задала Радха, и потом она сама же себе, всё никак не хотел найти ответ. Быть женою лорду — это одно, но любить его… Если бы был кто-то способный разгадать то, что творится в её сердце. Как же ей быть? Ей не хотелось никогда обманывать, но еще сильнее не хотелось обманываться собою. Кристиан продолжал говорить, но Деви не слушала. Взгляд её рассеяно следил за его лицом. Перед ней проносились каждая их встреча: его улыбка, тихий смех, искренние глаза, которые всегда видели её настоящую — без масок, без приукрас. Ей вспомнилось, как он вёл её в танце, как его рука легким прикосновением оставила след тепла на её талии. Стоило ему назвать её по имени, и она ловила себя на том, что не могла не улыбнуться ему. — Госпожа Шарма? — вдруг сквозь мысли донесся до неё вопрос. — А? Что простите? — С вами всё в порядке? Вы выглядите озабоченной. Видимо она настолько увлеклась своими размышлениями, что забыла держать выражение лица. — Простите, я мыслями была в шахтах, — убедительно соврала Деви, — Собиралась после наведаться туда, вот и задумалась. — Что ж, понимаю, дело серьезное. — юной госпоже показалось, что он выглядит несколько огорченным её словами, — Тогда не буду вас задерживать. Благодарю, что навестили, был рад вас видеть. Он поднялся, собираясь её проводить. Деви чувствовала повисшую между ними неловкость, но ей впервые за всё время не захотелось её разбавлять шуткой или замечанием о погоде. Лорд провожал её до самого выхода, вместе с Дианой. Уезжая, Шарма так и не нашла ответа на свой вопрос.***
Езда до шахт верхом не занимала много времени. Но слуга, приставленный к Деви, не знал точного расположения, и госпоже приходилось постоянно указывать направление, чтобы не затеряться. Дело плавно шло к вечеру, солнце начинало потихоньку опускаться, а голоса природы затихать. Вскоре они прибыли к месту назначения. Деви оставила слугу дожидаться, а сама слезла и отправилась к узлам пещер. Жара дня ещё не спала, и поэтому многие работники находились внутри шахт, где в тени стен можно было переждать уходящий зной. Повсюду на обработанной земле были разбросаны кирки. Звуки ударов металла о камень раздавались глухо и монотонно. Один из работников, признав в гостье госпожу Шарма, вышел к ней. — Доброго дня! — громогласно поздоровался он, привлекая внимание остальных к пожаловавшей госпоже. Деви улыбчиво кивнула ему, отмечая про себя сильный акцент работника. На шахты приезжали работать люди и с других регионов, платили хорошо и в срок, так что многие здесь были не местные. Дивия ознакомилась с обстоятельством дел на шахтах. Она всегда была погружена в наследие своего рода и к шахтам относилась с особой теплотой. Это было то, что основали её предки, то, что она передаст своим детям; не быть вовлеченной Деви просто не могла. Поэтому её визит имел скорее показательный характер — напомнить рабочим, что она владелица, что они служат ей и что она ценит это. Деви проглядела отчетность и убедившись, что за проходящую неделю было добыто прилично больше драгоценностей, обещала сделать денежное вознаграждение. Она ещё недолго побыла на узле пещер, и решив, что всё что ей надобно было сделать сделала, двинулась в обратную сторону. Мыслями в голове она уже была дома, у себя в кабинете, читающей документы. Вечерний свет золотом окрашивал деревья вокруг, и Деви невольно засмотрелась на орехи, цветущие высоко вверх. Было что-то необъятное и красивое в том, как переливались лучи солнца, пробивающиеся сквозь ветки и листья. Неясно от чего, сердце вдруг испытало тревогу, в животе будто что-то рухнуло, и Деви услышала топот копыт, по звуку направляющихся в её сторону. Она почти побежала туда, где её должен был дожидаться слуга и заметила, что и он встревожен. Через секунду на дороге появился силуэт скакуна и всадника на нём. И хотя вечернее солнце не позволяло разглядеть так быстро наездника, Деви узнала бы его даже в милях отсюда. Это был Доран Басу. Пока он приближался, она успела трижды запаниковать и едва не дернуться в порыве немедленно сбежать. Она страшилась их встречи, боялась вновь предстать перед его внимательным взором и увидеть, сколько боли ему причинила. Стоило им расстаться, как Деви стала много-много раз представлять, что же случится, когда они вновь увидятся. Если честно, если бы можно было заплатить кому-нибудь всеми драгоценностями и в обмен получить возможность никогда не встретить палача, то Деви опустошила бы всю свою шкатулку, не жалея золота. Она надеялась никогда не познать на себе злость господина Басу, еще только когда услышала о нем от Камала. Теперь же, она боялась, что гнев, которым так славился Доран, может быть обрушен на неё. Зачем же ещё ему искать с ней встречи, если он ясно дал понять, что не хочет её видеть? Лошадь Дорана замедлилась, и когда та подошла ближе, Деви наконец-то смогла разглядеть черты лица мужчины. Он смотрел прямо на неё, ни на секунду не отводя взгляд, неотрывно и ужасно знакомо. Так на неё мог смотреть только он, уверенно, долго и серьёзно. Деви глядела в ответ. Она боялась его! Опять боялась…будто между ними не было всего того, что случилось после случайной встречи в мужском крыле, будто не было споров, долгих взглядов, разговоров и жадных касаний. Однако, несмотря на страх, поразивший её, не было никакой силы, заставившей бы Деви отвести взгляд. Было безумно больно вновь смотреть в горящие янтарём глаза, снова выискивать на их дне не озвученные слова. Но даже если бы у её горла держали нож, Деви не смогла бы скрыть, как она рада его видеть. Ей показалось время ужасно беспощадным, что оно так долго тянулось, пока господин Басу не остановил лошадь и не слез с неё. Всё это время он не прерывал с ней зрительный контакт, лицо его ни на секунду не дрогнуло. Когда он снял с себя ремень, удерживающий кинжал и отдал тот слуге дома Басу, Деви поняла, что ещё минута и она заплачет. Сердце её рвалось, металось груди, не зная, чего ему ожидать и что делать. Деви уже много раз успела усвоить одно правило — с ним никогда нельзя быть готовой и собранной ни к чему. Каждый раз стоило им встретиться, она подтверждала это знание, но сейчас ей было как никогда ощутимо, насколько она не готова к любому его действию. Она слабела только от одних его глаз. О какой стойкости вообще может идти речь? Тем временем Доран подошёл к ней. Между ними было не больше тридцати сантиметров, но Дорану это расстояние казалось невыносимо огромным, а Деви невыносимо малым. Она глядела на него, как птица, пойманная лапами могучего льва. Он будто пригвождал её к месту, лишая возможности шевелиться, тяжестью своего взора. И хоть руки Дорана её не держали, Деви явно ощущала прикосновение сетей, сплетенных его глазами. Ей вовек не выбраться и не освободиться от господина Басу. Губы её задрожали, будто это единственное, что было неподвластно его силам. Доран явно это заметил, и будто бы прознав, как ей невыносимо тяжело выдержать его взгляд, обернулся к слуге, давая ей тем самым время на передышку, и бросил подчиненному: — Мы прогуляемся поблизости и скоро будем. Звучали эти слова как приказ, как скрытая угроза. Господин Басу и правда выглядел несколько взвинченным. Так что, убедившись, что слуга внемлил его словам и не имеет возражений, Доран вновь обернулся к Деви и указав кивком головы направление, двинулся туда, ожидая, что госпожа последует за ним. Деви быстро его нагнала. Шли вровень друг другу, будто и правда прогуливались по заранее обговоренному маршруту. Если честно, Дивия не знала, как себя вести и что говорить рядом с Дораном. На подсознательном уровне теплилась надежда, что всё может сейчас разрешиться. Однако боясь сделать всё только хуже чем есть, она судорожно подыскивала способ заговорить, но напуганная его неожиданным приездом, не могла найти. Она боялась поднять голову, оправдывала это тем, что ей нужно смотреть под ноги, чтобы не зацепиться за кору дерева и не упасть, от того Деви не видела, как периодически на неё украдкой посматривал Доран. Известие о её едва ли не смерти, заставило его примчаться немедля обратно в Калькутту. Дома он обнаружил счастливую Радху и узнал, что отсутствие госпожи Шарма не хило так встревожило губернатора, и что Деви пришлось отправиться к нему, дабы успокоить потенциального жениха. Во славу Богам, Радха ещё обмолвилась, что та обещала заехать на шахты, и Доран не отдавая себе отчет, примчался сюда. Сейчас, когда он увидел её живую и здоровую, шум в голове поутих, но не в сердце. Он взволновал её своим приездом, похоже даже напугал, раз она и глаза боится поднять на него. Но Доран не мог не приехать. За сутки, что он добирался, в его голове успело нарисоваться куча образов и исходов, в которых госпожа Шарма так и не очнулась. Вся их ссора, стала для него в миг такой надуманной и глупой, что он вообще не мог понять, как позволил ей уйти тогда на свадьбе, а затем просто уехать. Он должен был остаться здесь, рядом с ней, не допустить покушения на убийство и этого ритуала. Раму — главному зачинателю сего он ещё успеет высказать всё что думает об этой затее. Доран не сомневался ни минуты, что именно его отъезд заставил предателя действовать решительнее — покуситься на смерть двух младших наследников главенствующих семей дюжины. Но ещё страшнее ему была мысль, что он больше не увидит Дивию. Что больше он не увидит её красивых глаз, красивее которых нет ничего на свете, что он не услышит её голоса, мелодичнее которого не слыхивал. Что Деви просто больше никогда не будет в его жизни. Что жизнь её кончится, безвозвратно и навсегда. Если бы при ней не было слуги, Доран тотчас её бы обнял, отказываясь отпускать. Но теперь, видя, как она встревожена, он понял, что им необходимо для начала поговорить. — Доран, — позвала неожиданно она, за секунду до того, как он хотел к ней обратиться, — Наверное, я должна вновь извиниться перед тобой. — Зачем? — против воли сорвалось у него с языка. Казалось, Деви ожидала от него чего угодно, но только не этого вопроса. От удивления она забыла о всякой робости, и тут же впилась глазами в его лицо. — А зачем тогда ты приехал? — последовал довольно логичный вопрос от неё. — Тебя увидеть, — просто и честно отозвался он, останавливаясь на тропинке. Девичьи брови невольно нахмурились, и Доран мысленно умилился такому её выражению лица. Не желая более ходить вокруг, да около, он прояснил: — Я не злюсь на тебя, Деви, — но под её взором неверения, уточнил — Больше не злюсь. Дивия же не знала, как ей быть. Она так долго в голове прокручивала речь, собиралась ему её излить, готовилась к его недовольству и злости, к разборкам. Ей казалось, что она спит, настолько не верилось, что всё может так хорошо и легко сложиться. Облегчение мягко, но верно расплывалось в крови, переходя в иное. Деви подняла взгляд, и ничего тая и не утаивая, призналась: — Я боялась, что обидела тебя… Мне было так стыдно перед тобою…и собою. Доран глядел, как глаза её вновь начали слезиться. До него дошло осознание, что она всё это время терзалась. То каким голосом, она говорила — не составляло сомнений, ей правда жаль. Доран чувствуя, как ей нужны его объятия, мягко, но настойчиво привлек её к себе. — Готовилась вымаливать прощение? — в шутку спросил он. Деви пряталась в его руках, и куда-то в грудь, прямо под сердцем угукнула ему, продолжая нежиться в могучих руках. Как сильно, как отчаянно она оказывается всё это время хотела, чтобы он прижал её вот так к себе: крепко, ласково и близко. Как ей не хватало их привычных шуточных ссор, как ей не хватало его голоса, запаха, его всего! Она искала его объятий, укрывалась в них, как если бы укрывалась от ветра в скалах. Цеплялась за его плечи, пытаясь придвинуться ещё и ещё ближе. Янтарь его глаз казался камедью, застывшей смолой, что плавилась, становилась тягучей и влекущей её, зовущей и утягивающей Деви в пламенности чувств, которые он неведомо, а может и ведомо пробуждал в ней. Не отрывая от Дорана взгляд, медленно, словно завороженная, она чуть приподнялась на цыпочках, и одной рукой пробежала пальцами по груди, едва касаясь плотного черного шервани. Теперь, когда они остались вдвоем, не стесненные более никаким недопониманием, Деви могла делать что душа желала. От этого осознания её крыло, дурманило сильнее всякого вина. Доран тоже уловил перемену её настроения, заметил, как медленно она моргала и как пристально изучала линию его челюсти, а вместе с ней и его губы. Дивия вновь подняла глаза к его радужкам. Ей казалось, что она разучилась дышать. Им бы вернуться обратно, чтобы не давать слуге поводов для неправильных мыслей, но тяжелый стук в висках мешал связано мыслить. Доран чуть выровнялся, поддел одной рукой её подбородок, и Деви почувствовала, как от его горячей кожи по телу прошла искра, делая её голову слабой, а затем приятное ощущение побежало дальше по телу, посылая сладкую дрожь по спине и ногам. Дивия не знала, как совладать с собою, её одновременно затапливала нежность и нега, и вместе с тем ей хотелось ловить губами его горячее дыхание, заставить его действовать решительнее. Доран был самим грехом, порочным, соблазняющим и сбивающим с ног. Никогда ракшасы не действуют честно, они приходят в твою жизнь без ведома, заполняют собою всё, что только можно. Доран точно был ракшасом, одурманившим её, завлекшим безвозвратно. Деви всё равно не могла побороть робость, она смущалась его внимательных глаз, но сама — первая потянулась за поцелуем, и коснувшись устами его уст, прикрыла веки, не веря, что всё происходящее не сон. Она чувствовала их соприкосновений каждой клеточкой, каждым миллиметром кожи. Доран находил её губы и с какими-то невысказанными чувствами целовал, ладонями принялся оглаживать её шею, вкладывая в прикосновения весь жар, всё желание, всю радость происходящего. Деви прикрывала глаза, жадно дышала, чувствуя, как она всё сильнее оказывается под влиянием того безумия, что они вытворяли. Она чуть отстранилась, потянулась к его шее и как можно сильнее вдохнула сладкий запах кожи, горькой и сладкой, оттененной табаком. Она хотела бы вечно дышать этим запахом, искать его и находить. Не ведая, что творит, Деви провела языком по его коже, и не прерывая улыбнулась тому, как голова Дорана склонилась немного назад. Их дыхание вновь соединилось, слилось в жгучее, сотканное дурманом и желанием дыхание. Доран опять потянулся к её губам, дождался, когда в истоме прикроет глаза и уверенным движением толкнул её к стволу дерева. Деви, не ожидавшая такого, удивленно распахнула глаза и рот, но Доран тут обрушился на неё смазанными поцелуями на тонкую шею, жадно вдыхая аромат ключиц, не прерываясь ни на секунду. Деви было нестерпимо остро, невероятно, так хорошо, что она не знала, куда себя деть. Ведомая страстью, разгоравшейся с каждой секундой всё больше, она запустила руки в его волосы, почесывая их у корней, поощряя. — М-м, — Доран не сдержал восхищенного мычания от сей ласки, на что Деви вновь улыбнулась немного уставшей и немой улыбкой, а затем прижала голову ближе, не позволяя прекращать ласки. Поцелуи превращались в череду невероятных, томительных касаний, которые только усиливались, когда Доран начал проводить кончиками пальцев сбоку по талии, а затем ниже, опускаясь поглаживающими движениями рук на бедра. Деви остро чувствовала, как ей жарко, хотя дневной зной уже давно покинул Калькутту, как её тело томилось, в тех местах, где его пальца и губы касались её. Не выдерживая, она стала извиваться, выгибаться ближе, насколько это позволяло положение. Деви до безумия волнительно, тонуть, утопать в его ласке, в его страсти. Внутри неё лилось наслаждение и удовольствие от происходящего. Неожиданно Доран рыкнул, поднял её руки высоко вверх, удерживая их одной рукой, второй приподнял голову, открывая вновь больший доступ к шее, а коленом уперся ей прямо между ног. Деви почувствовала приливную силу возбуждения, о которой даже раньше не догадывалась. С её губ сорвался взволнованный стон, который она постаралась всеми силами заглушить. Краем глаза она уловила хитрую улыбку Дорана, явно стремившегося вывести её на непозволительные звуки. Словно не насытившись, он с ещё большим напором принялся целовать, мазать её кожу поцелуями. Вторую руку удерживающую шею, он уверенным действием разместил поперек живота, слегка надавливая, и сам навалился своим телом сильнее на неё, вжимая всё больше в себя и в дерево. Жар, передававшийся от руки и всего его горячего тела, вмиг заполонил её всю. Она плавилась, хотела ещё большего, сильнее, горячее, ненасытнее. — Дора-а-н, — не зная о чём умоляя, протянула Деви. Она жарко вздыхала, пока он все плотнее прижимался к ней, Доран горячо, чувственно ласкал её кожу языком, проводил губами, размазывая места, где недавно касался. Он полыхал, весь и без остатка, так долго грезил о ней, желая зацеловать её всю, наслаждаться ею без права быть прерванным. Он, оторвавшись и достав свою самую очаровательную улыбку хищника, сказал, конечно же: — Что непослу-у-ушная? Если Доран собирался её довести этой своей непозволительной манерой растягивать гласные, особенно используя негласное прозвище, закрепившееся за ней им видимо навсегда, то он успешно этого добился. Деви тут же рывком вырвала руки из-под его ладони, сама, с невиданной страстью и вожделением, притянула его за шею, обвив ту, и принялась зацеловывать тягучими касаниями всё его лицо. Доран нагло и довольно улыбался, позволяя ей главенствовать. Ему определенно нравилось какой нетерпеливой она становилась, он едва ли не блаженно прикрыл веки, изучающе и при этом настойчиво продолжая поглаживать её талию и спину. Деви не упускала возможность коснуться щекой щеки, шеи, груди — всего до чего она могла дотянуться. Разливающееся чувство желания заставляло её задыхаться, но она ни на секунду не прекращала. Будто остановиться значит упустить это мгновение, чарующий миг, когда всё запретное и долгожданное воплощается. Доран сдавил её талию в руках, теряя контроль от её напора, взбудораженный от её отзывчивости, пьяный от происходящего. Он властно прижал её к себе, осмелев, заставил одной ногой обвить её, вновь привлекая к дереву. Чтобы почувствовала, чтобы знала, какую реакцию она вызывает у него. Деви судорожно вдохнула, она физически ощутила, насколько сильно она его возбудила. Она стала ещё больше извиваться, тереться, чувствуя и сама как изнемогает между ног. Пылая и сгорая, она хотела до него дотронуться, побудить на большее, но услышав какой-то треск над головой, немедленно отстранилась. Доран тоже услышавший посторонний звук, позволил ей отодвинуться, а сам поднял взгляд вверх. Какая-та птица села на неудачную ветку, и та под тяжестью надломилась, испугав птицу и их двоих. Деви тихонько рассмеялась, испытывая небывалое смущение от всего ранее случившегося. От её уверенности и раскованности не осталось и следа. Доран отметил про себя, как сильно и быстро расползался румянец от щек к груди, и невольно усмехнулся. — Кажется, нас заждались, — не зная, как справиться с никуда не уходящим волнением, как бы между прочим произнесла Шарма. Будто она бы она только не думала о том, как ей хотелось напрячь бёдра и не поддаться ближе возбуждению Дорана. — Полагаешь? Мужчина, оперевшись плечом о ствол дерева, к которому недавно её прижимал, почти осязаемым взглядом проходился по её телу, особенно задерживаясь на ключицах и шее. Деви натянула паллу на плечи, дабы хоть немного прикрыть их. — Подозреваю, — отозвалась она, выдерживая его взгляд. — Ну раз так, то пойдём. — согласно и с усмешкой, произнес он. Деви думала идти чуть позади него, чтобы успеть успокоить лицо и не выдать ненароком чем она могла с господином Басу заниматься в чаще. Но Доран, точно прознав о её намерении, специально замедлял шаг, чтобы шла она подле него. Дивия усиленно рассматривала ветки деревьев, избегая встречаться взглядом с ним. Когда же взоры их все-таки пересеклись, Доран не мог отказать себе в удовольствии улыбнуться во все тридцать два, чем ещё больше смутил Деви. — Сесть мне поможет слуга, — голосом, не терпящим возражений, обозначила она. — Вот ещё! — отозвался Доран. Когда они вернулись, слуга сидел на ступени для подъема в колесницу, но завидев вернувшихся господ — тут же встал. Помог Деви сесть все-таки Доран. Госпожа надеялась, что вечерний свет поможет скрыть непрошенную красноту лица, но от хищных глаз льва вряд ли можно было что-то скрыть. Доран ехал рядом верхом, не гоня лошадь, подстраиваясь под темп коляски. Деви иногда ловила его взгляд на себе, и ничуть не боясь быть пойманной смотрела в ответ, выискивая в его глазах ответы на свои вопросы. Она нисколько не сомневалась в том, что им предстоит ещё многое обсудить, но сердце её не тревожилось: Доран рядом, не позволит ничему плохому с ней случиться. Он уже многое обещал и многое сделал. Утром Радха спрашивала: любит ли она генерала-губернатора? Теперь Деви могла наконец-то дать правильный и честный ответ — нет. Не могла она любить Кристиана, когда сердце её желало воина, имя которому «Палач».