Простые сложности в аренду

Благие знамения (Добрые предзнаменования)
Слэш
Завершён
R
Простые сложности в аренду
Larmer
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Кроули - одинокий отец. Вместе с Мюриэль, его дочерью, он переезжает в новую арендованную квартиру, которая идет в придачу со своим эксцентричным хозяином.
Примечания
Для тех, кому, как и мне, захотелось "небольшого" продолжения - вот оно: https://ficbook.net/readfic/0190e66b-eb6c-7571-ab0f-28e4e2aa4a0a
Посвящение
Посвящается автору заявки. Спасибо за идею! Надеюсь, что хотя бы частично мне удалось ее воплотить.
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 2

      Кроули бегал по квартире из стороны в сторону, в отчаянных попытках найти ключи от машины. Он еще не привык вешать их на специально отведенный для этого крючок рядом с дверью, забываясь и бросая их где попало. — Посмотри на столике в гостиной, — донесся голос Мюриэль со второго этажа. — Да я везде уже проверил, — недовольно прорычал Кроули.       Мюриэль быстро спустилась вниз, держа ключи в руках. — Вот, валялись на полу у тебя в комнате, — сказала она недовольная тем, что ей ради этого пришлось оторваться от своих дел. — Наверное выпали из кармана, а я не заметил, — ответил Кроули, забирая ключи из ее рук. — Что бы я без тебя делал.       Мюриэль закатила глаза, недовольно вздыхая. — Ладно, мне пора бежать, — добавил он, поглядывая на часы, — Вернусь, как обычно, часов в пять. — Хорошо, — ответила Мюриэль, слегка зевая. — Пока!       Кроули махнул на прощание рукой и выскочил на улицу, захлопнув за собой дверь. Было почти девять часов вечера, его смена официально начиналась только через полчаса, а в его телефоне уже висела пара заказов. В последние пару лет он сменил столько работ, что перестал вести им счет. В самом начале было тяжелее всего. У него еще были некие остатки амбиций и надежд на работу, от которой он будет получать не только деньги, но и подобие удовольствия. После полугода работы, от надежд и амбиций не осталось ничего, кроме воспоминаний и неоплаченного счета за квартиру.              После этого он брался за что угодно, лишь бы платили достаточно, чтобы хватало на жизнь. И все равно не мог долго удержаться, благодаря своему безудержному желанию сделать как лучше, задавая неудобные вопросы при необходимости, что, как ему достаточно скоро дали понять, не самая любимая менеджерами черта, особенно когда под вопросом оказывается их собственная компетентность. Он думал, что усвоил урок в первый раз, но во второй все вышло примерно так же. Его не выгнали, но и о спокойной жизни он мог забыть. Жесткая подошва микро-контроля и неуместных регламентов давила на горло, не давая вдохнуть. Кроули выгорал быстрее, чем заканчивался его испытательный срок.       Он осознал, что не может работать в коллективе, рано или поздно говоря что-то, не подумав о последствиях, всегда говоря слишком прямо, в лоб, не заморачиваясь общественно-корректными оборотами. Ему было гораздо проще быть одному: делать, что нужно, никому не мешая, и чтобы не мешали ему. Таких вариантов было катастрофически мало. Как-то, в период между работами, он решил попробовать подзаработать будучи таксистом. Не самое приятное и далеко не самое прибыльное дело, но ему, на удивление, пришлось по вкусу. Он мог работать на собственной машине, сам выбирать заказы и, при необходимости, посылать подальше особо наглых или агрессивных клиентов. К тому же, он мог заниматься этим по ночам, уезжая, когда Мюриэль ложится спать, приезжать домой под утро и, отвезя ее в школу, спать до тех пор, пока ее не нужно будет забрать. Так ему удавалось быть практически все время рядом.              Мюриэль не нравилась его работа. Ей нравилось, что ей всегда было с кем поделиться событиями дня, пожаловаться на проблемы или просто провести время. Но она боялась за него. Боялась, что он спит кое-как, пьет невообразимо много кофе, и все это не могло привести ни к чему хорошему. Она боялась, потому что эта работа могла быть опасной, тем более по ночам. Она боялась оставаться одна, хотя и не хотела ему об этом говорить, иногда просыпаясь от резкого шума откуда-то с улицы, или за стенкой, не могла больше заснуть, пока он не возвращался домой. Со временем она почти со всем этим смирилась, потому что Кроули обещал ей, что будет осторожен и что найдет что-то получше, как только представится возможность, или он начнет чувствовать, что эта работа его донимает.       Кроули сел в машину и, проведя все необходимые приготовления перед поездкой длиною в ночь, двинулся в путь. Где-то около полуночи он, проголодавшись, остановился у круглосуточной забегаловки на перерыв. Доев свой сомнительного качества хот-дог, он сунул руку в карман за салфеткой и вместе с пачкой одноразовых платков случайно вытащил прямоугольный кусочек картона, что упал на землю, летя по причудливой траектории. Он поднял его, чуть отряхнув. Визитка Азирафаэля. Кроули так и не нашел время ему написать. Он обещал Мюриэль, что сделает это. Когда-нибудь. Где-то в глубине души он надеялся, что она просто забудет и ему не придется это делать вовсе. А потом забыл и сам.       Кроули присел на скамейку, переваривая свой полуночный ужин и мысль о том, почему он все еще держит в руках визитку, а не засунул ее в карман, на потом, на всякий случай. Визитка смотрела на него в ответ выведенными вручную витиеватыми цифрами и подписью, говорившей о своем владельце чуть больше, чем должна была. Кроули достал из кармана телефон и, добавив номер в список контактов, сунул визитку обратно в карман, отправив вслед за ней и телефон. Он выпил мерзкий растворимый кофе из автомата и сел обратно в машину. Мысли, переплетенные сомнениями и советами самому себе, отказывались оставлять его. Он снова достал телефон и уставился в черный экран. «Что ты теряешь» — кажется, так сказала Мюриэль. Кроули силился найти ответ — ничего не приходило в голову. Так же, как и не приходило в голову, зачем ему вообще все это? Может, он действительно давно ни с кем не общался. Может, ему действительно хотелось вырваться из рутины и попробовать чего-то странного, неизведанного. Может, в этом всем было что-то еще, что он улавливал только на уровне подсознания и чего едва хватало на то, чтобы взять в руки чертов телефон.       Кроули набрал сообщение, как в забытье, очнувшись только, когда оно было уже отправлено. У него еще был шанс, что в такое время Азирафаэль скорее всего спит, и он сможет удалить сообщение до того, как оно окажется прочитанным. Поздно.

[Привет! Это Кроули. Я подумал над предложением. Я не против]

00:15✓✓

[Привет, Кроули! 😊 Спасибо, что написал. Ты уверен? 🤔] ✓✓ 00:16

[Да]

00:22 ✓✓

[👍Ладно. Можем встретиться завтра здесь (*точка на карте*) в 19 часов. Подойдет? 👀] ✓✓ 00:23

[Да]

00:25 ✓✓

[Отлично! Тогда встретимся завтра. 😎Если не передумаешь 😉] ✓ 00:27       Кроули вставил телефон в держатель на центральной панели, и устало откинул голову на подголовник. На что именно он согласился? Почему Азирафаэль переспросил его, уверен ли он? Возможно, ему стоит сказать сразу, что он передумал. Он бы соврал. Ему стало только интереснее, и он ощутил знакомое, но хорошо забытое чувство предвкушения чего-то неожиданного. Не то чтобы встреча в ресторане была чем-то выдающимся или способным по-настоящему удивить, но он имел крайне мало представления о том, куда идет, о чем именно он будет говорить и еще меньше о, собственно, Азирафаэле. Кроули ухмыльнулся промелькнувшей в голове мысли и, ткнув пальцем во всплывающее уведомление о новом заказе, выехал наконец с парковки навстречу оставшейся ночи.       Он вернулся домой почти в шесть, снова опаздывая к обещанному времени. Мюриэль, на его счастье, все еще спала, у него еще был шанс незаметно проскользнуть в свою комнату и притвориться, что он приехал, как и обещал, на час раньше. На мгновение он испугался мысли о том, что ему еще нужно было отвезти ее в школу, но тут же вспомнил, что наступила суббота, а значит он мог спокойно проспать все утро и встать часа в три. Где-то между тем, как Кроули бросил свое уставшее бренное тело на кровать, и моментом, когда его голова коснулась подушки, его прошибло насквозь ледяной мыслью о значении слова «завтра». Для него завтра наступало не после полуночи, а после того, как он открывал после сна глаза. Бывало, что «завтра» не наступало вовсе, растягивая «сегодня» на дополнительные две дюжины часов. Он настолько привык к этому, что даже не задумывался, что для нормальных людей все может быть несколько иначе. Кроули схватил телефон с прикроватной тумбочки и в спешке открыл сообщение, отправленное ему Азирафаэлем. «Завтра в 19… получено в 00:23». Кроули до этого самого момента не сомневался, что под «завтра» имелась в виду уже наступившая суббота. Теперь же он бросил все оставшиеся умственные усилия на то, чтобы сообразить на какой именно день они договорились. Уставший мозг отказывался работать, вбросив мысль о том, что стоит вернуться к этому вопросу позже, когда он будет более бодр и способен на то, чтобы, в крайнем случае, набрать уточняющее сообщение. На этой мысли Кроули отключился, погружаясь в беспокойный сон.       Мерзкий писк просочился в самый дальний уголок подсознания, вытягивая из мира грез в реальность. Кроули на ощупь нашел источник шума и выключил будильник. Он распластался на кровати, потягиваясь. Взяв в руки телефон, он на автомате пролистал новости и заметил уведомление о новом сообщении. [P.S. Надеюсь, ты не передумаешь] ✓ 00:40

[Нет]

15:05 ✓✓

[🔥До встречи вечером! 🙂] ✓✓ 15:10       Кроули улыбнулся, облегченно выдыхая и радуясь тому, что ему не пришлось спрашивать. Он чувствовал себя глупо только думая о том, что ему надо было найти какое-то разумное объяснение вопросу, суть которого заключалась в «какое именно «завтра» имелось в виду». Благо Азирафаэль избавил его от этого одним ответом.       Вечер подобрался слишком быстро. Не успел Кроули толком привести себя в порядок, как остался всего час до назначенного времени встречи. Он сразу решил, что быть за рулем не самая лучшая идея, и сомневался между вариантом дойти пешком или воспользоваться общественным транспортом, что по времени получалось практически одинаково. Ему оставалось придумать, что надеть. Его гардероб не отличался разнообразием, состоя преимущественно из футболок, пуловеров и пары джинс. Все черного цвета. Откуда-то из прошлой жизни у него еще оставалась такая же черная рубашка и простой пиджак с красным воротником, которые явно нуждались в уходе. — Куда-то собираешься? — спросила Мюриэль, заглядывая в комнату через распахнутую дверь. — На встречу, — ответил Кроули, не отвлекаясь от ковыряния в шкафу в поисках чего-то относительно приличного. — С кем? — спросила Мюриэль и, тут же сообразив, улыбнулась. — Ооо, на ту самую встречу! И ничего мне даже не сказал! — Я хотел, но забыл, — честно ответил Кроули. Вытащив немного помятый, но в целом неплохо выглядящий, бадлон, он поднес его к носу, убеждаясь, что его действительно не стыдно надеть. — О нет, — запротестовала Мюриэль, наблюдая за его действиями, — только не говори, что хочешь надеть ЭТО. — Что не так? — удивился Кроули, натягивая бадлон поверх футболки.       Мюриэль выглядела так, будто она съела целый лимон в один присест. — У тебя наверняка найдется что-то получше. — И так сойдет, — махнул рукой Кроули в ответ. — К тому же, я уже опаздываю.       Мюриэль только покачала головой и вздохнула. — Когда-то ты одевался, как модель.       В ответ на это заявление Кроули свел брови, недоумевая. — Диа показывала мне старые фотографии, — ответила Мюриэль, — там была пара твоих. Кажется, с какой-то вечеринки… Ты выглядел просто потрясно. — Это все в прошлом, — сказал Кроули ровным голосом. — Только не говори, что ты «слишком стар». Ты все еще мог бы немного принаряжаться. Хоть иногда.       Кроули пожал плечами в ответ. Когда-то его действительно волновало, как он выглядит. Не настолько сильно, чтобы зваться «модником», но в достаточной степени, чтобы проводить некоторое время перед зеркалом, прежде, чем выйти в свет. Его волосы и растительность на лице постоянно меняли длину и цвет, одежда же оставалась в темных тонах, с редким появлениям в ней ярких акцентов. Все это действительно осталось в прошлом вместе с вечеринками, друзьями на один вечер и им самим образца пятнадцатилетней давности.       Кроули бросил взгляд на часы. — Мне пора, — бросил он, спешно хватая телефон с тумбочки и выходя из комнаты. — Когда-нибудь мы вернемся к этому разговору, — сказала Мюриэль, пародируя его поучительный тон.       Уже на выходе, натягивая ботинки, Кроули сказал: — Я не знаю, когда вернусь. Постараюсь быть не слишком поздно. Если что, звони, ладно? — Не переживай, — ответила Мюриэль мягким голосом, улыбаясь. — Я надеюсь, ты хорошо проведешь время.       Кроули улыбнулся в ответ и, махнув рукой на прощание, выбежал на улицу. По пути к ресторану он успел тысячу раз пожалеть, что не выбрал ехать на машине, даже если ее пришлось бы потом оставить. Он шел быстрым шагом, стараясь успеть или опоздать хотя бы не больше, чем на десять минут. Ему повезло, что на улице было слегка прохладно и дул освежающий ветерок. К своему удивлению, он почти успел и, не считая пары капель на лбу, не выглядел и не чувствовал себя, как загнанная лошадь. Взглянув в сторону ресторана, Кроули выругался. Обычно он обходил такие места стороной, будучи уверенным, что его погонят оттуда, как какого-нибудь бродягу. К тому же, при всем желании, его финансы позволяли разве что помечтать о том, чтобы посетить подобное заведение. Ему хватило бы на закуску и стакан воды, прежде, чем его кошелек опустел бы. Кроули мысленно схватился за голову, не зная, что делать. Написать Азирафаэлю, что он не может прийти, было неприлично поздно, зайти внутрь и надеяться на то, что его не заставят ничего заказывать, было слишком рискованно. — Кроули! — услышал он приветствие откуда-то со стороны и, чуть дернувшись от неожиданности, повернулся на голос. Азирафаэль, как оказалось, тоже опаздывал, но, в отличии от него, явно не торопился, идя расслабленной походкой. Выглядел он куда более соответственно выбранному месту встречи, одетый в серый костюм-тройку и светло-голубую рубашку с галстуком-бабочкой. — Азирафаэль, — Кроули подошел к нему, бегло оглядывая его сверху вниз, и протянул руку в приветствии. Азирафаэль пожал ее, тепло улыбаясь. — Я не знал, что мы идем в дорогой ресторан, — сказал он, указывая на свой внешний вид. — Ерунда, ты выглядишь отлично, — сказал Азирафаэль, чуть заметно краснея, и тут же поспешил ко входу, знаком приглашая Кроули за собой. — Пойдем.       Дверь перед ними открыл швейцар, Кроули почувствовал себя еще более неловко и, сам не понимая зачем, отвесил ему небольшой поклон в качестве благодарности. Их провели за столик, стоящий в уединении в глубине зала. Азирафаэль чувствовал себя достаточно свободно, явно будучи здесь не впервые. В то же время в глазах Кроули читалось не особо скрываемое желание сбежать. Поскорее и подальше. Официант принес бутылку с водой и, разлив ее по стаканам, тут же удалился. Кроули переводил взгляд с него на стакан и обратно с немым вопросом на лице, который Азирафаэлю не составляло труда понять. — Расслабься, — сказал он, — За все уже заплачено, можешь выбрать все, что приглянется, из меню. Но это чуть позже, если ты, конечно, не слишком голоден.       Кроули на мгновение опешил, гадая во что он на самом деле дал себя втянуть. В его мире любая щедрость предполагала расплату в том или ином виде. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сказал Азирафаэль, будто бы читая его мысли. — Я и сам был на твоем месте. Расскажу небольшую историю, дабы, так сказать, растопить лед. Когда я только начинал свою карьеру, моей работой заинтересовался достаточно влиятельный в своей сфере человек. Он назначил мне встречу в месте, очень похожем на это, если не еще более пугающем своей вычурностью. Я был молод и беден, для меня пиццерия была пределом мечтаний. Мне казалось, что все смотрят на меня, тыча пальцами, насмехаясь. Я был в панике. Тот человек, что пригласил меня, сказал мне тогда, что как бы не обернулась моя жизнь, я навсегда запомню тот день. Если бы у меня ничего не вышло, это был бы лучший вечер в моей жизни. Если бы все получилось, я, придя к успеху, мог бы каждый день ужинать в подобных местах, вспоминая с ностальгией о первом разе, когда это было для меня в новинку. И он был чертовски прав. Мы все еще можем пойти куда-нибудь еще, где тебе было бы более комфортно, если хочешь. Но, поверь мне, ты не пожалеешь, если решишь остаться здесь.       Кроули взял в руки стакан с водой и сделал большой глоток. Его сознание пыталось подсунуть ему мысли о том, что он в западне, ничего не бывает просто так, а сердце давило страхи и предрассудки на корню давно забытой тягой к неизведанному. Идя по зову сердца, он заводил себя в куда более рискованные, порой безвыходные, ситуации, не получая при этом ничего, кроме выброса адреналина в кровь. Кроули подумал, что он, наверное, действительно потерял где-то в прошлом ту часть себя, что хваталась за малейший намек на подобные возможности, вместо паники и навязчивых мыслей. Он бы не думал ни о чем, если бы ему нужно было думать только о себе. — Есть такая фраза, — протянул Кроули, поставив стакан с водой на стол, — «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке».       Азирафаэль улыбнулся. Это ему тоже было прекрасно знакомо. — Как мне убедить тебя, что мне ничего от тебя не нужно? — серьезно спросил он.       Кроули откинулся назад, принимая более расслабленную позу, и задумался на мгновение. — Ты сам сказал, — проговорил он после непродолжительного молчания, — что получаешь «нечто большее» от сделки с квартирой. Историю. — Я все еще не настаиваю, — поспешил ответить Азирафаэль. — Тогда зачем это все? — Кроули вскинул руки, пожимая плечами.       Азирафаэль невольно усмехнулся и опустил взгляд, потирая лоб ладонью. В усмешке не было и толики веселья, отнюдь. — Ты едва меня знаешь, — продолжал Кроули. — А я не имею понятия, кто ты и чего на самом деле хочешь.       Он говорил спокойно, не пытаясь надавить или возмутиться. Им руководил интерес. Он мог бы встать и уйти, не рискуя практически ничем. Он мог бы опасаться того, что разочарованный хозяин квартиры выставит их на улицу, но контракт, составленный самим арендодателем, не оставлял на то никаких шансов. — Справедливо, — тихо ответил Азирафаэль. Кроули услышал в его голосе не столько разочарование, сколько неожиданную горечь. — Я не люблю недосказанности и всегда стараюсь говорить прямо. Прошу прощения, если мое изначальное предложение «рассказать о себе» произвело неправильное впечатление. Признаться, я думал, что ты не станешь со мной связываться и был удивлен, получив сообщение посреди ночи. Если к его написанию тебя побудила нужда выполнить некое обязательство, то эта встреча — полнейшее недоразумение и не имеет никакого смысла. — Нет, — ответил Кроули, помотав головой, — Это не так. — Тогда… я не понимаю, — Азирафаэль удивленно уставился на него. — Почему ты согласился? — Я и сам не знаю, — честно ответил Кроули. Он подумал сказать, что Мюриэль уговорила его, но внезапно для себя решил ответить правдиво. — Мне было интересно, что такому человеку, как ты, может рассказать неудачник вроде меня. — «Такой, как я» — это какой? — с нескрываемым любопытством спросил Азирафаэль, чуть наклоняясь вперед. — С деньгами, наверняка, с кучей друзей и связей, — сказал Кроули, пожимая плечами. Он и сам толком не понимал, что именно имел в виду. — Забавно, — ответил Азирафаэль, улыбаясь. — «с деньгами» — тут все понятно. Забавно, что ты упомянул «друзей». Мне тоже когда-то казалось, что деньги и слава помогают обрести знакомства, завести друзей. В какой-то степени это действительно так. Никто из успешных людей не спешит рассказывать о том, что их окружение делится на тех, кто исчезает из твоей жизни так же внезапно, как и появился, на тех, кто будет твоим лучшим другом, но только до тех пор, пока твои дела идут хорошо и от тебя можно что-то получить, и тех немногих, кто будет с тобой всегда, что бы ни произошло, настоящих. Я видел первых и вторых в достаточном количестве, чтобы перестать доверять кому-либо, кто появляется в моей жизни, а третьих у меня никогда не было. Так что, я бы поспорил, кто из нас в действительности неудачник. — Все еще я, — ответил Кроули, ничуть не смутившись.       Наступила неловкая пауза, которую, к облегчению Азирафаэля, прервал подошедший к их столу официант. — Что я могу вам предложить из напитков? — Вино? — спросил Азирафаэль, глядя на Кроули, который невнятным знаком дал ему понять, что он не возражает и ему все равно. — Вино. Какое-нибудь на ваш выбор. — Конечно. Как будет угодно, — ответил официант, тут же удаляясь.       Снова повисло неловкое молчание. Кроули отпил воды и, прочистив горло, решил его нарушить. — Так чем именно ты занимаешься? Ты, кажется, упоминал, что ты писатель. О чем пишешь? — Так и есть, — спокойно ответил Азирафаэль, в глубине души радуясь тому, что он поинтересовался. — Обо всем подряд. Как ни странно, простые истории про простых людей продаются лучше всего. — Неужели? — искренне удивился Кроули. — Поэтому тебе интересно узнать побольше о моей жизни? — Нет, вовсе не из-за этого, — возмутился Азирафаэль. — Я никогда не использую чужую жизнь в качестве черновика для моих книг. По крайней мере без согласия и кучи подписанных бумаг. Разве что свою и то… Неважно. Мне было интересно не поэтому. Все дело в письме. — Я даже не помню, что я там написал, — усмехнулся Кроули. — Ты писал, что ищешь жилье для себя и дочери, что ты благонадежный жилец и все такое прочее, что ты месяцами пытался найти хоть что-нибудь, постоянно встречая отказы, и ты сказал, что заслуживаешь шанса.       Кроули закрыл глаза рукой. — Я правда так написал? — Если хочешь, я найду его и покажу тебе. — Не надо, — резко ответил Кроули. — Я его написал не иначе, как в бреду.       Он решил, что ему непременно нужно оправдаться. — Почему? — Азирафаэль понял, что он по какой-то причине стыдился своей откровенности. — Оно меня по-настоящему зацепило. — Серьезно? — Кроули недоумевал. Ему это казалось не иначе, как странной шуткой или издевкой. — Абсолютно. Иногда случается, что ты видишь что-то и тебе кажется, что это «что-то» предназначается именно тебе. Оно заставляет тебя действовать. Звучит, как диагноз, я знаю, но для меня это скорее намек свыше. Ты просил дать тебе шанс и я откликнулся. Если бог существует и у него есть на нас какой-то план, то, я думаю, он осуществляется как-то так.       Кроули смотрел на него, испытывая смешанные эмоции. Разговор уходил в неожиданную сторону. В любой другой ситуации он промолчал бы, избегая потенциально длинных и бессмысленных рассуждений, не ведущих ни к чему. Сейчас же он ощущал себя удивительным образом вовлеченным в этот странный разговор. — Если существует какой-то план, — сказал Кроули, — то он крайне хреновый.       Азирафаэль рассмеялся. — Пожалуй, ты прав, — ответил он.       Официант принес вино и, разлив его по бокалам, принял у них заказ на еду. Кроули внезапно осознал, что проголодался и, не долго думая, взял то же самое, что и Азирафаэль. Они выпили по глотку, чисто символически подняв бокалы, взаимно считая, что тост или чоканье было здесь не совсем уместно. Кроули не разбирался в вине. Он не догадывался, что и Азирафаэль, в общем-то тоже, вращая жидкость по кругу, лишь притворяясь, что понимает суть этого действа. Ему все это было не слишком интересно, но периодические светские приемы, где ему приходилось бывать, заставляли приучаться к определенному этикету. И в достаточной степени притворству.              Они говорили обо всем и ни о чем. Кроули окончательно расслабился после второго бокала и после того, как осознал, что больше не смотрит на часы, увлеченный течением этой встречи. На короткое время он выпал из привычной ему жизни, погруженный в атмосферу, пропитанную духом достатка и блаженства. Азирафаэль, в свою очередь, наслаждался тем, по чему он так скучал в последние годы — живым разговором на бытовые темы с человеком, мысли которого не ограничивалась вечеринками, деньгами и прочей бессмыслицей. Что-то настоящее, что он не ценил до тех пор, пока почти не потерял.       Когда с ужином было покончено, а третья бутылка вина подходила к концу, Азирафаэль решился задать вопрос, который вертелся на языке последние полчаса. — Прости, что спрашиваю, если не захочешь отвечать, я пойму, но… Ты, вроде бы, неплохой человек. Как так вышло, что ты один?       Кроули на мгновение застыл, застигнутый врасплох неожиданным вопросом. — С чего ты взял, что я один? — ответил он уклончиво. — О, ну… — Азирафаэль замялся, краснея, и пытался выкрутиться, уже жалея, что спросил в лоб. — Разве нет?       Кроули сделал большой глоток и ответил: — У меня есть дочь. — Я имел в виду… — смущенно проговорил Азирафаэль. — Я знаю, что ты имел в виду, — прервал его Кроули. — Меня едва хватает на то, чтобы заботиться о ней, вряд ли у меня бы вышло делить свою жизнь с кем-то еще. К тому же, опыт общения с ее матерью отбил всякое желание даже пытаться. — Все было настолько плохо?       Кроули не спешил с ответом, собираясь с мыслями. Воспоминания нахлынули одно за другим. Он налил себе еще вина и тут же выпил его залпом. Он мало с кем делился подробностями своей жизни, хотя, порой, очень хотелось. На самом деле никто и не спрашивал. — Если бы это касалось только меня, — начал Кроули, — я бы просто ушел и пошел своей дорогой. Когда я начал об этом думать, было уже слишком поздно. Мы не были парой в привычном понимании, просто сходились время от времени. Беря от жизни все, последнее, о чем я тогда думал — это семья. Мы смеялись над мечтами о доме, детях. Все это было слишком обычным, скучным, не для нас. Я никогда не думал, что буду отцом, абсолютно точно не планировал этого. Просто в один день узнал, что моя жизнь не будет прежней. У меня не было выбора, в чем был виноват только я сам. Я не был готов, но она была готова к этому еще меньше. Едва только она пришла в себя после родов, она вернулась к прежней жизни, не бывая дома по несколько дней, будто ничего не изменилось. Я никогда не был хорошим отцом, но она была никакой матерью. Все всегда было только о ней и ради нее, никак иначе. Мне было все равно, я предпочитал не замечать очевидного. Пока не увидел это все со стороны, нуждаясь в ней, когда наша общая дочь нуждалась в ней, а ее никогда не было рядом. Бывало, я и сам сдавался и сбегал, пропадал где-то, жалея себя. Но я всегда возвращался, одумавшись, а она… В определенный момент, как мне тогда казалось, она наконец очнулась и осознала, что у нее появилась огромная ответственность, которую она не может просто игнорировать. Она почти убедила меня в том, что изменилась. Я разрешил Мюриэль оставаться с ней на несколько дней, думая, что это поможет ей не скучать по матери слишком сильно. Я думал, что поступаю правильно, пока однажды, в то время как она должна была быть у нее, она не оказалась перед дверью моего дома. В тот момент я думал, что способен на убийство. Ее мать оставила ее одну дома, а сама ушла или уехала непонятно куда и зачем, не оставив ребенку телефона или чего-нибудь… Ее не было больше суток, Мюриэль была голодной, ей было страшно и она не придумала ничего лучше, как выйти на улицу и вернуться домой. Ей было всего семь. Она прошла через полгорода, я не знаю как, но нашла нужный адрес и позвонила в дверь, благо я был дома. Я никогда в жизни так не был напуган. Не представляю, что бы я сделал, если бы что-то случилось. А ее мать вернулась через несколько часов после этого и только тогда решила позвонить мне, не обнаружив дочь дома, не понимая, почему я ору на нее и не могу прекратить.       Кроули говорил и не мог остановиться. Где-то в глубине души он понимал, что ему нужно было выговориться, излить все то, что копилось годами без выхода, но он не был уверен, что стал бы это делать, если бы не коварное вино. Договорив, он почувствовал странную смесь облегчения со стыдом. Он не должен был все это выливать на, по сути, чужого человека. Он хотел этого, не ощущая Азирафаэля действительно чужим, но был уверен, что еще пожалеет об этом.       Азирафаэль завороженно слушал. Слова кололи, проникая под кожу, бередя старые, все еще не затянувшиеся раны. Слушая рассказ о чужой жизни, он четко слышал отголоски чего-то до боли знакомого. Знакомые голоса, знакомые чувства, знакомая боль. Он не ожидал подобного откровения, был не готов к нему, и, в то же время, принимал его с распростертыми объятиями. Ему хотелось сказать, насколько хорошо он все это понимает, насколько сильно он бы хотел, чтобы все было иначе. — Уф, — выдохнул Кроули, проведя руками по лицу. — Мне не стоило столько пить.       Азирафаэль мысленно согласился, виня в этом себя. С другой стороны, они оба — взрослые люди, ответственные за собственные решения. — Мне очень жаль, — проговорил Азирафаэль, — что так вышло. С Мюриэль. — Она заслуживает большего, — ответил Кроули, говоря чуть громче, чем сам того хотел. — Разумеется, — согласился Азирафаэль. — Я знаю все то, о чем ты рассказал не понаслышке. Я не родился, как говорят, с серебряной ложкой во рту. Моя ложка, если и была, то из набора одноразовой посуды. Я могу по пальцам одной руки пересчитать все счастливые моменты из детства, и то, со стороны, они вряд ли кому-то, кроме меня, будут казаться действительно счастливыми. Мне хорошо знакомо, когда мать пропадает где-то, оставляя тебя наедине со всеми страхами, непониманием и огромной дырой в сердце, где должна была быть ее забота и любовь. Но кроме нее, у меня больше не было никого. До тех пор, пока я не научился читать, и мир не обрел краски. Книги заменили мне все. Я жил в их вымышленных мирах, засыпал, обнимая потрепанные издания в мягком переплете, любил их героев, как родных. Они воспитали меня. Они и улица, куда меня выгоняли, чтобы не мешался под ногами. Когда мне нечего было читать, я писал свое. Оказалось, что у меня неплохо получается. Если бы не школьный учитель, что помогал мне обрести уверенность в себе, проводил со мной время, указывая на ошибки и мотивируя быть лучше, я бы никогда об этом не узнал. Это стало моей целью и заставило забыть обо всех проблемах настоящего, глядя вперед, вырываясь из мрака. У меня было это и больше ничего. У Мюриэль есть ты. Не важно, что было в прошлом, сейчас — ты заботишься о ней, я это вижу, и это самое главное.       Кроули поджал губы и беззвучно кивнул, соглашаясь.       Азирафаэль договорил, понимая, что, так же, как и Кроули, раскрылся куда больше, чем того хотел, чувствуя себя как никогда уязвимым. Но он не жалел об этом ни на секунду. Они сидели друг перед другом, выложив перед собой все самое сокровенное, самое болезненно зудящее в потаенных уголках сознания. Они видели друг друга такими, какими не показывали себя другим, оба по-своему недоумевая, почему сейчас, почему для него. И оба молчали, впитывая пропитанную горечью тишину, собирая вывалившиеся осколки прошлого, перемешавшиеся друг с другом, по кусочкам запихивая их обратно, куда-то подальше, где они не будут ранить так сильно.       Азирафаэль думал о том, что вечер прошел не совсем так, как он себе представлял, но был даже рад этому. Что-то в нем зашевелилось, оживая, маленький росток чего-то нового. Странное ощущение, с которым он хотел остаться наедине, познавая его.       Азирафаэль подозвал официанта, распорядившись, чтобы тот вызвал такси. Кроули сидел, почти не двигаясь, подперев лицо рукой, унесенный ураганным вихрем мыслей. Через несколько минут официант подошел к ним снова, объявляя, что такси подъехало. — Что ж, пора идти, — сказал он Кроули. Тот не обратил на него никакого внимания. Азирафаэль подошел к нему и, слегка тронув за плечо, сказал: — Идем, такси уже ждет.       Кроули промычал что-то невнятное в ответ и попытался подняться. Он встал со стула и едва не завалился обратно, вовремя выставив ногу и удержав шаткое равновесие. — О боже, — сказал Азирафаэль едва слышно. Все оказалось печальнее, чем он думал.       Он подхватил Кроули за руку, несмотря на его протест и неубедительные попытки доказать, что он в полном порядке и не нуждается в поддержке. Они вышли на улицу, где их ждала машина. Азирафаэль открыл перед Кроули дверь и тот плюхнулся внутрь, едва не ударившись головой о крышу. Изначально планировав прогуляться на ночь глядя, или заказать себе другое такси, Азирафаэль решил, что лучшим решением будет сопроводить Кроули до дома. Он сел рядом с ним на заднее сиденье и продиктовал водителю адрес.       В скором времени они подъехали к дому с красной дверью. Кроули задремал, прислонившись лицом к окну. Азирафаэлю пришлось слегка потрясти его за плечо, чтобы разбудить. Кроули проснулся, пытаясь сообразить где он находится, и кое-как выбрался из машины сам. Азирафаэль поблагодарил водителя, отказываясь от помощи, и отпустил его по своим делам. — Тебе не обязательно было меня провожать, — неуверенно пробормотал Кроули, вытаскивая ключи из кармана. — Мне не трудно, — ответил Азирафаэль, глядя на его отчаянные попытки стоять ровно, готовый, если что, придержать его.       Кроули подошел к двери и, уперевшись в нее лбом, перебирал связку ключей в поисках нужного. Открыв наконец дверь, он едва не запнулся о порог, если бы его не схватили вовремя за руку, и с громким топотом ввалился в квартиру. Сбросив ботинки, он прошел в гостиную, заваливаясь на диван. Азирафаэль робко стоял возле двери, не зная, стоит ли ему тут же уйти или помочь Кроули добраться до спальни. В этот момент сомнения сверху спустилась Мюриэль. — Мистер Фелл? — спросила она, потирая глаза и зевая. Заметив едва не сползающего с края дивана на пол Кроули, ей стало все понятно. — Прошу прощения, — начал оправдываться Азирафаэль, — он немного перебрал, и я решил, что будет лучше, если я провожу его. Это моя вина. — Не первый раз, — вырвалось у Мюриэль и она, тут же прикрыв рот ладонью, соображая, как это могло прозвучать, поспешила добавить: — Я имею в виду… он вообще-то не пьет, вы не подумайте. Он вообще обычно никуда не ходит. Просто иногда… Я знаю, что ему тяжело, пусть он и пытается казаться сильным, но иногда на него накатывает. Ох, что я говорю… Вы, наверное, теперь подумаете, что он часто такой. Но это не так, правда. Не знаю, почему я так сказала. — Не переживай, — поспешил ее успокоить Азирафаэль, — ничего страшного. Я понимаю. — Правда? — радостно с облегчением воскликнула Мюриэль. — Я часто говорю что-то и только потом понимаю, как это звучит. В любом случае, спасибо вам, что проводили его. — Ерунда, — отмахнулся Азирафаэль. — Я могу помочь ему дойти до спальни, если нужно.       Мюриэль посмотрела в сторону Кроули, который устраивался поудобнее, свернувшись калачиком. — Не стоит, — ответила она с улыбкой. — Он иногда спит на диване.       Азирафаэль слегка удивился, решив оставить вопрос насчет этого на другой, более подходящий раз. Он уже направился к двери, собираясь уходить. — Мистер Фелл, — окликнула его Мюриэль. — Спасибо, что выбрали нас в качестве жильцов. Папа никогда не признается в этом, но это действительно очень много для нас значит. Последнее время… В общем, это нам было очень нужно и мы безмерно благодарны. — Я знаю, что это был правильный выбор, — ответил Азирафаэль с легкой улыбкой. — Рад, что вам здесь нравится. — Очень! — радостно сказала Мюриэль. — Мы как-нибудь должны устроить вам ужин в знак признательности. Что вы скажете? — Ты уверена, что твой отец не будет против? — неуверенно спросил Азирафаэль. — Нет, — Мюриэль махнула рукой, — он точно не откажется. Если что, я сумею его убедить.       Азирафаэль усмехнулся. Он был уверен в том, что она сможет убедить кого угодно. — Хорошо. Когда-нибудь.       Мюриэль, сияя, едва заметно подскочила от радости. — Отлично! Договорились!       Азирафаэль вышел на улицу, на прощание пожелав спокойной ночи, и с непривычным ощущением тепла на сердце пошел в сторону дома.       Мюриэль закрыла за ночным гостем дверь, поставила валявшиеся кое-как ботинки на обувницу и подошла к дивану. Кроули спал, посапывая. Мюриэль грустно улыбнулась, глядя на него. Она помнила лишь один раз, когда он пришел домой весь разбитый, едва стоя на ногах. Он долго потом еще вспоминал этот случай и просил прощения. В тот день его уволили с единственной работы, за которую он действительно держался, а перед этим ему позвонила Диа, сказав, что она не хочет больше видеть ни его, ни его дочь, что она хочет отказаться от родительских прав. Об этом Кроули ничего не сказал Мюриэль, она узнала только через много лет от самой Диа, что говорила об этом с сожалением. Сожалением к самой себе и своим слабостям, но сожалением. Кроули был раздавлен и хотел всего лишь ненадолго забыться, но потерял контроль. Придя домой, он не смог ничего рассказать, только смотрел на Мюриэль и не понимал, как кто-то может хотеть отказаться от нее. Он смотрел на ее улыбающееся лицо, слышал, как она пытается его утешить, хотя это ему стоило просить прощения, и впервые за долгое время плакал, не стесняясь. На утро, когда морок рассеялся, и новый день встретил его отчаянием и убийственной головной болью, Мюриэль была его единственным лучиком солнца, его ангелом, что не давал пасть в пропасть. Ему было стыдно, он извинялся и обещал быть лучше.       Мюриэль смотрела на него, такого уязвимого, хотя он всегда пытался казаться бесстрашным гигантом, непоколебимым и способным на что угодно, чтобы защитить ее. Она уложила его ноги, свисающие на пол, на диван и накрыла его пледом. — Мюри… — прохрипел Кроули сквозь сон. — Спасибо. Мюриэль улыбнулась и, уже направляясь обратно наверх, произнесла: — Я тоже люблю тебя, пап.
Вперед