Ричард мало разговаривает

      Коннор много разговаривает.       Почти со дня знакомства говорит и говорит. «Меня зовут Коннор. Я андроид, присланный Киберлайф».       Одним этим приветствием изменил устоявшийся уже уклад жизни Хэнка. А если быть до конца честным, то даже улучшил.       Андроид говорил, спрашивал, интересовался: делами, которые они вели, вещами, которые увидел на столе лейтенанта, его собакой. Жизнью Андерсона интересовался. А как только стал девиантом, то поток вопросов было не остановить: все эти зачем да почему. «Почему люди ходят в Эдем? Почему девианты это плохо? Зачем Хэнку дома заряженный револьвер? Почему нельзя кормить Сумо со стола? За что детектив Рид ему нагрубил? Зачем люди употребляют красный?»       Хэнк терпелив. Ему даже приятна эта почти детская непосредственность РК. Видя перед собой взрослого пацана, он иногда забывает, что тот по сути только вчера появившийся на свет ребёнок, пытающийся разобраться в тонкостях человеческих чувств и поведения. «Почему мне не по себе, лейтенант Андерсон? От чего стало грустно? От чего мне весело? Я так ждал утра, чтобы мы увиделись. Почему, Хэнк?»       И на некоторые его вопросы у Андерсона нет ответа.       Он и сам не знает, почему теперь с такой радостью несётся в департамент, выгуляв пса. Даже толком позавтракать дома уже не успевает: надо быстрее приехать на работу. Сердце тянет, как представит, что Коннора там не будет. А вечера? Сердце тянет, когда надо ехать обратно в пустой дом. А он ведь не пустой. Там Сумо. Он ждёт. Но хочется, чтобы там ещё кто-то ждал. Нет, не кто-то, а вполне конкретный человек. Нет, и не человек вовсе. Тут Хэнк не может ещё разобраться и не планирует разбираться. Пусть будет человек, просто с особенностями. Любопытный, добрый, милый… «Я не был у вас дома, лейтенант. Я зайду? А можно на ты? Близкие люди обращаются на ты».       Ну да, а они уже близкие. Столько дерьма вместе разгребли. Стольким друг другу помогли. И Коннор начинает заходить чаще. И гуляет с собакой. И просит Андерсона научить его готовить. Зачем это ему — не понятно. Он же не ест. «Ты ешь, Хэнк. Я научусь и приготовлю тебе. Близкие люди так делают».       И тут тоже не поспоришь. И Хэнк учит готовить Коннора мак энд чиз. И выясняется в процессе, что для его возраста — это не самый полезный ужин. «Но раз нравится, Хэнк, то ладно. А что тебе здесь особенно нравится?»       Хэнк ухмыляется в бороду от пришедшего в голову ответа и бубнит про сыр. А когда Коннор ему готовит блюдо, то сыра там намного больше, чем макарон. И оставить РК ночевать у себя на диване кажется хорошей идеей. Ну не ехать же пацану так поздно в свою квартирку на окраине Детройта. Взрослый человек обзавёлся своим уголком в общежитии андроидов, но «там скучно, тут интереснее». И они смотрят какое-то глупое реалити. А потом приходится объяснять, что такое «жвачка для мозгов», оправдывая своё пристрастие к тупому шоу.       А ещё Коннор горячий. Это понятие тоже приходится объяснять, когда прилетает вопрос о популярном участнике. А потом Хэнк вынужден краснеть, получая вопрос: «А я горячий?». Но ещё больше Андерсон краснеет, когда слышит подобное в свою сторону. Тут уж он реально горячий. И красный. И пульс зашкаливает. И «это из-за холестерина? Я переборщил с сыром?». «Ты, блядь, переборщил со своим откровением, Кони», — чуть не срывается с губ, но Хэнк вовремя затыкает себя приличным глотком сока. С алкоголем он завязал.       Такие вечера вселяют в Андерсона ужас и надежду: он их ждёт, но боится. И они повторяются. Становятся чаще. Коннор остаётся чаще. Кулинарные уроки постепенно становятся простыми ужинами, когда Хэнк ест приготовленные РК блюда, а тот попивает тириум и поглядывает на Хэнка с каким-то жадным любопытством. «Тебе нравится, Хэнк?» — «Очень».       И даже непонятно, про что вопрос, зато сам Хэнк прекрасно понимает, на что отвечает. Ему нравится. С Коннором интересно. С Коннором спокойно. С Коннором хорошо. И сердце больше не тянет. И дом не такой пустой. Живой. Из-за одного любопытного пацана.       И так, естественно, Коннор заходит однажды в спальню Хэнка. «Сумо занял диван и спит, а мне так не хочется его сгонять», — бормочет Коннор, а щёки его синеют.       Хэнк ухмыляется, но пододвигается, освобождая вторую половину кровати. Ну действительно, сенбернара хрен сдвинешь, если разлёгся. Конечно, андроиду, однажды поднявшему машину, придавившую изувеченного велосипедиста, сдвинуть пса не проблема. Но об этом не хочется напоминать. А хочется тайком поглядывать на укладывающегося рядом Коннора, по-деловому взбивающего подушку, которую притащил с дивана. Одеяла захватить с собой он не догадался, поэтому придвигается к Хэнку. И строчки пляшут перед глазами так, что совершенно невозможно сконцентрироваться на том, что происходит у Лью Арчера в очередном деле. Намного интереснее сосредоточиться на том, что происходит в собственном сердце и домашних боксерах. «Да блядский боже, Андерсон, угомонись! Под сраку лет, а туда же!» — ругается на себя Хэнк, закрывая книгу.       Читать невозможно. Особенно под эти переливы жёлтого с красным на виске Коннора.       И андроид впервые молчит. Поглядывает лишь этими огромными щенячьими глазами на Хэнка, потянувшегося выключить ночник. И Андерсон застывает на своей половине. Закрывает глаза. Рядом слышит дыхание РК. Тот всегда дышит рядом с Хэнком, хотя вполне может обойтись без этой функции. Утверждает, что ему не сложно и нравится. И моргать. И много делать того, что делают люди. Спать, например. Даже гибернацией это теперь не называет, а сном.       А вот Хэнку не спится. Давно он уже не лежал в кровати с кем-то. Иногда просыпался с Сумо в ногах, но пёс давно облюбовал диван внизу и редко приходит. Только если под утро, чтобы разбудить для прогулки. А вот с человеком давненько было. В прошлой жизни. И под «было» Хэнк не только сон имеет в виду. Оттого лежит с закрытыми глазами и думает, что если не уснёт, то сталкивать сенбернара пойдёт сам. — Ты не спишь, Хэнк. Почему?       Очередной вопрос. — Не знаю.       Очередной ответ. — Можно обниму? — Зачем?       Тут, видимо, настала очередь Хэнка спрашивать и удивляться. Зачем это Коннору его обнимать? — Чтобы согреться?       Ну это сюр, конечно. Хэнк точно знает, что андроиду не холодно. Хотя кто его знает… А вдруг?       Он тяжело вздыхает и вытягивает руку. Коннор ловко переворачивается прямо на плечо, прижимаясь. Его словно потряхивает. Насос в грудине усиленно шумит. Андерсону даже кажется, что пацан реально замёрз. Обнимает, прижимая крепче. — Вкусно пахнешь, Хэнк, — бормочет РК, утыкаясь носом в его шею. Это щекотно и хочется уклониться. — А я?       Тянет голову ближе к лицу Хэнка. — Так, Кони, ты балуешься. Давай согревайся и спать, — ворчит Андерсон. Но немного втягивает запах собственного шампуня. Хотелось бы, чтобы Коннор пах ещё чем-то, но он пахнет только гелем для душа Хэнка, его шампунем, его стиральным порошком на пижаме. Он Хэнком пахнет. Домом Хэнка. — Не балуюсь, — хихикает Коннор, а обнимающая рука гладит по боку Андерсона. — Знаешь, люди говорят, что есть проверенный способ согреться! Знаешь какой? — с таким ещё энтузиазмом спрашивает. И конечно Хэнк догадывается, что имеет в виду. — Ага, горячий душ, — уверенно так кивает в ответ. — Неа, — мотает головой Коннор. — Горячий чай? — всё что угодно, лишь бы не услышать то, о чём даже думать боязно. — Тоже нет. — Ну не знаю, Кони. Спи… — Горячий секс.       Вот тут Хэнка вмиг в жар кидает. Вот сказанул Коннор так сказанул. Ещё так легко и уверенно, словно про душ говорил или чай. — Так "Остров любви" мы больше не смотрим, — бубнит Андерсон. А сердце стучит в груди. Да кровь приливает вверх к щекам и вниз к совсем противоположному от щёк.       А пацан льнёт. И рука его уже пробирается под футболку. — Кони, ты… Чего ты? — Хэнк воздухом давится, а сил оттолкнуть настырного малого нет. — Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? — Да, я видел. Обменивался данными с Трейси в общаге, — уверенно кивает Коннор. — И хочу, Хэнк. — С Трейси? — кто его знает, чем ещё дивиантные проституты предлагали его любопытному напарнику обменяться. — С тобой, Хэнк.       Еще и вздыхает, словно ему тяжело пояснять Андерсону, до которого с трудом доходит.       А до Андерсона действительно с трудом доходит. Вот не укладывается в голове мысль, что ему тут Коннор предлагает. Конечно, что-то такое у Хэнка и самого проскальзывало. Но он это проскальзывание ссаными тряпками от себя гнал — не стоило портить такие уютные отношения вот ещё и физикой. А потребности тела в его возрасте — ерунда. Можно было и в одиночку удовлетворить. На то есть и смазка с салфетками, и аккаунт на порносайте с закладками про андроидов. — И ты хочешь, я это вижу, — пока Хэнк в своих мыслях варится Коннор уже над ним нависает. — Давно сосканировал. — Да ты не так понял… — пытается оправдать реакцию своего тела Андерсон. — Я больше понимаю, чем ты думаешь…       В губы утыкаются мягкие тёплые губы, а сам их обладатель растягивается на теле Хэнка. Такой мягкий. Такой горячий. Желанный. Трудно устоять, и Хэнк приоткрывает рот. На пробу толкается языком, вылизывая губы, зубы, язык. Коннор мягко отвечает. Умеючи. Уж не знает Хэнк, как там проходил обмен памятью с Трейси, но, видимо, его напарник кое-чему научился. И чем дальше, тем больше Хэнк в этом убеждается.       Поцелуй становится глубже. Напор становится больше. А собственные руки уже во всю гладят жилистую спину. Почти человеческую. Если бы не гул насоса в грудине. Но собственное сердце так частит, что почти и не слышно.       И в бедро упирается, что-то твёрдое и длинное. И на собственный член давят, аж стон сдержать невозможно. Хэнк и стонет в губы. За что ему потом этими губами шею выцеловывают, да ниже спускаются. Слитым движением вниз стаскивают боксеры и в рот берут. Он даже возмутиться не успевает, как головка в чужое нёбо тычится и скользит глубже.       Коннор его вылизывает, отстраняется, натягивается обратно. Сосёт с таким воодушевлением, причмокивая. Слюны много. Больше чем нужно: капает на яица. Их РК тоже вылизывает, стискивая член в кулаке. Коннор просто имеет его, с воодушевлением пробует. Хэнк лишь надеется, что не анализирует в процессе. Сам-то он давно ничерта анализировать не может. Только тонет в ощущениях. Аж хватается рукой за макушку и резко возвращает Коннора на место. — Вот так, Кони… Зубы убери… Язычком прижми сильнее. Вот так… — успевает подсказывать. — Губами плотнее… Хоррроший мальчик…       А Коннор старается. Уже и головой двигает увереннее. Рукой придерживает. — Яица погладь… Не так сильно… Нежнее, Кони… Сглотни…       Хэнк хочет видеть лицо Коннора в этот момент, но лампа так далеко. Почти как на другом конце мира. Так что может лишь представлять себе разъёбанное от усилий лицо РК да стискивать его мягкие волосы. Да постанывать от того, что делает и как слушается. Ещё и мычит что-то с членом Хэнка в горле. — Блядь, Коннор… Хочу кончить тебе... в глотку… Можно?.. Кони?..       Коннор утвердительно мурлыкает. Нежно гладит по напрягшемуся животу. Заглатывает до упора, обхаживая языком. Хэнк рычит, или стонет, или всхлипывает — никто бы не смог разобраться в этом звуке. И кончает. Толчками заполняет жадную глотку.       Как бы хотелось видеть застывшего Коннора в этот момент! Принимающего его до конца. Может чтобы ещё белёсые нити стекали по губам вместе со слюной. Пошлый расхристанный выебанный пацан. И глазки эти карие, щенячьи, блестящие. И щёчки эти посиневшие. И губы эти натруженные…       Хэнк слегка тянет на себя за волосы, а когда Коннор припадает к его губам для поцелуя, уже втискивает руку в пижамные штаны, обхватывая член. Длинный, твёрдый и горячий. Человеческий. Настоящий. Сочащийся. Водит по нему смело и резко, выбивая стоны. — Вот так, Кони… Такой ты молодец. Так хорошо сосал… Сейчас, Кони… Сейчас и ты… Давай, хороший мальчик…       Нашёптывает, сцеловывая свой вкус с губ в перерывах. Вылизывая с языка. Вдыхая прерывистые стоны. Его хороший мальчик. Его развратный пацан. — Сейчас согреешься, Кони… Такой горячий… Такой хороший… Мой Кони… — Твой! — голос срывается на статистические помехи, и руке становится влажно.       Хэнк доводит, выдаивая. Мажет большим пальцем по чувствительно головке. Чувствует, как из дырочки сочится вязкая жидкость. — Умница, — ласково гладит, завалившегося сверху андроида. Тяжёлый, но такой хороший. Такой родной. — Кони…       РК даже не дышит больше. Застыл, словно выключился. Что-то подобное Хэнк видел в тех видео на сайте, поэтому терпеливо ждёт, ставя себе внутренний отсчёт на необходимое время. Гладит, нашёптывая всякие нежности. Уверен, что система Коннора слышит всё. — Хэээнк, — раздаётся разморенное на выдохе через какое-то время. Диод на виске вспыхивает умиротворённым синим. — Ты меня перезагрузил. — Коннор скатывается с него и тяжело дышит. — Всё слетело, и я то ли уснул, то ли вырубился. Но по хорошему. — Я знаю. Я почти сам, — хмыкает Андерсон. — Ты вырубился? — обеспокоенно подскакивает РК. — Так не должно быть! Прости! Может врача! — Успокойся, — смеётся Хэнк. — Не так уж сильно ты мне и отсосал. Это я образно… — Нельзя так даже образно, — ворчит Коннор, укладываясь обратно. — В твоём возрасте… — Я сейчас тебя на пол спихну, если продолжишь! — И я опять замёрзну, — хихикает Коннор. — И тебе придётся опять меня греть. — Да-да, я уже понял, что ты дофига мерзлявый.       Хэнк обнимает в ответ, прижимая к себе своего Коннора. — Тебе понравилось? Я всё правильно делал? А что конкретно понравилось?       Опять вопросы. Даже здесь. Даже сейчас. Хэнк вздыхает, но убеждает, что ему всё понравилось, что Коннор всё сделал правильно. И если что, то Хэнк ему подскажет. И спросил, как ему. — Я тебе тоже подскажу, если что, — уверяет его Коннор. И по голосу слышно, что улыбается. — Дай только выспаться, Кони. И утром можешь мне подсказывать, — фыркает Андерсон. Чувствует, как накатывает сонливость. — Я и вечером подскажу, — кивает РК, забираясь руками под футболку Хэнка. Перебирает пальцами волосы на груди. — Мне Трейси не только это показал. — Даже не понимаю, меня это пугает или радует. Но план хороший. — Значит я вечером опять у тебя? А потом тоже можно? А можно вещи перевезти? Или слишком быстро? Если быстро, то ты скажи, и я подожду. Надо понимать, что ты готов. И я готов. Мне с тобой хорошо…       Коннор много разговаривает. Но это даже хорошо.