Дела прошлого

Положение гостя было таково, что Франс не могла не принять его. То есть та она, которая ныне вела и показывала себя необыкновенно решительной и в чем-то попирающая иерархию, эта дама могла позволить себе что угодно, однако пренебрежение к самому влиятельному человеку в округе все-таки граничило с невозможной дерзостью. Что и говорить про прежнюю мадмуазель де Бертран – для нее такой визит был огромной честью. Иными словами, Франсетт пригласила месье де Шовиньи, мысленно решив, что ее скромный наряд можно оправдать тем, что она дома и совершенно не собиралась никого сегодня принимать. - Господин барон! – Франсуаза поднялась навстречу гостю. – Я так рада вас видеть у себя… Мужчина чуть кивнул ей, взглядом обегая саму хозяйку, а затем помещение, где он оказался, итогом чего стало недовольное поджимание губ, так что девушка почувствовала себя неуютно. - Сударыня, я хотел поговорить с вами, - объявил он. - Конечно, месье, - с самым любезным видом отозвалась Франс, старательно не замечая грубого поведения гостя, - прошу, присаживайтесь. Вина? - Полагаю, вы не сможете предложить мне достойного… - Да, к сожалению, в Шатору невозможно купить ничего лучше бордосского, - невозмутимо ответила девушка. – Но мне удалось найти из Медока, а это то бордо, которое предпочитают его величество и его преосвященство. Барон вновь на миг закусил губу, кажется, недовольный тем, как легко его «обыграли»: любезностью хозяйка разрушила попытку насмешки. - Итак, вина? Или вам достаточно печенья? – по-прежнему невозмутимо предложила Франс. – Должна предупредить вас, что бисквиты суховаты, но, к сожалению, я не ожидала гостей, потому не могу ничего иного вам предложить. - Благодарю, ничего и не нужно, - месье де Шовиньи сел, ненадолго замешкавшись с перевязью и наконец поставил шпагу почти перед собой. Его надменное поведение, пожалуй, должно было сердить девушку, но вместо этого она с трудом скрыла улыбку: Оливье всегда двигался так легко и естественно, шпага была будто бы частью графа, в то время как нынешний гость испытывал явную неловкость из-за этого предмета, пусть и старательно пытался это скрыть, потому что прибыл для серьезного разговора, в котором отводил себе руководящую роль. Более всего он походил на старика, который опирается на трость… Появилась Жули, остановилась у дверей, без слов спрашивая у сестры, не нужна ли ей помощь. Франсуаза чуть кивнула ей, предлагая занять стул у двери – не столько потому что вправду полагала, что Жульетт может помочь, сколько продолжая аккуратно вводить сестру в свет и учить ее вести нужные разговоры. Сама Франс села напротив гостя, стараясь собраться: что-то в его поведении смущало девушку, это не походило просто на визит вежливости. - Вы ведете себя неосторожно, - вдруг произнес барон. - Неосторожно? – любезно улыбнулась ему мадмуазель де Бертран, плохо понимая, о чем он говорит. - Я имею в виду ваш визит к мадам дю Боден. Мужчина сделал паузу. Франсетт все с той же улыбкой ожидала продолжения, скрывая за своим видом, что именно эта манера говорить короткими фразами раздражала девушку все больше: месье де Шовиньи всячески подчеркивал, что все и без слов понятно, что каждая фраза, которую он выдавливает из себя, невероятная и особенная, в то время как говорил он банальщину. Вот и сейчас барон подождал, кажется, уверенный, что Франс должна рухнуть на колени и в чем-то покаяться. Не дождался. - Ваши разговоры неподобающи, - процедил мужчина наконец что-то определенное, из чего можно было делать хоть какие-то выводы, о чем он желает говорить. Вот только продолжать он вновь не стал. - Позвольте уточнить, ваша милость, что именно вам кажется неподобающим в моих беседах? – как можно равнодушнее спросила Франсуаза. Барон возмущенно нахмурился, однако его собеседница ни жестом не показала насмешки. Она предполагала, конечно, что гость недоволен ее «изменническими» и «заговорщическими» разговорами, но предпочитала услышать прямую претензию, чтобы отвечать на нее: нельзя ведь оправдываться до того, как прозвучало обвинение, пока ей нечего возразить, только говорить о том, что ничего неподобающего она не произносит. - Мне известны предметы ваших бесед, в том числе и с моей супругой, - новая не очень определенная фраза. - О, мадам де Шовиньи – прекрасная собеседница! Мужчина аж недовольно постучал шпагой по полу, сердитый на то, что девушка по-прежнему не ведет себя так, как он ожидал. У Франсетт, напротив, повышалось настроение при мысли о том, что она уверенно дает отпор человеку, привычному к подчиняющемуся ему обществу. В данный момент мадмуазель де Бертран подбирала слова к тому обвинению, которое вскоре должно было прозвучать… Ну как вскоре? Когда барон в конце концов сможет озвучить это. - Сударыня, - он глубоко вздохнул, явно собираясь с духом, готовясь к длинной тираде, - не утверждайте, что считаете приемлемыми ваши высказывания относительно его величества и господина кардинала. - В самом деле? – Франс пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться. – Простите, я была уверена, что бордо из Медока – наиболее любимо… - Я не об этом! – вновь стукнул шпагой по полу барон. - Как вы скажете, месье, - отозвалась все с той же любезной улыбкой Франсетт, замолкая и позволяя мужчине чувствовать себя так, как ощущала себя она. - Я говорю, что вы ведете изменнические разговоры! Наконец-то, про себя фыркнула девушка, кажется, прошло не меньше четверти часа прежде, чем он сказал то, с чем пришел. - Отнюдь, месье! – отозвалась Франс. - Как вы можете… - Могу, ваша милость, - дерзко прервала девушка. – Я не сказала ни слова порицания в адрес его величества или его преосвященства. Но не стану отрицать, что подобные беседы и вправду слышала. Вот только я бы не стала придавать им значения: это пустые разговоры, которые всегда ведут от скуки. - Все так и было, сударыня, - важно кивнул барон. – И я не придавал этому значения. До вашего появления. - Вы льстите мне, месье! - Ничуть! – от досады гость сразу несколько раз стукнул шпагой, но Франсетт не подала виду, что заметила это. - Я не герцогиня, сударь, я лишь простая мадмуазель де Бертран… - А пытаетесь вести себя, как эта… эта… эта девка с короной на дверце кареты! – не нашел других слов Шовиньи. Франсуаза молчала, но на этот раз не ради того, чтобы вывести из себя собеседника, а обдумывая услышанное. Поначалу она предполагала, что барон прибыл к ней с визитом вежливости, убежденный обществом в важности фигуры девушки. После она решила, что мужчина возмущен тем заговорщическим настроением, которое она принесла в гостиную мадам дю Боден. А вот выходит, что барону не нравится… что? Попытки подражать госпоже де Шеврез? - Я смею думать, сударь, - осторожно начала Франс, - что я самостоятельно определяю свои мысли и действия. - Действительно? Барон на мгновение задумался, на удивление не раздраженно, хотя ему и возразили, опять ничего не сказав конкретно, в его манере, кажется, он впервые предположил, что девушка может вести себя так по собственному решению. - И что же об этом думает ваш почтенный батюшка? – нашелся наконец месье де Шовиньи. *** Пока с друзьями ничего обсудить так и не удалось, впрочем, Атос и не торопился, надеясь для начала просто убедить месье де Бертрана сделать все так, как желает граф. У этого было даже основание – отец Франсуазы всегда был немного трусоват, он может просто уступить напору мушкетера. Но разговор с господином де Тревилем многое изменил. Капитан вызвал к себе Атоса, пользуясь очередной паузой в осаде, предложил горячего вина, что в эту погоду было отличной идеей. - Его величество высоко ценит вас, - начал Тревиль. - Вы имеете в виду нашу вылазку на бастион? Тогда, простите, я не понимаю, отчего вы позвали исключительно меня? - Мне показалось, что для начала это лучше обсудить именно с вами. - Слушаю вас, - заинтригованно отозвался Атос. - В осаде пока не наблюдается изменений, а приближающееся Рождество* заставляет думать, что их и не будет в скором времени. Потому его величество готов дать некоторым своим солдатам небольшой отпуск. - И мы четверо вошли в это число? - Я в первую очередь подумал о вас, - кивнул Тревиль. – Тем более, как я понял, последнее время у вас немало семейных проблем. - Это не совсем так, - начал было мушкетер. И прервался, вспомнив о том, что как раз отпуск был ему необходим, чтобы заняться делами мадмуазель де Бертран. Вот только сейчас это было плотно связано с друзьями – ну если только у них нет собственных намерений на этот отпуск. - Однако я был бы и вправду рад получить небольшой отдых, - исправился Атос. – Хотя это и не связано с моей семьей. - Вы собираетесь встретить праздник с друзьями? - А! – растерялся граф. – Право, я не думал об этом… - Вот я и хотел, чтобы вы подумали… - капитан сделал паузу, затем со вздохом признался, видимо, понимая, что лукавить с Атосом не получится. – На самом деле есть некоторые обстоятельства, которые необходимо уладить. - Это касается д’Артаньяна? - Вы проницательны. Видите ли, у меня есть сведения… что один влиятельный министр… раздобыл информацию о том, где находится возлюбленная нашего юного друга. И поскольку недавно он… Тревиль прервался, кажется, неуверенный в том, как лучше сформулировать, чтобы не задеть чувства собеседника. - Слухи о моем неудачном браке дошли до вас, месье? – невозмутимо уточнил Атос. – Что ж, вам ни к чему щадить мои чувства, они умерли задолго до этой дамы. А вы, как я полагаю, хотели сказать, что этот человек избавляется от всех, кто знает что-то о его замыслах. Либо может добиться от нее неудобных для одной высокопоставленной особы признаний. - Все так. И потому нужно побеспокоиться о безопасности той галантерейщицы, которая так близка д’Артаньяну. - Вы не хотите пока об этом ему говорить? - К сожалению, я должен признать, что и та высокопоставленная особа может желать… кое-что изменить. Граф с легким недоумением покачал головой. Нет, он и раньше знал о лицемерии и жестокости Анны Австрийской, правда, всегда старался избегать разговоров о ней и старался сохранить облик чистой и почти святой правительницы. Но находиться при дворе и думать о нем хорошо было невозможно. Итак, кардинал узнал место, где прячется мадам Бонасье. И этот человек может жестоко расправиться с кем угодно. А королева не желает скрывать свою помощницу, скорее сама может подослать убийцу, чтобы обезопасить себя: если не будет Констанции, некому будет рассказать королю о встрече его жены с герцогом Бэкингемом и всю правду об истории с подвесками. На самом деле Атосу не было дела до галантерейщицы-интриганки. Даже чувства друга к ней не заставили бы мушкетера спасать женщину, он обдумал бы, как лучше поступить в этом случае. Однако в этот раз под ударом оказывался сам д’Артаньян. - А вы оберегаете его или?.. – начал мушкетер. - Все вместе, - угадал Тревиль. – Я не могу допустить, чтобы д’Артаньян разочаровался в своей службе, моя рота не может потерять такого бойца, толком еще не заполучив его. И при этом я не могу позволить… некоторым событиям стать известными. - Что ж, думаю, отпраздновать вместе это Рождество – отличный повод, - кивнул граф. – Я приглашу друзей к себе в поместье. С этим Атос и вышел от капитана, подбирая мысленно слова для разговора: до сих пор он не славился тем, чтобы раскрыть свое инкогнито, и даже после казни Миледи мушкетер оставался закрытым, не делясь прошлой жизнью – в основном просто потому что считал это лишним. Но сейчас такая близость с друзьями могла показаться странной, а пугать гасконца опасностями заранее не хотелось. В итоге граф решил, что их прошлая беседа с д’Артаньяном будет как раз спасением. Это было лукавство, но Атос посчитал, что пока может на это пойти – ну хотя бы до того момента, когда можно будет спокойно все обсудить с гасконцем и придумать лучшее место для укрытия мадам Бонасье. *** Да, вот это был удар! Более всего Франсетт старалась избежать именно этого – того, что отец узнает о том, где она, да еще с пояснениями того, как она ныне себя тут ведет. Потому девушке стоило немалых усилий, чтобы скрыть ее эмоции и не показать испуга. На всякий случай она напомнила себе, что у нее есть теперь другой покровитель – и лишь его мнение для нее имеет значение. - Я полагаю, мой батюшка слишком занят, чтобы думать об этом, - равнодушно отмахнулась Франс. – Впрочем, я не могу вам указывать, если вы желаете написать ему, я пожелаю вам удачи, ваша милость. - Непременно напишу, - вздернул подбородок барон. – А также настоятельно попрошу вас кое о чем. - Все, что в моих силах, месье, - спрятала улыбку девушка. - Воздержитесь от вашего возмутительного поведения в свете. Я говорю о вашем выборе одежды, в первую очередь. - Что-то еще, сударь? – скрывать насмешку становилось все сложнее, да мадмуазель де Бертран уже и не хотела этого. - Ваша поддержка интриганских разговоров… - Я не поддерживала и не вела их, - прервала его Франсетт. – Не знаю, кто и что сказал вашей милости, но разговоры у мадам дю Боден – это выбор хозяйки и ее гостей. Я же могу поручиться, что не сказала ни одного дурного слова ни о его величестве, ни о его преосвященстве. - Ваше появление да еще и в… неподобающем одеянии подстегивает наших сплетниц к отвратительным беседам! - Почему бы вам не сказать им об этом? Барон прищурился, вновь окинул девушку с ног до головы, словно пытаясь обнаружить в ней какие-то новые черты. - Вы дерзите мне, сударыня! – наконец протянул мужчина. - Как вы догадливы, сударь! – фыркнула Франс. – Возможно, вы догадаетесь также, что я вправе сама решать, как мне следует себя вести, где мне следует или не следует бывать, какой наряд и куда носить. Впрочем, могу дать вам совет: если общество принимает меня и одобряет, то отчего бы вам не показать им, что вы против этого? Месье де Шовиньи недовольно поднялся. - Кем вы себя возомнили, сударыня?! – процедил он сквозь зубы. – Не думаете же вы, что общество пойдет против меня? Франсуаза и не думала, напротив, она была уверена в том, что никто из местных дворян не посмеет и слова сказать против барона. Однако он сам прекрасно понимал, что его власть ограничивается очень немногими соседями, а потому, вероятно, опасался потери своего положения. Хотя в чем-то это было даже забавно. До сих пор месье де Шовиньи надменно взирал на все общество, которое подчинялось его мнению, барон свысока позволял им говорить о чем угодно, уверенный в пустоте их бесед, но тем самым подготовил почву для того, чтобы дамы и кавалеры начали говорить о том, что их мнение не менее ценно, а пресмыкаться перед одним нет необходимости. - Я возомнила, сударь, - гордо отозвалась девушка, - что вы явились сюда с намерением оскорбить меня, пользуясь тем, что здесь со мной нет защитника. И я думаю, что это недопустимо в обществе. - А вот это еще одна ваша ошибка, барышня! – стукнул шпагой по полу мужчина. – Где ваш отец? Или жених?! - Дело в том, месье, что они мне не нужны, - фыркнула Франсетт насмешливо, более ничуть не сдерживаясь, - я смею думать, что с оружием я обращаюсь лучше вашего! И если вы не хотите, чтобы я вас выгнала отсюда вашей же шпагой… Барон дожидаться не стал, что-то рассерженно бурча себе под нос, он покинул помещение. Гримо, который как раз появился в дверях, опасаясь, что придется выгонять гостя, в молчании покачал головой. Но на этот раз Франс поняла его без слов: ее поведение было вызывающим – и графу это ничуть не понравится. *** Друзей Атос нашел в трактире. И немедленно перешел к делу, рассудив, что на этот раз в их беседе не будет ничего, о чем нельзя говорить в присутствии посторонних. - Господа, нам дают отпуск на Рождество, и, пользуясь этим, я бы хотел пригласить вас ко мне… мое поместье тут не очень далеко. И скажите, Арамис, вы не получали известий от вашей кузины? - Я не мог и представить, что вы хотите пригласить и ее тоже, - тонко улыбнулся будущий аббат. - Только если вы будете настаивать, - чуть поклонился ему граф. – Однако я имел в виду совсем иное. Я подумал, что одна знакомая д’Артаньяна могла бы к нам присоединиться, она ведь любит тихие семейные праздники. - Ах, в самом деле! – кивнул Арамис. – Что ж, полагаю, что у меня вскоре будут новости от Мари. Гасконец, который до того хотел уточнить, что это за затея с праздником, в этот момент сосредоточился на известии о том, что в скором времени они смогут отправиться за Констанцией. И, кажется, соединение этих событий было совершенно ему непонятно, тем более, что до того он уже размышлял об иной поездке с графом – подобные изменения стали слишком стремительны даже для него. - Я полагал, вы отправитесь по другим делам? – пробормотал юноша. - И вы правы, - согласился Атос. – Потому я надеялся на вас, что вы поддержите мое приглашение. - Ах да! – встряхнулся молодой человек, сообразив, о чем говорит друг, и повернулся к Портосу и Арамису: - У вас ведь нет других планов? Я полагаю, что это отличный способ провести Рождество. - Ну вообще-то, - начал было Портос. - Мы с удовольствием принимаем приглашение, - прервал его Арамис, наступая гиганту на ногу. - А… о… ну ладно, - пробубнил Портос. - Мой дорогой друг, - улыбнулся ему Атос, - если вы желаете, я могу отправить приглашение вашей герцогине. - Н-не стоит, - выдавил из себя тот смущенно. Граф понимающе кивнул, но д’Артаньян не мог так просто отказаться от открывшейся возможности подсмеяться над Портосом. - Ну отчего же? – вмешался гасконец. – Я уверен, Атос имел в виду, что он отправит приглашение как граф де Ла Фер, а значит, ее светлости будет незазорно принять это послание… - Она… она… - попытался подобрать слова гигант. - Портос, должно быть, хочет сказать, - пришел на помощь Арамис, - что дама – строгого воспитания и строгих семейных традиций. - В самом деле, - подхватил Портос. – Ей надо быть с родственниками. - А что до вашего приглашения, - повернулся к графу Арамис, - то верно ли я понимаю, что более вы никого приглашать не намерены? - Вы все-таки хотите позвать вашу кузину? – не мог успокоиться д’Артаньян. - Нет, - будущий аббат многозначительно глянул на Атоса, - но я сейчас задумался о… ее подруге. Она, разумеется, тоже не сможет приехать, однако мысли о ней не дают мне покоя последнее время. - Вы все поняли верно, - коротко ответил Атос. Граф признательно кивнул другу – он не сомневался, что с Арамисом они прекрасно поняли все, что не произнесли: тот именно по этой причине и говорил о «подруге кузины», то есть о королеве, все это он связал с мадам Бонасье. В подобных делах мушкетер-аббат разбирался лучше других, наверняка он знал о намерениях Анны Австрийской, как точно знал, что будет, если д’Артаньян узнает правду о королеве – невозможно восхищаться той, которая убила твою возлюбленную. С самим гасконцем трудностей не возникнет: сначала он будет занят поездкой за Констанцией, а потом – той идеей с месье де Бертраном, которую он сам предложил. И Атос мог лишь порадоваться, что д’Артаньян уже покусывал ус – это был верный знак того, что юноша уже продумывает, как лучше сообщить друзьям о том, что он задумал. Правда, вдруг подумалось графу, гасконец может добавить в эту историю ироничных деталей… но Атос готов был это выдержать, зная, что Арамис подобные беседы не поддержит, а пару неуклюжих шуток от Портоса можно прервать в любой момент. Ну, конечно, если только не думать о доле справедливости в намеках д’Артаньяна. Тем более что в этом отношении проницательность Арамиса была совершенно некстати: Атос до сих пор не мог отвергнуть догадки гасконца, куда ему бороться с двумя людьми, настолько разбирающимися в сердечных делах.