Rock'or'Love

Lana Del Rey — Love

Прошло три года

Дамиано вошёл в спальню, тихо прикрывая дверь. На кровати, обняв одеяло и разбросав по подушке каштановые кудри, спала самая прекрасная женщина в мире. Он подошёл к окну, прикрывая лёгкие белые шторы, колышущиеся от морского бриза, вдыхая солёный аромат. Перебравшись в Реджо-ди-Калабрию чуть больше года назад, Давид, как и хотел, поселился в большом доме на побережье семьёй, тогда состоящей из его самого, жены и сына. Тихие улочки, старинная архитектура, необходимая инфраструктура в шаговой доступности — именно то, что хотела Гермиона, когда они выбирали место. Составив максимально комфортный график концертов, Дамиано уменьшил их количество, оставив только самые важные, чтобы проводить больше времени с родными. Открыл музыкальную школу-интернат, которую Гермиона в шутку называла немагической сестрой Хогвартса. Принцип работы школы был тем же — дети учились, и при желании или необходимости жили здесь же, на берегу Средиземного моря. Учеником школы Дамиано мог стать любой талантливый ребёнок, у которого было желание учиться, даже если его семья не могла в силу каких-либо обстоятельств оплачивать обучение. В таком случае все расходы брал на себя Давид. Скорпиус был первым учеником — Малфой с лёгкостью отпустил сына с матерью, а сам начал встречаться с новенькой девушкой-загонщицей из команды, именуя эти отношения «ничего серьёзного», стараясь чаще приезжать в Италию, чтобы встречаться с любимыми. А Скорп просто обожал свою самостоятельность в столь юном возрасте и вёл себя как маленький мужчина, а не восьмилетний мальчишка. Первое время Гермиона сопровождала Дамиано в турах, продолжая исполнять обязанности помощника, но после открытия школы взяла на себя роль управляющей этой прекрасной затеи тогда уже мужа, и хозяйки большого дома, в который они перебрались, продав тот маленький, который Дами покупал для них двоих. Сеньора Давид наслаждалась своей значимостью и прожужжала мужу уши об открытии таких школ в других странах. А Дамиано был рад тому, что его любимая женщина занимается не только им и домом, но и любимым делом. И первый филиал в скором времени откроется в Лондоне, при посильной помощи Блейза Забини. Братья стали очень близки благодаря хитрости Гермионы и Дафны. Гермиона подёргала носиком, как делала всегда, когда просыпалась — забавная привычка, так полюбившаяся горячему итальянцу, который оказался самым нежным и ласковым на свете мужчиной. Дамиано улыбнулся и прикрыл окно, которое опрометчиво оставил распахнутым в жаркий июльский полдень. — Я уснула, — шепнула сеньора Давид и приподнялась на руках, вставая на четвереньки и с кряхтением сползая с кровати, чтобы обнять мужа. — Я два часа назад забрал вас из клиники. И пока наше Счастье спит, ты тоже отдыхай. Он, аккуратно придерживая, помог ей присесть обратно, и подвинул колыбель с малышкой, собравшей в себе всё самое лучшее от родителей: темноволосая, кудрявая, с яркими карими глазами, спокойная крошка не проснулась даже в машине, пока они ехали домой. Давид видел её только в руках жены, когда сегодня утром приехал в клинику после концерта. Дамиано не находил себе места, когда их доктор позвонил и сказал, что Гермионе придётся провести необходимое кесарево сечение на неделю раньше срока, во время его отсутствия, потому что её больное сердце может не выдержать начала естественных родов. Они знали, что прибегнуть к оперативному вмешательству, чтобы встретиться с малышкой, было необходимостью. И оценили все риски, прежде чем задумались о пополнении семьи. Но он всё равно сходил с ума, сидя возле палаты, ожидая, когда жену привезут из операционной, ведь бросив все дела, он хотел быть рядом, хоть его и не пускали. И вот сегодня, спустя пять дней с её появления на свет, папа, наконец, забрал своих девочек домой. И в то время, пока Гермиона дремала, он стоял возле кровати с любимой и колыбели с дочкой, как страж, охраняющий самых важных в его жизни людей. Кроху назвали Летицией, что означает «счастье». Она была их счастьем. Маленьким, родным и хрупким. Таким ценным и таким долгожданным. Малышка открыла большие глаза, словно чувствуя, что о ней думают, и посмотрела на мужчину, который затаил дыхание, смотря, как Гермиона поднимает её, словно хрустальную куклу, и глядит на него с хитрой улыбкой. — Давай, папочка, она не стеклянная, — она повернулась к мужу, перекладывая ребёнка ему на руки. — Боже мой, — только и мог произнести Дамиано, когда малышка начала разглядывать его. — Летиция, — шептал Давид. — Привет, доченька. Она такая спокойная. Я думал дети кричат постоянно. — А что ей кричать, если она здоровая, сытая, чистая и у папы на руках? — И правда. Ми, что мне делать? — мужчина держал кроху, завернутую в кокон, и у Гермионы появилась ещё одна идея для знакомства папы и дочки. Она открыла верхние клёпки, освобождая ручки малышки, и Летиция зевнула, протягивая маленькие ладошки. Наклонившись, Дамиано разомлел от прикосновения крохотных пальчиков к лицу. — Давид, она тебя любит, — шепнула Гермиона. — Родители, к вам можно? — Скорп был очень тихим и стоял возле двери, словно стесняясь. — Ты приехал! Привет, сынок, — улыбнулась девушка и привлекла сына в объятия. — Привет, мам. Только шёпотом, да? — юный мистер Малфой был не по годам воспитан и образован, сказывалось прекрасное влияние отца. — Шёпотом не обязательно, просто спокойно, чтобы не напугать, — старший Малфой стоял в дверях с огромным букетом её любимых эустом. — Привет, — заулыбался мальчишка и протянул руку сестре, которая сразу же схватила его за палец. — Как же хорошо, что ты появилась, Летиция. Я очень тебя ждал. Гермиона, оставив дочку на Дами и Скорпа, вышла к бывшему мужу. Нежно обняв девушку, Драко вручил ей цветы и маленькую коробочку. — Не нужно было, — Гермиона рассматривала две одинаковые цепочки, одну с подвеской в виде большого сердца, а вторую в виде маленького, которые соединялись в одно. — Очень красивые. — Мы когда-то мечтали, что если у нас будет дочка, то у вас будут такие подвески. Но дочка у тебя. И твои мечты должны сбываться. — Мои мечты теперь с другим мужчиной, — проговорила девушка, всматриваясь в его глаза. — Это просто подарок на рождение дочери. Растите здоровыми, Герм. Береги себя, — он поцеловал девушку в лоб и пошёл к лестнице. — Драко, — она окликнула его на последней ступеньке. — Позавтракаем? — Нет. Мне здесь нет места. Я пойду. Заберу Скорпа через недельку после выездных матчей. Маме нездоровится, не хочу оставлять её наедине с сорванцом, — улыбнулся Малфой, вычерчивая руну. И она могла поклясться всем, что у неё было, что при хлопке аппарации она слышала его тихое «Я люблю тебя». Выдохнув, Гермиона вернулась в комнату. Летиция снова сопела в колыбели, а по краям ею любовались главные мужчины в её жизни, тихо переговариваясь о том, кто будет учить кроху музыке, когда она подрастёт. И выбирали между гитарой и фортепиано. Сеньора Давид присела на краешек кровати, не прерывая тихого спора. Она была настолько счастлива, что слёзы невольно текли по щекам, и первый её всхлип был тут же замечен мужем и сыном. — Мам! — Скорп присел рядом, обнимая её, и Гермиона спрятала нос в буйстве платиновых кудрей. — Тебе плохо? Что-то принести? За эти моменты, когда вся семья была в сборе, она была готова отдать душу дьяволу. Потому что тогда она была абсолютно и бесповоротно счастлива. — Я от счастья, — всхлипывала Гермиона, подтверждая свои чувства. Дамиано забрался на кровать, поглаживая её по спине и целуя плечи. — Я просто очень вас люблю. И я настаиваю на том, чтобы в нашем оркестре появилась первая скрипка.

***

— Дами, — из ванной позвала девушка лежащего на кровати мужа, читающего книгу по воспитанию детей. — Брось эту ерунду. Ты и без неё справишься. В каждой книге разные методы, но ты знаешь самый лучший. — Какой? — отозвался мужчина, снимая очки и складывая их и книгу на тумбочку. — Тот самый, который называется «Ты её любишь». Иди сюда, — она поманила его пальчиком, отворачиваясь от зеркала и вперившись взглядом в карие глаза. Она тянула его к себе магнитом, вшитым в их сердца. — Тебе нехорошо? — Давид сразу же оказался рядом и опешил от её крепких объятий. — Мне очень хорошо. Слишком хорошо, — Гермиона потянула вниз лямку сорочки. А потом вторую, позволяя шёлковой ткани скользить к ногам, открывая вид на обнажённое тело. Дамиано, наклонившись, коснулся её губ нежным поцелуем. И подумал, что видеоняня — лучшее, что придумало человечество. Оглаживая её тело, он наслаждался каждой секундой такой долгожданной близости, но отстранился, решаясь задать вопрос, который его беспокоил. — Ми… Я не наврежу тебе? — Дами, я могущественная ведьма, родившая второго ребёнка. Колдомедицина творит чудеса, и за эти несколько недель я снова в полном порядке, не считая уродливого шрама на моём животе, — она обвила руки вокруг его шеи, упоительно целуя. Давид ловко подхватил на руки свой самый ценный груз, и через несколько шагов уже сидел на кровати, наслаждаясь её прикосновениями. Гермиона шутливо толкнула его на подушки и потянула на себя домашние штаны, оставляя мужа без одежды и садясь ему на бёдра. — Я так тебя люблю, mia bella Mi, — прошептал Дамиано, лаская её пышную грудь. По телу Гермионы пробежали первые импульсы удовольствия. Каждая клеточка была слишком чувствительна к его прикосновениям. А грудь тем более. Соски мгновенно затвердели, и Давид припал к ним губами, ощущая сладкий вкус на языке. — Я тебя сильнее, — проскулила девушка, потираясь промежностью о его член, который твердел от каждого её движения. Он скучал по её телу. Но эстетическая составляющая их сексуальной жизни не давала ему заниматься любовью с беременной женой, заставляя стойко выжидать нужное для её восстановления время. Дамиано сполз на подушки, сдвигая кудрявую выше, сжимая ладонями её бёдра и приподнял, резко двигая вперёд и усаживая её к себе на лицо. Ближе. Жёстче. Так, чтобы для неё. — Дами! — всхлипнула девушка, когда он задел губами клитор, и упёрлась ладошками в изголовье кровати, сжимая резные столбики. Он вылизывал. Прикусывал. Входил языком и творил такое, что ей позабылось. Сильнее сдавив пальцами светлую кожу её ягодиц, Давид начал посасывать возбуждённую плоть. По ногам уже побежали искры, оповещая о приближающемся оргазме, которому она готова была сдаться в это же мгновение, и Гермиона задвигала бёдрами в нетерпении, стараясь прочувствовать его сильнее. — Пожалуйста, Дами, — заскулила девушка, пощипывая соски и лаская грудь, когда мышцы начало сводить сладкой судорогой. — О, боже! Гермиона вскрикнула, еле удерживая себя в вертикальном положении, чтобы не упасть. Собирая её соки, Дамиано причмокивал и нагло улыбался, а затем поднялся и бережно уложил тяжело дышащую девушку рядом, поглаживая пульсирующую от наступившего оргазма промежность. — Мы разбудим Счастье, — прошептала Гермиона, как только он дал ей возможность вдохнуть, разрывая поцелуй. — Я научился накладывать заглушающие. Я хороший отец или где? — хмыкнул итальянец, нависая сверху. — Продолжим? — Да, прекрасный папочка, мы продолжим, — раскинув ножки, словно приглашая его войти. Совершив несколько поступательных движений рукой и придвигаясь ближе к жене, Давид провел головкой по её складочкам, растирая смазку. И дразня. Да, он истосковался по её телу. А она умирала от пустоты внутри. — Давид, я тебя укушу, — захныкала Гермиона, подаваясь бёдрами вперёд. — Кусай, — ухмыльнулся мужчина. Он вошёл до упора, и, чтобы не закричать от распространяющегося по телу удовольствия, девушка впилась зубками в его плечо, тихо постанывая, пока он вбивался в неё. То резко и жёстко, то сбавляя темп и давая насладиться каждым толчком. Каждым этим, огосподибоже, глубоким, пошлым, хлюпающим толчком, он снова доказывал ей, что она — самая. — Моя девочка, — Давид опёрся на одну руку и, не желая финишировать в одиночестве, начал ласкать её возбуждённую плоть. Клитор пульсировал от движений его чертовых музыкальных пальцев, и Дамиано играл на её нервах мелодию всепоглощающей страсти, готовой сжечь всё вокруг. Целовал так, что ощущал металлический привкус от её потрескавшихся губ. — Дами! — вскрикнула девушка, содрогаясь от ещё одной волны удовольствия. Последовав за ней, мужчина выдохнул в её плечо и застыл, позволяя сладким судорогам отпустить их тела. И им может быть хотелось ещё одного забега. Ещё несколько оргазмов. Ещё больше разврата. Но Гермиона запускала пальцы в его мягкие волосы, немного оттягивая, а Давид целовал её совсем не уродливый шрам. И эта наэлектризованная нежность выталкивала из комнаты искры страсти, давая двум людям наслаждаться своей любовью.

***

Проснувшись с первыми лучами ласкового итальянского солнца, Гермиона выскользнула из спальни и, одевшись в ту сброшенную ночью сорочку, направилась к дочке. Покормив и переодев малышку, она уложила её в колыбель и, напевая глупую песенку про плюшевых мишек, которую очень любил маленький Скорпиус, вернулась с крохой обратно. Девушка бесшумно ступала по ковру, агукая Летиции и толкая колыбельку перед собой, и установила её возле кровати. Поправила шторы, которые за ночь спутались от ветра, и прилегла рядом с мужем. Рассматривая каждую его морщинку и складочку на лбу, каждую чернильно-синюю букву и рисунок на теле, она словно оживала. Жила, наслаждаясь каждым моментом. Проведя пальчиком по его бровям, девушка оставила невесомый поцелуй на губах, и такая крепкая и родная ладонь легла ей на талию, притягивая ближе. Уткнувшись носом в ямочку меж ключицами, она вдыхала его аромат: перец и море. Как макушка Скорпиуса пахла карамельным попкорном, а щёчки Летиции — сливочным мороженым. Но все они имели одинаковую нотку. Они пахли любовью. Её любовью. — Поспи, Ми, — сквозь сон прошептал Давид. — Если Счастье проснётся, то я сам встану. И Гермиона ни в один из их дней не пожалела, что тогда, в аэропорту, протянула руку тому, в кого никто не верил. В то, что он остепенится, образумится и укротит свой итальянский характер. Но верила она. В него и ему. До сих пор. Всецело и безоговорочно.