Подземный цветок

Тот, у кого хватит храбрости и терпения всю жизнь вглядываться во мрак, первым увидит в нем проблеск света.

Metro 2033

Тонкие, изящные пальцы все еще несмело трогают струны старенькой, потрёпанной временем и бывшими владельцами лютни. В метро гитару-то найти — большая редкость, а тут целая лютня. Калантэ была очень щедра, но в то же время бесконечно строга и требовательна. Отдав тогда еще мальчику инструмент, женщина наказала изучить тот вдоль и поперёк и не возвращаться, пока он не будет освоен в совершенстве. Даровав Лютику лютню, она расчитывала занять молодого человека хоть каким-нибудь делом, чтобы тот наконец перестал рваться в тоннели с упорством осла и безрассудством медоеда. Парнишка во всем брал в пример Геральта, отвратительный по ее мнению пример, как и в перспективе оказавшаяся совершенно отвратительной идея — подарить лютню такой тонкой натуре, как Лютик. На первое время будущий бард действительно забыл обо всех своих «пагубных» стремлениях, углубившись в изучение нового инструмента, он освоил его в рекордные сроки и спустя всего месяц рвал души всей Цинтры своими горькими любовными балладами. В его защиту можно сказать, что репертуар юного певца состоял не только из душещипательных серенад, Лютик обзавелся сборником пошлых частушек и довольно задорных стихов, а также целым ворохом добрых, душевных песен, которые часто напевали сталкеры, сидя у импровизированного костра, неторопливо попивая грибной чай. Вот и сейчас лиричный герой сидел в компании только вернувшихся с поверхности воинов, затевая новый мотив, голос его немного дрожал, а взгляды уставших, но благосклонных товарищей по станции добавляли ему смелости и грели душу.

Уж осень зиму ветром кличет,

Слова теряют смысл и звук,

И бриллианты слез с ресничек

Дождинками спадают вдруг…

Где ты живешь, белым-бело от снега,

Покрыты льдом и речки, и поля,

В твоих очах печаль, призыв и нега,

Но зимним сном охвачена земля…

Весна вернется и, как прежде,

Дождем омоет скоротечным,

Так есть и будет.

Ведь надежда

Всегда горит Огнем Извечным!

Несколько сталкеров посмеиваются, переводя взгляд на мерно пульсирующее пламя, в их глазах прячется печаль, они еще помнят те времена, когда лицо согревали лучи теплого солнца, босые ступни могли утонуть во влажной от росы траве, помнили степенный парад облаков и легкий ветер, что шептал о том, как хорошо жить. Они по достоинству оценили новые слова и музыку барда, хоть Лютик и родился под низкими сводами жуткой действительности, еще не познал, что такое жить, точнее выживать в метро. «Что человек остался человеком даже после конца света. Он все также готов был грызть глотки своим собратьям из-за абстрактных идей…» Парень был чист душой и помыслами, имел удивительное воображение, незурядный ум, прекрасное чувственное восприятие, он смог передать всю полноту того, что не видел и уже никогда не увидит. Глаза Лютика блестели влагой, он вкладывал душу в каждую строчку и был безмерно счастлив, что его старания находят положительный отклик, кажется, ради этого он жил. Вселяя надежду в сердца жителей, он и сам наполнялся верой в лучшее. * Лютик жил в Цинтре уже, кажется, целую вечность, хотя прошло всего шесть лет с того рокового дня. Воспоминания о тех событиях, скоро стерлись из его памяти, некоторые мозг заблокировал сам, пытаясь избежать краха сознания. Отчетливо разум молодого человека воспроизодил лишь обрывки: кровавое марево, словно сквозь толщу воды слышимые звуки выстрелов и крики людей. И в противовес — серебро волос, тепло сухих и крепких рук, что так трепетно касались его худощавой спины, хрипловатый, но удивительно приятный и глубокий голос, вещающий о далеких странах и забытых городах, о поверхности. Кажется, в тот момент в душе Лютика, содрогающегося в истерике, залитого горькими слезами, загорелась искорка, впоследствии разросшаяся в пожар авантюризма, пира воображения, большого сердца, дающего место каждому, но особое, возведенное на главный пьедестал — Ведьмаку. Бард писал стихи и песни как одержимый, доводил Калантэ до белого каления просьбами найти книги, сборники стихов и хоть какую-то литературу по музыкальному ремеслу. Женщина хмурила брови, огрызалась, отмахивалась, говорила свое твердокаменное — «нет». Но на следующий день на столе Лютика всегда лежала новая книга, добытая каким-то невероятным образом. Совершенно того не желая, Калантэ взрастила в Лютике безграничное любопытство и добрую хитрость. После того, как бард поднаторел в своем ремесле, вся станция стала свидетелем его таланта, далеко не каждый был рад горластому парнишке, но звонкий, чистый голос словно ножом рассек морок отчаяния. — Жить всегда веселее, когда поёт сердце, — частенько говаривал молодой человек, делая жадный глоток из чашки с грибным чаем и смешно морщась. Жизнь под крылом Калантэ, наверное, для любого жителя метро могла показаться раем, всегда сыт, одет и занимаешься любимым делом, но только не для Лютика. Бард изнывал в тесноте сводов метрополитена, его душа, взращенная на романах, стихах и редком общении с Геральтом, жаждала приключений, опасных вылазок. Лютик грезил о поверхности, мечтал до черных точек перед глазами, но, находясь под неусыпным оком всевидящей Калантэ, это не представлялось возможным. Что до ведьмака, что ж — Геральт приходил нечасто, в целом для каждого в Цинтре оставалось загадкой, зачем он вообще возвращался, на ветке его не жаловали. Мужчина постоянно пропадал в глубинах извилистых тонелей, сражался с тварями, исследовал самые темные и дальние уголки метро, постоянно находя новые тропы и лазы. Иногда Лютик даже боялся, что забудет, как выглядит его лицо. Пугался этой мысли, моментально выбрасывая ее из головы, бывало, дулся на седоволосого, обижаясь, что тот не хочет взять его с собой в очередной поход и что так долго не заходит в гости. Но как только за монументальным шлюзом слышался сталкерский пароль, как только патруль, недовольно переговариваясь, придирчиво проверял документы, как только небрежно откидывался капюшон, являя серебро волос, Лютик тут же все ему прощал. Всё-всё, все грубые слова и отказы, долгое отсутствие и равнодушие, всё. Паренек в мгновение ока оказывался рядом с мужчиной, без спроса забирал у того часть ноши и помогал донести до свободной палатки. Автоматной очередью закидывал вопросами, стараясь разговорить вечно угрюмого Геральта. Получалось далеко не всегда, но если все же удача была на его стороне, лицо барда светилось ярче тысячи солнц. Лютик споро приносил сталкеру миску с едой и горячий чайник, а пока мужчина неторопливо ел, усаживался к нему поближе, но так, чтобы и Геральту было комфортно. Доставал блокнот, погрызанный карандаш, каждый раз, затаив дыхание, ждал от ведьмака историю, которую потом он сможет превратить в балладу. Мужчина всегда хмуро смотрел исподлобья, сухо излагал факты, но бард собирал эти крупицы информации как золотые песчинки, забивал ими память и жухлые листы. В такие моменты он, кажется, был по-настоящему счастлив, жаль, что мгновения были так редки и скоротечны, но, может, именно поэтому и так ценны.

***

— Лютик, чего заснул? — потрепал парня по плечу ближе всех сидящий мужичок. Бард встрепенулся, отгоняя прочь грустные мысли, о Геральте ничего не было слышно уже больше пяти месяцев, Лютик сильно волновался, то и дело выпадая в мир грез, пытаясь тем самым себя подбодрить и успокоить. — Ведьмак силён, ему все по плечу, — шептал парень, засыпая в своей палатке. -Ну же, бард, сыграй что-нибудь весёлое, — послышалось со всех сторон. Стараясь улыбаться как можно радостнее, молодой человек поудобнее перехватил лютню, хорошо, он сыграет.