умалишенные

Умереть немного, встретиться однажды Где на сердце шрамы, не проснуться рядом…

Весь вечер Аська ворочается на кровати с книжкой под тусклым светом лампы. Ровно так же, как в ту ночь в аликовой квартире. Через стенку грохочет музыка, шумно слишком, и кто-то без конца открывает форточку на кухне соседа, щелкая шпингалетом. Картонные стены панельки – и делай что хочешь. Пашка уснул уже на соседней койке в обнимку с плюшевым Стешей: пригрозил как-то он сестре, если та кому-то скажет, что с игрушкой спит – ей несдобровать. Наелся варенки вдоволь, сестра уж позаботилась, и теперь довольный Пашка игрушку только крепче к себе прижимает во сне. Аська накрывает брата одеялом и выходит из комнаты. Нервы ни к черту, когда пьяный смех за стенкой не утихает, и кто-то начинает играть на гитаре. Курить блядски хочется. Дядя Коля в смену на заводе, а Анна Павловна задремала под телевизор от пригубленной настойки – это позволяет Аське прошмыгнуть на лестницу. Щелчок зажигалки и долгожданная затяжка: Аська стоит в домашних материных тапках на лестничной площадке, курит как не в себя – из квартиры Алика вываливаются размалеванные девицы. Явно из борделя, подмечает Аська, и для какой цели тоже понятно. Противно становится. - Если че, Витя сегодня мой. Да Вить? – короткостриженая блондинка сигареты понтовые достает, смеется с остальными, да Витька какого-то к себе зазывает. Отчего-то хочется громко и горько засмеяться, в полную грудь; Аська сигаретный смог глотает – надломанная она по всему периметру, с какой стороны не взгляни. Чего тянуть свои раскуроченные запястья к тому, кто под толщу воды утянет ее, как и Эльзу. Алик неизлечимый, зависший в трагедии и свистящих пулях Афгана. На кой черт она ему? Скинув фильтр и толком и не докурив, Аська уходит. Нахуй. Сейчас Алика видеть и близко не хочет, сглатывает собственную тоску. Да и что было то у них? Поцелуй один на базе, да странная ночевка на разных постелях. Ничего он не должен ей, как и она ему. Жжет только внутри, будто металл раскаленный по венам пускают. От всех мыслей ее отвлекает трель домашнего телефона. - П-привет. Это Саша. Санька Рябинин. - Да я узнала. Случилось что-то? – Аська нервно теребит телефонный шнур, переминаясь с ноги на ногу. Горло сорвать хочется: зачем они переехали туда, где Санькин дядька живет? Снова испытать ее на прочность, а потом сломать? - Нет, нормально всё. Мы это, - Санька вдруг запинается. – После всего решили на дискотеку в «Металлург» сходить, проветрится. Хотим тебя с нами позвать. - Сивуху без меня не продадут? – выпаливает она в лоб. Вовремя Рябинин со своим предложением, ведь дома быть желания ну никак нет. – Бухло брать? Не боись, дядьке не сдам. Аська даже думать боится, какая из тех мулевалок будет сегодня на Алике. Нельзя ей. Не касается, как там Волков свою трагедию заливать собирается. Лучше Савве наберет еще, больше народу на дискаче – веселей. - У Вовки ликерчик вроде есть. Мужикам с завода загонял, говорит – с руками оторвали. - Зайдете тогда за мной? И вместе уже пойдем. Едва ли удается закончить с макияжем – тушь на ресницы, да помада поярче; в соседней квартире гулянка обороты только набирает. И где они там ютятся? Квартирка у Алика еще меньше по площади, чем у них. - Настька, - кричит ей мать из прихожей. – Тут малолетки какие-то, к тебе что-ль? Намылилась то куда? - Ко мне, ко мне, - Аська на ходу напяливает ботинки, рюкзак хватает. - Дела у нас, мам. - На тебе, то из дома не выгонишь, за книжками все сидишь. А сейчас ночь глядя собираешься куда-то. Аська слушает в пол уха Анну Павловну, на дне рюкзака – мини-юбка ожидает своего часа, да водки бутылка. Сегодня вечером нужно веселиться. Забыться. Надевает куртку болоньевую да в подъезд; обнимает за плечи Саньку с Женькой, чуть повиснув, да Вовке подмигивает. - Это Ильюха, знакомься, - подает голос Санька. Рад, что Аська согласилась с ними пойти. После всей суматохи выдохнуть надо бы. Пока Аська протягивает руку Илье, а Вовка радостно трясет цветастым пакетом с парой бутылок ликера, Рябинина настораживает праздный шум в квартире дяди Алика. Он молча поднимает глаза на Аську – та лишь пожимает плечами и шустро сбегает вниз по ступенькам. Хотел же, чтобы Алик-афганец вернулся, а какими дорогами и ценой – не уточнял.

И вроде всё как всегда: всё те же чашки, ложки Всё та же в кране вода, всё тот же стул без ножки И всё о том же с утра щебечет канарейка Лишь у любви у нашей села батарейка

- Ну что, бахнем да пойдем? – они собираются в кружок на улице за дворцом творчества; Рябинин держит Женьку за руку, Вовка бубнит про то, что эти двое - та еще сладкая парочка. Пластиковая бутылка с ликером идет по рукам, согревает. Аська делает пару хороших глотков; поесть бы надо было, а не на голодный желудок этим пойлом накачиваться. Из ДК доносится песня «Мальчишника», светомузыка притягивает взгляд. Запихнув брюки в рюкзак, Аська тащит Женьку и остальных в центр зала. Санька замечает, что большинство любопытных взглядов прикованы к ним…а если точнее – к Масловой в короткой юбке. Даже Вовка глаз с нее не сводит, рубашку поправляет да танцует всё возле нее. - Ниче, что она нас на лет пять старше? – Рябинин оттаскивает Вовку поодаль от всех. - Сам же ее позвал. Че ты завелся то, Сань? Она же классная, отцепись давай, - буксует в ответ Вова, не сводя глаз с зажигательных танцев Аськи и Женьки. – Вон Ильюха со своей голой дрелью танцует. Хватай Женю за руку и чешите тоже. А я уж так и быть, зажгу с Аськой под «Мальчишник». От выпитого и танцев становится жарко, Вовка крутится возле Масловой, говорит что-то, стараясь перекричать музыку; Аська не слышит ровным счетом ничего, растворяется в разноцветных огнях, а перед глазами лицо Алика. На веках ее уже выведен, подкожно отпечатался. Тянет. Аська думает, что пора бы раздавить ту бутылку водки, которую притащила с собой, да покурить. Потому что отпускать начинает. Сорваться хочется, ломиться к нему в дверь, рядом быть. Недолго думая, Маслова сдает Вовку на попечение друзьям и сбегает на улицу в расстегнутой куртке. Стреляет сигарету у каких-то малолеток. - Подкурить, красавица? – Савва с парнями появляются из-за угла, где они еще недавно распивали ликер. Санька с Вовкой как увидели Аську в окружении парней – раскисли. Они, мягко сказать, не дотягивали до тех… в силу возраста и рослости. Рябинина и вовсе напрягает эта компания; и Алика не позвать, тот в своем сумасброде там развлекается. - Вы как пенсионеры собирались, - Аська расплывается в пьяной улыбке; Савва высокий, обнимает ее со спины, прижимая к себе. – Кот, че это на тебе? Мальвины? - На рынке упер днем, когда кипиш был. - Ну точно кот Базилио, - вся компания смеется. С ребятами Аська познакомилась года три назад: Чапа – Валерка Чапин, сын профессора философии, щуплый пацан с бритой головой, постоянно таскающий с собой польский мафон с кассетами. Кот – Костян Поляков, детдомовский. Родители спились, а родственников больше не нашлось. Пробивной, коренастый и на язык подвешенный – любого уболтает. Глаза голубые, красивые. Кот - сирота босоногий, подработками перебивался, да потом с Саввой познакомился. А Леха Савенков по кликухе Савва - спортсмен, всё на соревнования по боксу рвался. По башне один раз конкретно наваляли, бросить пришлось. Врачи как один твердили, если продолжит - инвалидом останется. Самый старший из них, высокий и хорошо сложенный. Таких как Савва быками еще называют обычно. Савва жил в одном дворе с Аськой еще до того, как их банда сколотилась: первую пачку сигарет ей тогда подогнал, да в институт провожал, ухаживать пытался. Не срослось только у них. Недоверчиво они тогда к Аське отнеслись, когда она пристала к ним: научи да научи. Чапа тогда и научил ее в наперстки играть; и лучше всех ведь у нее выходило. Так и оставили разводящей, а сами на подхвате были. Пока люди зевали, следя за игрой других – карманы чистили, иногда подставными участвовали. Общаг поровну всегда делили. Нельзя было в их стране по-честному заработать, каждый на своей шкуре успел испытать. - На малолеток потянуло, Ась? – Савва кивком указывает на прилипших к окну пацанов, которые глаз не сводят с Масловой. - Ниче ты не понимаешь, Леш. Перспективные они. Форы вам еще дадут, - толкает шутливо в бок, вытягивая из кармана пачку сигарет. Аська знакомит их с Вовкой, Санькой и Женькой. - Племянник Алика-афганца. - Правильные знакомства заводишь, сестренка, - у Кота давняя привычка так к Масловой обращаться. Лыбится стоит, поправляя шапку норковую. Санька тычет в бок Аську, мол зачем она про дядьку ляпнула. Лишнее же. - Расслабься, всё хорошо, Рябинин. Пить будешь? Водка приличной порцией заливается внутрь прямо с горла; Аська затягивается сигаретой с рук Саввы. Так лучше, развлекаться же пришла. Сознание туманится. Чапа с Вовкой за спирт да торговлю трет, бизнесмены чертовы, пока Кот рассказывает историю про детдом и как девственности лишился. Так разволновался, что кровь из носа пошла. Болтун сказочный – попробуй заткнуть. Увлекся так, что дальше начинает про передрягу с кавказцами на рынке рассказывать; Аська громко кашляет, давая отмашку Коту, что пора бы заткнуться. - Полна наша роза шипов колючих… - констатирует Савва, намекая на Асю, делает несколько быстрых глотков из бутылки. Шустро чарка ушла. - Только осыпались все. Да, Леш? – едким сарказмом отвечает Аська, чувствуя, как к горлу подступает ком. – Хотите совет дельный? Взгляд ее падает на Саньку: Женька стоит в объятиях Рябинина, руки в карманах греет. Красивая, солнечная, цветущая; Аська невольно себя вспоминает и эйфорию от первой влюбленности. - Не рвите розы в семнадцать лет, - Маслова на пятках разворачивается, мазнув взглядом по Савве, и уходит обратно в ДК. Все замолкают. - Че она сказала? А Сань? Я не понял, - Вовка поздно уши пригрел, теперь Рябинина донимает. - Дурак ты, говорит, - Женька начинает смеяться, а Санька подхватывает. – Пошлите к Ильюхе, он там движение то выучил, сказал. - Че дурак то сразу? Нормальный я. Вовка сидит на ступеньках; его взгляд направлен на Аську, танцующую с другим. Все мечты зажечь с ней под «Мальчишник» разбиваются в пух и прах с приходом этого Саввы, да из колонок сейчас как назло «Таня Буланова». Атмосферу еще больше нагнетают его друзья, которые разбились на парочки: даже Ильюха успел найти себе такую же «немного того» девушку, а он все один да один. Недосягаемая Аська, сама себе на уме. В ней плещется сорокаградусное пойло, Аське весело; не обращает внимания на савенковские руки на своей талии, поет невпопад и смеется, отрывисто и бесцветно, голос рвет. Онемелый ноябрь за горло хватает - явно простуду подхватила в квартире Алика, стыло слишком, его иней уже не выскоблить из ее легких. Устала Аська хорошей быть, всю правильность на сигареты променяла, не жалеет. Руки Саввы скинуть с себя вдруг хочется, потому что он - не Алик. Чертов афганец как заноза, Аська кровавыми руками все обшарила – фиг достанешь из себя. Да и к чему Волкову сердце то ее? Все равно что из груди вырвать его и бросить самой голодной собаке. - Чего кислый такой? – Аська подсаживается к Вовке; тот грустный так и сидит на ступеньках, в глаза не смотрит. – Найду я тебе девчонку, ну, ты ж хороший. - Все вы говорите, что хороший. Как щенок. Сначала прикормят, пригреют, а потом - выбрасывают, - огрызается Вовка. Не везет ему с девчонками, дома пиздос тот еще творится: денег нет, отец телек на синьку выменял. Злой он, да обиженный на весь мир, что все так чертовски несправедливо. - Завязывай. Тебе шестнадцать, Вов. Девчонки потом штабелями ложиться у ног будут, серьезно. Падкие мы на таких вот, хулиганов. Аська подмигивает и обнимает его за плечи. Синдром помочь каждому и мир спасти просыпается у нее по пьяни. Так и сидят они с Вовкой вдвоем, двое одиночек: Маслова положила голову на его плечо, ногой болтает под музыку и молчит. Домой валить надо, сигареты кончились. Да и Аська сама кончилась, кажись.

Я тосковал по тебе в минуты расставанья Ты возвращалась ко мне сквозь сны и расстоянья Но несмотря ни на что пришла судьба-злодейка И у любви у нашей села батарейка

Жужжание Витька над ухом слегка раздражает Алика; херовая затея была гульбанить, да еще и потных в его квартиру тащить – не оправдается теперь он перед Аськой. Афганцев для вида позвал, мол всё как и прежде, только нихуя. Прошлое ржавыми трещинами ползет по внутренностям, загибает. Какая уже по счету рюмка водки не заглушает его отчаяние и боль; Эльза перед глазами стоит с пулей во лбу, и от смеха ее, раскуроченного - кровь стынет в жилах. У него не то чтобы не встанет, рука не поднимется коснуться одной из местных шалав. Не может. Поэтому жрет водку в одного на кухне: Гриша сидит на соседнем табурете, молчит. Чувствует, как командира швыряет из стороны в сторону. Не спасают Волкова ни сигареты, ни афганцы – доза нужна. Тогда-то и придет его Эля – живая, в платье в цветочек. Рядом с ним ляжет, голову на плечо положит и пробудет до утра: пока Алик прощения у нее вымаливать будет. Гулянка заканчивается около четырех утра: Волков курит на лестнице, провожая Витька и Ирку его. Закрывается и в три шага доходит до тайника, ведь уже невмоготу. Единственный выход его – ампула с героином, шприц заходит под кожу и становится легче. В его снах под наркотой стены сужаются, в квартире льется вода, заливая весь пол, а мертвые - живые. Эльза не одна теперь приходит: Сан Саныч в углу стоит, опираясь на трость, глаз на сына не поднимает и молчит. - Хорошо, что ты здесь, пап, - глухо в пустоту, до ломоты в костях. – Ты не думай, я не сдаюсь, не бегу… Просто по-другому – никак. Наверное, ты был бы даже рад, если бы я оказался одним из тех цинковых мальчиков, которых посмертно доставляли в спецвагонах. Прости. Как соединить себя по частям Алик не знает, в Афгане вот выжил, хоть и кишки по всем горам собирал. А тут тупик. И лежит он рядом с Эльзой в салоне, полном воды, тонет. Кислород заканчивается, а она продолжает его убаюкивать на своем плече, обнимая ледяными руками.

И над нами - километры воды И над нами бьют хвостами киты И кислорода не хватит на двоих Я лежу в темноте

Очухивается от того, что кто-то зовет его, там, на другой стороне. Тормошит, по щекам хлещет. - Алик, проснись… Алик. Открой глаза. Сначала еле слышно, но потом голос переходит на крик. - Блять, Алик, проснись. Давай же, - Аська сидит, испуганно склонившись над ним, трясет за плечи что сил есть. Руку блядски ломит; Алик наконец глаза открывает, хватая Аську за локоть; глаза бешеные, зрачки расширены так, что всю радужку закрывают. Она отпрыгивает от него, как ошпаренная, знает, что нарик под приходом выкинуть могут что угодно. - Ты кричал… Во сне. А дверь была не заперта, - тапки ее у порога разбросаны, сама стоит в одной футболке – выцветшей и растянутой, болтается почти до колен. Худая слишком, снова думает Алик; темные волосы ее сейчас растрепаны, на шее цепочка тоненькая болтается. Напугал, дурак. Аськина комната как раз примыкает к его квартире, услышала, как он тут мечется в холодном бреду и орет – примчалась в чем была. - Че дрожишь стоишь? Или иди, или ложись, не укушу, - Алик сгладывает, вытирая пот со лба. – Хотя, батя всегда меня называл волчонком. Так что не знаю. Аська улыбается в полутьме уголками губ, присаживается рядом на матрас; левая рука Волкова перевязана и пристегнута к батарее. - И глаза их полны заката, сердца их полны рассвета, - ее шепот ласково обнимает строчки стихотворения, заученного наизусть; Алику нравится, спокойно внутри становится. – Бросал бы ты колоться, Алик-афганец. Загнешься ведь. А на тебя столько людей надеется, Санька второй раз твою смерть не перенесет. Грустный взгляд падает на стол, где валяется пустая ампула и шприц с иголкой. Поломала жизнь Алика, постоянно испытывая. Била сколько, гладила, на колени ставила, любила и убивала. - Я ж бессмертный, - отчаянно усмехается Алик. – Че со мной будет то? Как на собаке заживает. - Ага, я заметила. Правда, что Витя тогда в тебя стрелял? - Правда. Аська до боли прикусывает губы, ложиться рядом с Волковым, поворачиваясь к тому спиной. Жизнь вокруг них меняется быстро и безвозвратно - как узоры в волшебной трубе калейдоскопа. - Печально всё это… Ведь каждый из нас предан. Кому-то, ну или кем-то.

Два сквозных, один слепой Слой за слоем засыпай Под искусственной листвой Разбуди меня весной…