Memories of former love

      — Знаешь, всё чаще я думаю о том, что хочу распустить группу.       Сердце пронзила стрела. Слова, что так ждал Эмерсон, растворились в пустоте его мыслей. На секунду воздух стал обжигать лёгкие, а разум затуманился. Наверное, это было слишком неожиданно услышать от настоящего Ремингтона, а не от того, что в мыслях уже давно развалил группу и работает в какой нибудь кофейне, улыбаясь солнечным лучам какого-либо города в Америке, чувствуя свободу в свой единственный выходной на неделе.       — Ты правда считаешь, что это нужно?.. — боязливо и как всегда тихо спросил Барретт, поднимая взгляд на своего друга. Тот лишь вздохнул и отвёл взгляд.       Это могло значить только одно — Ремингтон уверен, но боится быть уверенным. Если боится сам Лейт, то Эмерсон может уже спокойно хоронить себя. Руки молодого художника трясло и, чтобы скрыть этот факт, он вцепился руками в поля шляпы, катая ворс скатавшегося от старости фетра. Барретт вопросительно поднял взгляд на друга, а тот лишь нервно улыбнулся и вышел из автобуса.

***

      Дыхание - основа всего живого. Дыхание - именно то, без чего никто не сможет выжить. И дыхание - именно то, чего не хватало Эмерсону во всех смыслах. Он задыхался от отсутствия свободы, что так нагло забирает старый контракт, который он бы в жизни не подписал, думая хоть немного о будущем, думая он о себе и о том, во что это может перейти. Барретту не хватает дыхания и в прямом смысле. Он буквально задыхается в слезах и думает, что это его последние секунды жизни. Задыхается настолько, что мутнеет в глазах, которые уже почти стеклянные, он даже не понимает, что за пятно быстро приближается к нему и от этого ещё страшнее. Но это пятно мягко хватает его за руку и притягивает к себе. Ударник ничего не делает, а лишь обессилено опускает лоб на плечо пятна и только по запаху понимает, что это Ремингтон. Теперь его слезы - их общие.       — А вдруг это всё? Вдруг это конец, Реми? Вдруг я больше ничего не смогу сделать и сдохну где нибудь в переулке? — обеспокоенно тараторил зеленоглазый парень, слегка успокоившись. Для него было это всё очень важно. Страх будущего и всевозможные "вдруг" вселяли ужас в, и так забитую, голову художника.       — Эмс... все будет хорошо, я... — парень выдохнул, — Я обещаю тебе... — он слегка улыбнулся скорее себе, чем ему, потому как Барретт всё ещё вжимался лицом ему в плечо.       Эмерсон был слишком юн как тогда, так и сейчас. Он слишком слаб, слишком не адаптирован. Каждый раз, когда Лейт думал об этом, то винил себя, что поступил эгоистично. Он мог найти другого ударника, но зачем напрягаться, если есть уже полностью подготовленный? А стоило бы... Так было бы легче для всех, особенно для Барретта.

***

      С каждым часом дышать и в принципе существовать со своими мыслями становилось всё труднее и труднее. Казалось, что лёгкие горели; Будто тонущий пёс, он молил о пощаде, но никто так и не пришёл, видимо, и не придёт. Некому. Сон будто рукой сняло, а жаль, ведь только там можно почувствовать свободу, даже в самых жутких кошмарах можно отвлечься от проблем в реальности. Очень жаль, так жаль. Во сне нет мыслей, нет правды, ничего нет. А сами сны быстро забываются, ибо даже самый страшный кошмар ничего общего с настоящим миром не имеет. Чувство забвения - это именно то, что так сильно любил Ремингтон. Быть спасательным кругом может быть хорошо, но уж точно не тогда, когда сам тонешь.       Нужно переставать жить мечтами, посмотри куда это тебя завело, да и не только тебя. Себя не жалко, подумай хоть о нём. Ты не оставил ему никакого выхода. Только не дай ему погаснуть.       — Кто бы не дал погаснуть мне... — Ремингтон грустно усмехнулся, смотря на свое отражение в зеркале.       Смывая макияж он чувствовал себя более открыто, не защищено. Как раньше, когда они бегали по полю, мечтая о лучшей жизни. Сейчас вроде бы все идёт в гору, но это на первый взгляд. Лейт уверен, что это всего лишь кочка, после которой идёт бездонный обрыв. Эти мысли не давали покоя ему, что говорить об Эмерсоне. Ему точно не сладко приходится. Главное только чтоб он пил таблетки...

***

      — Без тебя, мне кажется, что меня не существует, Остен... — тихо прошептал Барретт куда-то во мглу. И только он знал, что в этой тьме стоит его друг, который про него точно не забудет и будет с ним всегда.       — Не перебарщивай, королева драмы. — он усмехнулся, но сделал пару шагов навстречу дабы художник не просто смотрел в темноту. Это никак не отразилось на ударнике и теперь он смотрел будто сквозь Найта, что было более пугающее со стороны, но кто их видит. — Да и тем более, мы с тобой как одно целое.       Барретт не помнил как и когда Остен появился в его жизни, но точно знал, что с ним они прошли многое, будто и правда они одно целое. Иногда его эти мысли пугали, потому что Лейт значил для него намного больше, чем этот разноцветноволосый разгильдяй, но так же он чувствовал вину перед Остеном, потому что знают они друг друга намного больше, чем Эмерсон Ремингтона. Знать, не значит дружить, или здесь дружба ни при чем?.. Найт для него был всегда чем то вроде прицепа, но плохо ли это? А Барретт этого и сам не знал. Остен существует. Существует с ним всегда по обок, стоит ли быть ему за это благодарным? Эмерсон так же не понимал стоит ли ему принимать препараты. Ремингтон настаивал на том, что ему это поможет и он будет чувствовать себя лучше, Найт же отвергал этот факт, но, хоть и не говорил этого, заставлял Барретта думать о том, что ему лгут, но что более странно, то это подсчёты самого "больного". Он писал, при чём много - это помогало хоть как-то сортировать мысли, в которых творился творческий беспорядок, хотя скорее это хаос. И его подсчёты твердили о том, что мысль о лжи всех вокруг зарождалась сама, после отвергания таблеток некоторое время. Бедный Барретт, он не говорил об этом никогда, а сам справится не мог, хоть и очень старался. Его писанина не помогала ни капли, потому что разобраться он в этом не мог, да и закономерности ставить очень тяжело. Потому, после тяжёлого анализа в пустоту, он отправлялся писать картины или сотворять нотные бланки, в которых путался ещё больше.       С того диалога прошло чуть больше недели, Барретт все ещё молчал; точнее, не выходил на связь вообще. То ли он просто думал, то ли... Ремингтону становилось не на шутку страшно уже на третий день, но он успокаивал себя тем, что Эмерсон просто рефлексирует и ничего страшного не происходит, но неприятные мысли следовали за ним повсюду. И самый худший вариант исхода тоже, что неимоверно пугало. Но Барретт же не дурак? Так ведь?..

***

      Дверной звонок будил весь дом, что стоял в полной тишине до прихода блондина. Минут пятнадцать он стоял, не убирая палец с маленькой кнопки, что издавала душераздирающий звук, который должен был оглушать бедного художника от его ну очень то важных дел, какими бы они не были.       — Барретт, открой дверь! — Лейт уже кричал и, чтобы он точно услышал, убрал палец с дверного звонка. — Я волнуюсь вообще-то, не будь ебаным эгоистом! — он нещадно долбил дверь кулаком, облокотившись другой рукой об её косяк. Неожиданно дверь открылась и кулак Ремингтона чуть не влетел в грудь Эмерсона, который выглядел мягко говоря не очень.       Сонный и помятый, с пустыми глазами и перегаром, а так же измазанный масляными красками, которые дополняли особенный запах Барретта. После секундного рассматривания друга Лейту стало неловко, что он, по всей видимости, разбудил человека, что не спал минимум пару суток. Они смотрели друг на друга не смыкая глаз, хотя Эмерсон скорее всего смотрел в другое измерение - точно не на Ремингтона. Один из них пытался прийти в себя, а другой не понимал, что так могло довести его коллегу.       — Ты...       — Можешь пройти. - Тихо проговорил художник, уходя в глубь своей квартиры.       Внутри было на удивление безобразно, особенно если учитывать заморочки Эмерсона, который считал, что при любых обстоятельствах всё должно быть на своих местах. Да и выглядел он не как обычно, а будто только сбежал из палаты государственной психиатрической лечебницы. Во многих местах были разбросаны клочки бумаги: на некоторых прослеживались буквы, на других ноты. В одном, особо тёмном, углу разложились кисточки, мольберт и пара холстов, Ремингтон хотел было осмотреть их издалека, но увидел только очертания предметов. Проходя всё дальше и дальше в глубь квартиры он то и дело останавливался разглядывая особо грязные места. Дойдя до кухни в своих мыслях он увидел Баррета. Он дрожащими руками наливал в стакан воду, который стоял недалеко от таблеток, которые ,к сожалению, были проигнорированы, что явно не понравилось блондину, но говорить он об этом не стал. Слишком неподходящее время.       — Тебе... Кхм. Может тебе помочь прибраться?.. — Хотя бы что-то предложил Ремингтон, потому как психологическая помочь была не его коньком. Всё ещё повёрнутый к нему Эмерсон сделал глубокий вздох и посмотрел на друга через плечо со слезами на глазах, отчего сердце Лейта сжалось. Ещё в глубоком детстве слёзы на красных стеклянных глазах чудаковатого парня не давали ему ровно дышать, но то было детство, в котором обид было много, а стойкость отсутствовала. В отличии от прошлого Барретта, нынешний равнодушно реагировал на те вещи, которые в детстве могли довести его до истерики, но всё же осталось что-то, что не может оставить художника в покое.       — Он... — Эмерсон прикрыл глаза и ещё раз вздохнул, чтобы убрать дрожь в голосе. — Найт снова приходит и снова в неподходящее время.       Глаза Ремингтона моментально расширились, произошло ровно то, чего он не должен был допускать. Чувство вины с новой силой давало под дых и приглашала в мысли неприятные слова о самом Лейте. Стоило лучше следить. Скажи спасибо своему эгоизму. А как бы ты себя чувствовал на его месте?       — Рем?.. — Тихо спросил Барретт, кладя руку на плечо друга и слегка сжимая. — Всё же хорошо... Ты чего?.. — Всё так же лепетал Эмерсон. Пора поменять роли беспокойства.       Если с художником было всё ясно, особенно Лейту, то что происходит с вокалистом оставалось загадкой. Может Барретт и умел сочувствовать, но поддерживать абсолютно нет. Только менять темы.       — А что насчёт группы? Ты будешь её распускать? У тебя есть планы на жизнь без группы? — Множество вопросов вывело Ремингтона из ступора и тот медленно поднял глаза.       — А?.. — Лишь произнёс Лейт, виновато смотря. Барретт же не особо видел вины, которая переполняла Ремингтона. А что он вообще замечал? Вечно был в своём мире. Хорошо это или плохо? Он жил в социуме, поэтому плохо, он творил, поэтому хорошо.       — Я говорю... — Эмерсон тихо вздохнул концентрируя свои мысли. — Чай будешь? — Улыбнулся. Оба улыбнулись. Оба улыбнулись измученно. Мучения мыслей настигали обоих и неизвестно было кому хуже ибо каждому было плохо по-своему. Но оба пошли на кухню пить чай, который никто особо не хотел, в тишине.