Монологи

Лепестки сакуры медленно кружатся в воздухе и опускаются на раскаленную солнцем землю. Сёдзи задвинуты, сквозь плотную бумагу свет проникает деликатно, почти что нежно, заплетая тени в причудливые узоры. В Конохе весна. В этом доме много вещей, со дня переезда я так и не собралась перебрать их все: циновки завалены предметами, важными мне когда-то. В руках обнаруженным случайно кладом лежит химицу-бако – шкатулка с секретом, но ее тайный механизм совсем не преграда для собственной повзрослевшей хозяйки. Руки дрожат от нетерпения, и я лишь надеюсь, что незапертые ворота не привлекут в дом ненужных сейчас гостей. Скоро Золотая неделя - череда непрерывных праздников: мир замрет на несколько дней, медленно погрузится в негу, словно ленивое насекомое, добровольно застревающее в янтаре. Саске пропал на очередной миссии, пообещав разобраться с ней к началу долгожданного выходного. А я решила наконец прибраться в давно уже таком же моем, как и его, доме. Увы, я не Хината. А уж такие находки, как эта, и подавно сводят на нет все желание убираться… Эту резную шкатулку нетрудно было обнаружить в куче перевезенных из родительского дома вещей: единственная не покрытая слоем пыли, без единого отпечатка пальца на гладком лаке. Важная и потому не выброшенная, не отставленная прочь в чулан вещь, дразнящая своим содержимым. Несколько фотографий, перевязанных простой ниткой. Старый протектор Саске с перечеркнутым символом деревни - надо же, он еще сохранился. Маленький веер учива - символ клана Учиха - тайное желание и намек, носимый у сердца в детстве. Разные мелочи, важные и неважные одновременно. И аккуратно сложенный лист бумаги, истончившийся на изгибах. Сердце замирает на мгновение, делает кульбит, словно предчувствуя катастрофу, пока пальцы стремительно спешат поскорее расправить лист с нацарапанными на нем знакомым до боли почерком словами. Память словно в шутку подбрасывает старое воспоминание: Сакура, тогда еще Харуно, решается пожертвовать собой, чтобы спасти друга от бессмысленной погони за призраком человека, которому он не нужен. Обрекает себя на любовь, сдается чужому чувству. События того дня кинофильмом проносятся перед внутренним взором, вынуждая вспомнить старые разговоры, клятвы, поступки, обиды, ссоры и имена: Мадара, Курама, Обито, Кагуя, Наруто… Наруто Узумаки... Казалось бы, разделенные делами, обязанностями и заботами, своими семьями, мы стали достаточно далеки друг от друга, но одна-единственная хранимая в старой шкатулке бумага словно разрубает привычную картину мира, ставя за мгновение все с ног на голову. Ненужные мысли лезут в голову, и я раздраженно смахиваю с лица упавшие на лоб пряди. В пустом доме вмиг становится слишком тесно, словно ты незримо оказываешься рядом, разом занимаешь отвоеванное мной с таким трудом пространство. Становишься за спиной и смотришь в упор в затылок. Мы не говорим о тебе. Саске отказывается вспоминать то время, когда ты еще был частью нашей команды, когда мы вообще еще были командой, говорит, что оно неразрывно связано в его памяти с войной и болью, и все это не хочется называть вслух, давать имя и воскрешать в памяти или сердце. Но я знаю, что он тоскует. Чувствую ежедневно. Больше никто не дразнит меня так, как ты, не зовет на свидание, не добавляет к имени ласковых окончаний. Даже Сай. Даже в шутку. Интересно, почему? Будто все вокруг сговорились не продолжать то, что ты позволял себе, оставив только за тобой одним право на дружбу и нежность с ученицей самой Цунаде. Смешно. Все считали наивным и недолговечным растущее в тебе чувство. Но я знаю, что это не так. И этот наш разговор перед посторонними, вроде бы понятный в каждом слове и, вместе с тем, полный тайного смысла только для нас двоих, помнишь? Я знаю, что именно я тогда тебе предлагала. Ты знал, от чего тогда отказался. К счастью. А к счастью ли? Чувствовала ли я что-то к тебе тогда? Чувствую ли что-то сейчас? Годы идут, но разобраться в этом хитросплетении дружбы и долга по-прежнему слишком сложно. Нет, я не сомневаюсь, Саске - единственный человек, к которому мое сердце стремилось с детства... Вот только ты тоже стал для меня больше, чем просто другом, и не хочется спрашивать себя даже в шутку, что бы с нами случилось, не встреть я тебя раньше? Не полюби я тебя вместо?.. Не хочется гадать о том, чего не случилось. Если все пошло по-другому, значит, так и должно было быть, и сожалеть не стоит. Но отчего же так ноет сердце? У нас, героев войны, по сути не было вариантов. Но в какой момент стала очевидна их фатальная безальтернативность? Когда девятихвостый лис убил твоих родителей? Когда нас распределили в одну команду? Когда на пороге гибели сердце решило окончательно и бесповоротно - не в твою пользу? Это значит, не было иного пути? Но кто может знать об этом наверняка? Да и глупо представлять меня с кем-то иным, нежели Саске. Единственным мужчиной, к браку с которым я шла наперекор всему, даже его отчаянной холодности. Оставить его сейчас, когда он наконец признался в собственных чувствах, рассекретил собственные слабости - нет, я поклялась, что никогда его не покину. Пронеся влюбленность в него сквозь юность, любовь к нему сквозь года, я попросту не знаю, как жить по-иному. Прости. Всего три слова, нацарапанные на бумаге - просьба не забывать тебя. Разумеется, я тебя не забуду, но не только потому, что ты стал моим близким другом. Не потому, что любил меня, оберегал и помогал. Как это ни странно, я буду помнить тебя еще и потому, что ты ушел. Исчез из нашей жизни ради моего спокойствия, смирившись с таким положением дел. Один Курама знает, что ты тогда испытывал, отпуская свою любовь и желая ей счастья с другим человеком... Смогла бы я отказаться от любви Саске? Не знаю. Даже когда он отвергал меня, я продолжала бороться - глупо и безрассудно, верно и отчаянно - за его любовь. Но ты, ты изначально знал, что мое сердце не станет принадлежать тебе никогда. Что это останется неизменным, как ты ни старайся. Что бы я сделала на твоем месте, как бы я поступила? Подхожу к комоду с расставленными на нем фотографиями. Моя любимая из наших общих - снимок команды номер семь в первый день совместных занятий - тот, где еще никто из нас не предполагал, что мы впоследствии окажемся связаны на всю жизнь. Разглядываю фотографию, и отчаянная тоска сдавливает на секунду грудь. И так легко решиться на странную авантюру. Сегодня я распущу волосы, подвязав их красной, давно уже запрятанной за ненужностью на полку лентой, надену старую, местами выцветшую униформу. Положу твою записку в карман. И отправлюсь гулять с мыслями о тебе. Зайду в Ичираку - попробовать твой самый любимый рамен. Загляну в ворота Академии, присяду на маленькие поскрипывающие качели, взберусь на склон хокаге и провожу закат на том месте, где мы когда-то впервые с тобой столкнулись. Когда я вернусь домой, там меня встретит другой - в нашем общем доме, рожденном на месте бойни и пепелища. Встретят его знакомый родной запах и крепкие, но неизменно острожные объятья. Перед сном я уберу ленту и записку на самое дно шкатулки, оставлю своим секретом. Забуду до очередной попытки навести наконец порядок. Но сегодня пусть это будет только наш день. Твой, того юного и влюбленного человека, которого уже не распознать в лице Седьмого хокаге, и мой, той Сакуры, которая, возможно, выбрала бы иначе. Только наш. У самого дома я достану из сумки свитер, надену поверх давно уже не подходящей мне униформы. Ладонь последний раз обожжет зажатая в ней записка. Я подышу несколько секунд размеренно и глубоко, чтобы выровнять дыхание - главному доктору деревни не пристало выглядеть такой запыхавшейся и раскрасневшейся в обычный тихий весенний вечер. А после я решительно ступлю на порог, схвачусь за дверную ручку, как утопающий за протянутую ладонь. И в этот момент как наяву услышу за спиной твой юный, еще нетвердый, срывающийся нежный голос, зовущий меня по имени: "Привет, Сакура-тян". И, прежде чем шагнуть внутрь, я впервые решусь сказать тебе вслух то, что не решилась произнести когда-то лично: "Прости, Наруто".