Автостопом по жизни

      Собирая чемоданы, семья веселится. Ещё ни разу за прошедший год у родителей не совпадал отпуск, а сейчас, когда совпал, они всей семьёй решили рвануть на машине куда-нибудь. Отец держит это в секрете от всех, в том числе от мамы. Июнь стоит тёплый, но пока что солнце не жарит. Свет пробивается сквозь тонкие шторы. Светка уже скидала всё в цветной рюкзак.       - Готова! – радостно произносит она, и её хитрые глазки весело блестят. Стёпа всё складывает в аккуратные стопочки, в отличие от сестры, чтобы потом не искать. Всё укладывает по пакетам, чтобы, если где-то что-то замарается, остальное не замаралось. Вот и он уже готов.       - Эх ты, лохудра, - папа треплет Светку по голове, так, что она ещё сильнее разлохмачивается.       - Не надо, пап! – противится она, отмахиваясь от отца руками.       - Светлана Андреевна, ну-ка быстро заплетаться! – всё-таки настаивает мама.       Славка ещё с вечера вещи собрал, вон, развалился на диване в одних трусах, телевизор смотрит. Стёпка их очень любит, и так рад, что они все есть, что невольно улыбается.       - Я хочу, чтобы меня Стёпа заплёл! – уже почти ревёт, вон, губы задрожали, бровки светленькие нахмурились так, что на фоне уже загорелого личика галочкой выглядят. Стёпка не любит, когда сестрёнка плачет, и поэтому подходит к ней, обнимает и шепчет:       - Расчёску тащи.       И они вместе дружно ржут.       Вооружившись розовой расчёской и цветной массажкой, Данилов-младший колдует над волосами сестры. Кажется, они с мальчишками вчера хорошо поиграли – волосы запутанные как у чупакабры какой-нибудь, ну или как у Кикиморы. Но сестрёнка не ойкает и не пищит как с мамой. Даже когда Стёпа выдерет расчёской клок грязных спутанных волос, она не дёрнется. Просто скривит личико, а потом и успокоится.       - Готово! Та-дам! – восклицает Данилов, последние прядки вплетая, а потом головёшку Светлане Андреевне расчёсывая, чтобы «петухов» не было. Светка подскакивает и у брата на шее виснет. Всё-таки так классно, когда у тебя есть сёстры и братья. Когда есть семья.       - Все готовы? – спрашивает мама, и добавляет, получая от младших детей кивки: – Слава, и ты тоже собирайся, - брат прикрывает глаза, противится, но, видя неодобрение в глазах матери, слезает с дивана.       Головой мотает – не хочет – но потом натягивает и шорты, и футболку, цепляет на голову кепку «Тойота» красного цвета, замызганную, грязную – ей уже несколько лет. Неохотно складывает в спортивную сумку шапку и ветровку – на случай, если вдруг, не дай Бог, ветер подует или дождь пойдёт.       Пока Света с мамой заворачивают в дорогу блины и бутерброды, Стёпа с отцом грузят вещи в машину. Слава садится на крыльце и внимательно за ними наблюдает, к стенке спиной прижавшись.       - Вячесла-ав! – кричит папа. – Тащи мамин чемодан! Стёпка не унесёт, - строго смотрит на брата, следующую фразу обращая уже к младшему сыну. – Молодец, Стёп, помог.       И треплет мальчишку по голове. Вылезает из дома Света, уже неизвестно как успевшая растрепать «парикмахерский шедевр» брата на голове. Подобрав два непонятных прута, один из них кидает в Стёпу, чтобы тот поймал, и тычет ему в грудь первой. Светлые волосики, змеиная ухмылка, хитренькое лицо, домашняя рубашка в клетку с коротким рукавом, джинсы с отворотами и серые кроссовки – она так красиво смотрится в этом, и сама она очень красивая. Стёпа, отвечая на вызов к фехтованию, уже который раз думает, что очень любит свою семью.       - Светлана Андреевна, Степан Андреевич, просим пройти в машину для дальнейшего передвижения, - шутит мама, - и хватит уже дурью страдать! Вам девять и одиннадцать, вы же должны понимать, что это опасно, - отбирает у обоих прутики, и те в два голоса тянут:       - Ну ма-а-а-ам!       Дорога не утомляет, а шуршание шин по асфальту успокаивает. Ребята едут тихо, из наушников Славы угадываются мотивы «Наутилуса», а Светка уже битый час сопит, упав головой на его плечо. Стёпа как раз дожёвывает блин и запивает его морсом из бутылки. От сытости клонит в сон, и он не выдерживает – засыпает, тоже положив голову Славке на плечо. А старший засыпает последним, так и не выткнув из ушей наушники. Сквозь сон они все слышат тихие разговоры родителей и ругань отца на никудышных милиционеров. Но скоро сон становится таким глубоким, что под ушами слышно только сопение остальных. Так тепло, что кажется, это вечно.       Просыпается Данилов-младший от визга шин и скрипа тормозных шлангов. Вокруг – крики. Но первое, что он видит – огонь. Огня много, он будто густой и очень высокий, синий снизу, ярко-оранжевый сверху. Перед машиной семьи Даниловых, врезавшись в её капот, стоит синяя «Хонда». Хнычет рядом Светка. Горит всё – капот, салон, в частности, передние сиденья и руль, капот машины впереди, одежда на отце и штаны на водителе «Хонды». Начинает реветь и Стёпа. Осознав происходящее, вскакивает старший брат, хватает Светку на руки и Стёпу толкает вперёд себя, открыв дверь. Они буквально вываливаются из машины на тёплый асфальт. Сестра орёт уже во всё горло, плачет, размазывая по замаравшемуся загорелому лицу слёзы. Взрывается бак в синем автомобиле, но ребят проносит, только оглушает. Стёпка от неожиданности падает на асфальт, а Слава так и остаётся стоять, только голову вниз опускает, глядя в дорогу.       - Мама-а-а-а-а-а! – ревёт Светка. Стёпа старается её успокоить.       - Света, Светочка, не надо плакать, не реви, - тихо нашёптывает он. Девчонка вроде как немного успокаивается, обхватывает руками коленки и хнычет, всхлипывает. Не выдерживает и брат, начинает тихо плакать. Отрезвляет только толчок Славы в спины. Дети неохотно встают и прижимаются к брату.       Через какое-то время, когда уже начинает вечереть, остывает асфальт, заходит солнце, приезжают три полицейские машины. За ними едет микроавтобус с короткой, но холодной и страшной надписью «морг». Всхлипывает Слава.       Достают трупы родителей Даниловых, и тогда ревут уже трое в голос. Самый старший подводит детей к телам, говоря, что это их последний шанс что-нибудь им сказать. В чём-то раскаяться. Два школьника усаживаются на асфальт рядом с носилками, и каждый что-то шепчет мёртвому обгоревшему телу. Лица уже обгорели, но не очень сильно, а вот кожа на руках сгорела. Троих детей отводят к пункту экстренной помощи, где им выдают пледы и по десять капель валерьянки в пластиковых стаканах с водой. Опрашивают только Славку, как самого старшего. Однако дети и слышать не хотят, что нужно отойти от брата, но полицейские их понимают, и поэтому не отгоняют.       - Вы видели, как это произошло? – осторожно интересуется у Данилова-старшего молодой парнишка с погонами сержанта и с блокнотом в руках. Тот, чуть всхлипнув, отвечает:       - Нет. Мы втроём спали, а когда проснулись от грохота, то одежда на отце горела, капот тоже горел, - поясняет Слава. – Но я тогда как-то не подумал, что можно отца спасти, вот, младшеньких схватил – и бежать, - указывает рукой на зарёванных детей, прижавшихся к нему, и обнимает их руками. Те едва заметно всхлипывают и жмурят опухшие глаза.       - Ну, тогда у меня больше нет к вам вопросов. И да, сколько вам лет?       - Четырнадцать, - кивает парень, - ему одиннадцать, а ей – девять.       - Хорошо, запишем. Идите во-он в ту машину, - указывает рукой на незаметно подъехавший фургончик, в котором горит свет и явно видны силуэты двух людей, - там вас накормят, если нужно, а потом решат, что с вами делать, - сержант зевает, а потом отходит куда-то.       На момент, когда у Славы спрашивают всё, и они сидят уже совсем сытые, но отчего-то очень бодрые, пусть чуток ошарашенные, время на электронных часах уже давно за час ночи. Ребята кутаются в пледы, вскоре младшие засыпают, а старший так и сидит до утра в компании работников морга и полицейских. А когда в разговорах взрослых вдруг заедает слово «детдом», то Славе даже становится плохо, и он тоже проваливается в сон. Сквозь него чувствует, как его кто-то укрывает пледом и гладит по голове небольшой рукой.       - Слава-а-а-а! – парень сразу узнаёт высокий голос сестры, дёргающей его за рукав. На часах едва ли восемь утра, а значит, поспать ему удалось не дольше, чем три часа. Славик зевает и смотрит на сестру красными глазами. – Сла-ва, вставай!       - Что тебе, Свет? – он тянется и замечает пропажу младшего брата, который спал по правую руку от него. – А где Стёпа?       - На улицу пошёл, сказал, что ненадолго. Тебя там какая-то тётя спрашивает, - глаза сестрёнки так и сияют в свете солнца, растрёпанная косичка выглядит как одуванчик, и вообще смотрится это всё так, будто вчера не погибли в ДТП их родители, а они просто уехали в летний лагерь. Картину летнего лагеря портят только люди в синей форме.       - Здравия желаю, товарищ подполковник! – только и раздавалось за окном фургона разными голосами.       Данилов-старший выходит на улицу. За ним волочится, еле стоя на ногах, младшая сестра. Вот сейчас пропадает уверенность в её боевом настрое, потому что на молодой организм сказывается недосып и огромный стресс. Около полицейской машины, выпрямив спину, стоит женщина в форме. Она – истинное воплощение образа женщины-полицейского. Туго стянутые волосы, проникновенный строгий голос, едва нахмуренные брови и величавое звание подполковника.       - Это, я так полагаю, и есть самый старший? – глазами указывает на Славку, к которому прижимается сестра. Сам он заспанный и растрёпанный, в кустах у асфальта копошится Стёпа, снявший футболку, которая висит там же, на кусте. При взгляде глаз подполковника, цвет которых похож на бездонный океан, промёрзший до самых глубин, парень мигом выпрямляется, приглаживает волосы. И только после замечает очаровательную улыбку этой удивительной женщины. И она идёт к нему. – Привет. Ты, кажется, Слава. Я – подполковник Рогозина, - она пожимает руку ошарашенному парню. Его как молния прошибает – её он уже видел в новостях. И голос её потому был так знаком.       - Да, я – Вячеслав Данилов. Могу чем-то помочь? – стараясь то ли не разразиться рёвом, то ли не засмеяться, то ли не упасть, Славка отвечает на рукопожатие. Подполковник ему улыбается.       - Я бы хотела отвезти тебя в мой участок МВД, познакомить с сотрудниками, а потом определить в лучший детдом.       - Если без гавриков, - он указал руками на Светку и подошедшего Стёпу с мокрой футболкой в руках, - то я не поеду. Стёп, ты что, облился? – разрывая диалог с Рогозиной, интересуется у младшего брата, сразу получая недоуменный кивок. И видит одобряющий взгляд подполковника.       - Это твои брат и сестра?       - Да, - улыбается ей и прижимает младших к себе.       - Ну, как же мы их тогда бросим. Конечно, вместе. Поедешь? – снова спрашивает. И теперь-то он точно знает, чего не хочет – разреветься на глазах у человека с таким высоким званием. Но слёзы накатывают волнами, и он еле подавляет их, глотая комья, встревающие в горле.       - Хо.. хорошо, - осмеливается, наконец. – Ребята, поедем?       Те в один голос соглашаются.       В участке их кормят гречкой и колбасой, а ещё высоченный опер с неземной белоснежной улыбкой подкармливает их шоколадными конфетами. Светка вечно бегает в буфет за чаем, а Стёпа рисует в её альбоме и участвует в шуточных спаррингах с участковым дядей Васей. Славка обсуждает нюансы работы в морге с худенькой миниатюрной брюнеткой и смеётся над разрисованной Стёпиными фломастерами сестрой. Полицейские как-то слишком благосклонно отнеслись к появлению трёх детей в их участке. И Рогозина буквально любовалась детьми.       - Стёпа, переплети меня, - просит тихонько Светка, когда совсем уж разлохмачивается, навалявшись на земле в кустах.       - Расчёску тащи, - интонация такая же, как вчера утром, когда Стёпа заплетал сестру перед поездкой. Но вот сейчас не хочется смеяться, только немного плакать и немного домой. И всё более-менее хорошее в этой ситуации – все их вещи «выжили», не сгорели и даже не помялись – не учитывая Светкиных, которые не были мятыми только после утюжки.       Стул находят быстро, а вот расчёску в рюкзаке Света ищет долго. Когда находит, то Стёпа бережно её расплетает, распутывая основательно спутанные прядки. За детьми, притаившимися в уголке со своим заплетанием, следит весь участок, что несказанно смущает. Но всё же Стёпа не волнуется, аккуратно расчёсывает сестрёнку, делит выгоревшие волосы на три примерно одинаковые части и начинает колдовать. Он заплетает быстро, потому что за два года уже все нюансы выучил. Ровно заплетает, так, что «петухов» не остаётся, и все завороженно смотрят на это колдовство.       - Готово, - чмокает Свету в щёчку и стул отдаёт тому оперу, который их конфетами кормил. Александр Иванович, что ли. А вот фамилию Стёпа помнит чётко, скоростная она какая-то – Бровкин.       Через час приезжает какой-то синий микроавтобус. Даниловых приглашают по одному, осматривают их на наличие паразитов, болезней и аллергии, спрашивают о произошедшем, и Света не удерживается – пускает всё-таки слёзы, но быстро успокаивается. Славе, как самому старшему, отдают их медкарты с печатями.       Дети как-то слишком быстро оправляются от произошедшего, хотя по взглядам и видно, что они готовы заплакать или в обморок упасть. Но, как бы то ни было, они резвятся или больше шушукаются тихонько о чём-то своём. И Слава даже на миг забывает, видя смеющиеся хитрые глазки сестры. Но через миг всё возвращается.       - Да, Галина Николаевна, полностью здоровы,- кивают врачи, пока Славка уже проверяет у мелких вещи. – И у нас есть три свободных места, да, это точно.       - Тогда записывайте их. Я ручаюсь за них, они готовы, - её лицо озаряет улыбка, а потом она глядит на Славу, но, кажется, едва ли видит его от усталости – вроде и в глаза смотрит, а вроде и куда-то далека, аж на двести ярдов. И это ошарашивает.       Упавшая темнота не пугает. Ночные звуки заставляют молчать, а густо пахнущая лесом прохлада не даёт вдохнуть. Детей усаживают в машину, с ними прощается подполковник Рогозина. Работники детского дома советуют поспать, потому что путь не близкий, но Даниловы и глаз сомкнуть не могут. День выдался слишком насыщенным, и осознание ужасающего факта приходит только сейчас, поэтому дети предпочитают делать каждый своё. Света читает книгу, подсвечивая фонарём, и Слава ей не мешает, понимая, что сейчас ей надо успокоиться, почитать или поспать. Старший слушает «Наутилус», а Стёпа, неожиданно, для него-то, заводит разговор со свободным работником. Оказывается, в детдоме царит жизнь, а не каторга, комнаты вполне себе чистые, и, вопреки ожиданиям, ребята достаточно добрые.       За три часа до приезда засыпает Света.       Занимая места в своих комнатах, ребята выглядят уставшими и мрачными. Полное осознание страшного факта смерти родителей мучает и подплывает к горлу комьями. Так у всех, кроме Славы. Он не был особенно близок ни с матерью, ни с отцом, больше с мелкими как-то зависал или с друзьями выпивал где-нибудь на улицах. Или футбол гонял.       Он сразу становится объектом интереса соседей по комнате. Кроме него, тут ещё трое ребят. Имена он едва ли помнит, а фамилий не спрашивал вовсе. Один себя вообще по кликухе звать попросил – Сашка-капрал. Слава заваливается на кровать и просто слушает «Наутилус». Снова, опять. Как обычно. Но только понимает, что как обычно уже никогда не будет.       Стёпа же заходит в комнату, где помимо него – пятеро мальчишек. Двое отдыхают на своих кроватях, а ещё трое – на вид похожие, почти копии друг друга, братья, наверное, – играют в карты на верхнем ярусе угловой кровати. Данилову достаётся нижняя койка, последняя, прямо под игрунами. Он решает поспать до конца тихого часа, забросив рюкзак в ящик комода.       Свету встречают три злых лица. Недовольные и абсолютно неразговорчивые девочки, примерно на год старше её каждая, но все больше, выше её.       - Привет, - робко здоровается Данилова, приоткрывая дверь и закидывая рюкзак на тумбочку.       - О-о! Новенькая! – все три девочки мигом вскакивают, противно улыбаясь. Кажется, не в их планах культурно познакомиться и мило поболтать. Возможно, они затеяли что-то. А возможно, просто собираются что-то ей объяснить. Но закалённая для её возраста многолетней дружбой с самыми хулиганистыми мальчишками района, она не боится, как ей кажется сейчас, ничего. Однако она понимает что не всё так просто, только когда её резким толчком валят на пол.       Уж не думал Слава, что что-то поистине ужасное случится уже в первый день в приюте. Когда на ужине не досчитались Светки, он испугался, а после, понадеявшись на братскую интуицию и захватив Стёпу для непонятных целей, помчался в комнату для девочек девяти-одиннадцати лет. И каково же было его удивление, когда растрёпанная сестра с синяками буквально по всему телу и с разбитым носом всхлипывала на кровати. Он, упомянув бога, провёл руками по лицу и буквально взвыл в потолок. Никому нельзя ничего доказать. Никого нельзя ни в чём обвинить. Тут они – чужаки, пусть и находятся рядом прошлым домом и находятся по указанию очень важного человека. Никто никого не выслушает. Никто даже не послушает.       - Света, не расклеивайся, - только и смог произнести он. – Пойдём к директору. Ты помнишь, как всё было?       Он немного успокаивается, получая в ответ незначительный кивок и видя, с какой любовью младший брат прижимает её к себе, гладя по гудящей голове.       Под покровом ночи, после доноса об избиении девочки девяти лет, Стёпу тоже избивают. И это - явно не его соседи. Потому что в пяти соседних кроватях уже который час сопят дети.