тебе кажется.

      Вот уже который раз за те два дня, что он находился в Топях, Разумовский пожалел, что вообще сюда приехал. Затея изначально казалась абсурдной, но он хотел хотя бы попытаться. Ожидаемо, не получилось. И вот теперь, когда он осознал всю бессмысленность этих действий, когда решил оставить это странное ощутимо безумное место, ему говорят, что уехать ему не дадут. Звучит смешно, как какой-то бред, но от чего-то охотно верится, что это вполне реально. Но Разумовский не привык в этой жизни так легко сдаваться. Не привык подчиняться кому-то, кого он даже не знает. А это означает, что выхода только два: надо найти этого их Хозяина и вывести его на диалог, либо бежать прямо сейчас, как угодно самостоятельно, потому что не известно кем ещё он может оказаться.       Стоя за изгородью дома Ариши, Сергей вспомнил зачем изначально к ней пришёл. Самым рациональным решением сейчас будет всё же отыскать капитана и обратиться за помощью к нему. Разумовский был готов даже заплатить тому денег, лишь бы его «бобик» увёз парня подальше от этого места. То, что возвращаться к странной девушке и задавать свой вопрос ещё раз — не самая лучшая идея, и так было понятно. Лучше узнать у хозяйки дома или на крайний случай у Сони — она пока являлась самым приятным человеком, из всех, что встретил здесь Сергей.       Вернувшись, застал Соню дома. Девушка обеспокоенно то посматривала в окно то передвигала предметы, но повернулась на звук, как только он вошёл. — Ты так быстро ушёл, я волновалась, когда не обнаружила тебя… — он прервал её на полуслове. — Где капитана искать? Я уехать хочу. — Постой. Подожди. Не делай таких поспешных выводов, попробуй ещё раз. Если хочешь, я с тобой помолюсь, только не бросай вот так. Поверь. — долго выдерживать на себе этот чистый взгляд он не мог, отвёл глаза.       Ему правда хотелось верить Соне. Очень хотелось. Он видел, как девушка едва ли не светиться изнутри, насколько непоколебима и чиста её вера. Он даже видел её сестру, слышал про её воскрешение, хотя откуда ему знать, что в такой глуши девочка просто не тронулась умом, выдумав чудесную историю возвращения человека с того света. Но если даже хоть на миг допустить, что это правда, что Лизу действительно вернули какие-то высшие силы — Бог или кто бы там ни был, то почему не вышло у него? Это выходит какая-то жуткая щемящая несправедливость. Нечестно получается, что кому-то можно, а ему нельзя. Его потеря не менее ценная, его любовь к Олегу не менее безоговорочная и чистая. Настоящее чувство, без капли лжи или фальши. Чувство, пронесённое через года, по-прежнему греющее душу, хотя теперь и запёкшееся раной на сердце. И человек, которому оно подарено полностью без остатка, поставлен в приоритет и превосходство над целым миром. Человек, которому он доверит свою душу и сердце, всю свою жизнь, человек, который доверит в ответ. И этого человека нельзя вернуть. И никто не даст ему ответа, почему так происходит. Почему кто-то избран и одарён, а кто-то лишается всего без права на возвращение. Все эти мысли окончательно сбивали с толку. И без того тяжёлые две недели, сейчас, казалось, превратились в самый центр адского пекла. Надежда, появившаяся так внезапно, ускользала, просачиваясь как песок сквозь пальцы. И он соглашается. Поддаётся на уговоры Сони, даёт ей и её вере ещё один шанс. Как минимум, девушка этого заслуживает. Он может отказаться от собственных надежд, а вот предать её не может. Она перед ним чиста и безоружна, такая как есть. И он попробует ещё раз. — Когда? — коротко спрашивает он, не подобрав больше слов. — Давай к вечеру. Пока садись поешь. — девушка поставила перед Сергеем тарелку с горячим супом и куда-то вышла.

***

      Занять свободное время было абсолютно нечем. Прогуливаться по окрестностям было не лучшим вариантом — не хотелось внимательней разглядывать это мрачное место. Единственным его спасением стал заточенный карандаш и блокнотный лист. Разумовский снова использовал старый проверенный способ расслабиться и действительно не заметил, как отвлёкся от тоскливой реальности.              Волков сидит на своей кровати абсолютно неподвижно уже минут сорок. Шея затекла, ноги он перестал чувствовать ещё минут десять назад. Но он продолжает не двигаться. Ради Серёжи. Тот сидит напротив него и старательно выводит линии в своём блокноте. Разумовский сказал Олегу: «Я хочу тебя нарисовать». И тот согласился. Раз от раза он спрашивает, слегка открывая губы, когда уже всё, на что каждый раз получает один и тот же ответ: «уже скоро». Ему не терпится увидеть результат. Олегу всегда нравилось, как рисует Серёжа, он сам вообще рисовать не умеет, и оттого искренне восхищается его талантом. Разумовский, который после грубой выходки учительницы теперь стеснялся своего увлечения, от слов Олега часто смущался, так ещё не научившись слышать комплименты. Он улыбался, говорил «спасибо» или «да чего там», а кончики его ушей заливались красным.       Серёжа и так частенько зарисовывал к себе в блокнот Олега, но сейчас это был настоящий портрет. Долгий детальный, такого ещё никогда не было. Сейчас ему и самому нравилось то, что получалось. И даже, когда приходилось что-то стереть или подправить, Серёжа не расстраивался. Он ждал результат не меньше, чем Олег. Хотел показать, порадовать и порадоваться. Наконец рисунок был завершён. Он аккуратно вынул блокнотный лист, предварительно поставив собственную подпись «как настоящий художник», и с широкой улыбкой протянул его Олегу. Тот переводил глаза с листка на Разумовского и обратно. Олег видел, как с бумаги на него смотрит он сам. Пятнадцатилетний Олег Волков, каждая чёрточка которого повторена точь-в-точь. — Серый, да ты реально как этот твой… Ботичелли! — Олег аккуратно вложил рисунок в свою тетрадь на столе и для пущей уверенности разгладил сверху руками.       Серёжа лишь смеётся в ответ, рассыпается в словах благодарности и говорит, что Олег сам как произведение искусства, иначе бы не вышел он так хорошо.              Разумовский не заметил, как прошло несколько часов, он закрыл блокнот и решил выйти всё-таки во двор на свежий воздух. Вслед за прошедшим временем он также не заметил, как на листах, закрытых теперь твёрдой обложкой, он вывел карандашом чёрных птиц.       Соня вскоре появилась, позвав Сергея за собой. Снова длинная дорога к старым стенам монастыря. На небе стали стягиваться тучи, ветер становился прохладнее, дело явно шло к дождю. Парень слегка ускорил шаг, устремившись за Соней, которая шла впереди. На входе их скептическим взглядом окинула Лиза, сестра её проигнорировала. Они снова прошли большой зал, пахло ладаном и свежим хлебом.       И вот он снова стоит на коленях. Плавятся свечи, Соня держит его за руку, что-то прозрачное, будто слёзы стекает с изображения на иконе. «Всё таки протекает у них крыша» — подумал Сергей, про себя едва улыбнувшись тому, как двусмысленно прозвучала его мысль. Он решил, что в знак благодарности за попытку помочь, перечислит денег на их счёт, когда вернётся домой. Краем уха он услышал, как Соня тихо читает молитву.       Вторая попытка не принесла успеха так же, как и первая. Откуда-то сбоку раздался голос Лизы. — Ну, значит, жив он. — Ч-что? — Сергей непонимающе смотрел на девушку, он не помнил, чтобы говорил ей, да и вообще кому-то зачем именно пришёл. И если Соня ещё могла догадаться (так ему почему-то казалось), то откуда знала она. — Я говорю, тот, за кого ты просишь, он ещё в мире живых. Ни там ни здесь его нет. Иначе бы у тебя получилось.       Казалось, она говорит серьёзно, и он уже вот-вот был готов признать и согласится, как вдруг зацепился за фразу, брошенную Лизой как бы вскользь. — В каком это смысле ни там ни здесь? — Сергей сделал упор на последнем слове.       Девушки встревоженно переглянулись. Ни одна из них явно не знала что сказать. В помещении повисло неловкое молчание. Пауза затянулась. Лиза подошла ближе и присела возле Разумовского и сестры. — Ты ещё не понял?       Он не помнил, что было дальше. Пришёл в себя только, когда заметил, что бежит. Он бежал долго, ему хотелось как можно скорее оставить эту деревню полную сумасшедших людей. Спустя, казалось, целую вечность бега он затормозил, из лёгких выбило воздух. Остановился, потому что только сейчас понял, что уже в который раз пробегает одну и ту же табличку с надписью «Топи». До Разумовского дошло осознание, что он бесконечно бегал по кругу. Кружащие с самого утра тучи наконец-то разразились холодным проливным дождём.