Вымощенная осколками тропа

      Отягощённый дорожной пылью и мрачными эмоциями, юноша ворвался в город, успевший превратиться в ад на земле. Ведомый обещанием, он направился к месту, раньше служившему ему домом и теперь — пустовавшему. У него не было куда и к кому вернуться, больше не осталось. Не видя ничего вокруг себя, он стоял посреди пустовавшей комнаты, потерявшей даже искру тепла человеческого присутствия. Вокруг завывали озлобленные духи.       Юноша встал на колени напротив полупустого алтаря и долгое время стоял перед ним, будто в дань уважения божеству, которого больше не было. Которое больше не услышит. Перепачканное лицо исказила гримаса от мысли о том, во что он превратился. Во что превратилась его жизнь.       Нельзя было сказать сколько минут или часов юноша просидел на одном месте, не было даже палочек благовоний, чтобы посчитать. А вой становился всё громче, будто души умерших хотя бы криком стремились выразить свою обиду на несправедливость судьбы, навсегда лишивших их всяческого спасения. Но уши юноши были глухи до этого крика — он безмолвно оставался на месте, будто тот же призрак человека, забывший о том, что больше не принадлежал этому миру.       Как назло, небеса пролились дождём, от которого уже не было толку, однако именно раскат грома пробудил юношу от его глубокого самозабвенного транса. Вскинув голову, он поднялся на непослушные ноги и бросился к двери, давно снесённой с петель. Казалось, сами тучи опустились на улицы покинутой даже богами столицы и сейчас расхаживали меж потрескавшихся стен и покинутых домов. Поднявшийся ветер вторил завываниям забытых всеми духов, отозвавшихся так, будто стремились донести горечь своих страданий до небес, остававшихся недостижимыми и беспристрастными к чужому горю.       Юноша запрокинул голову, и первые капли упали на его лицо — грязь потекла по щекам. Страх наполнил до этого непоколебимое сердце, внезапно ожившее, и это будто стало знаком для озлобленных духов, осознавших, что в городе остался огонёк жизни, к которому все тени ринулись, словно моль. Юноша бросился бежать, но лабиринт улиц будто стал его злейшим врагом, превратившись в паутину для заплутавшего мотылька, с каждым поворотом угождавшего всё глубже и глубже в эту коварную ловушку. Поняв, что выхода нет, он попытался отбиться, однако на что способен один живой против тысяч мёртвых, нашедших жертву, чтобы выместить свою злость? Пара мгновений — и в тенях лишь мелькнула белая рука, следом за которой к облакам метнулся душераздирающий крик, однако небеса были всё так же недостижимы и беспристрастны.

***

      Се Лянь спустился с небес и обнаружил себя в каком-то лесу, поняв, что оказался несколько дальше места назначения, и до него придётся добираться на своих двоих, так как брать помощников он отказался, сочтя задание слишком лёгким для того, чтобы тревожить кого-либо. Теперь он несколько пожалел о своём решении, но не собирался отступать от наполовину пройденного пути. Тем более, Его Высочество не брезговал пешими прогулками — те были полезны для здоровья тела и духа. Оправив и без того опрятные белые одежды и болтавшуюся за спиной доули, наследный принц двинулся через деревья, едва касаясь ногами земли.       Погода была располагающей, серебристые лучи полной луны плясали меж деревьев, и Се Лянь даже воспользовался шансом насладиться окружающей атмосферой, пока судьба изволила не вставлять палки в колёса. Ему предстояло наведаться в деревню, где в последнее время начали пропадать люди. Поручение не было срочным, и пропадавшие зачастую не имели ни семьи, ни рода, именно поэтому Владыка позволил Се Ляню спуститься и расследовать это дело в свободное время. Чем он и собирался заняться в эту ясную ночь, пока все честные люди спали.       Благие помыслы Его Высочества были прерваны коротким вскриком где-то в стороне, и он тут же посерьёзнел, скрывая своё присутствие и неслышно направляясь вглубь леса, откуда донёсся странный звук. Скорость его передвижения нельзя было сравнить с человеческой.       Вскоре Се Лянь оказался у небольшой поляны, ярко освещаемой прямыми лучами, и с замиранием сердца увидел леденящую кровь картину: один человек насквозь пронзил клинком другого, раскрывшего рот в немом крике. С влажным звуком лезвие покинуло человеческую плоть, и тело безжизненным грузом упало на землю, пока безымянный воин взмахнул рукой, смахивая кровь с клинка. На протяжении всего процесса его лицо оставалось беспристрастным и неподвижным, словно тот же лунный лик, и зрачки Се Ляня сузились, когда он рассмотрел точёный профиль. Волосы на руках встали дыбом, а сердце забилось быстрее. Со столетиями он забыл или хотел бы забыть многое, но некоторые вещи навсегда врезались в память, желал он того или нет. Как бы старательно он ни скрывался, прошлое нагоняло его везде — некоторые двери просто нельзя было закрыть.       Се Лянь даже не заметил, как на выдохе с его губ само сорвалось:       — Му Цин?       Осознав, что сказал это вслух, Се Лянь застыл на месте, не в силах даже двинуться, когда воин резко повернул голову в его сторону, пристально впившись взглядом. В темноте его глаза сияли почти золотистым цветом, что пугало и завораживало одновременно. Это точно не мог быть Му Цин — у того глаза были карими, настолько тёмными, что в тени нельзя было рассмотреть границы радужки и зрачка. Этот же юноша скорее напоминал кошку, что охотилась в темноте. Се Ляня прошило чувством дежавю, однако он не успел схватиться за эту мысль, так как отрешённое в своём безразличии лицо воина внезапно вытянулось в удивлении.       Се Лянь никак не ожидал, что с обескровленных губ сорвётся изумлённое:       — Ваше Высочество?