На чужих костях

      Холодные воды неслись бурным потоком вдоль Мглистых гор. В послерассветные часы над ними висел густой серебряный туман, а в полночь их гладь казалась полотном стали. И сталь та была раскаленной.       Железные воды дышали льдом и смертью, но были благосклонны. Они дарили омовение тела и очищение разума. Глубоко на каменном дне вода, может, даже пахла жизнью.       Но в этот раз Изен принес лишь бесконечные сражения. Войны с дунландцами и истерлингами, атаки пиратов и харадримов, пробирающую до костей Долгую Зиму. Весной все стало налаживаться, и даже белый волшебник поселился в Изенгарде, но не прошло и двух лет, как железную крепость атаковала армия орков, пришедшая из Мордора.       Изен утопал в мороке.       Ветер подхватывал крики боли, нёсся многие сотни миль и терялся в Лихолесье, а листва внимала ему, шептала голосом войны, и Леголас слышал его. Видел во тьме огни соженных деревень и жар неостывавшего пепла. Осязал дыхание смерти.       — Отправить часть нашего войска к западу Рохана…       Иногда Трандуил умел удивлять, и для Леголаса его слова стали неожиданностью.       Пусть Гондор объединился с Роханом, и они отправили свои основные силы на защиту Изенгарда, но беды прошлых лет нанесли явный урон их народам. Орки теснили людей к Фангорну и к Белым горам, и вместе с этим успевали на постоянной основе атаковывать стены крепости, так что эльфийские лучники, заходящие в тыл темной армии, должны были оказать нужную сейчас помощь.       Недолгие, но действенные набеги подкосили врага. Гондорцы и рохиррим воспряли духом, кидались словно разъяренные медведи на орков с севера и юга. Прилетевшие назгулы им не помогли — великие орлы умело отбивались от крылатых тварей Мордора, и темным пришлось вернуться за Изгарные горы.       Армия Саурона разрывалась и гибла.

***

      Трава мнется от босых ног. Слышит чужие мысли. Касание кожей — всплеск адреналина — бешеное сердцебиение — касание плотью. Десятки бегущих — сотни атакующих. И живая вода сочится в землю, а земля принимает все мертвое.

      — Мам?

— Не бойся, милый, не бойся.

      — Мой король, на нас напали с юго-востока. Прошли стражников, заняли границы и…       [Мог ли Мордор остаться в стороне       и не отомстить]

      Трава принимает горячее тело. Трава обнимает. Ночь смотрит со звезд и улыбается, мол, прочь тревоги, все же хорошо. И никто не замечает ее ласки. И все лишь видят смерть за спиной. А трава согревает холодное тело.

      — Кто это?

      — Орки, беги, милый… Надо бежать.

      — И что?

      И тела горят в агонии, и трава разделяет их боль и тоже горит. Свист стрел со всех сторон, крики ужаса, лязг металла. Темное наречие, и каждое слово — чистое проклятие. И тела горят в огне.

      — Эру, нет-нет-нет, только не ребенка, не трогайте ребенка!

      — Они поджигают лес.       — Да как они!.. Мой король, надо в срочном порядке остановить это, никто не смеет…       — Бру́илом, — стальным тоном Трандуил остановил речь советника, — выслушай сначала.

      Стрелы — спасение. Черная кровь брызгает на одежду, и тело с грохотом падает. Спасениеспасениеспасение. Стрелы — смерть. И в карих глазах — не огонь, надежда для нее.

      — Бегите и будьте осторожнее.

      — Спасибо, спасибо Вам!

      Гонец повел плечом, взгляд его ореховых глаз потемнел от воспоминаний языков пламени в ветвях и вздоха умирающих деревьев, от ужаса в чужом взгляде и надежды, но он продолжил:       — Мы направили ближайшие отряды эльфов к границе, но нас слишком мало. С Вашего позволения, стоит подготовить и снарядить основную армию.       — Какова численность орков?       — По данным разведки приблизительно полторы тысячи.       Полторы тысячи безумных, слепо идущих на смерть тварей, три тысячи таких же у Изенгарда, и еще, Эру знает сколько, в Мордоре. Огромные пауки на границах леса, регулярно появляющиеся назгулы, не дай Эру волколаки…       Лихолесье в шатком положении.       — Учитывая, что на сборы нужно какое-никакое время, да и оставлять восточные границы опасно…       — Стоит отозвать армию из Рохана, — закончил Трандуил.       Бруилом кивнул. Его тонкие брови сошлись на переносице, и он, резво поклонившись, произнес:       — До Рохана не больше трех дней верхом, так что до их прибытия сможем продержаться. Я возглавлю войско, мой король, — эльфы встретились глазами и в молчании поняли друг друга — безмолвное «удачи».       — Тогда я отправлюсь отзывать войско к юго-востоку леса.       Ветер нес гарь и золу на своих крыльях, и Леголас вдыхал эту смесь родного леса. Она сбивалась в лёгких, и все присутствующие чувствовали это — боль Лихолесья. Леголас был падок на неизведанные земли и новые просторы. Падок на бескорыстные поступки, помощь и спасение. Леголас не мог стоять в стороне.       — Как принц я обязан помочь своему народу, и как эльф должен защитить лес.       Трандуил посмотрел на него с укором в ледяном взгляде, и Леголас привычно сдержался, чтобы не закатить глаза.       У Леголаса горячая кровь и дикость в глазах. Слишком приземленный.       У Леголаса вечное непонимание с отцом. Вечные холодные взгляды и недовольство. Натянутые, подобно тетиве, отношения, лук и стрелы и ни шагу из Лихолесья.       У него беспокойный ветер в душе, а хотелось в волосах, в лицо, с привкусом степных трав или цвета горного заката. Но ветер мчался лишь между ребер. И выл — в сердце.       — Возьми с собой троих воинов, Леголас, — Трандуил тяжело на него посмотрел, но слова были легки и спокойны. — И, Зи́ремат, предупреди восточные границы о военных мерах. На этом все, идите, — он коротко кивнул головой и отвел взгляд. Он — король, даже слишком.

      Трава улыбается. Улыбается небо и земля. Тишина вернулась, только птиц не хватает и зверей. Только жарко, и дым серый дышать не дает. Эльфы улыбаются с облегчением, только спящих осталось много.

      — Кто-нибудь видел мою маму? Кто-нибудь…

***

      — Я слышал, что умерших около полусотни, — негромко говорил эльф.       — Благослови их души, Эру.       Легкие искры поднимались в воздух на теплых порывах, смешивались с прохладой и затухали, не коснувшись земли. Ночной костер был красив. Прекрасен настолько же, сколь и опасен. Согревал, убаюкивал.       — Орки ведь напали неожиданно — посреди ночи на спавшее поселение.       — Ни капли чести у них нет… Отвратительно, — лучница поморщилась.       — А с чего бы она должна у них быть? Они же созданы самой тьмой.       Молодой темноволосый эльф усмехнулся, покачав головой, и продолжил начищать клинки.       — И то верно.       Лембас горчил во рту, но был все равно вкусен. Напоминал запах близь Озерного города (какой именно наотрез не вспоминалось). Тогда Леголас чувствовал себя если не свободным, то хотя бы не ощущал постоянного взгляда прислуги и отца. Мог позволить себе быть в любых магазинчиках и интересоваться чем душе угодно. Ему нравилась смесь запахов мокрой древесины, окружающей зелени и дорожной пыли. Нравилось наблюдать за торговцами, за горожанами, снующими по главной улице, и самому бродить по закуткам и переулкам, отдыхать под мостом в тени в жаркие дни и считать блики солнца на мутноватой воде, от которой тянуло чем-то тяжелым и холодным. Хоть так. А сейчас…       — О чем задумался, Леголас? — Рядом появился Ме́рион и, как всегда, ненавязчиво улыбнулся.       — О звездах, — он пригляделся, — вспоминания Лихолесье… — Они совсем разные.       — Может быть, просто ночи здесь другие, — Мерион вскинул голову, и каштановые пряди упали на шею. — Ночью ведь как — всегда пахнет чем-то таинственным и далеким. Но так лишь кажется. Аромат создают воспоминания. Если воспоминаний нет, то они строятся на первых ощущениях, на местных растениях и особенностях. В Лихолесье пахнет дубовой корой, орехами и горькой хвоей. А здесь типчак, да редкие фиалки, и травы душистые.       Леголас перевел взгляд на друга, на что тот пожал плечами и, скромно улыбнувшись, добавил:       — Травами увлекаюсь… иногда.       Поблизости застрекотали цикады — в ночной тишине их пение особо заметно и привлекательно. Посмотрев в сторону шума, пригладив взглядом высокую махровую траву, Леголас заметил небольшое скопление мелких цветков с широкими листами и синими лепестками, невесомыми и удивительно бархатными. Они ловили лунный свет и наслаждались отдаленным дыханием огня. Хрупкие создания.       — Да. Фиалки здесь красивы, словно земные звезды, — Леголас еще пару секунд задумчиво смотрел за горизонт, а после развернулся и крикнул, подходя к костру: — Га́лво, хватит про всякую чернь рассказывать! Давай я лучше спою!       — О-о, неужто ль сами Валар снизошли на бренную землю, раз принц решил-таки спеть нам! — Галво, тот самый темноволосый эльф, раскинул руки в стороны, но, заметив наигранно-серьезный взгляд Леголаса, поспешил добавить: — Шучу я, шучу, конечно! Помилуйте, не казните неради…       — Молчи, Галво, лучше молчи! — на устах проскочила улыбка, и глаза заблестели, но это, разумеется, из-за отражения языков огня. Когда все успокоились и наступила звенящая тишина, Леголас запел тихо и мелодично, и лишь цикады звучали вслед:

Я жёлтая пыль, я пустыни мираж, Полынь и ковыль я сплетаю в витраж…

      Полынь всегда росла у Озерного города. Горькая холодная полынь.

      ***

      Шел второй день пути. Ранним утром отряд довольно скупо перекусил, собрался и вновь отправился вниз по Андуину.       На самом деле все эти остановки были нужны не столько эльфам, сколько их лошадям. Да, эльфийские диковатые кони светло-буланной масти мощные и выносливые, но как и любым животным им полагался отдых, особенно, когда те работали на износ. Да и вдоль реки отряд шел из-за них же. Намного быстрее и короче было бы срезать спустя пару десятков миль от Лихолесья сразу через Рохан, но лошади комфортнее себя чувствовали на равнине, а речная вода утоляла их жажду.       — Через несколько миль поворачиваем на запад. Надо остановиться и пополнить припасы воды, — сказала Лу́киен, щурясь от резких порывов ветра в лицо.       Леголас согласился, и они вскоре перешли на рысь, а после и вовсе медленным шагом двинулись по кромке воды. Лошади довольно мотали головой, выбивали копытами брызги и пену. Прохладная влага остужала разгоряченные мышцы.       — Когда прибудем к нашим?       — Ближе к вечеру этого дня, если в Эриадоре все спокойно будет.       — Ясно, — Лукиен кивнула, но глаза ее блеснули любопытством, немного помявшись, вероятно, ради приличия, все-таки спросила: — Ты не знаешь, почему король отправил часть нашей армии на помощь людям? Никогда такого не было: ни в прошлые года, ни в прошлые столетия.       Леголас усмехнулся — ох уж эта Лукиен, такая прямолинейная. По-детски наивная, но очень храбрая и всегда готовая помочь. Чаще эту помощь предлагала насильно, но от чистого сердца.       — Тучи тяжелые, свинцовые, и орел без конца кружит, — Мерион отвлекся, задумчиво уперев взор в небеса.       — Добычу нашел, выслеживает, — Галво пожал плечами, а потом повернулся к другу и навеселе сказал: — Что ты все высматриваешь там, запасы давай пополняй. Нам же лучше не задерживаться.       Леголас краем глаза посмотрел, как Галво и Мерион, зайдя по голень в реку, набирают воду во фляжки, урывками слыша их разговор, но снова повернулся к Лукиен и ответил:       — Тоже удивлен, но отец не поведал мне свои планы.       — А… Леголас, скажи честно, насколько все плохо на границах? — она очаровательно нахмурила брови и подалась корпусом, со смешинкой (скрывала тревогу?) заглядывая в глаза Леголаса, выискивая правду.       — Ты закончил? — Галво обратился к Мериону, уже направляясь к своей лошади.       — … — Леголас медлил с ответом, отводя глаза в сторону, старательно не замечая Лукиен.       — Да, я поч… — Свист, мгновение, другое, и Мерион шумно падает в воду со стрелой в груди. Алая струйка пятном расползается по одежде, уходит в воду. Алый туман рассеивается или лишь гуще становится? Клубится дымкой, мешаясь с водой. Вода с кровью. [Смерть умывается такой по утрам.]       Эльфы уже не наблюдают за тем, как резво река становится багряной. Лукиен и Леголас моментально реагируют на опасность, одним мгновением прильнув к стволам деревьев, после чего каждый хватает в руки свой лук и, достав стрелу, натягивает тетиву.       Вот только одного не хватает.       — Галво! Галво! Tiro! /Берегись/       Встревоженный голос Леголаса едва успевает долететь до слуха эльфа, что ещё стоит над своим товарищем, придерживая того за плечи в надежде, что он сможет остаться в живых… но это не так.       Лицо омывает мертвенно спокойное течение реки. Кожа бледная, почти белая, и стремительно теряет тепло. И непонятно, что холоднее — воды Андуина или его тело. А оно словно сливается, растворяется в холоде. Каштановые волосы поддаются потоку, пропитываются кровью, излучая не то рыжий, не то красный отблеск. Веки трепетно открыты, ресницы смочены непролитыми слезами, и в стеклянные зеленые глаза смотрит — кажется ли? — сама смерть.       В тот самый миг одна из вражеских стрел тревожит воду неподалеку от Галво, что в миг отрезвляет его и позволяет расслышать голос Леголаса.       Галво устремляет взгляд на противоположную сторону реки и видит одного из орков, который с язвительной улыбкой, оголившей гнилые зубы, целится прямиком в него.       Секунда. Ровно секунда.       В грудь отродья Тьмы прилетает стрела с ярко-желтым оперением, принадлежащая точно Леголасу, и это позволяет Галво поспешно выбраться из реки. И плевать, что вода замедляет движения. Сейчас, когда кровь бурлит, а по венам течет ненависть к врагам за убийство товарища, никто не смеет обращать внимание на подобные мелочи.       — Tangado i chui! /Готовьте луки/       Боевой настрой Леголаса отнюдь не вдохновляет оставшихся. Слишком неожиданно, слишком глупо. Вероятно, орки даже не сидели в засаде. Просто отряд так не вовремя наткнулся на них. Густорастущие деревья и холмы на соседнем берегу позволили им спрятаться, а шумная река — остаться незамеченными. Слишком удобно для врагов. Как же Леголас не подумал об этом раньше!       Лукиен, едва вынырнув из-за ствола, — всего на мгновение, чтобы пустить стрелу, — отмечает существенную численность орков, собравшихся на противоположной стороне реки и продолжающих выползать из-за деревьев. Тем не менее, ей удается пустить стрелу, которая успешно находит свою жертву. Но всего одну. Из сотни.       — Мы не справимся с такой толпой!       Голос эльфийки отвлекает Леголаса от очередного точного попадания, он обращает свое внимание на пару лошадей, что с тихим ржанием спешно скачут дальше от берега реки. Двое других лежат близь воды, раненные стрелами орков и медленно умирая.       Плохо, очень плохо. Леголас на секунду позволяет себе прильнуть к дереву в раздумьях, после чего вновь покидает укрытие, стабильно уменьшая количество врагов.       — Они не перейдут реку.       Его уверенность с лихвой бы зарядила эльфов на боевой настрой, однако глаза Лукиен не могут подводить её. Она видит, как орки замечают небольшую глубину реки, отчего начинают свой запланированный рейд.       — Леголас!       Он смотрит на колчан, отмечая, что стрел осталось совсем немного, а это значит лишь одно: придётся биться в ближнем бою, где возможность выжить многим меньше (почти нереальна). Леголас не имел представления, какова численность орков в надвигающемся отряде, но точно был уверен в том, что не видит им конца.       — Sy telir, /Они идут/ — произнёс он, переводя едва взволнованный взгляд на Лукиен. — Отступаем! — Теперь это было сказано так, чтобы Галво, удерживающий позиции у другого дерева, услышал его.       Эльф кивнул Леголасу, не планируя спорить с ним. Коль будет возможность, они обязательно вернутся за Мерионом (конечно, он обманывает себя, к тому времени река давно унесет его тело), но сейчас бессмысленно было кидаться в бой на верную смерть, зная, что шансов нет.       Леголас резво двинулся к Галво, принял решение отступать как можно быстрее. Однако недвинувшаяся позади Лукиен заставила его обернуться. Между ними всего пару метров.       — Не время медлить, Лукиен! — Леголас заглядывает в ее глаза, замечая полную серьезность, хладнокровие и смирение, и, неодобрительно сдвинув брови, ясно говорит: — Только не смей творить глупости, ты же не?..       — Идите без меня. Вы должны выжить.       Читает он лишь по ее губам, а после Лукиен срывается с места, достает меч с таким болезненным лязгом из ножен и встречает прибывших орков с отвагой и невероятной смелостью так, словно время вокруг замерло, концентрируясь своей скоротечностью лишь на ней одной.       Леголас порывается схватить ее за руку, вслед за ней срывается с места, но между ними целых два метра. Перед ним прочные стволы деревьев, а перед ней разъяренные монстры и… пустое ничто.       Лукиен успевает сделать лишь три шага, как одна черная стрела скользит по правому бедру, а вторая уже вонзается в плечо с отвратительным хрустом. Она оступается, но удерживает равновесие и в следующую секунду сносит голову ближнему орку отточенным движением, а потом и вовсе исчезает за их уродливыми сгорбленными спинами, и лишь очаровательные пшеничные локоны мелькают миражем.       У Леголаса весь воздух разом выходит из легких. Он хватается руками за твердую кору, облизывает пересохшие губы и закрывает веки. Время рваным потоком проносится где-то позади, как и восклики орков, и шум непоколебимого течения реки. Сердце гулко стучит в висках и болит, чертовски болит. Но ему хватает пары секунд, чтобы собраться. Уже подоспевший Галво тянет его за ворот одежды, и Леголас, открыв глаза, устремляется за ним.

      ***

      Туман оседает густым полотном, медленно вспенивается и бьется о резкие каменные выступы. Жаркий и липкий. Заползает в легкие влажным полотенцем, извивается, щекочет пазухи и кожу. Стоит перед глазами так, что дальше вытянутой руки не видишь ни зги. Оборачивает рассудок в десять слоев ваты.       Туман —       океан молока.       Леголасу кажется, что он и пахнет молоком, парным, с кислинкой. Вроде приятно, но в какой-то момент становится противно до тошноты.       Галво в паре шагов от него хмурится от боли и еле держится в седле. Они смогли оторваться от орков. Словили двух лошадей и ушли почти что целыми — обрубок стрелы, пущенной в спину, царапает мышцы и, кажется, ребро. Болезненно, но не смертельно. Сейчас они уже третий час (или больше?) быстрой рысью бредут в каком-то направлении и уже неуверены, а в верном ли. Идут через Эриадор или вдоль Белых гор? Дошли ли до гондорцев или Хельмову Падь прошли?       Перед глазами проносится степная трава, серо-желтая, жухлая, от которой как-то воротит. Приторный воздух попеременно сменяется на тяжелую душную завесу. Солнце совсем ушло за бледный свод облаков. Галво теряется в пространстве и инстинктивно следует за Леголасом.       А Леголас плохо ощущает поток времени, но твердо знает, что нужно как можно быстрее выйти из тумана и найти хоть какое-то поселение. Старается не думать ни о чем и оставаться в здравом рассудке. Туман странно влияет, но когда-нибудь ведь он спадет. Леголас оборачивается к Галво и ободрительно улыбается, тот кивает.       Выберутся, скоро выберутся.       Резкий вдох кислорода кажется таким желанным и неожиданным, словно он не дышал с начала третьей эпохи. Стирает с лица капли воды, поднимается на руках и смотрит в свое отражение. Воздух свежий, пусть и пахнет кострищем.       — Пришел в себя? — Леголас подходит к берегу, зачерпывает воду в руки и жадно пьет. — А то, друг, всю дорогу на сонного гнома был похож, — умывает лицо и наконец смотрит на Галво.       Тот хмурится, но все же криво улыбаясь, говорит:       — В следующий раз захочешь меня утопить — найди реку поглубже.       Леголас, таки вышедший из тумана и по-дружески толкнувший в водоем Галво, что находился в почти полубессознательном состоянии, хмыкает и подает тому руку.       — И где мы, Леголас?       Леголас подходит к скинутым у куста волжанки вещам, берет фляжки и набирает свежей речной воды, которая почему-то отдает солоноватым противным привкусом.       — Леголас?       Он берет лошадей, цепляет их уздечки за толстый сук дерева в стороне и возвращается к Галво, захватывая по пути оружие.       — Это мы сейчас и выясним, — и сует один из луков и колчан со стрелами ему в руки.       — А-а, так ты сам не знаешь. Занятно… — Галво горько смотрит на стрелы и проводит пальцами по белому оперению. Мериону нравился белый, напоминал ему шиповник в цвету и еще какой-то целый список растений, который Галво не старался запомнить. Он забрал его стрелы перед тем, как покинуть мутную воду и скрыться за деревьями, и сейчас вспомнил Мериона, мертвого и утопающего в пятне крови.       Леголас выдохнул, положил ему руку на плечо и, стараясь отвлечь, спросил:       — Ты сам как? Идти сможешь? — Галво кивнул. Дальше шли в молчании.       Песок успокаивающе скрипел под подошвами сапог. Солнце все так же не выходило из-за облаков, они, казалось, стали еще тяжелее, но окружающая зелень радовала глаз. Близь воды было множество кустарников и примятая трава, а чуть поодаль рос небольшой изреженный лес. Леголас не мог отвязаться от чувства, что от речушки тянуло соленым — тиной или илом. Речка несильно глубокая, одиннадцать футов и еще три десятка фута в ширину, но чистая. Где-то даже были видны мелкие рыбы, что плавали у поверхности. Лилии и кувшинки не покрывали водную гладь, но прямо из нее у крутых берегов росли рогозы и молинии.       Внезапно Галво сорвался с места (от резких движений и боли скривился, но не остановился) и добежал до лежащего на берегу тела. Грязные лохмотья в некоторых местах были опалены, волосы в песке, только одна рука безжизненно вытянута и опущена в воду. Он опустился, убрал чужие волосы с лица и нащупал на шее слабый пульс.       — Жива, — долго посмотрел на подоспевшего Леголаса, но тот не ответил, о чем-то задумавшись, а потом лишь кивнул и быстро зашагал в противоположную от берега сторону. Галво поджал губы и снова оглянул лежащую без сознания человеческую девочку.       Леголас вскоре перешел на легкий бег, уклоняясь от черных ветвей, ощущая в воздухе все большую горечь. Мысли сбивались в кучу и растягивались в спираль, смешивались, шумели, но он уже уловил одну из них: рядом должны быть люди. Леголас остановился только у старой ивы, проводя по ее стволу ладонью, собирая на пальцы черную сажу.       Он оказался прав — здесь и вправду было поселение. Поселение было. Сейчас от него остались обуглившиеся бревна и тяжелая зольная пыль. Все сгорело.       Все сгорели.       Леголас наконец осознал — от реки пахло соленым металлическим запахом крови.