Нас двое

Мир! Дружба! Жвачка!
Гет
Завершён
R
Нас двое
Fire_Die
соавтор
Акта
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Полина с детства знала, семью определяет не кровное родство, семья — это те, кто о тебе заботится. Она готова была отдать всё на свете, чтобы у неё был хоть кто-то. Теперь их двое, одной крови, но с разными взглядами на жизнь. Она — максималистка с синдромом спасателя, а он — предатель.
Примечания
✮ Всю информацию, эстетику, музыку, арты и прочее смотрим здесь: https://vk.com/actawrites ✮ Появляясь на страницах «Нас двое», Софья Павловна Мальцева живёт в истории «Обернись»: https://ficbook.net/readfic/10961775 ✮ Плейлист рекомендуется: Иванушки International — Тополиный пух Три дня дождя — Где ты Surf Curse — Freaks Свиридова Алёна — Розовый фламинго Земфира — Ромашки Валентин Стрыкало — Взрослые травмы
Поделиться
Содержание Вперед

5. Узы

      Слёзы застыли в глазах тяжким грузом, но Полине было всё равно. Разрыдаться — не приговор, в конце-концов, она тоже человек, и ей может быть больно. Она забежала в комнату, которая никогда её собственной и не была, привалившись спиной к двери.       Ну же, давай, соберись, не нужно плакать, нужно собираться и валить из этого дурдома.       Подхватив старый, затёртый рюкзак из шкафа, с которым она раньше частенько бегала на тренировки, девчонка принялась скидывать туда все собственные вещи, оставшиеся в квартире. Уж лучше с братцем жить, которого знаешь от силы сутки, или вообще к Саньке в гараж съехать, лишь бы здесь не оставаться.       В какой-то момент она достала из полки маленький семейный фотоальбом, который всегда так трепетно хранила, любила рассматривать старые фотографии, где все они счастливые, беззаботные, а самое главное — семейные. А сейчас что? Кроме фотографий и воспоминаний ей больше ничего и не осталось.       Интересно, а у матери есть эти фотографии? Помнит ли она, как они жили ещё относительно недавно? Полине захотелось ей даже позвонить, спросить, но она быстро осеклась, вспоминая их последний телефонный разговор, который был частью ответа на её же собственные вопросы.       Полина даже не заметила, как сбавила темп в сборах вещей и потеряла бдительность, а вот Алёна была снова уже тут как тут.       Господи, только не ори, только не ори.       Голова раскалывалась дико, в ушах шумело, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. — Из-за тебя, тварь, мама всю ночь плакала, сука ты, неблагодарная! — стоило сестре открыть рот, как на Полину снова посыпались оскорбления, но девчонка держалась из последних сил, впопыхах сбрасывая какие-то книжки, тетрадки и пару оставшихся вещей. Надо же, а ведь в комнате больше её вещей и не осталось, всё уместилось в две небольшие сумки. В глазах плывет, взгляд мельком пал на руку, которая благополучно посинела.       Хоть бы не перелом. — Чё ты молчишь, сказать нечего, паскуда такая? Вещички она пакует, ну и пиздуй отсюда на все четыре стороны, интересно, как долго ты побегаешь от опеки? Думаю, братик твой терпеть такую гадость на своей шее вряд ли станет, и поедешь ты в детдом, на казённые харчи, — в груди у девчонки что-то предательски ёкнуло. — Закрой свой рот! — крикнула Полина и хлёстко огрела сестру по щеке, прописав леща здоровой рукой, да так, что она даже пошатнулась, отошла, молчит, схватившись за щёку. Глазёнки её налились, стали маленькие, чёрные, бешенные, а на душе у Павленко так легко-легко. — Сука! Ты что сделала? Ты что сделала?! — ор продолжился с двойной силой. — Попрощалась! Пусти, — подхватив сумку, она пихнула её с прохода и двинулась в коридор. На этот спектакль одного актёра снова выскочил дядя Гена, с пеной у рта крича: — Ещё раз тронешь мою дочь и я тебя…! — Меня уже давно не пугают ваши угрозы, — спокойно ответила она, обуваясь, затаптывая задники ботинок, готовясь бежать. Её могли остановить в любой момент, да чего уж там, остановить, тёткин муж мог ещё и отмудохать, жаль, нельзя было провернуть всё с точностью наоборот. — Пиздуй, пиздуй, только знай, спокойной жизни теперь тебе не будет, поняла? Теперь я точно сделаю то, что давно хотел, — нагло улыбнувшись, сказал он и хлопнул входной дверью, пока Полина быстро бежала по ступенькам парадной подальше, прочь от своих ебанутых родственничков. Рука ныла, сердце колотится, лишь бы воздуха хватило.

Мы так любим дешёвые драмы С их придуманными диалогами, Где актёры немножечко переиграли Со вздохами, криками, стонами…

      На улице ей стало легче, даже дышалось как-то проще, пока она не дошла до сквера, что был через три дома, там-то её и накрыло. Присев на холодную, промёрзлую лавочку и скинув вещи рядом, она ещё раз прокрутила в голове то, что произошло, и только сейчас до неё дошёл весь ужас случившейся ситуации. К горлу подступил ком, примерно как тогда, когда начинался приступ, но сейчас было совсем другое.       Это был комок обиды и слёз, смешанных с истерикой. Поля даже не заметила, как по щекам начали течь тёплые, солёные струйки, обжигая щёки на морозе, а через пару минут и вовсе рыдала белугой. Ну за что, за что ей это всё? Ей же всего пятнадцать, маленькая ещё совсем, девчоночка хрупкая, а уже такие повороты, которые не каждый взрослый выдержит, но никак не ребёнок.       Она снова попыталась вспомнить, за какие грехи жизнь с ней играет такую злую шутку, где же и как она провинилась, что теперь была обязана тащить на себе такое тяжелое бремя непонимания и обид на жизнь других людей? Почему никто не думал о ней, она же тоже живая? Ещё живая…

Искусственных слез нам хватает, но вроде Надо плакать, а мы улыбаемся, Может быть, эти роли нам не подходят И зря мы так сильно стараемся…

      Ей снова и снова хотелось позвонить маме, поговорить, попросить поддержки, чтобы её пожалели в конце-концов, похвалили, встали на её защиту, но никак не бросили одну в чужом городе. — Поля? — спросил кто-то сзади, из-за спины, но она не обернулась, только шмыгала носом, надеясь, что это просто кто-то обознался и сейчас пройдёт мимо, но мимо никто так и не прошёл, пришлось обернуться, когда на её плечо опустилась тяжелая рука парня, — Ты чего, плачешь?       Илюша.       Что он здесь забыл, она так и не спросила, наверное, к парням шёл. В связи с последними событиями, Полина даже и не вспомнила, что была приглашена на вечеринку в гараж. — Нет, ты что. Я же не человек, я не умею плакать. — Павленко развела руками, пытаясь паясничать, пока кисть не пронзила резкая боль. Она ойкнула. Приплыли. — Да нет же, ты человек, и плакать — это нормально, — от подобного умозаключения парня у девчонки пробежали мурашки по спине, — Что с рукой? — Сильно видно? — спросила она тихо, отвечая вопросом на вопрос, размазывая холодные слёзы по раскрасневшемуся лицу. — У тебя полруки посинело, а ты спрашиваешь «видно»? К врачу надо, в травмпункт, — совет был дельным, тут уж ни дать, ни взять. Рука и правда выглядела не очень радужно, но и не критично, ещё можно было бы потерпеть, вот только проблема в том, что она устала терпеть. У неё на лбу что ли написано «ТЕРПИЛА», или может где-то на линии жизни? — Да ладно, так пройдёт. — Ты боишься? — вдруг, ни с того, ни с сего спросил парень, поправляя на макушке цветастую шапку с бубоном. Полине на секунду подумалось, что она бы тоже не отказалась от такой же забавной шапки. — Боюсь. — А вдруг перелом? Бабушка говорит, с таким затягивать нельзя. А если я с тобой пойду? Хочешь? — Илья стоял прямо перед ней с таким невозмутимым лицом, что ей даже как-то спокойнее становилось, тревога отступала, дышалось глубже. В нём была какая-то эльфийская магия, не иначе.       Девчонка согласно закивала, подхватив старый рюкзак с лавки, который тут же отобрали. Так они и пошли, через дворы в сторону больницы, в полной тишине, каждый думал о своём, пока парень не спросил. — Ты ударилась, больно было?       Ударилась ли она? Нет.       Было ли ей больно? Да, причём уже очень давно. — Нет, это мне дядька, на прощанье, руку так удачно пожал, — на что парень только пожал плечами, не поняв шутки, а она не стала вдаваться в подробности семейной драмы, которая случилась буквально полчаса назад.       В кабинете номер шестнадцать их встретили очень радушно, буквально в прямом смысле этого слова. Понимающий дядька сделал снимок, осмотрел руку, наложил гипс и дал рекомендации, что и как делать дальше. Вердикт был довольно прост и предсказуем: закрытый перелом лучевой кости. — Есть в семье врачи? — спросил доктор, помогая девчонке накинуть куртку и вручил снимок и справку. — Эм… — Илюша хотел что-то вставить, но Полина его перебила. — Нет семьи, — тихо сказала Павленко. — Найдем. А что делать надо? — как-то слишком инициативно включился в разговор парень, что было на него совсем не похоже. Так ответил бы скорее Вовка или Санька, но никак не тихий Илюша. Или, может, он был тихим только на первый взгляд? — Обезболивающее колоть, внутримышечно. Палец сильно не поврежден, а вот кисть, надо же так. В общем, впредь будьте аккуратнее. И вы за подругой своей следите, молодой человек. — Спасибо, — синхронно ответили ребята, покидая кабинет врача.       До отцовской квартиры они снова шли молча, шоргая тяжёлыми ботинками заледенелые, снежные комочки. Не то, чтобы им не о чем было поговорить, просто Поле было совсем не до разговоров, а Илюша никогда навязчивым человеком не был. Уже практически у нужного подъезда Павленко спрашивает: — Ты к ребятам потом? — Не знаю, наверно. Вовка на коробку звал ещё днём, а я занят был, бабуле мотки мотать помогал. — Что делал? — переспросила девчонка, не сразу сообразив, о чем говорит товарищ. — Ну, нитки мотали, бабуля свитер хочет связать, тёплый, говорит, зиму холодную обещали, — Илюша как-то хмуро хмыкнул, пожимая плечами. Видимо, зима у него была не самым востребованным временем года, в отличии от Павленко, которая обожала мороз, скрипучий снег и новогодние праздники.       Пока они болтали у парадной, к дому подъехала чёрная BMW, которая так внушительно смотрелась во дворах обычной панельки. Из пассажирского сидения вылез Витя, помахав водителю рукой, прощаясь. В кожаной куртке с меховым воротом, брюках. Да она бы даже не признала его в таком солидном прикиде. — Блин, — одними губами выпалила Поля, прикусывая язык.       Не хотелось Поле попадаться ему на глаза, гипсом отсвечивая. Начнутся вопросы, от которых она не открестится, но попробовать всё же стоило. — О, а вы чего тут трётесь, в квартиру не поднимаетесь, ключи забыла что ли? — без задней мысли спросил Витя, не поздоровавшись, но об этом даже никто и не подумал. Илюша только глаза округлил, отступив в сторону, афганца рассматривая. Они уже виделись с ним когда-то, ещё летом, когда Санин дядька разрешал им наведываться на базу. Но он, наверно, уже и не вспомнит какого-то случайного пацана, а мальчишка даже не догадывался, что Витя их прекрасно знал и помнил. Даже удивиться успел, как же тесен мир, ведь, если сестра общалась с этим странным патлачём, то и Волковский племянник где-то недалеко от него ушёл. — Да не, ключи я не забыла, иду, сейчас уже.       Ответ прозвучал как-то вяло и не слишком убедительно, на что Витя подозрительно на неё покосился. — Что?       Поле очень хотелось выговориться, рассказать о том, что случилось, но что-то её останавливало. Возможно, отсутствие каких-то родственных чувств или доверия, но она помнила, как он вступился за неё, когда соседская псина с поводка сорвалась, как он бегал с ружьем, чуть не прикончив и псину, и деда, за неё, девочку, которую видел от силы раза два. Тут было одно из двух: он либо отбитый на голову, либо это у него такое проявление заботы. — Ничего, иди, я сейчас. — Погодь, а это что такое? — спросил он, аккуратно указав пальцем на травмированную руку, округлив глаза. Поля обреченно зажмурила глаза. — Рука.       Ответа максимально тупее и очевиднее было просто не придумать, но она с этим мастерски справилась, начиная выводить брата из себя. — Да я, блять, вижу, что не нога! Что случилось? — Витя заводился, повышая голос, — Я же уезжал, всё нормально было! — А вдруг не было?       Было опасно затевать с ним игру слов, но язык, видимо, работал быстрее мозга. — Что значит «вдруг»? — Да ничего не значит, упала просто, Вить, — Полина попыталась откреститься, но было поздно, он уже недоверчиво поглядывал то на неё, то на Илью, который стоял чуть с краю, хлопая длиннющими ресницами. — Ты! — обратился он к Илюше, кивнув в его сторону, — Колись, сама упала или кто другой покалечил?       Парень опешил, прижимая рюкзак подруги к себе. А чего говорить-то? Как оно было на самом деле, не знал даже он, а врать Илюша, к сожалению, не умел, максимум — недоговаривал, но даже это его не спасло. — Вить! — Полина подалась чуть вперёд, но её поспешно осадили. — Тщ! — Это она так с дядькой попрощалась, — честно признался парень, покосившись на девчонку, которая его тут же пихнула здоровой рукой, отбирая портфель, — А что, не так что ли, Поль? — Это чё, правда? Малая, стой! Этот хмырь тёткин на тебя руку поднял? Поля! — Витя кричал на весь двор, пока девчонка убегала прочь, скрываясь за подъездными дверями с кодовым замком.       Значит, всё-таки правда.       Илюша смутился, ждать, пока ещё чего случится не стал, сразу в сторону гаражей к пацанам двинулся, обещал ведь, что ещё в четыре будет у них, а уже было начало седьмого.       А вот Витю накрыло конкретно. Ярость затуманила его рассудок до такой степени, что он даже не заметил, как двинулся в сторону нужного дома. Адрес он знал, не зря же Гриня справки наводил, когда это всё с квартирой завертелось.       В дороге прикурил, чтобы отвлечься, но помогало слабо, злость так и пёрла из него наружу. — Тварь такая, ишь, чего удумал, девочек маленьких обижать. Пиздец тебе!       Он шёл быстро, практически срываясь на бег, пока до него не дошло, нужно Грише позвонить, иначе беда может случиться. Павленко знал себя хорошо, после Афгана ему особенно сильно срывало крышу в порыве гнева, и ситуация с Тимурчиком яркий тому пример, как несдержанность до могилы довела. — Гриня, если я тебе через двадцать минут не перезвоню, выезжай на Авиационную 17, квартира 56, значит, там пиздец. — Вить, ты чё? — афганец напрягся, нечасто ему новый командир с такими просьбами звонил, если вообще хоть когда-нибудь о чём-нибудь подобном его просил, — Случилось чё? — Этот жмых, муж Полькиной тётки, руку ей сломал, прикинь? А сейчас его поломаю я. — Вить, да не кипишуй ты так, хочешь, я прям щас подъеду? — переспросил Гриша, беспокоясь, что они снова одной ногой на пороге очередного пиздеца. Вот только-только от смерти Алика все оклемались, как вдруг опять какая-то херабора, в которую их с новой силой тащил Павленко. — Не-е-е-т, хмыря я накажу сам, если я не перезвоню через двадцать минут, тогда подъезжай, труп прикапывать поедем. — Вить… — Гриша замялся лишь на секунду, но на том конце провода уже никого не было, лишь короткие гудки, означающие, что отсчёт пошёл.       До нужного подъезда оставалось пара метров, а в кармане тёплой кожаной куртки уже был готовый ТТ-шник. Ох, как бы ему не хотелось сегодня стрелять… на всё воля Божья.       Дверь нужной квартиры открылась довольно быстро, а на пороге стоял обозлённый мужик. — Вам кого? — Да вот хуй знает, тебя по ходу! — интонация в голосе парня переменилась, от него веяло холодком, но он старался держаться из последних сил. — Ты что, охамел, щенок? — мужик вальяжно оскалился, вот только смысла в этом не было абсолютно никакого. Вите было всё равно и на оскал, и на ужимки, главное было сдержаться, и не завалить его прям здесь, на пороге.       Он даже подумать не успел, а с каких это пор, девчонка эта, ему так дорога стала? Нет, понятно, родная кровь типа, все дела, но! Витя никогда сентиментальным не был, пробить его твердолобую броню нужно было ещё постараться. Полине даже стараться не пришлось, всё случилось само собой. — А ты не ахуел, дядь? — спросил вальяжным голосом парень, доставая из-за пазухи пистолет, наводя дуло прямо на него. — Пушку брось! — вот тут-то дядя Гена и присел, как говорят в народе, на очко, глаза округлив. Не ожидал он таких важных, серьёзных людей к себе в гости. — Да я тебя сейчас прогибом брошу, тварь такая, а потом ещё и пару пуль всажу, для профилактики! Ты чё думал, я не узнаю о том, что ты девочек маленьких обижаешь, руки девочкам ломаешь, а? — Ты про сучку про эту, Польку? Да я её пальцем не трогал! — кричал, как резанный, мужик, пока Витя снял пистолет с предохранителя, приготовившись стрелять. — Я тебе сейчас все пальцы переломаю, чтоб знал, кого и как в этой жизни трогать можно.       В коридоре у входной двери стояла Мария, ошарашенно взирая на происходящее. — Что случилось, Витя? — испуганно спрашивает, сумки в коридоре роняя.       Действительно, что же могло случится? Вопрос был настолько глуп, что он даже сперва подумал, а в курсе ли она вообще о том, что происходило в её семье? Вопрос оставался открытым. — Можно подумать, Вы не в курсе? Этот уебок Поле руку сломал! — Павленко чуть отступил, но пистолет обратно не убрал, держа мужика на мушке. — Что? — Что слышали! Так что, Вы извините, но я её забираю, со всеми вытекающими.       Решение он принимал обдуманно, быстро. Не зря же на отца так был похож, даже в таких вопросах решительности ему было не занимать. Вот только, что им двигало — непонятно. То ли чувство вины какое-то мнимое пытался перед мелкой загладить, то ли перед собой, с этим предстояло ещё разобраться. — Но она не вещь, чтобы её мотали туда-сюда! — Как хорошо, что Вы это понимаете. Надеюсь на Вашу сознательность в этом вопросе. Сделайте доверенность на меня, чтобы всё по закону было и расстанемся с вами по-хорошему.       Павленко старался ей не грубить, всё же уважения к этой женщине у него было гораздо больше, чем к её муженьку-тирану. — Да как же это, а Ольга? Она же в жизни это не одобрит, — тётка запереживала, не могла она принимать такие важные решения вместо матери девочки, которая была вообще ни сном, ни духом ни про смерть бывшего мужа, ни про квартиру, ни про сына его от первого брака. А теперь ещё он требовал передать права на опеку ему, человеку, которого она видела второй раз в жизни. — Мне не нужно чьё-то одобрение. Полине так будет лучше, точка! И если я не прав, пусть приезжает, обсудим. — Витя, не всё так просто… — А «просто» никогда и не будет, я всё сказал, — гаркнул он, ставя ТТ-шник на предохранитель, убирая его за пазуху. Мужик расслабился, пальба в его доме откладывалась. — Маша, да хер с ним, хочет себе обузу на шею повесить, пожалуйста, нам же лучше, меньше геморроя и ответственности. Если «эта», — Гена демонстративно выделил Полину не называя имени, — помрёт со своей астмой, к нам никаких претензий, и кормить эту дармоедку не придётся.       Витя обернулся, даже не успев дослушать его «пламенную» речь до конца и ухватив его за руку, вывернул конечность за спину с такой силой, что послышался хруст и дикий вопль, тётя Маша вскрикнула, прикрывая рот ладошкой пока тот выл и корчился от боли. — Гена… — Радуйся, Гена, что я спешу и ты отделался переломом, как я и обещал, но ты молись, сука, чтобы я тебя в тёмном переулке не встретил, иначе пиздец тебе! — выплюнул парень обтирая руки об рубашку Гены так демонстративно и мерзко, будто испачкался в говне, хотя по сути так и было.       Мужик орал, кроя его благим матом, но Витя на огонёк решил не оставаться, иначе и правда была велика вероятность прибить его прямо здесь и сейчас. Спускался по лестнице быстро, закуривая прямо на ходу.       Он ушёл, ушёл, нормально всё. Уши заложило, на адреналине кровь прилила к лицу, но он так и не покраснел, разве что рассвирепел самую малость. Подъездная дверь открылась с ноги, пугая местных котов и бабулек, которые засиделись на лавке до темна. И чего здесь сидеть, спрашивается? Холодрыга та ещё, а они сидят, сплетни высиживают.       На морозе Павленко отпустило быстро, он даже вторую сигарету прикурить не успел, как ему начали сигналить в спину. — А тебе блять, что, дороги мало? — выругался он, обернувшись, закинув окурок куда-то в сугроб. За ним тянулась до боли знакомая белая «Нива», пока до него не дошло. Гриня. Двадцать минут, по ходу, давно прошли. — Витёк, ну ты чё, зову, зову тебя, ещё от самого подъезда, позакладывало, или чё? — афганец наконец-то поравнялся с Павленко, выглядывая в приоткрытое окно.       Витя из подъезда выскакивал так, что даже не заметил ни Гришу, ни окликов, только ртом воздух хватал. В чувства себя пытался привести, понимая, что его снова едва не накрыло.       Видимо, в этот раз с ним судьба решила не играть, обеспечив Гришу чутьём. Афганец вовремя оказался рядом, а то ещё немного, и труп этого Генки пришлось бы внатуре на лесополосе закапывать.       А Витя просто разозлился. Ещё сильнее, чем на Тимура. Потому что тут уже дело касалось какой-никакой, а сестры. И пускай по-настоящему семьёй им стать ещё не удалось, но в обиду он уже её никому не даст. Западло, как говорится, девочек бить. Тем более таких мелких.       Может, он вообще педофил сраный, этот сожитель тёткин? — Я понимаю, гнида он, все дела, но у тебя ж мелкая теперь, с ней-то что было бы, опять в гадюшник возвращаться? Да и кто у нас командиром будет-то? Только после Алика оправились… Кончай, не стоит оно того, — продолжал гнуть свою линию товарищ, не будучи уверенным, что его вообще слышат. Отчего слегка встряхивает его за плечо куртки, — В норме? — уточняет коротко, пока Витя всё так же молчит.       Ностальгию ловит. И перед глазами Эльзу с Аликом видит. Смех их в ушах слышит. — Витёк, тебе идёт. — Ну чё, Витёк, нравится тебе, когда тебя за жопу лапают?       Классное время ведь было. Дурачились. Он их снимал ещё часто на фотик. Шутил, что когда они отвоюют своё, фотомастерскую откроет. И их фотки будут на стенах висеть.       А Эльза даже как-то сказала, что на их с Аликом свадьбе Витёк фотографом будет. Вгоняя поочередно в краску сначала Павленко, а затем и Волкова. Они ж тогда только-только встречаться начинали. — Да ладно вам, я же пошутила. Легко вас, афганцев, с толку сбить!             Они потом подушками бросались друг в друга. Шуточный махач длился около нескольких минут, прежде чем все трое прекратили баталию и Витёк их на фотик щёлкнул. Пока эти двое ещё лобызаться не начали, чтоб он себя третьим лишним ощутил и свалил куда подальше с горизонта.       Витёк всё помнит. И не забудет. Так что нихрена он не в норме.       Знаешь, порой мне кажется, что я, как и прежде, снимаю вас вместе на камеру. Мы дурачимся, нам дико весело. Но когда я глаза закрываю, вспоминаю то кровное месиво… — Гриш, — обращается, взгляд переводя, — Пойдём в бар, а? Завалимся, посидим, выпьем.       Дважды не надо просить. Видно же, что стресс снять нужно. И Гришка кивает. — Погнали.       В итоге около получасом позже эти двое за барной стойкой оказываются. В афганской забегаловке. Бармен им по стопке наливает до краёв и они несколько раз по пятьдесят в себя опрокидывают, закусывая какими-то огурцами. Вкус их морщиться заставляет. — Какая гадость эта ваша заливная рыба, — в его голове Алик снова кривляет Ипполита из «Иронии судьбы». Потому что с телека, что расположен по центру, фильм этот крутят. В преддверии Новогодних праздников. — Чё ты раскис-то, — Грише на него такого смотреть больно. Хотя понимает, отчасти и сам вспоминает нередко товарищей. Не только Алика с Эльзой, но и тех, других. В Афгане слёгших.       А там у Гришки был один особенно хороший друг. Лёшкой его звали. Полгода вместе служили. Его потом миной накрыло.       До сих пор иногда перед глазами картина разорванного тела стоит…       Но он, Гришка, Софке не признаётся, что с братом её был знаком. Так, обмолвился Алику. Волков ему сам тогда сказал в тряпочку молчать, чтоб девке душу не бередить почём зря. И он, везучий сукин сын, в их квартиру попал после Афгана. Купил, что называется, дом, который родным ему и не стал. Так, место для ночёвки, не более.       Чувствует видать, что квартира его тоже не принимает. Хоть и глупо это, но всё же. Другие там хозяева должны быть.

Честно, плачут лишь те, кто ломает и строит, Я прошу — ведь сценарий писали вы, — Пообещайте, что наши герои В конце останутся счастливы!

      Пока они пытались на задушевные темы в забегаловке поболтать, да со своими тараканами в голове разобраться, в квартире на Пушкинской разгорались настоящие баталии. Как оказалось, это не устраивало ни одну из сторон. — Ты мне можешь нормально ответить: где Витя? — настаивала Ира, подпирая косяк дверного проёма и не переступая порога чужой комнаты. — Я не знаю! — протянула Поля, вытряхивая свои вещи на кровать из старого рюкзака. Обживаться и привыкать к хорошему ей с одной стороны не очень хотелось, уж слишком больно ей будет потом со всем этим прощаться. Но, а с другой стороны, она была полноправной владелицей своего угла, а значит, имела полное право чувствовать себя здесь, как дома. — Ты же говоришь, что видела его у подъезда? — Ира не унималась, доставая однотипными вопросами замученную девчонку. Всё-таки у них у всех выдался не самый простой день, но Ира в упор пыталась всё отрицать и опровергать своей настойчивостью.       Вобла какая, эта и мёртвого задолбает, не удивлюсь, если братец мой на ней ещё и женится! — Видела, и он меня видел. И что теперь? — А ты чё наглая такая, думаешь, квартирка досталась, так тебе всё можно, я тебя по нормальному спросила! — не долго мучилась девчонка, Поле даже напрягаться не пришлось, чтобы вывести эту мадам на чистую воду. И правда, вобла она и в Туле вобла. — Это кто ещё из нас двоих наглый, а? Я тебе нормально сказала, я не знаю, где Витя! — голос Павленко старалась держать максимально холодный и резкий, не хватало ещё перед этой прогибаться. Пока они спорили, в дверях кто-то начал возится с ключом, но это снова был не Витя, а Софа, застывшая в прихожей, выронив ключи. — Это чё такое? — хмуро спросила она, не обращая внимание ни на присутствие Иры в квартире, которая, мягко говоря, обалдела от таких поворотов, ни на их размолвку. — Гипс, — спокойно ответила девчонка, продолжая аккуратно раскладывать свитера, кофточки, даже две пары модных заграничных джинсов имелись в её гардеробе. Только толку-то от них? Не в этом счастье. — Откуда? Я же три часа назад тебя в целости и сохранности оставила! — Да неважно, заживёт.       На удивление, но на Полине и правда всё заживало очень быстро, как на собаке. Жаль, с астмой это так не работает. — Ага, как же! — Софа скептически посмотрела сначала на Полю, а потом и на Иру, проклиная тот день, когда согласилась жить у Павленко. — Ты-то здесь чего забыла? — А я здесь, Ирочка, живу! — без малейшего намёка на грубость ответила Софа, сбросив массивные ботинки в коридоре. — Что ты делаешь здесь, живёшь? А с каких это пор Витя занялся благотворительностью, начал в дом всякую шушеру тащить? — Ну тебя же как-то притащил, — на автомате огрызнулась Мальцева, — А я чем хуже? — Ты думаешь самая умная нашлась тут, да? Да если бы не Витя, где бы вы были, обе, а? Он же все ваши проблемы решает, носится с вами, а вы…       Но договорить ей так и не дали, перебив. — Если уж на то пошло, так ты первая должна ему «спасибо» сказать, что он из притона тебя выдернул, откормил, одел, в порядок привёл. Так что сиди и радуйся, что нашёлся такой добрый и щедрый Витя, который жизнь тебе спас. А она, — Софа бесцеремонно ткнула пальцем на Полину, продолжая тираду, — Сестра его, тебе в её сторону вообще лучше рот свой не открывать, умнее и целее будешь! — И если уж на то пошло, решать наши проблемы Витю никто не просил, так что можешь выдыхать, он у тебя ещё и сознательный, — добавила Полина.       Перепалка между тремя девицами могла бы продолжаться ещё очень долго и нудно, пока из коридора не послышались показательные, громкие хлопки.       Вернулся, стоит такой весь важный, спичку жуёт. — Молодцы, девчоночки, браво! — Витя! — Ира бросилась к нему, очевидно, собираясь капать на мозги, но он придержал её, заткнув рот показательным поцелуем. Девчонки только переглянулись между собой, корча смешные рожицы. — Собирайся, домой поедем. — Так, а… — Ира только хотела перебить его вопросом, но объяснять ей что-то сейчас Павленко мало хотелось, поэтому он просто прикрикнул: — Я сказал собираться, что непонятного? Быстро, Ира!       Она только согласно закивала, чтобы не бесить парня, быстро метнулась в комнату за сумкой. Пока он ждал её в коридоре, Поля всё же решилась подойти. — Ты был там? — тихо спросила девчонка, потупив взгляд куда-то вниз, на гипс, колупая выступавшие нитки от бинтов, нервничает. — Был. Сказал, что ты со мной теперь жить будешь, ты же будешь? — уточнил он, хотя был почему-то на все сто уверен, что сестра не откажет. — А ты хочешь? — Я требую! Чтобы ноги твоей в том гадюшнике больше не было, если этот еблан к тебе хоть на метр ещё раз подойдёт, будет червей в канаве кормить, ясно? — Ясно. — Матери позвони, предупреди, а то тётка может кипишь поднять, вот тогда точно проблемы будут, но мы и это порешаем. — Хорошо… Вить, спасибо, чё. — Пожалуйста, чё! Малая, ты запомни, как бы там не было, я тебя в обиду не дам! — Я запомню. — Ты с Софой останешься, не забоишься? — серьезно спросил парень, вытаскивая пожёванную спичку изо рта, подхватив с тумбы ключи от своей машины. Он был пьян, но за руль всё равно хотел усесться. — Нормально. Вить, может, ты бы не садился? — просит девчонка, но так и не договаривает фразу до конца, чтобы вдруг чего скандал не разжигать. Но Витя даже не собирался кричать, пререкаться, спорить, наоборот, на душе даже как-то тепло стало, что ли. — А я и не сяду, не ссы! Ира, бля, ну ты где?       Он заботился, как умел, немножко коряво, неумело, но как мог. Ему больше не из кого было брать пример, раньше он равнялся на Алика, а теперь… В хмельной голове даже проскочила мысль, а что, если эта девочка не просто так появилась в его жизни? — Поехали, Витюш, поехали. — Всё девчат, не грустите, погнали мы. Завтра заеду. Соф, руку этой бандитке посмотри, хорошо? — Павленко раздавал последние указания уже стоя на лестничной клетке, подгоняя свою клушу, которой ещё предстояло везти их на старую квартиру. Мальцева лишь согласно закивала, закрывая за ними дверь, свободно вздохнув полной грудью. — А теперь мы идём пить кипяток, заодно ты мне всё и расскажешь!       Продуктами они так и не успели обзавестись, но Софа считала это не самой большой проблемой, до утра потерпят, не сахарные. — Ну, Соф… — Без ну, пойдём!

***

      Витя знал, что будет непросто, но не представлял, что всё обернется настолько худо. По возвращении из Москвы, будучи вынужденным переехать в квартиру, оставшуюся от отца, да ещё и захватить с собой Иру, он оказался в чёртовом бабьем царстве. Козни, интриги, сплетни, размолвки и косые взгляды прилагались как-то сами собой, и приходилось маневрировать между внезапно появившейся младшей сестрой, любимой невестой и лучшей подругой.       Должно быть, если где-то наверху ему кто-то решил отомстить за всё, что он сотворил, то Павленко уже скоро приготовится поднимать руки и в воинственном кличе заявлять о своём раскаянии. А ведь прошла всего лишь неделя, с того момента, как они вчетвером поселились под одной крышей. — Какого хрена ты берешь мою чашку?! — На ней не написано… — Сейчас же поставь на место! — Да поставь, Поль, а то ещё бешенство подхватишь от этой змеи ненароком, — тихие переговоры давали одну отдушину: хотя бы Софа с Полиной меж собой сдружились. Правда, сплочённость их с каждым днём крепчала благодаря устрою против Иры, а Витю это нет-нет да нервировало. — Что ты там сказала? — поинтересовалась Ира, оборачиваясь на Софу. Та со спокойным видом пила из своей чашки, — Дорогая моя, тебе в этой квартире не рекомендуется не то, что спорить со мной, а даже дышать. Ты здесь — никто, усекла? — А ты здесь кто? — в ответ её Полина спрашивает, — Между прочим, хозяйка по документам я вместе с Витей, а ты так, с боку припёку! — Так, а ну хорош галдеть! — Витя, в кухню заявившись, голос сходу повышает, — Разорались, мать вашу… — чашку достает, указывая присутствующим, — Из-за посуды драться — последнее дело. Мы вон, в Афгане, из одного казана все и ели, и пили, а вы тут срётесь между собой, потому что кто-то взял не ту чашку! — Ладно, Соф, пойдем, а то и правда, чувствую, беды не миновать, — из двух зол выбирают меньшее, и Полина выбрала жить с братом, у которого была такая «хорошая» невеста, чем с дядей и сестрой, которые обгоняли Иру как минимум в развитии, что умственном, что козней. Хоть и немного.       Когда Витя с Ирой в кухне вдвоём остаются, она всё своё обаяние включить пытается, сзади к нему пристраиваясь и за плечи обнимая. — Котя… — Чего ещё? — у Вити нервы не железные, как струна натянутые.       Прав был тот, кто сказал, что женщины — страшная сила. Они, если захотят, кого угодно со свету сжить смогут. — Слушай, ну, я разве не права? — Да откуда я знаю, кто прав? Обе хороши! — Родной мой, — она по голове его уже поглаживает, и вздыхает томно, и так, и эдак обхаживает. Так, что у Полины и Софы едва ли не дружный рвотный рефлекс почти что срабатывает. Противная же, и правда, как змея, — Ну, посуди сам. За Полиной этой, может, и есть доля правды, но эта-то кто тебе? Не уследила за сестрой, ещё и права качает в нашем доме.       Сказать, что у Полины и Софы удивление на лице, это не сказать ничего. Вперемешку со злостью. Только вот Витя, слыша эти слова, в ответ вопрос задаёт: — И чё ты предлагаешь? На улицу человека выгнать, или что? — Ну, в конце-концов, жила же она как-то на базе, верно? А если ей и не понравится, то пускай катится хоть на улицу, с ней и там ничего не случится, я уверена, это всё только приёмчики хитрости, чтобы тебя, доверчивого моего, на жалость вывести. Хорошо, что я у тебя есть, и не позволю всяким прошмандовкам это сделать, правда? — улыбается ещё. И к Вите льнёт, целуя поначалу в щеку, а затем на губы перейти собираясь.       Вот только отталкивает от её. Не сильно, но отстраняет. — Значит так, послушай меня теперь, — терпению его явно конец грозится придти, — Софа — моя подруга. Я уже и так двух друзей лишился. Она пока будет жить у нас, здесь, нравится тебе это, или нет. И Полинка права, квартира эта пока ещё только моя и её, а значит, нам решать.       Ира руки на груди складывает, понимая, что фиаско встречать приходится. — Вот как? Значит, я уже права голоса не имею? — обиженный тон включает. И у Вити от этого всегда башню сносило. — Имеешь. Но я своё слово сказал, и будет по-моему. Ты сама перестань весь этот цирк затевать, я Софу знаю, если её не провоцировать, она никого не тронет. — Конечно!       Святая просто! Ну спасибо, Витя! — Я тебя предупредил, мне скандалы не нужны! — Может, ты и с ней поговоришь? Для полноты! А если она тебе так нравится, то и женись на ней, козёл!       А Витя, может быть, и женился бы, она была девчонкой видной, характерной, вот только он в глаза Мальцевой и так с трудом смотрел, знал же, как она привязана была к Волкову. Кто знает, что это было, любовь или химия, но если она когда-нибудь узнает, что произошло на самом деле, страшно представить, что сделает. Павленко старался об этом не думать, но мысли всё равно возвращали его туда, в то самое лето девяносто третьего.

Сцены ревности, сцены разлуки…

Вперед