Я пришёл завтра

Чернобыль. Зона отчуждения
Джен
Завершён
PG-13
Я пришёл завтра
HARON.THE.CARRIER
автор
Описание
— Получается, что это не моя квартира, не ваша квартира… Она наша? Пока мы не придумаем, как вернуть вас назад, в ваше время, — протянула задумчиво Аглая, взглядом скользя по силуэту собеседника. — Что за «Иван Васильевич меняет профессию», — повёл челюстью Костенко.
Поделиться
Содержание Вперед

Vll

— Это митинг, — моргнула пару раз девушка, понимая массовость этого мероприятия и поговорки, что быстрые ноги в тык не получат, потому ускорилась ощутимо, — несанкционированный… Ну, там враги народа, ваши родственники. — до неё только спустя повисшее молчание дошло, что она сказала что-то не то, потому приложила ладонь ко лбу с выдохом, — В смысле, не враги народа ваши родственники, а разгоняют ваши родственники их. И Росгвардия… — присмотревшись добавила Шигалева. Сергей подхватил вовремя пакет с продуктами из разжавшейся от задумчивости руки. Хотел понести, как истинный джентльмен. — А что за росгрвардия? — спросил уточняюще Костенко, закатывая глаза. Вот уж сто рублей убытка, не иначе. — Ну, это при… Как бы вам объяснить? — Аглая мягко тянула его за рукав сама того не замечая по второй дороге, что уходила в дворы, но имела тот же пункт назначения. — Полиция есть вот… — Полиция? — В ваше время это милиция. Так… Вот вы КГБ, а у нас ФСБ, — сбилась Шигалева с мысли, растирая от задумчивости переносицу. Послышался отвратительно бьющий по ушам искаженный звук громкоговорителя. Решила начать с аналогий. Сергей не выглядел растерянным от узнавания этого факта, принял, как должное, чему удивляться, от Перемышль мест букв сама суть не меняется, а он был уверен, что разницы нет, — Разницы нет. Буквы другие только. Комитет Государственной безопасности, а есть Федеральная служба безопасности. — А смысл? — Раньше был Союз, а сейчас Россия И Союз независимых государств. СНГ. Объединённых вооруженных сил нет. Но замена есть. МВД и росгвардия есть, только чисто при президенте, — не была, далеко не была уверена в своих немногочисленных познаниях Аглая, но Костенко это, казалось, удовлетворило, потому что он со знанием дела кивнул, но исчерпывающим не выглядело. — Е-мае, до чего я дожил. Куда я попал, бесплатный цирк средь бела дня… Дожил ли… — метнул взгляд к небу Сергей. Интонация не была вопросительной, но и утвердительной не являлась, чем-то средним. Аглая в любом случае не знала, потому не перебивала. — Даже интересно. — А! Росгвардия. А это типа… — хотела закончить свою мысль Шигалева, вспомнив на чем остановилась, как ее перебил Костенко. — Вообщем-то ещё одни нахлебники. Только при президенте. Боится что ли переворота? — со смешком спросил Сергей, ухмыляясь криво. — Не поспоришь. Кто не боится… Ельцин-то к власти пришёл как… — С помощью переворота? — Относительно. Ленин залез на броневик, а этот на танк. — сделала она неопределённый жест рукой. К ЕБН, как она его не очень цензурно называла про себя, у неё были двоякие чувства. Не така ненависть, как к Хрущеву тому же или Горбачёву, но и положительного сказать она ничего не могла. — Как все запущено… — Я вам больше скажу, — поймав волну запала экспрессивно произнесла Аглая, активно сопровождая свою речь жестикуляцией. — в девяносто девятом он сам сложил полномочия, ну, как сам… Окружил себя Кгбшниками и передал такому вот власть, там ещё товарищ Степашин был… — Кому? — Костенко интересовали, вполне себе, конкретные вещи, оттого, пользуясь моментом, спросил в лоб. Ибо, что в лоб, что по лбу по итогу. — А, я все время забываю, что вы тоже… Простите, служащий безопасности, чекист, — Сергей издал что-то среднее между цыком и хмыком на последнее обращение, ибо было и правдой, и одновременно в подтоне ничего хорошего не несло. — Чекисты не дремлют. Ближе к делу. — Путин Владимир Владимирович, — объявила Шигалева. — Тот ГДР-щик? Знаем-знаем. Высоко… — засмеялся Сергей, даже не пытаясь скрыть пренебрежение, — Вот тебе и Капустин. — Капустин? — Псевдоним. Один из. Большинство Ленинграда так называло. Сейчас в живых таких, наверное, не много осталось, — Костенко повёл головой, закидывая ее назад. Усмехнулся, поудобнее перехватывая ручки. — А у вас есть псевдоним? — спросила Аглая, глянув на собеседника, — Наверное, некорректно такое спрашивать, ибо сложно поверить в мою непричастность ко всему этому… — Скажу так: есть. — Интересная эта тема, — спустя повисшую паузу произнесла Шигалева, — я писала про Кузнецова, в школе ещё, и его «Пауль Вильгельм Зиберт». — Он много кем был: куликом, учёным, Грачёвым, Шмидтом… — сказал Костенко, не так в охотку произнося, но накинул 1:1 на масленный счётчик. Заслужила. Дома стояли будто на смотре, сменяясь в тишине один за другим. Что передом, что задом, а кому-то все не тем фасадом. Лепнина потрескалась, стены облезли. Аглае всегда было интересно, что творится за внешним богатым красивым фасадом, такие соседствовали барски со своими преемниками. Люди тоже облезлые были, но чаще приятнее. Чем дальше в дворы, тем беднее. Какие нелицеприятные и отвратительные тайны, секреты творят чужие обители?.. Бездушные камни, что видели многих и стольких же ещё узреют. Что красиво снаружи, зачастую является нелицеприятным внутри, сразу вспоминался любимый в самом расцвете юности Дориан Грей. Но всегда было интересно, как приоткрыть шкаф с чужими скелетами. Ведь не все хранят их на кладбище, где им самое место. Она с теплотой посмотрела на Сергея через плечо, он пытался уцепиться взглядом за знакомые ориентиры, что остались вне времени. Как прикладывать старую фотографию к новому пейзажу. Не знала как к этому чувству, расползающемуся в груди, относится. Но раньше могла точно сказать — категорически и однозначно. Выбора особо не было, ибо один: чем проще, тем лучше. В ее понимании сейчас это было ни разу не близко к понятию «Простого» не говоря про лучшее. Неприятно защемило в груди. С ним было непозволительно комфортно, наверное, ещё в тот самый момент, когда слишком сильно сжал руку, внушил это чувство. Полной безопасности, где никто не посмеет обидеть, кроме него самого, да и то, на словах. Ее сестра была такой. Но она умерла. Не в прямом смысле, далеко нет. Морально умереть в глазах другого человека даже хуже. А в мути умирать каждый раз. Ни за что и напрасно. Просто потому что не оправдала чужих ожиданий, не попала в сценарий. Аглая всегда жила как-то вопреки. Делала назло и наоборот, но в то же время по сценарию, не позволяя себе заглянуть в неизвестность, но когда сестра, что всегда была оплотом плевка на правила и искрящимся огоньком, пожаром, остепенилась и сдалась под гидравлическим прессом обстоятельств… Вернувшаяся с подтёкшей тушью, лиловым синяком на скуле, разбитой губой, кровь с короткой смешалась с помадой… Что-то в душе у Аглаи перевернулось. Авторитет оказался земным человеком. Подслушала тихо при разговоре с матерью кто это сделал, взяла биту и пошла наносить справедливость. Справедливость, пока не организуешь ее сам, никого не настигнет. «Ворошиловский стрелок». И что толку от этой справедливости, если человека она не вернёт, это тупо месть. Костенко был наблюдательным человеком и заметил перемену с лице, что Аглая тотчас попыталась скрыть. Но есть люди, которые отражают внешне все происходящее внутри. Лицом, жестами, тоном. Он не стал ее поддевать этим, как и интересоваться. Бездействие — тоже действие, мало кто любил, когда без стука в душу лезут. — Разбирать не будешь? — выгнул брови Костенко на поставленные посреди коридора сумки. Аглая передернула плечами, вроде, и надо, но обычно она никогда этим не занималась без надобности. Спустя паузу кивнула, кинув, что ей сейчас умыться надо. Дурацкая вещь эта симпатия и привязка к людям. Шигалева плеснула себе воды ледяной в лицо. Посмотрела на бледные щёки и в целом лицо. Так не хотелось выглядеть в глазах дурой. А ведь реально дурой. Она была явно зависима от эмоций, они прибивали к себе намертво, приматывали, приклеивали. А со взглядом чуть в будущее, отличного от восприятия «Здесь» и «Сейчас». Этот всплеск скоро кончится, он уйдёт и все вернётся на круги своя. Давно она не чувствовала себя так свободно, как в его компании, где уютным было даже молчание. Упёрла руки в мойку. Года отношений и дружбы заканчиваются порой не так болезненно. В горле встал неприятный ком. Проглотить, не думать, да забыть в конечном итоге. Это как иметь кладбище старых диалогов взамен пыльных полок, одни и те же буквы, с которых вроде бы пыль смахнёшь и снова смотреть приятно. Но эмоций прежних нет. Так будет проще. Все завязано на эмоциях, а они тускнеют. Любая встряска рано или поздно устаканиваются. — Что ты хочешь готовить? — неожиданно поинтересовался Костенко в тишине. Аглая думала, что они проведут все это время в тишине. — Планирую индейку в листах, но я, как кулинар, не очень, сразу говорю, — засмеялась с улыбкой усмешливой Шигалева, захлопывая дверь холодильника, убирая в него колбасу, сыр. Все, окромя хлеба. — масло не надо, точно…
Вперед