Второй шанс для троих

Стив — Хайль Гидра. Стив произносит эти слова на грани слышимости. Впрочем, этого вполне достаточно, чтобы Ситуэлл его расслышал. Расслышал его и Рамлоу, который, кажется, уж чего-чего, но такого явно не ожидал. По крайней мере, судорожный, на грани слышимости вздох и сбившийся ритм сердца прямо об этом говорили. А уж какой у него был говорящий взгляд… Кажется, будь они наедине, Брок бы прижал его к стене и потребовал объяснений. Конечно, подобное было бы явным нарушением субординации, но… сейчас это вряд ли бы его остановило. А Стив… Ну, откровенно говоря, он, возможно, даже и не был бы против подобного. Все же чему он и научился за последние годы, так это не бояться своих желаний. Происходящее отчего-то вдруг кажется настолько забавным, что Роджерс с трудом сдерживает рвущийся наружу смешок. Возможно, несколько истерический, но в данной ситуации ничего удивительного — усталость брала свое, и моральных сил практически не осталось ни на что. Удивительно, как с этим справляются остальные — те, у кого нет дополнительных сил благодаря сыворотке. Вот уж кто действительно герои, так это они. Кажется, после всего этого все Мстители возьмут пару недель отпуска и будут попросту отсыпаться. Впрочем, нет. После всего этого всех их потащат на разборки с властью, заполнять документы, просто огромные стопки документов, объяснять, что да как, давать интервью, вновь объяснять, успокаивать тех, для кого прошло пять лет, успокаивать тех, для кого этих пяти лет не было… О сне оставалось лишь мечтать. А уж о спокойном сне без кошмаров из прошлого даже мечтать было страшно. И бессмысленно. Все же Стив действительно устал — устал и от этой, кажется, бесконечной битвы, от этого сражения со всеми против всех. И хуже всего то, что это, кажется, не закончится никогда — и на месте одного врага появится еще несколько, как у гидры вместо одной отрубленной головы растут две… Забавно. И тоскливо. И выть хочется оттого, что вся его жизнь, видимо, обречена на это бесконечное сражение. А ведь хочется просто жить. До чего же хочется жить… Просто поставить все на паузу, несколько раз глубоко вздохнув, отдышавшись от этого бега по замкнутому кругу, а потом послать всех к чертям и уйти. И плевать, куда. Просто уйти. И просто жить — как мечталось еще тогда, в сороковых. Стив до сих пор отчетливо помнил, как мечтал о небольшом, уютном домике. О коте — каком-нибудь дворовом бандите, грозе окрестностей. О том, что по соседству с ним будет жить Баки — который однажды остепениться и найдет себе какую-нибудь белокурую красавицу. А потом Стив стал бы любимым дядюшкой его детям… О своих детях Стив никогда не думал. Да и о жене — тоже. Чувствовал, знал, понимал, что глупо будет даже начинать, что ничего толкового из этого не выйдет. Что никогда не полюбит, что сделает и ее, и себя лишь глубоко несчастными. Сердце ведь уже давно отдано другому — и этого было попросту не изменить. Да и не поменял бы он ничего, даже если бы вдруг смог. Сейчас от той его мечты почти ничего и не осталось. Но все равно хотелось чего-то такого — спокойной жизни, когда не в спешке, не на бегу, когда есть время на то, чтобы насладиться кофе. Или рассветом. Или просто посидеть в тишине. Или найти время, чтобы наконец-то вспомнить и нарисовать то, чего так давно хотелось. Мечты… мечты пока что оставались только мечтами. А в его реальности пока что было лишь вечное сражение. И все это, если подумать, заранее уже обречено на провал. Они выиграют битву в этот раз, да. Зубами будут вырывать эту победу, если будет нужно. Выиграют — иначе никак. И в следующий раз, возможно, тоже выиграют. Но однажды… однажды случится так, что они не смогут победить. Где-нибудь оступятся. Не успеют. Совершат ошибку. Проиграют. А ведь сил, чтобы сражаться, у него все меньше и меньше. Это для других он всегда старался оставаться бесстрашным солдатом, полным сил и искренне верящим в свою победу. Себя же он таким уже давно не ощущал. По правде говоря, Стив чувствовал себя титаном, что на своих плечах держит свод небес. Хотя сравнение с титаном в данном случае смотрится несколько…необычно. Почти на грани. Он действительно устал воевать — и, кажется, совсем скоро настанет время уходить на пенсию. Проблема была в том, что Стив был Кэпом. А Капитан Америка — это символ. И, кто бы что ни говорил, но символы никогда не уходят на пенсию. Символы героически погибают, символы сгорают, символы приносят себя в жертву на благо будущего. И это категорически не устраивало Стива. Ситуэлл безропотно, не произнеся ни единого слова, протягивает Стиву чемодан, глядя при этом на него таким пораженным, неверящим взглядом, что от этого почему-то становится еще смешнее. И боль, сжавшая сердце в тиски, стоило Стиву только зайти в лифт, немного отпускает. Что ж, это оказалось куда легче, чем он думал. И куда веселее, да. А если учесть, что в последнее время поводов для радости не было совершенно, то это путешествие даже, в какой-то степени, доставляет удовольствие. Далеко не сразу, но он научился находить хорошие моменты, даже когда в его жизни полный мрак. Стив на мгновение прикрывает глаза, а по его губам быстро скользит усмешка. Осталось совсем немного, верно? Собрать камни, обратить вспять то, что сотворил Танос, вернув исчезнувших домой, победить титана и… можно на пенсию, да? Можно будет отдохнуть. Он уже, кажется, лет сто не отдыхал. Как минимум, с сороковых. Разумеется, глупо было бы думать, что кто-то его добровольно отпустит, но… Кто сказал, что он будет кого-то спрашивать? Хватит с него всего этого — в кой-то веки пора задуматься и о себе. Уж если чему его и научила вся эта ситуация, так это тому, что битва никогда не прекратиться. И завтра попросту может не наступить, поэтому жить нужно здесь и сейчас. И думать о себе нужно тоже здесь и сейчас. Конечно, спокойно уйти на пенсию ему не дадут. И найти его смогут где угодно. Вот только все это путешествие натолкнуло его на одну интересную идею. Что, если скрыться не где-то, а… когда-то? Что, если после этой битвы воспользоваться установкой и вернуться в прошлое? Уж Тони вряд ли ему откажет в последней услуге — он поймет. Пожалуй, один из немногих, кто действительно поймет его стремление уйти. Пусть и в прошлое. Хотя, если Стив правильно понял заумные объяснения Тони, то не совсем в свое прошлое, а… в альтернативной реальности? Что, если поступить именно так? Наверное, эгоистично, вот только Стив слишком многое отдал этому миру. Всего себя отдал, почти ничего не осталось. Слишком долго был альтруистом. Хотелось бы наконец-то побыть эгоистом и пожить для себя. А что его держит? Дружбу и доверие Тони он уже давно безвозвратно потерял. Конечно, в последнее время все вроде как наладилось… но как раньше, уже не будет никогда. Тони всегда будет помнить о его предательстве, а Стив… себя за то, как он поступил со своим другом, он не простит никогда. У Наташи и помимо него есть те, кто сможет ее поддержать. Наташа справится. Она сильнее его, сильнее их всех, даже если этого никто не понимает. У Наташи есть Беннер, есть Клинт… Шерон… Стива всегда поражала некоторая наивность остальных. Отчего-то все были уверены в том, что он — простодушный, бескорыстный, непогрешимый и наивный паренек, забывая о том, где он жил, в каком времени и что именно он творил, чтобы выжить. Да одно только то, что он пять раз подделывал свои документы, чтобы попасть в армию, должно было насторожить. Но нет же — все были свято уверены… в святости Капитана Америки. И в его наивности, разумеется. О том, что Шерон к нему приставили для наблюдения, он понял сразу же. Глупо было бы думать, что такой «символ нации» оставят без присмотра. Да и сама Картер… Боже, ну какая из нее медсестра? В ней все выдавало специфику ее работы — и походка, и движения, и даже пристальный взгляд. Так что было бы наивно полагать, что между ними «что-то есть». Поцелуй? Что ж, почему бы не порадовать наблюдателей? Чувства? Разумеется, нет. Не было у него к Шерон чувств. К ней — не было. Да и в глазах у Шерон он никогда не видел ни влюбленности, ни даже интереса. Лишь работа. Зато вот в других глазах… Сердце на мгновение сбилось с ритма, а затем колотится так сильно и так громко, и Стив поблагодарил всех богов, что никто в лифте, кроме него, не обладает улучшенным слухом и что стоит он сейчас спиной ко всем, потому что удерживать на лице маску невозмутимости отчего-то вдруг кажется невыносимо сложным. Может, оттого, что Стив все прекрасно помнил? Вот уж, если и говорить о минусах своего преображения, то стоило бы начать именно с этого. С памяти, которая из-за сыворотки стала едва ли не идеальной. В этом и заключалась проблема. Груз совершенных ошибок давил. Сводил с ума, заставлял сильнее сжать зубы и искать хоть что-нибудь, лишь бы отвлечься от образов, что так ярко стояли перед глазами. Приятно вспоминать счастливые моменты. Вот только таких моментов в его жизни было до безумия мало. Зато было очень много ошибок, за которые Стив себя никогда не простит. Не простит ни свои ошибки, ни свою слепоту, ни свою нерешительность… Не простит смерть… Не простит. И не забудет никогда — ни взглядов, разных, от восхищенных и влюбленных, до полных бессильной злобы, отчаяния и такой боли, что… Он не забудет и свои отчаяние и боль, когда он осознал, что все разрушил своими собственными руками. И ведь не поделишься же ни с кем. Таким — точно нет. Об этом уж точно никому не следовало знать. Даже Баки. Особенно ему. Баки… да. Стоило признаться, что Стив сам отчасти виноват во всем том, что произошло с ними. Виноват в их отдалении друг от друга. Слишком много ошибок было совершенно. Слишком поздно это осознал Стив. Ошибки, ошибки, ошибки… Кажется, вся жизнь Стива наполнена только этим — борьбой, ошибками и горьким чувством от понимания того, что опоздал. Слишком поздно понял. И ничего уже не исправить. В его времени — точно нет. Даже обладая такой наблюдательностью, как у него, слишком многое он упустил из виду. Слишком слеп он оказался в некоторых моментах. И, как итог — Стив остался один на обочине этого мира. Ведь даже вернув Баки, Стив не сможет остаться с ним. Хотел бы, да, до безумия хотел бы остаться с ним, рядом, лишь бы видеть хоть иногда, лишь бы знать, что он жив, что в порядке… но Баки слишком многое пережил, в том числе и по вине Стива, и как никто другой достоин спокойствия. Стив ведь видел, как его друга тяготит общение с ним. Видел, что Баки даже проще общаться с Сэмом и остальными. Даже с Тони ему проще… Боже, это так… странно. Больно. Он видел, как друг буквально силой заставляет себя улыбаться и общаться с ним. Видел в его глазах, что стал для него чужим. Видел, что Баки никогда ему не простит… Хотя, не совсем верно. Баки, тот, из сороковых, возможно, и простил бы его. Зимний Солдат — никогда. Проблема в том, что Баки и Зимний — это один и тот же человек. А Стив в своей слепоте всеми силами пытался отделить их друг от друга, принимая одну половину и отчаянно пытаясь избавиться от второй. Это была вторая из самых больших глупостей, что он совершал. Стив был полным идиотом. И осознал это слишком поздно, да. Когда уже потерял всех, кто был ему дорог… или кому дорог был он сам. Поэтому не было у него никого, кто удержал бы его в этом мире. Он подумывал о том, что, наверное, самым простым решением для всех остальных было бы погибнуть в последней битве. Вот только чертовски сильно хотелось пожить еще — и пожить для себя, отбросив, наконец, все ненужные ему образы светлого и непогрешимого, отбросив все страхи и сомнения в правильности. Да и убить такого, как Стив — нужно хорошо постараться. Поэтому ему все больше нравилась идея уйти после того, как они одержат победу над Таносом. Уйти, исчезнуть для всех, отправившись в прошлое… альтернативной вселенной, да. Он подумывал вернуться к Пегги. Остальные бы его решение поняли, верно? Даже Баки бы понял. Никто же не знал, что… Никто не знал. Поэтому для остальных это был бы красивый финал красивой истории. Для него же… спроси его еще недавно, то он бы согласился с таким исходом. Так было бы правильно, верно? Закончить эту историю. Отдать наконец-то свой долг и станцевать с ней. Вот только не хотелось этого «правильно». До тошноты ему надоела эта «правильность». Хотелось… что уж скрывать, хотелось совершенно «неправильного». Такого неправильного… Такого настоящего… Загвоздка в том, что Стив попросту боялся. Он не боялся тогда, в сорок первом. Не боялся сыворотки. Не боялся того крушения. Не боялся своей смерти. Не боялся всего того, что происходило с ним после пробуждения. И вот теперь — да, теперь боялся. Боялся все испортить, как это уже случалось не один раз. Вот только последствия этой ошибки могут стать… еще более разрушительными, чем все, что происходило до этого. И уж если и решаться на подобную авантюру, то перед этим следовало все обдумать.