Просто "Не повезло"

Когда Се Лянь открыл глаза после долгого и мучительного от боли сна, то увидел вовсе не лужи крови впитавшиеся в разворошенные простыни, а чистейшие твиловые покрывала и щедро набитые гусиным пухом подушки. Ничего не понимая, он пожелал подняться, и оглядеться, однако, несмотря на все старания тело не реагировало, оно вообще не ощущалось своим! Он по прежнему лежал укрытый теплыми одеялами, без лишних движений. Не успел Се Лянь подобрать и пару вариантов возможных версий происходящего, как совсем рядом послышался смех. Он вышел очень нежным и был схож с шелестом цветов после легкого ветерка. Прошло всего мгновение, до страшного осознания, что звук был издан его собственным ртом. Может... Он все еще спит..? Чувствовать как тело в котором ты находишься, своевольничает и совсем не слушается тебя — очень странно, первые минуты Се Лянь порывался хоть что то сделать, упрямо сопротивляясь невидимым оковам, но нулевой результат заставил отказаться от этой затеи и пустить все самотек. Чуть поразмышляв, принц пришел к выводу что находится тут как третье лицо, словно читает книгу за главного героя, но никак не может повлиять на его решения. Но почему все настолько реальное? Будто он уже пережил что-то подобное. Тело принца тем временем продолжало удивлять. Он лежал на боку, когда очнулся, сейчас же, принял сидячее положение и не переставая улыбаться положил руку на сильно выпирающий живот. Наверное, если б Се Лянь мог контролировать свои действия то как минимум бы упал в обморок, а максимум - умер от шока(Он не уверен, существует ли вообще подобная смерть?). Его живот увеличился настолько сильно, что версия о том, что внутри пророс какой-нибудь корнеплод, казалась намного более объяснима и трезва, чем простое переедание — Ну что ты так распинался? Опять сладкого хочется? — Сорвался безвольный вопрос с изящных губ принца. Ответом послужил очередной слабенький, но ощутимый в своем утверждении пинок у пупка. Во сне Се Лянь тут-же накрыл ладонью место активности его малыша и запричитал: — Ну тише-тише. У нас еще есть дела. А потом я съем столько пирожных и конфет — сколько твоя душа пожелает. Только потерпи немного. Ребенок сделав последний - мстительный за лишние ожидание пинок смирено успокоился и больше не подавал признаков недовольства. А Се Лянь обретя наконец душевный покой, выдохнул про себя с облегчением. Ощущать как что-то, вернее кто-то двигается внутри тебя было странно, в каком-то смысле болезненно, но обладателю контроля над телом было совершенно все равно. Он убрал руки с живота, что бы помочь себе подняться с кровати, и не без череды неловких движений подошел к зеркалу. Сперва, когда он оправился от шока, что находится в чьем-то беременном теле, то даже развеселился от нелепости ситуации в которой ему "повезло" очутиться, но когда он увидел человека отразившегося в стекле, все веселье растаяло как снег под палящем солнцем. Там отразился... Он сам? На лице человека стоящего в зеркале играла ослепительная в своей искренности улыбка. В ней были задействованы лишь только уголки губ, зубов видно не было, но даже с такой слабой мимикой глаза приняли форму растущего месяца, а на едва-заметные щечки с ямочками лег счастливый румянец, который приобретал персиковый оттенок в плохом освещении комнаты.       Во сне Се Лянь подошел практически вплотную к своему отражению, остановившись лишь в шаге от него он не без черноты во взгляде убедился — что тело в котором он находиться действительно его собственное. Просто подвергшееся некоторым изменениям. Из неочевидного он подчеркнул заострение некоторых черт лица. Его скулы сделались более острыми, словно наточенное лезвие меча, а круглые глаза, стали подобны глазам кошки, взгляд неожиданно приобрел странную детскую хитрость, но вместе с этим скрытую уверенность. Его плечи также стали чуточку шире, и бедра обрели своеобразную округлость, которая была чужда им раньше. Он словно повзрослел на несколько лет. Сердце Се Ляня могло бы сделать кульбит, но к счастью или сожалению в теперешнем положении это было невозможно, но даже так страшная догадка заставляла текущую по телу энергию замораживаться в древнейший лед. Это его будущее? Неужели став старше он станет подобным ничтожеством? Будет как идиот разговаривать со своим животом и радоваться беременности которой он не желал? Начнет вести существование жалкого омеги, который только и сидит в своих покоях? Разве это можно назвать жизнью? Развить мысли не дало очередное, странное действие Се Ляня. Своей светлой и нежной как морская пена рукой, он отодвинул верхние одежды, обнажая округлившийся живот на завершающем сроке беременности. Смахнув задравшуюся красную рубашку на одну сторону, он задумчиво надавил двумя пальцами на бок и закусив губу замер, в ожидании чего-то. Реакция не заставила себя долго ждать: Натянутая кожа живота, в мгновенье натянулась еще сильней, сдерживая выпирающий изнутри отпечаток младенческой ладошки с пятью пальчиками. Ужасающая и отвратительная картина была настолько пугающе-реальная, что шокированный таким видом мозг уже в красках представил, как эта же ладошка, своими милыми пальцами, находясь в утробе впивается в плоть и рвет мышцы, разрывает капилляры с венами, тем самым прорывая себе кровавый путь на свободу выбрасывая при этом внутренние органы своего родителя. Но ребенок не был одержим столь кровожадными идеями, и дав о себе знать, вновь погрузился во что то вроде дремы. Во сне Се Лянь, похоже, привык к подобному, и лишь мимолетно взглянув на свой живот, он потянулся за стеклянным флакончиком стоящим на полке у зеркала. Пузырек ромбовидной формы стоял за шкатулкой, с первого взгляда его можно и не увидеть. Внутри, практически на самом дне, плескалась жидкость насыщенного цвета безлунного ночного неба. Принц скрутил крышку и тут же вкусовые рецепторы чуть ли не отказали от такого дурного смрада. Вонь стояла такая, будто двух-недельный человеческий труп залили протухшими яйцами, и сжав все это дело поместили в крохотную баночку. Се Лянь из сновидения обыденным жестом выплеснул себе на руку половину оставшийся жидкости, при этом, даже не поморщившись от резко усилившегося запаха впился взглядом в траурную жидкость. Идентичные по цвету зрачки сверлили непонятную жижу около минуты, а затем Се Лянь резко выдохнул и плеснул все содержимое на ладони прямо на себя! Вернее себе на живот. Сомкнув зубы, и не сдержавшись - зашипев, он принялся "втирать" этот яд прямо в себя. Почему Се Лянь решил назвать это ядом? Все довольно просто.       Он еще никогда прежде не испытывал такую боль. Отрава по ощущениям будто бы уже прожгла все слои кожи, и активно разлагала и проникала в органы и обращала в крошку кости. Боль была сродни мелким, но мимолетным и кровоточащим, устрашающим в своем количестве порезам, за пару секунд раскроили и вспороли живот, а сейчас лезвие наносит по сотни ударов на внутренности разъедая все. Попав на тело и под воздействием втирания, яд изменил свою консистенцию, с полностью жидкого на нечто желеобразное, от чего создавалось впечатление, что он будто бы кипит на животе. А потом принц убрал руку. И стало видно, что оно действительно бурлит, покрываясь сплошь воздушными пузыриками. Картина с выпирающий детской ладонью действительно теряла любую угрозу по сравнению с теперешним видом. Разогретая жижа начала вести себя подобно воде на котле — стала выкипать. В некоторых местах, особенно по бокам, отравы осталось значительно меньше. Се Лянь бы подумал что она действительно вся впиталась в его тело, но потом заметил что произошло с местами где жижи было особенно много. Вся основная утробная часть тела стала подобна холсту, на котором, рисовал неумелый художник, плохо умевший переносить на полотно человеческие эмоции. На животе кипело лицо которое правой стороной плакало, а с левой — смеялось. Во сне Се Лянь с равнодушием взирал на все что происходило с его телом, в то время как его душа металась от головы к пяткам. В последний раз, подобный ужас он видел при попытке революции в Сяньлэ, и если тогда он испытывал страх за гибель близких людей, то сейчас ужасался исключительно собой. Даже осознание что все происходящее — сон, никак не помогало воспаленному сознанию. Тем временем жидкость постепенно пропала с его тела. А разрывающая боль прекратилась так же внезапно как и началась, не оставив даже неприятной пульсации. Принц несколько раз провел рукой по животу, ускоряя и так быстрое кровообращение, и убедившись в нормальности своего состояния запахнул рубашку. — Гэгэ! Низкий мужской голос раздался за пределами комнаты, и судя по всему застал врасплох нынешнего Се Ляня, от чего руки его на мгновенье дрогнули, а плечи напряглись, будто бы желая сжаться. Странно. Когда тело подверглось боли максимум что позволил себе принц -- это несколько секундная заминка, но стоило ему услышать голос пришедшего человека, как он затрясся подобно листу на ветру, будто бы стыдясь чего-то. — Саньлан! Впрочем, наваждение со страхом быстро ушло, и не прошло секунды, как Се Лянь сам подорвался с места на встречу мужчине. Но стоило ему только пересечь порог комнаты, как он сразу оказался заключен в мягкие объятия. Мужчина предусмотрительно не стал прижиматься слишком уж близко, только слегка сжал плечи, но то, с какой нежностью он это делал наводило на определенные мысли. — Ваше Высочество, я клянусь что больше никогда тебя не оставлю так на долго! Эта неделя была сродни семи годам разлуки. Внутренне Се Лянь уже был готов срубить голову этому альфе. Откровенно говоря, принц никогда не был тактильным человеком, а позволять себе такую фривольность - как объятия с незнакомым мужчиной, вообще противоречило его принципам. Определение вторичного пола не заняло много времени, его запах говорил сам за себя. Тяжелые кисловатые нотки напрашивали сморщить нос, но удивительный аромат красного вина - буквально заставлял слегка опьянеть и поддаться природному очарованию этого мужчины. Но в мгновенье вся картина счастливой пары - рассыпалась как прах, развеявшись на ветру и оставив после себя только горечь потери чего-то важного. Открыв глаза Се Лянь понял, что призрачное ощущение чьих-то объятий окончательно пропало. На место крепких рук легло одеяло пропитанное кровью.

***

Юноша с перемазанным грязью лицом шагал по узкой тропе, его единственный виденный глаз светился подобно звезде, а рука сжимала карман рубахи с нацепленным на него, греющим душу отличительным знаком. Подумать только! Его! Его! Допустили до экзамена в королевскую гвардию Сяньлэ! Мальчишку не проходящего не по возрасту, не по статусу, взяли благодаря врожденным способностям, звучит фантастически! Как бредни охмелевших мужчин из класса прекариата чересчур уж перепивших и уверяющих, что их сын завоевал половину соседнего королевства, а дочь вышла замуж за герцога. Хунхун-эр находился в настоящем экстазе от осознания поднятия своего положения. Юношу не волновала не его внешность в этот момент( которая по сути была достаточно неплоха, но идиотская, лезущая на лицо улыбка, делала его похожим на душевнобольного) , не количество жалованья за должность Унтер-офицера, сердце пропускало удар только при мысли, что теперь он будет регулярно видеться с ним. С Его Высочеством Наследным Принцем Сяньлэ. Мысли о принце Сяньлэ не давали покоя, стоило Хунхун-эру только успокоить бешенное сердцебиение, как он вспоминает вид этих сияющих добром глаза и жесты в которых только любовь к окружающим и нежность, но на поле боя принц подобен фениксу -- его взгляд сияет пламенем предвкушения, а аккуратность в действиях обращается прахом и возрождается силой. Он так и дальше бы возносил мысленные молитвы Его Высочеству, если бы не крик раздавшийся буквально в нескольких метрах. Крик принадлежал молодому парню, явно обладающим звонким голосом, Хунхун-эр не долго думая схватился за рукоять меча и двинулся в сторону звука. Перед ним предстала странная картина. Мужчины в возрасте от двадцати до тридцати валялись кто где. Тело парня за двадцать лежало у крупного камня, тело другого безвольно повисло на ветке. Всего их было пятнадцать или около того, а на того кричавшего человека был поставлен сапог в грязи, который носком вдавливал его лицо в лужу грязи. — Повтори-ка как ты меня назвал? — Вдавливающим в землю человеком был юноша чуть старше самого Хунхун-эра. Он выделялся волосами цвета чернил и худым лицом... настолько худым что было видно вены и глубину западания глаз. Следом послышались мольбы: — Простите Господин Хэ! Простите! Не ломайте мне ребра, я клянусь, что больше никогда даже не допущу плохих мыслей в вашу сторону! — Сапог стал довить сильнее, послышался предупреждающий хруст. Парень двадцати лет завопил: — Умоляю! Это было ошибкой! Я не про Вас говорил, Вы не анорексик ! Названый Господином Хэ фыркнул, он пнул в ребра несчастного лежавшего и прошипел подобно гадюке: — Проваливай. Ты и твои подчиненные. Или в следующий раз ты будешь лизать эти сапоги. Словно полностью здоровый, парень вскочил на ноги и поклонившись исчез как ветер, скрывшись за стволами деревьев, позабыв о других пострадавших. Когда представление закончилось, Хунхун-эр по обстановке догадался что пришел на тренировочную площадку, он повертел головой пока не понял что этот Господин Хэ не сводит с него глаз. — Что ты тут забыл? — задал он вопрос, вытирая с подбородка кровь, которая неизвестно как туда попала. У Хунхун-эра язык не поворачивался назвать человека перед собой "Господином" или "Мужчиной", в его внешности и жестах не было ничего аристократичного, ничего схожего с поведением Его Высочества. Ну а на "мужчину" он не походил из-за возраста. Судя по всему едва ли он шагнул на порог юношества, и термин "муж" для употребления, касался насмехающимся. — Я услышал крик и пришел проверить что тут происходит. Знал бы, что у кого-то случился нервный срыв - прошел мимо. — Хунхун-эр совсем слегка приподнял подбородок, чтобы посмотреть на парня. И жест этот вышел, словно он бросает ему вызов. Юный гвардеец не капли не жалел, что действие возымело именно такой характер. — Petit bâtard... — Человек в схожий с ожившим мертвецом противоречиво подкрался к Хунхун-эру, подобно летучей мыши. Мгновенно и точно. Его волосы, которые по текстуре больше напоминали разбавленный водою чернозем, колыхнулись назад, обнажая частичку шеи, покрытую едва заметной чешуей. Она выглядела чересчур уж естественно, будто с рождения была прикреплена к мышцам на теле, по цвету тон абсолютно не отличался от кожи, лишь эти характерные прорези делали ее заметной.       При виде такого не свойственного людям элемента, видимый глаз Хунхун-эра едва заметно округлился, а губы сжались в тонкую линию, пытаясь не проронить ни одного лишнего слова. — На что ты смотришь? — Он схватил своими бледными костлявыми пальцами предплечье гвардейца и тут-же отнял руку. Казалось и без того темные глаза человека(человека?) потемнели разом на пару оттенков, взгляд метнулся к повязке мальчика в непрозвучавшем вопросе, а линия челюсти выступила заметнее. "Удивительно" пробормотал он и потянулся к чужим бинтам. Хунхун-эр среагировал мгновенно, отклоняясь влево и нанося удар точно в локтевой нерв. Слабая на вид рука, даже не дрогнула, получив урон в столь чувствительную точку, хотя как минимум, должна была потерять чувство контроля, буквально на мгновение. Но человек так и продолжил стоять в той же позе, с протянутой конечностью. Лишь спустя пару секунд он повернул голову в сторону мальчика и опустил полностью функциональную руку. — Как тебя зовут? — Спросил человек, ни капли не пострадавший на физическом уровне. — Зачем Вам это знать? — Задал в ответ вопрос Хунхун-эр. Он начал жалеть, что в принципе свернул на эту тренировочную площадку и встретился со столь странной личностью, которую не волнует не боль ни наличие чешуи на шее. Хотя самого Хунхун-эра этот факт буквально разъедал на части. Человек хмыкнул и повернулся корпусом к мальчику. Его глаза загорелись нездоровым азартом, похоже он знатно повеселел. — Я хочу помочь тебе. Такие как мы должны держаться рядом. — С чего Вы решили, что я нуждаюсь в помощи? И что подразумеваете говоря "Такие как мы"? — Хунхун-эр так же сделал акцент на последнем слове. — Неужели ты не знаешь? Вот ведь...— Неизвестный театрально приподнял брови и хмыкнул, начав рыться у себя в кармане. — Вот держи. — Он кинул Хунхун-эру неизвестный пергамент, тот не глядя поймал его и недоверчиво отведя глаза на бумагу развернул ее. На пожелтевшем от условий хранения пергаменте рисовалось искаженное в своем сумасшествии изображение. На передней стороне был флаг. Он представлял собой зеленый фон, в середине которого вставало солнце. А на обратной стороне был нарисован мужчина в длинном белом непонятном наряде и с черными, чернильными как ночь волосами. На лицо его была надета маска, которая одной стороной - улыбалась, а другой - плакала.       Хунхун-эр в отвращении протянул пергамент обратно. Когда он вновь поднял глаза на неизвестного, то увидел на лице того странную меланхоличную улыбку, в то время как его взгляд, был наполнен бездонной скукой и усталостью. — Мое имя Хэ Сюань. И если у тебя есть желание дожить до совершеннолетия, то будет лучше запомнить это имя. — Безразлично сказал он. — И выкини пергамент. Он уже потерял свою ценность. Хунхун-эр прикусил губу. Неизвес... нет, Хэ Сюань изрядно напрягал его. Предложения о не пойми какой помощи, дефекты во внешности и эти недо-угрозы, выглядели, как сюжет в дешевом спектакле, билеты на который, не один нормальный человек не купит. Пока юный гвардеец искал способы уйти с достоинством, Хэ Сюань продолжал ожидать хоть какой-то реакции. И чуть помявшись, Хунхун-эр здраво рассудив решил банально представится в ответ. В конце-концов знание его имени не даст ему абсолютно ничего. — Меня зовут Хун... — Он запнулся. — Хуа Чэн. Услышав это, пронизывающий взгляд Хэ Сюаня вновь обратился к нему. — Так значит ты еще и не родовой колдун — Старший задумчиво постучал пальцем о свой острый подбородок. Его фигура в своем равнодушие ко всему навевала практически могильный холод. Он простоял в раздумьях около минуты, то смотря на повязку гвардейца, то вновь на пергамент, который все еще был зажат в руке младшего. Хуа Чэн тоже посмотрел на лист в своей ладони. И каково было его удивление, когда он ничего там не обнаружил. Для надежности он преподнес его ближе к лицу и перевернул на другую сторону. Абсолютно чистый пергамент. В конце-концов Хэ Сюань, перед тем как развернутся и уйти в неизвестном направлении, закрыл глаза и сказал: — Лучше бы тебе, Хуа Чэн, поскорее убираться из Сяньлэ. Скоро тут будет жарко. Последние слова заставили сердце гвардейца пропустить удар. Выпустив пергамент, он бездумно схватил Хэ Сюаня за локоть заставляя его вновь повернутся. — О чем... — Следующее, что почувствовал Хунхун-эр - удар неописуемой мощности, направленный ровно в его грудь. Ребра загорелись болью, и будто бы тисками сдавили внутренние органы, а голова потеряла связь с сознанием. Последним что увидел гвардеец была красная пелена, которая не была иллюзией сотрясения, а вполне реальной кровью пропитавшей повязку и затекшей ему в глаза. Только поступивший на службу Хунхун-эр лежал на земле окруженный лепестками красных роз. Или это были капли багровой жидкости из его тела? Красный сменился бессознательным черным. Его рука так и замерла, не дотянувшись до испачканной грязью эмблемы.

***

Взгляд Се Ляня панически бегал по комнате. Никто не должен узнать что тут случилось. Его ноги все еще дрожали, стоял он только потому что перенес практически весь вес на руки, опершись о стол. Его пальцы подрагивали от напряжения, подолом своих разорванных одежд он оттирал кровь неизвестно как именно попавшую на деревянную поверхность. — "Му Цин придет, заметит кровь и все поймет..." Панические мысли заволокли его сознание "А если Фэн Синь увидит..." Он перевел взгляд на стену, где осталась вмятина от удара его головы. В следующее мгновенье принц бросился оттирать следы у стены, но... не успел пройти и пару шагов, как упал от боли резко напомнившей о себе. Кисти рук, что были сплошь покрыты синяками обессилено выпустили ошметки когда-то королевского одеяния. Ему было так больно! И холодно тоже. Интересно из-за чего именно? От потери крови, или от того что он пролежал в этой крови несколько часов? Сознание было готово вновь покинуть его, дабы дать телу восстановиться, но Се Лянь был непреклонен в своем желании. Пусть он не может дойти. Он доберется другими способами. Его пальцы вцепились в еле-выступающие половицы. Мышцы ныли адской болью, переставшие кровоточить раны, от напряжения вновь открылись. Но Се Лянь продолжал продвигаться вперед игнорируя пульсацию во всем теле. Наследный принц полз подобно жалкому червю, желая убрать следы своего позора. Когда руки потеряли последние силы, его лицо встретилось с полом. Удар вышел не сильным, только прежде поврежденный затылок заставил Се Ляня на несколько секунд потерять координацию. Вскоре он поднял голову, что бы оценить расстояние, и поймал себя на том, что не может согнуть пальцы. Он посмотрел на свои руки. Маленькие деревянные неровности впились в подушечки пальцев, а занозы зашли под ногти. Теперь его ладони сами оставляли кровавые следы. Когда Се Лянь увидел плоды своих трудов, его взгляд затуманился пеленой слез. Горькие рыдания стали вырываться из плотно сжатых губ. Он прикрыл рот руками, уже не заботясь, что пачкает свое лицо. Принц горько плакал, он пытался вытереть слезы с щек, но как только его ладони отрывались от губ, как рыдание заполняли комнату, а пальцы лишь размазали слезы, сопли и кровь по искаженному лицу. — Цзюнь У... — Задыхаясь произнес он. — Что же ты сделал со мной? "Он ничего не делал." — Прошептал собственный голос на затворках сознания. "Он лишь показал кто ты на самом деле." "Ничтожество. Которое не то что свой народ, а себя защитить не в состоянии." "Так ведь, Сяньлэ?"