Ночи напролёт

      Для Никиты ночь — целый обряд. Прежде чем лечь спать ему нужно приготовиться.              Сперва он греет себе молоко и пьёт его только с квадратными печеньками; на фоне телевизор вещает мультики. Он моет посуду, убирает со стола, выключает очередную серию и бежит в ванную. Норильск — чистоплотный мальчик! После долгих водных процедур он наконец расправляет постель. Взбив подушку, он берёт с собой любимого медведя и укладывается с ним в объятиях, не забыв включить ночник в форме зайчика.       — Завтра поедем с Серёжей с горки кататься, — шепчет он игрушке, — так что надо выспаться...       Норильск только закрыл глаза, как услышал настойчивый стук в дверь. Он осторожно спустился с тёплого места и приблизился ко входу, когда тяжёлое железо резко ударило его по плечу, отчего Никита упал на пол, вскрикнув.       — Почему так долго? — недовольно прошипел Руслан. — Я уже свои ключи достал, пока ты приполз.       Мальчик повесил кинутую ему куртку и последовал за отцом внутрь квартиры.       Красноярск, казалось, не замечал его. Он по привычке включил громкую музыку и принялся рыскать по шкафам в поисках чего-то, но не переставал ругаться себе под нос.       Норильск собирался идти обратно в свою комнату, но не смог.       — Иди сюда, — хмуро приказал Енисейский-старший. — Сядь.       Никиту пробрала дрожь при виде бутылки со спиртным в руках у города, и он сел, тут же опустив глаза в пол. Руслан не любил, если на него долго смотрели, и начинал злиться. Сейчас же он и так был пьян и зол.       — Сигареты есть? — бросил через плечо Красноярск, стоявший у плиты и искавший рюмку.       Мальчик слышал, что взрослым после алкоголя хочется курить.       — Нету, — тихо ответил он, надеясь на лучше.       — У меня в кармане лежат, — процедил он.       Значит, нужно принести.       Гнусный дым заполняет квартиру быстро. Так, что младшему стало трудно дышать почти сразу.       — Можно я открою окно? — попросил он, чуть не прибавив заветное "пап" в конце.       Руслан такие обращения не любит.       — Неженка, — голос Енисейского пропадал после каждой затяжки, однако форточку он открыл.       Не потому что заботливый, а потому что ребёнок не достал бы, чем выбесит его ещё больше.       — Ты завтра гулять собрался?       Мальчик неуверенно кивнул и сразу почувствовал, как его схватили за волосы и потянули.       — Я тебе говорил не общаться с Татищевым и его детьми? Говорил или нет?       Никита только всхлипнул от боли. Нельзя злить отца, иначе будет ещё хуже. На нём кожаный пояс с шипами. Ох, как же Норильск мечтал, чтобы Иркутск никогда не делал ему такой подарок, отпечатки которого не сходят неделю.       — Папа, отпусти, мне больно! — не выдерживая, закричал он.       Вместо стальной хватки на голове он получил сильную затрещину.       Никита промелькнул мимо старшего и закрылся в комнате. Запрыгнул на кровать, прижал к себе игрушку и стал ждать, судорожно всхлипывая.       Зачем он сбежал? Красноярск, наверное, очень рассердился, потому что сейчас ходил по дому, ругаясь и швыряя вещи во все стороны. Мальчик закрыл уши ладошками, чтобы не слушать обидные слова.       Енисейский-младший перестал дышать, когда Руслан зашёл к нему. Ребёнок перевернулся на живот, подминая медведя, и краем глаза следил за мужчиной. Тот снял с себя ремень и, к счастью, выкинул его в сторону. Он скинул и чёрную рубашку — любимый верх для клубов.       Никита сжался, пока отец заползал к нему. Красноярск несколько секунд нервно дышал, а затем тронул его за плечо.       — Никитка, иди ко мне, — удивительно мягко попросил он.       Мальчик почувствовал несильный хват на запястье. Старший нежно и аккуратно уложил его рядом с собой, обхватив со спины и прижав лицо малыша а собственной голой коже.       — Ты помнишь? Никитка? — раздалось в темноте.       Он не забыл, как отец обнимал его так во время гроз и бурь.       Норильск кивнул.       Красноярск прислонился губами к детскому лбу. Будто мерил температуру или желал спокойной ночи.       — Прости меня, Никитка, — от него несло дорогим алкогольным коктейлем. — Я изменюсь, обещаю.       Норильск не верил ему. Взрослым вообще верить нельзя. Но мальчик всё равно засыпал в горячих объятиях так же, как в счастливом детстве.