Человек без лица

      Игорь давится остывшим кофе, зыркая недобрым взглядом, заставляя ретироваться от его стола. Гром невольно проводит ладонью по подбородку, нащупывая двухдневную щетину. Побриться не мешало бы, нечего коллег своей угрюмой рожей пугать. Гром не был злым или высокомерным, ему правда было чертовки сложно сходится с людьми. В последнее время он хреново спал. Внутренне нарастало необъяснимое чувство тревоги, словно зудело под кожей. Крайне поганое чувство.       Весна в Питере пришла довольно поздно. Как только сошел снег появились первые подснежники. За последние две недели в лесополосе обнаружили три детских тела. Мальчишки восьми, девяти и одиннадцати лет. Двое из неблагополучных семей, родители алкоголики, находились на учете у служб опеки, часто сбегали из дома, бродяжничали, токсикоманили. Старший — воспитанник детдома. Гром помнит как лично ездил в детдом по поводу исчезновения Саши.       Многие из здешних воспитанников не сироты, просто их родители лишены прав и им нет никакого дела до собственных детей. Восстановить опеку пытаются единицы, остальные рады что их ничто больше не отвлекает от бутылки. Дети постоянно сбегают, думают, что дома их кто-то ждет.       Обычно поисками таких детей занимались волонтерские спасательные службы типа Лизы Алерт, да местные участковые нехотя вокзалы и подвалы обыскивали. Горе-родители могли неделями не замечать отсутствие детей, тревогу обычно били сердобольные соседи.       Причину смерти установить не представлялось возможным. Тела слишком долго пролежали в промёрзлой земле, пострадали от хищников и паразитов. И все же Гром чувствовал, что все эти смерти не трагическая случайность.       К сожалению, разыгравшаяся паранойя на практике оказывается отменно работающей интуицией. Игорь поднимает телефон, молча слушая голос оперативника, давая короткие ответы и мрачнея с каждой секундой. — Понял, через час будем. — Игорь, кофе будешь? — Дима приземляется рядом, ставя на стол горячую чашку. — Вот угощайся, мама на выходных пирожков передала. Вкусные, с яблоками. — Дубин пододвигает к напарнику кулек с домашней выпечкой. — Позже, Дима. — раздражено обрывает Гром. — Собирайся. У нас труп, скорее всего, предумышленое убийство. — Тело ребенка обнаружили сегодня утром в лесополосе, — поясняет Игорь накидывая куртку. На месте уже работают криминалисты.

***

      В лесу прохладно и сыро, Гром зябко ежится, кутаясь в старую кожанку, тихо матерится когда новые кроссовки утопают в весенней грязи. Сизый туман стелится по земле. Майор угрюмо следует вперед, раздвигая сосновые ветки. Димка семенит рядом, стараясь не отставать. Ориентироваться на местности майор умел достаточно неплохо, спасибо напарнику отца, Федору Ивановичу. Он часто проводил лето на его даче, дядя Федя водил мальчишку в лес за ягодами, учил ориентироваться на местности, ловить рыбу, а осенью собирать грибы. Тетя Люба кормила вкусными пирогами. Дядя Федя и тетя Люба фактически заменили ему семью, а после смерти отца и вовсе спасли от попадания в детдом, оформив над ним опеку.       К коллегам они выходят где-то через полчаса. Место огорожено, работают криминалисты. Ночью шёл дождь, вряд ли удастся найти следы обуви или отпечатки пальцев. Проклятье. — Кто обнаружил тело? — Гром сухо здоровается с коллегами, задавая стандартные вопросы. — Грибник, старику не спится, вышел выгулять собаку с утра пораньше. Она и обнаружила труп. Его уже опросили. — Я могу осмотреть тело? — осторожно спрашивает Игорь. Эту часть работы он особенно ненавидит, нет, на трупы он за свою работу насмотрелся достаточно. Но хладнокровное убийство ребёнка, это каждый раз выбивает почву из-под ног. — Да, мы уже почти закончили, — криминалист медленно закуривает, указывая в сторону желтой ленты.       То, что это явно дело рук серийника Гром понимает почти сразу. Маньяк оставил тело ребенка на опушке леса, явно рассчитывал, что его обнаружат. Соорудил что-то типа алтаря из веток и листвы, выставил напоказ. Гром подходит ближе садясь на колени, вглядываясь в мертвенно-бледное лицо ребёнка.       Голубые глаза остекленели и устремлены в небо, посиневшие губы раскрыты в немом крике. Навечно застывший, замерший словно восковая кукла.       Игорь смутно припоминает молодого криминалиста, который тщательно осматривает место преступления. Высокий мрачный парень, с пронзительными черными глазами и нечитаемым лицом. Немногословный, говорит четко и по делу. Валентин Гашпарев, кажется. Игорь уже работал с ним раньше, тогда парень здорово помог расследованию. — Судя по характерным следам на шее, смерть наступила в результате асфиксии. Полное отсутствие одежды также свидетельствует о том, что над ребенком, вероятно, надругались прежде чем задушить. — без эмоционально продолжает криминалист, — Точнее сможет сказать судмедэксперт. — Предполагаемое время смерти? — Затрудняюсь ответить. Мальчика убили явно не здесь, преступник привез его сюда уже после смерти. — Думаешь, он местный? — Вряд ли, скорее всего приехал на машине. Но сомневаюсь, что мы найдем следы шин после дождя. А камер возле дороги здесь нет. — Посмотри на его ногти, — криминалист осторожно разворачивает к Грому окоченевшую маленькую детскую ладошку. — А что с ними не так? — Они аккуратно подстрижены и вычищены. Не думаю что ребенок мог сделать это сам. Маньяк явно тщательно удалил грязь под ногтями, возможно, пользуясь специальными средствами. Вероятно, маньяк продержал тело в холодной воде, чтобы было невозможно установить время смерти. Точные выводы делать пока рано, нужно дождаться вскрытия. — Валентин незаметно хмурит густые брови, накрывая тело несчастного ребенка.

***

      Разговор с судмедэкспертом проводившим вскрытие только подтверждает худшие опасения Грома. Ребенок сильно истощён, похитили где-то несколько недель назад и явно держали в каком-то затхлом подвале без доступа солнечного света, о чем свидетельствовали споры грибка обнаруженные в легких мальчика. Также его регулярно истязали и многократно насиловали. Яна обнаружила характерные следы и повреждения мягких слизистых и разрывы и трещины анального отверстия. По словам судмедэксперта, старые разрывы даже не успевали начать заживать. Если бы маньяк не задушил ребенка у него были все шансы умереть от начавшегося воспаления и сепсиса. Следов биологоческих жидкостей обнаружить не удалось. Как ранее предположил Валентин, тело почти сутки продержали в холодной воде.        Маньяк был чертовски осторожен и скрупулёзен в уничтожении улик, явно использовал перчатки и медицинский плащ. А значит, ублюдок тщательно планировал свои гнусные преступления, был прекрасно осведомлен о работе полиции. Маньяк убивал явно не впервые, и тут дело не в найденных ранее трех трупах детей в лесу, хотя здесь также явно угадывался его почерк. Он наверняка убивал ранее. А потом что? Почувствовал след, залег на дно? Значит, должны быть похожие дела, придется поднять архив. Где-то этот ублюдок должен засветится. Напарник находит Грома в курилке за участком, молча протягивая кофе. — У нас серийник, Дима, — мрачно констатирует Игорь.       Хоть внешне Игорь казался коллегам чёрствым, угрюмым и суровым полицейским которого ничем не проймешь, это было далеко не так. Даже работая в полиции не первый год, майор не мог привыкнуть к такой запредельной жестокости. Каким извергом нужно быть чтобы сотворить с ребёнком подобную мерзость?! Такие дела по-прежнему были чем-то за гранью добра и зла. — Удалось установить личность мальчика? — отстранено спрашивает Игорь. — Да. Савелий Краморов, одиннадцать лет. Проживает с отцом в пригороде Питера. Пропал две недели назад. Несколько дней назад его бабушка написала заявление о пропаже ребёнка. — Подожди, Дим, ты хочешь сказать, две недели никто просто не замечал отсутствия ребенка дома?! — Гром едва не подавился сигаретным дымом. — Его семья состоит на учете? Наркоманы? Алкаши запойные? — Да нет. — Дубин слегка замялся, — Мы вызвали его отца на опознание тела, сейчас он в отделении, дает показания. Работает на местном заводе, характеристики с мест работы положительные, не алкаш, так, выпивает по выходным как все, — на последней фразе Дубин едва заметно морщится, явно цитируя чужие слова, — по словам соседей, отношения с ребенком у отца были напряжённые, он часто сбегал к бабке, которая жила в нескольких кварталах от него. Домой и в школу Савелия никто не провожал. — И все же я не врубаюсь, Дим, ребенок изчез на две недели. — Мы опросили его отце, по словам Григория Крамарова он ничего не знал о пропаже ребёнка. У Савелия начались каникулы, он просил отца разрешить ему пожить у бабки. Видимо, отец раз был сплавить сына на пару недель. До дома бабушки мальчик в тот день так и не дошел. Тревогу подняли учителя когда по окончанию каникул Савелий так и не появился в школе, тогда все и вскрылась. — Не верю, что за две недели у него не было времени банально позвонить своему сыну. — Григорий говорит что ему подвернулась выгодня шабашка и он практически работал круглые сутки. «А еще бухал с дружками и таскал домой девок сомнительного поведения, удачно сплавив сына бабке чтоб нод ногами не путался» Как же все это мерзко.

***

      От отца Савелия пахло водкой, он сидел сгорбившись на стуле, прикрывая лицо грубыми ладонями. Он и правда был убит и раздавлен горем. — Да я этого урода собственными руками разорву! — бессвязно бормотал мужчина, поднимая на майора воспаленные сухие глаза. Взгляд Григория был болезненным и больным. «А толку, в этом позднем раскаянье? Ребёнка уже не вернешь.» — И часто от вас сын к бабке сбегал? — ровно спрашивает Гром, — Вы его били? — Да не бил я его. Воспитывал, да. Мог ремня всыпать за плохие оценки или когда срач в доме разводил. Так я же не до черноты его порол, как некоторые отцы делали. — беспомощно оправдывается Григорий. Словно ему и вправду ни разу не приходило в голову, что можно поступать иначе. В его искажённой картине мира такие методы в порядке вещей. — А как ещё пацанов воспитывать?! Они же по другому не понимают! Меня тоже отец в свое время порол, чтоб я по гаражам не бегал и с крыши не сигал. Мы мелкие без мозгов были, творили всякую херню. И ничего, нормальным вырос, человеком стал. Не сторчался, как мои дружки со двора. Я тогда злой на папку был, а теперь ему благодарен, думаю, мало меня порол тогда.       «Кто ж тебе сказал, что ты нормальным вырос?!»       Гром выходит из допросной, сталкиваясь с тучным коллегой. — Все показания записал, теперь отпускай. Уже не первый час человека мурыжишь. — Там может он того, мальца своего и прибил? — Рот закрой, Зайцев, за умного сойдешь. — раздражено обрывает Гром.

***

      Гром просиживает полночи в пыльном архиве, просматривая папки с висяками, ища хоть что-то более-менее напоминающее почерк этого маньяка. Раскладывая коробки с пыльными досье, половина из которых даже не оцифрована. Майор трет глаза, на часах уже глубоко заполночь он даже и половины не просмотрел. К трем у него уже слипаются окончательно, Гром засыпает прямо в участке, просто не видит смысла тащится домой. Утром умывается в туалете ледяной водой, и заваривает крепкий кофе. Прокопенко ловит его после работы прямо в архиве, верно разгадав его маневр. — Федор Иванович, вы чего так поздно все ещё на работе? — растерянно спрашивает Гром. — Тебя жду. Пойдем, Игорюнь, Любаня борща приготовила. Пойдем, пойдем. — Да у меня тут дело, Федор Иванович… — Вот за ужином и обсудим твое дело. — мягко, но настойчиво, гнет свою линию Прокопенко.       Гром знает, что спорить с ним в такие моменты бесполезно. Прячет легкую улыбку и все-таки от проявления такой необходимой отеческой заботы становится тепло на душе.       В доме тёти Любы пахнет уютом и теплом, Игорь за обе щеки уплетает борщ со сметаной, пьет горячий чай, расслабляется, наконец чувствуя себя дома. Любаня напоследок приносит хороший коньяк и тактично оставляет их одних. Выпивают молча, Игоря прорывает быстро, слова льются бесконечным потоком. — Я никогда не сталкивался ни с чем подобным, — мрачно признается Гром, — мне бы помощь мозгоправа не помешала. То есть, не мне не в этом смысле… Как это называют, профайлера, кто по маньякам работает. — Криминальный психиатр, — поправляет Федор Иванович, — в правильном направлении мыслишь, Игорюнь. Есть у меня на примете одна старая знакомая, она раньше работала в полиции, с твоим батей, кстати. Бану Колманова, сейчас она частную практику ведет, как психоаналитик. Контакты у меня остались, надеюсь, не откажет. — Спасибо, дядя Федя. — тепло благодарит Игорь. — А что насчет дела. Сдается мне, Игорюнь, роешь ты, конечно, в правильном направление, да не там. — Что вы имеете ввиду? — осторожно переспрашивает Гром. — Припоминаю я похожее громкое дело, двенадцатилетней давности. Тогда тоже трупы детей регулярно в лесу находили. Только дело это было в Подмосковье, в дачном поселке. Пресса окрестила маньяка Фишер, вел его следователь из Ростова Евгений Боков. Фишера подозревали более чем в тридцати эпизодах похищения и убийства детей. — Так его поймали или нет? — Было много подозреваемых, убийца умело играл с полицией, запутывал следы. — Федор Иванович делает паузу, собираясь с мыслями, — В конце его, вроде как, поймали, но маньяк успел покончить с собой, в квартире подозреваемого обнаружили повешенный труп и признательную записку. Вот только многие не верили, что тот суицидник был реальным маньяком. Тем на менее, сразу после этого похищения детей прекратились и дело закрыли.       Игорь вскидывается, напряженно ловя каждое слово. — Я завтра скину тебе все материалы дела. — Спасибо, дядя Федя, — Гром сжимает руку приемного отца, — за все. Я, это, пойду, наверное, поздно уже. — Игорек, не дури, а. Любаня в твоей комнате кровать застелила, оставайся у нас, отоспись нормально. Гром молча кивает, падает на кровать, засыпая прямо в одежде.

***

      Гром хмурится, сопоставляя материалы старых дел Фишера. Тела пропавших мальчишек тогда так же находили на опушке леса. Маньяк держал их в подвале от недели до месяца, прежде чем убить. Характерные следы насилия, истязаний, смерть в результате асфиксии.       Жертвы — мальчишки от восьми до двенадцати лет, щуплые, миловидные, из неблагополучных семей, либо воспитанники детдома. Те, кого сразу не хватятся и явно не будут искать. Даже не будучи профайлером, Гром был уверен что они столкнулись с тем же маньяком, что орудовал двенадцать лет назад в Подмосковье. И все же, чтобы убедиться в своих подозрениях ему нужна консультация специалиста.       Кабинет Бану Колмаковой производит на Игоря приятное впечатление. Светло-зелёные тона, мягкий приглушенный свет, удобное кресло и обилие живой зелени и цветущих кактусов действительно действовали расслабляюще и успокаивающе.       Бану смотрит на повзрослевшего и возмужавшего Игоря Грома, а видит Костю. Это почти физически больно. Правда, психолог почти сразу берет себя в руки, виртуозно справляясь с непрошенными эмоциями и воспоминаниями. Стальная воля и непоколебимая выдержка — то, за что ее любили и одновременно ненавидели все мужчины в ее жизни. Они с Костей были как лед и пламень, на первый взгляд, абсолютно несовместимы. Но лишь на первый. — Я рада, что вы обратились ко мне, Игорь Константинович, — вкрадчиво начинает психолог, улыбается ободряюще и по-матерински мягко, — проблема с неконтролируемыми вспышками гнева это наиболее частый запрос для людей вашей профессии. К сожалению, нервные перегрузки и хронический стресс дают о себе знать, тем более когда на вас ежедневно лежит ответственность за чужие жизни.       «Вот что, значит, Федор Иванович ей наплел, направил подчинённого на консультацию, чтобы научился контролировать гнев. Что ж, умно.»       Гром отрывается от созерцания цветущего кактуса, переводит взгляд на психолога, чувствуя себя крайне неловко. Словно хулиган, разбивший любимую вазу своей любимой учительницы.       Бану была женщиной средних лет с тонкими аристократическими чертами лица и пронзительным взглядом серебряно-серых глаз, белые как снег волосы мягко спадали на плечи. С первой минуты разговора Игоря не покидало смутное чувство, словно он уже видел ее где-то раньше. — Я здесь не за этим. Простите, я соврал вам, — скомкано признается майор. — Я догадывалась, — психолог улыбается, понимающе и тонко. — так что же привило вас ко мне, майор Гром? — В Питере пропадают дети, четыре трупа за последний месяц. Я уверен, это дело рук серийного маньяка, весьма опытного и изворотливого, и он обязательно продолжит убивать. Я также уверен, что он не однократно делал это в прошлом. Я хочу чтобы вы взглянули на материалы дела Фишера и сравнили их с нашим маньяком. Лично я здесь явно вижу параллели. Но я не профайлер, раньше мне с таким сталкиваться не приходилось. Поэтому для меня так важно мнение специалиста. — Мне нужны фотографии с мест преступления. — сухо говорит Бану. — Они все прикреплены к материалам дела. — Хорошо. — психолог раскладывает фотографии на столе, вчитываясь, вскользь просматривая отчет криминалиста. — Дайте мне полчаса. Налейте себе воды, если хотите, можете сделать кофе, — тихо говорит психолог, не отвлекаясь от изучения жутких фотографий.       «Что она там видит?!»       Игорь внезапно понимает, что не хочет знать ответ на этот вопрос. Заглядывать в сознание подобных больных ублюдков - то же самое, что засовывать руки по локоть в гниющие останки разлагающейся склизкой плоти. — Я, конечно, уже много лет не работаю как криминальный психиатр, но могу сказать с полной уверенностью: это определенно его почерк. — прерывает молчание Бану. — Хотите сказать, что мы имеем дело с тем же маньяком-педофилом? — В клиническом смысле, Фишер не педофил. — В смысле? — Гром непонимающе уставился на психиатра. — В отличии от истинных педофилов он не испытывает перверзное влечение к детям. — поясняет Колмакова. — Для него дети просто наиболее доступные и легкие жертвы. Слабые и беззащитные. Легкая добыча, не способная оказать серьёзного сопротивления. — Как шакалы, охотящиеся на самых больных и слабых, — отзывается Гром. — Грубо говоря, да. Фишер крайне садистичен, его, как и многих подобных маньяков, в первую очередь возбуждает чувство неограниченной власти и контроля над чужой жизнью, причинение боли своей жертве, они буквально упиваются чужим страхом. Для него все эти дети словно неживые, он видит их как объекты с которыми может творить все что угодно. Более того, в своей голове считает эти действия оправданными. — Они не нужны своим родителям, не нужны этому миру. Поэтому Фишер считает в праве забрать их. — поясняет психолог. — Вероятно, так он сам себе это объясняет. На самом же деле детдомовцы и дети из неблагополучных семей – наиболее легкая и безопасная мишень. К ним проще всего втереться в доверие. — Как вы считаете, сколько времени у нас есть чтобы вычислить его? — осторожно спрашивает Гром. — Крайне мало. Думаю, Фишер нанесет следующий удар в самое ближайшее время.       Гром едва сдерживается, чтобы не выругаться. Нестерпимо хочется курить. — У меня сегодня нет записи, если не возражаете, Игорь Константинович, можем продолжить наш разговор на улице, заодно проводите меня до дома? — словно прочитав его мысли предлагает психолог. — Не возражаете, если я закурю? — Нет, откровенно говоря я и сама не могу окончательно бросить. — усмехается Бану. — Можно личный вопрос: почему вы ушли из полиции? Насколько я знаю, на вашем счету больше пойманных маньяков и раскрытых дел, чем у всего отделения. — не удерживается Гром. — Чтобы больше не пришлось сталкиваться с этим, — пространно отвечает Колмакова, щелкая зажигалкой. — Ясно. — Но, учитывая обстоятельства, я готова оказать вам посильную помощь в расследовании. Я бы на вашем месте привлекла действующего криминального психиатра, и поговорила со следователем, который вел это дело в Подмосковье. Евгений Боков. — Как нам вычислить Фишера? — Для начала, выбросить из головы все, что вы знаете о серийных убийцах, — спокойно отвечает Бану, ее взгляд становится нечитаемым. — Если ты будешь искать забитого мальчика, над которым издевались сверстники и втихаря насиловал по пьяни отчим, ты никого не найдешь. Маньяки-психопаты просто обожают на суде рассказывать о своем ужасном детстве и психологических травмах, ловко манипулируя и вызывая жалость к себе, но как правило, ничего подобного не подтверждается в реальности. — поясняет бывший психиатр.       Игорь слушает не перебивая, стараясь запомнить каждое слово. Мысленно отмечая идею встретится со следователем по этому делу как годную и рабочую. — Попытки вычислить маньяка по неким внешним признакам также гиблое дело. Психопаты-садисты вроде Фишера виртуозно мимикрирует под нормальных людей, имитационное поведение — это навык, который они оттачивают годами. — Маньяки живут среди нас, вы никогда не узнаете их в толпе, не заметите, проходя мимо в метро, они могут быть вашими улыбчивыми милыми соседями, вашими близкими друзьями или коллегами по работе. Они могут годами прятать свою истинную сущность. И лишь спустя лет двадцать вы можете случайно узнать, сколько трупов они прятали в своем подвале. — Хотите сказать, что их невозможно вычислить? — раздражено парирует Гром. — Я этого не утверждала. Я лишь говорю, что они часто прячутся за фасадом внешнего благополучия. Тихие неприметные люди. Либо наоборот, те, кто абсолютно социально успешен. Востребованный преподаватель в одном из ведущих вузов с красавицей женой и дочками близняшками. Харизматичный мужчина, счастливый брак. А по ночам он, подсыпав жене снотворное, душил молодых девушек-подростков на улицах Питера. Одно из последних дел. — поясняет Бану, затушив сигарету. — В большинстве своём, маньяки либо неприметны, либо харизматичны, располагают к доверию и не вызывают подозрений у окружающих. У них есть некая мрачная фантазия с которой они, разумеется, ни с кем не делятся. В один прекрасный момент что-то служит триггером и они срываются, совершая преступления. Но фантазия оказывается ярче, а ощущения от убийства со временем затухают. Они как наркоманы, ощущающие ломку без наркотика. И каждый раз чтобы получить желаемый эффект они повышают ставки, а промежуток между преступлениями становится все короче. — Наш Фишер, он словно наркоман после долгой завязки. Да, он вынужден был залечь на дно и затаиться, но это только сделало его опаснее и злее, и теперь он пойдет на все чтобы утолить темный голод, пожиравший его изнутри все эти годы. Уверена, он все же убивал, но как-то по тихому и редко, не привлекая внимания.       Гром молча кивает, если поднять статистику по пропавшим детям за эти годы, то мальчишек, якобы заблудившихся и замерзших в лесу, находили с периодичностью раз в два-три года. Речь обычно шла об воспитанниках приюта, либо детях из неблагополучных семей. Связать все эти смерти воедино никто не догадался, списывали все на несчастные случаи. Мало ли людей пропадает в лесу? — Фишер привык играть с полицией, доказывая свою доминантность и превосходство, думаю, его задевало, что он долгое время был лишен этой возможности. Именно поэтому он выставляет тело на показ, как делал это ранее. А значит скоро он убьет снова.

***

      Прежде чем взять билет до Ростова, Гром наводит справки, стараясь найти данные о следователе, который ранее вел это дело, собирая по крупицам информацию. Евгений Боков имеет репутацию человека со сложным характером и сломанной судьбой, резкого и непробиваемого. Имеет явные проблемы с алкоголем. Начальство закрывает глаза и на его запои, и на многочисленные нарушения. Несмотря на все недостатки, следователь он отличный, не гнушается самых сложных дел. Благодаря Бокову было поймано более десяти маньяков. Чуйка у него на них, что ли? Игорю ненавязчиво намекнули, что посторонних Евгений не любит и вряд ли с радостью пойдет на контакт, а также посоветовали приходить не с пустыми руками.       Гром сразу с поезда заскочил в ближайшую алкотеку, взял для верности две бутылки коньяка и бутылку водки, направился прямиком по его домашнему адресу. — Я никого не звал, идите нахуй! — пробасил грубый мужской голос.       Евгений смотрел на него мутными глазами, намереваясь захлопнуть дверь перед лицом майора, но Гром успел вставить ногу в дверной проем и продемонстрировать пакет с звенящими бутылками. — Майор Гром, полиция Санкт-Петербурга, мне нужна ваша консультация по одному делу. — А Гром это погонялово или реально фамилия? Далеко же тебя от Питера занесло. Ладно, заходи, раз приперся, — следователь делает невнятный жест рукой, проходя на захламлённую кухню. Здесь пахнет алкоголем и сигаретами, надымлено так, что даже у курящего майора невольно слезятся глаза.       Боков кажется ему ходячим трупом, с заострившимися скулами и темными кругами под глазами. Когда он нормально спал последний раз? Взгляд темных глаз выцветший и пустой, в этом мужчине чувствовался какой-то внутренний надлом, личная трагедия, от которой он никогда не оправится.       Пить в одиночестве Евгений явно не настроен, Гром с трудом опрокидывает в себя вторую стопку водки подряд, которую он в обычной жизни терпеть не мог. Ну, по крайней мере, следователь стал более разговорчивее. К сожалению, слова Бокова только подтверждают его худшие опасения, они действительно столкнулись с Фишером. Боков даже не выглядит удивлённым, словно в глубине души ждал чего-то подобного. Следователь ничего не забыл, подробности того жуткого дела он помнит в мельчайших деталях, словно это было вчера. — Память не пропьешь, — криво усмехается Боков.       От новых отрывшихся деталей Игорю становится муторно и мерзко. Кровь стынет в жилах когда слышишь про подобные зверства, а видеть их вживую невыносимо вдвойне. — Раз ты не был уверен, что тот жалкий самоубийца действительно ваш маньяк, почему не продолжил расследование? — взвивается Гром. — Осуждать меня вздумал? — презрительно и зло выплевывает Боков, подаваясь вперед, хватая Грома за ворот рубашки.       Игорь сам не знает, чего следак больше хочет: врезать ему и затеять драку или самому быть избитым. — А у меня жена умирала, понимаешь?! Онкология, сука! — отчаянно кричит ему в лицо Боков, — Меня поставили перед фактом, раскрою дело и ей предоставят место в ведущей клинике, сделают операцию, которая могла спасти ей жизнь. Вот только я никого не спас, ни Марину, ни мальчишек этих. — устало выдыхает следователь, обессилено падая на стул, — Я только упустил драгоценное время, не смог с ней даже попрощаться. Меня не было рядом когда я был ей так отчаянно нужен.       В этот момент в голове Игоря словно складывается пазл. Боков до сих пор любит свою жену, так до конца не смирясь с ее смертью. В глубине души он бы предпочел сейчас лежать в сырой земле вместе с ней. Невыносимое чувство вины и ощущение безысходности порождает тягу к саморазрушению, по факту, это всего лишь медленное отсроченное самоубийство. — Я понимаю, что этот маньяк умело заметал следы, подставляя других. Но он ведь не всесилен. Не может быть, чтобы за два года ни одной стоящей зацепки, ни одного свидетеля. — яростно выдыхает Игорь. — У нас был свидетель. Восьмилетний рыжий мальчишка, случайно выжившая жертва. Его нашли, как и остальных, на опушке леса, пульс едва прослушивался. Фишер, видимо, торопился, недодушил окончательно, решил, что мальчишка мертв. Мальчишка тогда едва выжил, провалялся в коме почти месяц, врачи всерьез опасались, что не выкарабкается из-за переохлаждения и инфекции. Но этот малец живучим оказался. — Вы опросили его? — Гром внутренне негодует, если у следствия был свидетель, тогда какого черта Фишер все еще на свободе. — А толку? У мальчишки ретроградная амнезия. Он все равно ни черта не помнит. Когда я к нему в палату зашел, у него началась настоящая истерика. Пацан забился в угол, расцарапал мне лицо, как бешеный. — Разве нет способов востановит память? Глубокий гипноз например? — Ты, дядь, сейчас издеваешься или реально не врубаешься?! — зло выплевывает Боков, бросая ему в лицо медкарту Разумовского. — Ты сам хотел бы вспоминать о том, как тебя похитил и в подвале держал поехавший маньяк?! Месяц бесконечного ада. Да у него психика в хлам, дядь. Вот ты и решай, стоит оно того: разрушить жизнь одного, чтобы попытаться спасти других детей? Вот и я не решился, нет у меня, сука, такого морального права. А ты поступай как знаешь.       Сергей Разумовский, восемь лет.       Гром смотрит медкарту, от сухого перечисления повреждений и травм у него шевелятся волосы на затылке и на висках выступает холодный пот. — Его, кстати, потом в детдом перевели в Санкт-Петербурге, программа защиты свидетелей и все такое. — вскользь упоминает Боков, — дальше я за его судьбой следить не стал. Но, думаю, для тебя найти его не составит труда. Хотя, я бы на твоем месте мальчишку впутывать не стал без крайней необходимости. — Не хочешь поехать со мной в Питер, поможешь мне найти этого урода? — неожиданно предлагает Гром, — Прокопенко сделает официальный запрос, думаю, твое начальство сильно артачится не станет. Жилье не проблема, у меня двухкомнатная квартира в историческом центре Питера. — Нет, дядь, — криво усмехается Боков, — Я в это дерьмо вновь не полезу. Фишер теперь твоя головная боль. Теперь тебе мертвые мальчики будут по ночам снится. — зло выплевывает следователь, — А теперь проваливай, я слишком устал.

***

      Гром роется в кармане, доставая ключи, неожиданно обнаруживает, что дверь не заперта. Тянется к табельному, запоздало вспоминая, что оружия вообще-то не носит. Юлия Пчёлкина невозмутимо пьет чай на его кухне. Откуда у него на кухне чай?! — Как ты сюда попала? — устало спрашивает Гром. — Вот только не начинай, а? Твою дверь любой школьник скрепкой вскроет. Напомнить тебе, как в начале нашего незабываемого знакомства ты ко мне вообще в окно влез и горшок с любимым цветком разбил, — насмешливо спрашивает его девушка.       У Грома просто нет сил спорить, он стягивает старую куртку, устало падает на соседний стул напротив журналистки. — Игорь, вот скажи честно, ты охренел? — гневно продолжает Юлия, — Исчез на целую неделю, на звонки не отвечаешь. Если ты не заинтересован в общении и отношениях со мной, имей мужество сказать об этом открыто. — Юль, ну ты с чего это вообще взяла?! — растеряно мямлит Гром, — Это все работа, сразу столько всего навалилось. Я в Ростов ездил, только что с поезда. Видимо, телефон разрядился. — А сказать словами через рот слишком сложно, Игорек? Выглядишь, кстати, отвратительно. — Пчёлкина сменяет гнев на милость, наливая Грому чашку ароматного свежезаваренного ягодного чая. Пить кипяток ей порядком надоело. — Ты когда нормально спал вообще? — Ты это, прости меня. Я правда не со зла. — Гром смотрит на Юлю взглядом побитой собаки. — Игорь, расскажешь что случилось?       Гром молча кивает, решив облегчить душу, понимая, что Юлии он и вправду доверяет. — Юля, мне очень нужна твоя помощь, — неловко просит Игорь. — Выясни все, что сможешь об этом Разумовском. Он наш единственный свидетель, а я даже не знаю как к нему подступится. Не хочу действовать как дуболом и спугнуть его. К тому же, если я сам в институте своей мрачной рожей светить начну, то только хуже сделаю. Да и вряд ли со мной там особо разговаривать будет. — Думаю, это не будет для меня слишком сложно. Тем более, ты сам говоришь, что он достаточно талантливый студент, — лукаво улыбается журналистка.       Нужно будет ещё Димку попросить выяснить о родителях Разумовского, как он вообще в приюте оказался. Может, еще какие важные факты вскоются.