Человек без лица

— И что теперь? — Юлия вбрасывает вопрос как бы мимоходом, стоит Грому расслабиться и ослабить бдительность. Голос девушки звучит обманчиво игриво и беззаботно, но цепкий взгляд девушки выдает пытливое любопытство и легкую тревогу. Гром мысленно закатывает глаза, в любых обстоятельствах Пчелкина в первую очередь остается журналисткой. — Да не знаю, я Юля, правда. — чуть раздраженно признается Игорь. — Мы весь дом его обыскали, проверили все вокзалы и аэропорты, этот гребаный маньяк как сквозь землю провалился. Остается надеется что он не заляжет на дно, чтобы вновь начать убивать где-то на новом месте спустя двенадцать лет. — Игорь агрессивно вгрызается в еще не остывшую шаверму. — Бля! Это была моя единственная выходная рубашка. — майор беспомощно пялится на стремительно расползающееся по рубашке пятно от соуса.       Юля беззлобно посмеивается над его смущением и неловкость, пытается оттереть соус с помощью влажной салфетки, притягивает парня к себе, мимолетно целуя в губы. Стоит им отстранится друг от друга как Игорь сразу понимает что что то не так. Мирно спешащие по своим делам люди, почему-то начинают залипать в телефон. Выражение их их лиц сменяется от недоуменного до возмущенно встревоженного. — Угорек, что происходит? — Юля тоже замечает это и достает свой смартфон. — Я не знаю.

Тем временем в студии телецентра.

— В эфире выпуск новостей. И с вами Анна Теребкина, сегодня в выпуске, — девушка замолкает не видя привычной картинки.       В студии телецентра царит странное оживление, режиссёр спорит о чем-то с оператором. — В чем дело? — Анна ловит проходящего снующего второго оператора. — Не знаю, Аня. Нас взломали! — растерянно произносит парень, — и похоже нас только что отрезали от прямого эфира. — Какого хрена?! — все вскидывают взгляды на экран. Белый шум и помехи снимаются четкой картинкой.       Чумной доктор начинает свою трансляцию.

***

— Игорь, похоже кто-то только что взломал популярные соцсети.       Взгляд майора цепляет огромный билборд на котором обычно крутилась навязчивая реклама. Изображение резко меняется черной заставкой с белой маской. Чумной доктор начинает трансляцию. — Какого хрена?!       Через несколько секунд картинка меняется, теперь на экране отчетливо можно разглядеть силуэт человека. Одет он в элегантный фиолетовый костюм с белыми перчатками, лицо так же скрывает белая маска с птичьим клювом, голос изменён до неузнаваемости. — Наш город болен. Его пожирает чума коррупции, алчности и беззакония. По его улицам бродят звери в человеческом обличии. Они охотятся на самых слабых и беззащитных детей. Полиция оказалась бессильной перед лицом реальной угрозы. Маньякам удавалось годами избегать правосудия, оставаясь в тени. Они насилуют, убивают и все сходит им с рук.       «Кто же ты такой, Птеродактиль хренов?!» — Но я — не служитель закона. Я Чумной Доктор. И я не успокоюсь, пока не выжгу эту заразу до тла. Знакомьтесь, Сергей Головкин, более известный как Фишер.       Картинка резко меняется, показывая какой-то подвал, Гром мгновенно узнает обнаженного маньяка, тело которого крепко зафиксировано на хирургическом столе. Хирургические инструменты, зажимы, скальпели, пилы для ампутации конечностей, так же оказываются в кадре, зловеще поблескивая в холодном свете. Камера установлена так, чтобы Фишер оставался в кадре в отличии от его палача. Или палачей? По крайней мере теперь Гром точно знал, что Сергей Головкин не сбежал от полиции, а если и пытался, то его вовремя успели перехватить. — Вы все наверняка слышали о похищениях детей в Подмосковье. За пять лет Фишер замучил и убил более тридцати детей, точное число жертв полиции не известно до сих пор. Жертвами Фишера становились дети из неблагополучных семей и маленькие детдомовцы, самые уязвимые и одинокие.       На экране замелькали старые выцветшие фотографии улыбающихся детей и вырезки из газетной хроники. — Маньяк хладнокровно втирался к ним в доверие, притворяясь старшим другом, а затем похищал, неделями держал в подвале, регулярно насиловал и истязал. Фишер годами играл с полицией, доказывая свое превосходство, подставляя совершенно случайных людей. И когда талантливый молодой следователь из Ростова подобрался достаточно близко — просто инсценировал свою смерть, подставляя невиновного. Фишер сбежал из Москвы, прячась здесь, в Питере, затаившись на долгих двенадцать лет. Но жажда крови оказалась сильнее и маньяк вновь начал убивать. Здесь, в нашем городе.       Гром уже знает что будет дальше, но все равно смотрит не отрываясь от экрана. Жуткие кадры сменяют друг друга. Смотрит как маньяку слой за слоем срезают кожу, рассекая мышцы острым скальпелем. Поначалу майору кажется что его собираются вскрыть на живую, но он ошибается.       Майор видит как Фишеру ампутируют кисти рук, сначала отрезают пальцы, мучительно, отрезая фалангу за фалангой хирургической пилой прежде чем перерезать запястье. То же проделывает со второй рукой.       «Интересно, как он не отключился от болевого шока? Об этом они тоже позаботились?»       Дальше камера спускается к паху маньяка, теперь майор может наблюдать как Фишеру рассекают мошонку, а после с хирургической точностью отрезают член.       «Похоже они решили избавить Фишера сразу от всех орудий преступления. — невесело усмехается Гром, — Интересно, что бы Колмакова сказала по этому поводу?»       Устрашающие кадры быстро сменяют друг друга, поражая своей отточенной и хладнокровной жестокостью. Гром краем глаза замечает как одного из прохожих выворачивает прямо на поребрик. Другие люди поражено застыли, уставившись в смартфоны, выражения их лиц менялось от абсолютного шока до мрачного торжества. И только стоящие рядом подростки оживленно комментировали происходящее на экране в свойственной им циничной саркастичной манере, оживленно спорили о подлинности видеозаписи.       Майор встревоженно бросает взгляд на свою девушку, напрасно опасаясь за ее состояние. Но в глазах Юлии он видит лишь профессиональное любопытство. Журналистка внимательно следит за происходящим на огромном экране билборда, стараясь не упустить ни малейшей детали, успевая даже вгрызаться в шаурму. Игорь невольно завидует ее психической устойчивости.       Игорь искреннее надеется что с экзекуцией покончено и маньяка уже просто пристрелят. Не то чтобы он питал сочувствие к этому конченому уроду, просто от созерцания подобных пыток ему становится откровенно говоря не по себе.       «Когда же уже этот маньяк сдохнет, откинувшись от болевого шока и потери крови?!»       Однако вопреки ожиданием майора локация резко меняется. Теперь помещение более напоминает мрачный подвал. К сожалению, динамики передают режущий слух писк, а картинка не дает усомниться в реальности происходящее.       Черные тушки крыс, буквально облепляют окровавленное и, судя по хриплым истошным воплям маньяка, еще живое тело, вгрызаются острыми зубами в мягкую человеческую плоть. Зловещая картина дополняется отвратительным чавкающими звуками и Фишер захлёбывается кровью, накрепко зафиксированное ремнями тело бьется в предсмертной агонии в отчаянной попытке сбросить с себя озверевших от голода крыс. — Они его что, решили напоследок скормить заживо крысам? Жестко, — саркастично комментирует Пчёлкина.       Дальше запись внезапно обрывается и на экране вновь возникает Чумной Доктор. — Я обращаюсь ко всем, кто возомнил себя вправе покушаться на чужую жизнь и неприкосновенность. Отныне ни одно преступление не окажется безнаказанным. Я приду за вами, в какую дыры вы бы не забились. Мы больше никогда не будем безмолвными жертвами. — Смелое заявление! — восторженно присвистывает журналистка.       Телефон оживает в нагрудном кармане и Гром заторможено принимает вызов: — Игорь, ты вообще видишь что творится?! Быстро дуй в участок! — рявкает Федор Иванович. — Скоро буду. — рапортует Гром. — Юля, мне, это, бежать надо. — виновато извиняется Игорь.       До участка майор добирается почти бегом, по дороге кидает недоеденную шаверму тощей бродячей собаке. Есть как-то сразу расхотелось. Возле участка уже столпились журналисты. — Новостной портал Петербурга, — наглый кучерявый парень бесцеремонно тычет микрофоном ему в лицо, — Как вы прокомментируете сегодняшнюю казнь? — Позже, — Гром грубо отталкивает настырного журналиста, прорываясь к двери. «Дурдом какой-то».       Весь участок буквально на ушах стоит. Федор Иванович устало вздыхает, соглашается созвать пресс-конференцию для официального заявления. — Что говорят эксперты? — устало спрашивает Гром, останавливая мельтешащего напарника. — Похоже, запись подлинная. Телефон внезапно оживает. Гром хмурится, уставившись на экран. Гражданин прислал сообщение. Ему только что скинули геолокацию. И больше ничего. — Проверь-ка вот это. — Судя по картам там ничего нет, обычный пустырь — Дубин выглядит озадаченным и сбитым с толку. — Может это просто чья-то неудачная шутка? — Я так не думаю. — резко парирует Гром, — Надо бы проверить. И свободных ребят захвати.       Гром почти не удивляется обнаруживая на месте предполагаемого пустыря старое заброшенное казино. Зайдя внутрь он безошибочно узнает недавнее место съемок и импровизированную операционную. Нужно вызвать спецов проверить все на наличие отпечатков пальцев. Осталось только обнаружить тело. Ведь не зря этот «Гражданин» прямо указал на это место. Он явно хотел чтобы Фишера обнаружили и сделал это именно Гром. — Нужно обыскать здесь все. — Гром обращается к оперативникам. — Игорь, я кажется обнаружил еще одно крыло. — Давай проверим, Дим.       Они спускаются по мрачному коридору, натыкаясь на закрытую дверь. — Ну-ка помоги мне, Игорь. Кажется ее просто заклинило.       С третьей попытки дверь поддается, Дубин с трудом протискивается внутрь. В нос сразу ударяет тошнотворный запах разлагающейся плоти.       Гром прикрывает нос футболкой, невольно отшатываясь в сторону, Дубин прижимает платок к лицу, щелкает фонариком протискиваясь в помещение, шарит по стенам в поисках выключателя.       Все происходит слишком быстро, Гром не успевает даже понять что именно произошло. Краем уха он улавливает какой-то подозрительный шорох и писк в ту же секунду тишину прорезает пронзительный крик напарника. — Игорь, Игорь, помоги мне!       Дубин закрывается руками, пытаясь сбросить с себя выпрыгнувших на него из темноты озверевших крыс. Гром выдергивает напарника за шиворот в коридор, несколько раз стреляет в воздух, попутно отдирая озверевшую тварь от руки Димы, швыряя вопящего грызуна с окровавленной пастью в ближайшую стену.       Еще парочку крыс Дубин лихорадочно сбрасывает с правой ноги. Гром краем глаза замечет что форменные брюки напарника погрызены и безнадежно испорчены, рана от укуса на лодыжке заметно кровоточит.       Игорь, не выпуская пистолет, тянется к выключателю, включая освещение. Крысы одновременно поднимают окровавленные морды, отвлекаясь от поедания трупа.       Гром стреляет, и мелкие грызуны сначала бросаются в рассыпную, кто-то скрывается в вентиляции, основная масса устремляется к двери, пролетая мимо них по коридору. «Охренительно, блять! Не хватало еще чтобы пресса узнала что теперь по городу бродят крысы-людоеды». — Дим, ты как? — обеспокоено спрашивает Игорь. — Порядок, — Дима нервно поправляет очки, осматривая покусанную руку.       Судя по его бледному лицу он ни хрена не в порядке. Проклятье! Игорь едет с напарником в ближайший травмопункт, дальше криминалисты и без него разберутся.       Ждать в приемном покое приходится сравнительно недолго, где-то минут двадцать. Гром устроился на стуле, искоса наблюдая как молодая врач, Валерия Макарова, имя он успел прочитать на бейджике, старательно обрабатывает антисептиком свежие укусы. — Укусы неглубокие, швы накладывать не придется. — успокаивает Лера, — Прививку от столбняка последний раз в школе делали? — Нет, я недавно обновлял, строго календарю прививок. — Приятно видеть молодого человека ответственно относящегося к своему здоровью. Но уколы от столбняка все равно сделать придется. — строго замечет врач, — Я выпишу вам антибиотики и больничный. — Я постараюсь отпрашиваться у Федора Ивановича на уколы с утра и не пропускать работу. — Дубин виновато опускает глаза. — Забей, Дим, здоровье важнее. Мир не схлопнется если ты пару дней дома отлежишься. У тебя как-никак боевое ранение. — Я знаю, кто за всем этим стоит. — на прощанье выдает Гром.

***

      Яна обнаруживается в маленькой комнатушке для отдыха, находящейся прямо через стенку от морга. В данный момент судмедэксперт с явным аппетитом поедала бутерброд и судя по звукам доносящимся из динамика в очередной раз просматривала ту самую видеозапись. — А, Игорь, заходи. Я как раз только что закончила. — Яна кивает на лежащее на краю стола заключение. — Тебе удалось обнаружить что-нибудь необычное? — осторожно спрашивает Гром. — О, это весьма занимательный случай. — весело парирует девушка, не отрываясь от экрана. Тело было погрызено до неузнаваемости, причина смерти — остановка сердца в результате критической потери крови. Иными словами ваш маньяк умер только после того как крысы перегрызли и повредили сонную артерию. И я определённо могу сказать, что его буквально сожрали живьем. — Разве Фишер не должен был откинуться намного раньше от болевого шока? — Правильный вопрос, Гром. Он был под завязку напичкан медицинскими препаратами, державшими его в сознание во время всего пыточного процесса. Сохраняя весь спектр и интенсивность болевых ощущений. Удивляюсь, как он в процессе не лишился рассудка. Не смотри на на меня так, на черном рынке сейчас можно достать все что угодно. — Яна невозмутимо сюрпает горячим чаем, предлагая Игорю оставшийся бутерброд. — И сколько его держали в таком состоянии? — Примерно около сорока восьми часов. — Есть ещё что-то важное, о чем мне следует знать, Яна? На твой профессиональный взгляд. — терпеливо расспрашивает Гром. — Запись конечно подверглась профессиональной обработке, да и обзор камеры подобран так, чтобы в кадре не было лишних деталей но… Я с уверенностью могу сказать, что операцию проводили три человека. — Почему ты так решила? — обескураженно выпаливает Игорь. — Руки. Здесь, конечно, затемнённые на кадре, но если остановить и присмотреться повнимательнее, в глаза бросается разный размер и форма кистей рук, форма ладоней, вот, смотри на пальцы. Вот здесь явно крупная мужская ладонь, а эти более худые и изящные. Да и профессиональный уровень явно отличается. — Что ты имеешь ввиду? — мгновенно оживляется майор, обращаясь в слух. Кажется, судмедэксперту удалось нащупать важную зацепку. — Вот здесь. — судмедэксперт перематывает запись, включая нужный фрагмент, — момент с иссечением ткани.       Гром наблюдает как острый изогнутый скальпель глубоко входит под кожу, уверено разрезая внутреннюю поверхность бедра почти до кости. — Это не скальпель, кстати, больше похоже на специализированные пыточные инструменты.       И правда, Гром не сразу замечет странную изогнутую форму и зазубренное лезвие. Свежая кровь зловеще блестит в холодном свете лампы, притягивая взгляд к орудию пыток. — Этот человек проделывает такое не впервые и знает что делает. Движения четкие и уверенные, без всякой рефлексии. Линчеватель явно знает где резать чтобы причинить максимальную боль и в то же время не дать подопытному истечь кровью. Но он явно не врач. — Кто же тогда? — Понятия не имею, — весело парирует Яна, — мне за твою работу не платят. — Вот этот человек явно впервые держит в руке хирургическую электропилу для ампутации. Видишь как он неаккуратно отрезает фаланги пальцев, а запястье ему удается отделить не с первой попытки. Он явно действует импульсивно, с едва сдерживаемой яростью. — А вот третий участник их компании явно врач. Я бы даже сказала профессиональный хирург. Полная хирургическая кастрация — явно не та операция которую может провести дилетант. — Ты хочешь сказать гениальный программист ни как не мог бы этого сделать при должной подготовке? Чисто гипотетически, этому нельзя научится по медицинским видеоурокам?       Яна одаривает Игоря красноречивым взглядом, явно давая понять что она думает о его когнитивных способностях. — Определено нет, будь он трижды гением. Здесь явно чувствуется рука профессионального врача, опять же, подготовка, наложение жгутов, капельницы, установление катетера после кастрации. К тому же здесь нужен точный расчет дозы препаратов. Я ставлю на хирурга, причем достаточно талантливого. — Спасибо, Яна, твоя помощь в расследовании как всегда не оценима. — искренне благодарит Гром. — В следящий раз шаверму мне захвати и кофе.

***

      Игорь буквально скрепит зубами от досады, яростно комкая пустую сигаретную пачку. Сколько раз обещал себе бросить, а как бросишь то с такой работой? Ни следов, ни отпечатков, место преступления было тщательно обработано какими-то неизвестными реагентами.       Выяснить местоположение Волкова не представлялось возможным. Все операции засекречены, следы наемника терялись где-то в Дамаске. Отследить возвращение наемника в Россию было совершенно невозможно. Наверняка у Волкова имеется целый набор фальшивых паспортов, да и лететь он будет частным рейсом.       Мог ли Птица провернуть все самостоятельно? Это вряд ли. Гром мог без колебаний поставить всю свою годовую зарплату на то, что его детдомовский дружок выследил и обезвредил Фишера, привез его на базу, а после виртуозно избавился от улик. Еще и этот неизвестный хирург. У них здесь целая команда неуловимых мстителей нарисовалась! Чумные Доктора, мать их за ногу! У Юльки глаза горят, она видит в делах Птицы отличный инфоповод. — Игорь, надеюсь ты не собираешься арестовывать будущего Марка Цукерберга? — укоризненно вопрошала Пчёлкина.       Нет, не собирается. По правде говоря, у Грома не было ни капли сострадания к годами мучавшему и убивавшему детей маньяку.       Но и выставлять полицию идиотами и дальше вершить суд Линча, устраивая публичные казни в прямом эфире, он не позволит. И Гром собирался чётко донести это до потерявшего берега Птицы. И ему глубоко плевать, что у компьютерного гения и, как выразилась Пчелкина, надежды российского IT диссациативное расстройство. Пусть таблетки пьет значит, иначе Гром в психушку лечится, раз контролировать Птицу не может. Не долго думая майор решительно сворачивает в сторону института где обитает компьютерный гений. — Сергей Викторович, не могли бы вы задержаться на еще несколько минут? — А? — Разумовский прекращает складывать конспекты в рюкзак, заторможено поднимает взгляд на преподавателя. — Конечно, Виктор Дмитриевич. — поспешно заверяет Серёжа. — Можешь собираться, я надолго тебя не задержу. — Колесников улыбается ободряюще и тепло. — Я знаю, как сильно для тебя важна независимость в принятии решений и абсолютная свобода. И ты не хочешь чтобы потенциальные инвесторы либо государственные фонды оказывали на тебя давление в будущем, требуя доступ к персональным данным пользователей.       Серёжа напряженно кивнул, преподователь точно обозначил его собственные страхи. — И я как никто другой понимаю что твои опасения не беспочвенны. Поэтому я послал запрос в несколько некоммерческих фондов, поддерживающих инновационные проекты. — Колесников делает короткую паузу, — Мы получили гранд, Серёжа. С ним ты можешь запустить Vmeste на широкую аудиторию. Конечно, я помогу тебе со всеми организационными вопросами. — Спасибо… Я, я не знаю что бы я без вас делал. — глаза Разумовского словно сияют изнутри, он все ещё до конца не может поверить в реальность происходящего. — А теперь иди, постарайся как следует отдохнуть за выходные. — Спасибо, Виктор Дмитриевич… За все. — Серёжа робко улыбается, оборачиваясь в дверях аудитории. — Не за что, Серёжа. Увидимся в понедельник, не опаздывай.       Разумовский торопливо идет по коридору, полностью погруженный в собственные мысли, абсолютно не замечая ничего вокруг. — Разумовский! — Гром окликает его грубо и громко, буквально ловит его посреди двора. Остальные студенты подозрительно косятся на мента, стараясь обходить его по касательной. — Игорь? Что ты здесь делаешь? — Серёжа взирает на Грома нерешительно и совершенно растеряно. — А то ты не знаешь, — язвительно давит майор. — Хватит кривляться, думаешь раз маску на себя напялил, я тебя не вычислю?! А теперь слушай внимательно, я не позволю тебе творить все что взбредет в твою больную башку! Ещё раз подобное выкинешь. — В смысле запускать собственную соцсеть? — Разумовский невинно хлопает ресницами, но цвет глаз неуловимо меняется и в голосе слышится тонкая издевка. — А собственно чего это все так так всполошились из-за смерти какого-то маньяка? Ну сдох и сдох. Лучше бы ты с подобным рвением детей пропавших искал. — язвительно припечатывает Птица, — я очень очень разочарован. — Слышь, ты, птеродактиль хренов. — Гром осекается, едва сдерживая стремительно нарастающий гнев.       Птица нагло разворачивается спиной, демонстративно собираясь уходить. — Я еще не закончил с тобой! — Гром грубо хватает студента за плечо, разворачивая к себе, натыкаясь на испуганный взгляд небесно-голубых глаз. Нет, второй раз он на это не поведется. — Сергей Разумовский, где вы были в пятницу с… — Сергей Викторович до самого вечера находился на кафедре вместе со мной.       Колесников возникает за его спиной, и Серёжа незаметно выдыхает, чувствуя незримую поддержку. — А вы, собственно говоря, кто? — Гром сверлит препода недовольным взглядом исподлобья. — Виктор Колесников, его дипломный руководитель. И я не позволю вам, майор Гром, преследовать и запугивать моих студентов.       Голос преподавателя звучит кристально спокойно, но в его взгляде Игорь считывает неприкрытую угрозу и откровенное призрение. Все инстинкты буквально кричат об опасности. — Мне прекрасно известны ваши сомнительные методы. Игнорируете протоколы допроса, запугиваете и избиваете подозреваемых, выбивая признание любыми способами. — голос препода полон холодного призрения, — Я немедленно свяжусь с моим адвокатом и если вы только попробуете приблизится к моим студентам и угрожать — ваша успешная карьера будет уничтожена, а ваш департамент завалят судебными исками. — Это угроза? — Предупреждение. А теперь убирайтесь.       Гром разворачивается, уходя прочь. — Виктор Дмитриевич — Серёжа сморит на дипломного руководителя с затаённой благодарностью и восхищением, еще никто из учителей не заступался за него, никогда. — Я… — Если этот мент будет тебя преследовать, звони в любое время. — Колесников улыбается спокойно и тепло.

***

      Гром буквально врывается в участок, абсолютно взбешённый после разговора с Разумовским. Ни пешая прогулка до работы, ни выкуренная на ходу пачка сигарет не помогли унять внутренний раздрай. И все же что-то случайно услышанное заставляет Грома насторожиться и замедлиться. Ровно как и странные взгляды коллег.       В участке царит непривычное оживление, около десятка человек столпились вокруг Стрелкова, который что-то разгоряченно втирает коллегам. До Грома долетают лишь обрывки фраз, но этого хватает, чтобы пораженно замереть на месте, чувствуя мгновенно вскипающую ярость. — …торговый центр стоит на месте сталелитейного завода. Котлован разрыли, а там труп закатали в бетон, все в лучших традициях девяностых. Экспертиза ДНК подтвердила, что останки принадлежат бизнесмену Виталию Алябьеву. Да, тому самому, пропавшему пятнадцать лет назад. Которого Константин за решетку упрятать не мог. — Да говорю тебе, это Гром его тогда порешил, отомстил за дочурку. —… Да все в участке про них с Колмаковой знали… Ну и что что баба с яйцами, зато красивая по молодости была, — Стрелков издает скабрезный смешок, — Да здесь и экспертиза ДНК не нужна, Бану приводила пару раз девчушку в участок, когда бабка заболела и не с кем оставить было. Достаточно на нее было просто на нее посмотреть, Колмакова же белобрысая бледная вся, а девчонка — вылитый Гром. — Не, это ты загнул конечно, у Константина крутой нрав конечно был и он много где мог перегнуть палку, но чтоб хладнокровно убить подозреваемого, это уже перебор. — Да Гром всегда бешеный был, плевал на правила, действовал не по уставу, подозреваемых избивал. Он и раньше бешеный был, а как дочурку похитили и в коллекторе изуродованную нашли, так совсем с катушек слетел. Особенно когда понял что до Алябьева ему не добраться законными методами. Ему и так Хмурова убийство двух исполнителей с рук спустила. Бывшие зеки, не чурающиеся любой мокрухи, то что их пристрели и оставили медленно подыхать в зассанной подворотне легко можно было списать на бандитские разборки. Но Константину нужен был заказчик. Вот и порешил он этого Алябьего с особой жестокостью и глазом не моргнул. — Что ты сказал?! — ярость застилает глаза, Игорь расталкивает толпу, грубо хватая коллегу за ворот рубашки. — Что отец твой Алябьева порешил и в бетон закатал. И ты весь в него, бешеный, берегов не видишь. Кто знает сколько трупов подозреваемых ты по заброшкам прячешь? — нагло скалится Стрелков. — Мой отец — не убийца! — яростно рычит Гром.       Игорь бьёт резко, наотмашь, снова и снова. Вокруг стоит шум и крики. От Стрелкова его оттаскивают трое. — Гром! В мой кабинет, быстро! — рявкает Прокопенко. — Я не понял, вся работа уже сделана что ли? Быстро разошлись по рабочим местам, через час проверю чтобы все отчеты готовы были. — Игорь, закрой дверь. — тихо просит Федор Иванович.       Сейчас приемный отец выглядит бесконечно уставшим, осунувшимся, словно постаревшим на десять лет. — Почему мне никто не сказал про сестру? Инга ведь была моей сестрой, да? Я имел право знать! — Игорь склоняется над столом, едва сдерживается что бы не сорваться на крик. — Позже, Игорек. — устало просит Федор Иванович. — На сегодня свободен считай что у тебя выходной, иди домой, выспись. Ты поди и не спал почти последний месяц. Вечером жду тебя у нас с Любаней, нас ждет сложный разговор.

***

— Я не хотел чтобы ты узнал про Ингу при таких обстоятельствах. — Федор Иванович молча достает коньяк, наливая себе и Игорю, полную стопку. Выпивает залпом, не закусывая. Это на него не похоже. Оба прекрасно понимают, пельмени сейчас просто станут комом в горле. — Почему мне никто не говорил о сестре? — тихо спрашивает Игорь, — я даже не знал что у меня была младшая сестра. — Ты уж прости меня, Игорек. Ты был совсем ребенком, потерял мать, лишился отца. На тебя столько навались. А Инга, ты ведь совсем не знал ее. Мне казалось что в своей короткой жизни ты пережил слишком много скорби и боли, теряя самых близких тебе людей, и убийство младшей сестры может сломать тебя окончательно. А о чем не знаешь, о том душа не болит. — Федор Иванович, вы ведь были напарником моего отца, его близким другом. Скажите, мне мой отец действительно убил Алябьева? — Я не знаю, Игорек, правда не знаю. Костя никогда не говорил мне прямо, а я никогда его об этом не спрашивал. — Федор Иванович напряженно молчит, уставившись в стену, молча осушает стакан. — Но, знаешь, я не осуждаю. Даже если Костя действительно убил этого ублюдка… На его месте я бы поступил точно так же. И если ты хочешь знать, что я думаю по этому поводу: Костя был прав, Виталий Алябьев заслужил свою смерть. — Тогда помогите мне разобраться, я должен знать что тогда произошло. Я, Федор Иванович, я понять хочу. Пожалуйста. — беспомощно просит Игорь. Еще никогда он не чувствовал себя настолько потерянным и беспомощным. Словно привычный и знакомый ему мир буквально рушился у него на глазах. Все, во что он верил, образ отца, которому он так отчаянно стремился соответствовать.       Игорю всегда казалось, что существует черта которую нельзя переступать и это убийство. Именно здесь проходит та самая грань, отделяющая тебя от преступников.       «Нельзя убивать людей, Игорь. Даже самых конченых мразей. Иначе весь мир с катушек слетит.» Слова отца сказанные накануне смерти намертво впечатались в память. Но за последнее время Игорь видел слишком много детских трупов. Дело Фишера заставило его усомниться в своих идеалах. Все чаще Гром ловил себя на мысли: что если Чумной Доктор на самом деле был прав? — Это было очень резонансное дело. — Федор Иванович кладет на стол старую пожелтевшую папку. — Виталий Алябьев в начале девяностых переехал к нам из Архангельска. Ходили слухи что там он был начальником какого-то секретного завода, отсюда и его связи в органах. Потом произошел какой-то взрыв и завод прикрыли. В общем, мутная история.       С фотографии прикрепленной к первой странице на Грома смотрит полноватый лысый мужик, неопределённого возраста в дорогом костюме от Армани. В его внешности было что-то неуловимо отталкивающее, эти водянистые, совершенно пустые глаза, словно сморишь в глаза мертвой озерной рыбы. Алябьев нагло скалится в камеру, явно чувствуя себя хозяином положения. — Алябьев достаточно быстро обосновался в Питере. В то время прокатилась волна загадочных самоубийств среди молодежи. В основном среди посетителей рейв вечеринок. Поговаривали, Алябьев имел прямое отношение к распространению нового наркотика, вызывающего навязчивые галлюцинации и необратимые поражения головного мозга. Доказать тогда, конечно, ничего не смоги, повязали мелких дилеров. Алябьев тогда решил затаиться, уйти в легальный бизнес. — Тогда в начале девятистах мода на все азиатское только начиналась. И Алябьев поймал волну, открыл в Питере сеть популярных японских кафе и ресторанов быстрого питания. Подавали суши и роллы, на работу он нанимал в основном бурятов и тувинцев, выдавая их за коренных китайцев. Модные кафе пользовались огромной популярностью у молодежи и студентов. — Бизнес расширялся и приносил стабильный доход, а сам Алябьев почувствовал вкус больших денег, власти и вседозволенности. Поговаривают, он начал с проституток, унижал, душил, избивал во время секса до полусмерти. Калечил. Потом стал завсегдатаем нелегальных бдсм клубов. Говорили, что у Алябьева был нездоровый фетиш на азиаток, совсем молоденьких девушек, едва достигших совершеннолетия. Алябьев часто бывал в своих ресторанах, выбирал понравившихся девушек из числа официанток, требовал привести их в свой кабинет или обслуживать банкет в его загородном особняке. Все сотрудники боялись рассказывать о том, что на самом деле тварилось в его заведениях. Держались за свою работу и были запуганы до смерти. — Алябьев жестоко насиловал молодых девушек буряток, порой измывался над ними по несколько дней. Этого выродка заводили слезы и сопротивление, крики и кровь. А после он угрожал и запугивал что из-под земли достанет и убьет, не только ее, но и больную мать и сестру. Иногда просто пытался откупится. Да и сами жертвы боялись идти в полицию, они были настолько напуганы, радовались что вообще остались живы. — Где то через полгода Алябьев сорвался и начал убивать. Тела изнасилованных и задушенных молодых девушек начали находить на всех крупных свалках города. Это был невообразимый кошмар, невиданная даже по меркам девяностых жестокость. Каждые две недели — новое изуродованное тело. — Это дело поручили тогда твоему отцу вместе с криминальным психиатром Бану Колмаковой. Именно Бану безошибочно составила психологический портрет маньяка, а также нашла его бывших жертв и уговорила девушек дать показания. — Тогда Алябьеву все же удалось уйти от ответственности, его вытащил укладочный адвокат, этот Новок. Свидетели исчезали или отказывались говорить и меняли показания в последний момент. Косте неоднократно намекали, что в это дело лезть не следует, что у Алябьева есть связи. И тогда Гром пошел ва-банк, привлек известного независимого журналиста, слил ему всю информацию. — Этот репортаж стоил Прищурову карьеры, но дело получило огромный общественный резонанс. И хотя Алябьеву удалось ускользнуть от правосудия, его репутации и бизнесу был нанесен серьезный ущерб. Жена подала на развод, прихватив с собой сына, от него отвернулись зарубежные партнеры по бизнесу, негодующие студенты и молодёжь бойкотировали суши кафе, посещаемость и прибыль стремительно падали вниз. А сам Алябьев затаил дикую злобу. — Этот выродок затаился, выжидал пол года, пока шумиха в прессе поутихнет, а Костя ослабит бдительность. — голос приемного отца звучит непривычно резко, полон едва скрываемой ненависти, и непрожитой боли. Словно ему приходится заново вскрывать до конца не зажившую рану. — Поднял старые связи, нанял бывших зеков, они за мокруху и изнасилование не раз сидели, один вообще за людоедство. Конченые отморозки, готовые на все ради денег. Поговаривают, они и раньше работали на Алябьева, выполняя для него самую грязную работу.       Голос Федора Ивановича становится тише, звучит глухо и надломлено, словно каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Они похитили Ингу прямо из детского сада, во время прогулки на детской площадке. Схватили и запихали в машину прямо среди бела дня и увезли в неизвестном направлении. Детей много, воспитательница одна, отвлеклась на минутку, а девочки уже нет. Да и что могла сделать слабая женщина против двух отморозков? Костя тогда буквально с ума сходил, практически не спал ночами, весь город прочесывал вдоль и поперек, все злачные места, поднял все связи и информаторов. Ни улик, ни свидетелей, ни звонков с требованием о выкупе. Он словно в глухую стену бился. — А через неделю Ингу в коллекторе нашли. Убитую, истерзанную. Эксперты установили. — Федор Иванович замолкает, тщательно подбирая слова. — Ее истязали несколько дней, этот выродок хотел чтобы девочка страдала, чтобы Костя знал. Выместил зло на беззащитном ребенке.       Федор Иванович не говорит и искреннее надеется что Игорь не станет искать отчет судмедэксперта. Он был тогда на опознании в морге вместе с Костей. Федор никогда не забудет мертвые пустые глаз Инги, хрупкое истерзанное тело девочки, лежащее на холодном столе в морге. Он помнил ее подвижной и живой, теперь же перед ним была лишь пустая оболочка, в распухшем, изгрызенным крысами изувеченном теле девочки он едва мог узнать маленькую Ингу. — Это ведь я тогда должен был быть на ее месте, — внезапная догадка поражает Игоря, ранит подобно острой стреле, — Алябьев изначально планировал похитит и убить меня, но потом узнал о сестре и решил что это отличный шанс сразу отомстить им обоим: неподкупному следователю, отравляющему ему жизнь и женщине психиатру, осмелившейся выступить против него в суде. — Игорь, ты не можешь этого знать.       Но по глазам приемного отца, по надломленному голосу Гром понимает что он прав.

***

      Время давно перевалило за полночь, на душе муторно и тяжко, как наверно не было со времен похорон отца. Чувство вины не дает дышать, сдавливает грудную клетку словно могильная плита. Алкоголь в крови лишь ухудшает его состояние, усиливая гнетущее чувство безнадежности. Впервые в своей жизни Игорь не знает что ему делать. Он просто бесцельно кружит по городу, надеясь протрезветь и унять ворох непрошеных мыслей, в голове вопросы, навсегда оставшиеся без ответа. Майор не замечает, как ноги приносят его по известному адресу, долго стоит под дверью не решаясь нажать на звонок. Ему открывают с первого раза. Бану Колмакова не выглядит удивлённой, без вопросов впускает его в просторную светлую прихожую, закрывая дверь. — Простите, я не должен был вот так вламываться к вам посреди ночи.       Гром теряет под пронзительным взглядом серебрено-серых глаз. — Я должен с вами поговорить. — Я ждала тебя. По правде говоря, я думала что ты придешь ко мне намного раньше. — мягко произносит бывший психиатр. — Вы знали моего отца лучше чем кто-либо. — слова застревают в горле, Игорь сбивается, тщетно пытаясь подобрать правильные слова, — Прошу вас, я должен знать правду. Мой отец действительно убил Виталия Алябьева? — Мы сделали это вместе. — голос психиатра остается кристально спокоен, — Мы постарались сделать его смерть максимально мучительной и долгой. Арестуешь меня? — грустно улыбается Бану.       Игорь вдруг понимает, что она давно морально готова к подобному исходу. Более того, Бану было совершено наплевать — Нет. — Гром отрицательно мотает головой, стремительно отшатываясь. Странно, что подобный исход он даже не рассматривал. Я понимаю, правда, — сбивчиво уверяет Игорь, — на месте отца я бы наверное поступил точно так же. — Игорь, когда ты в последний раз нормально спал? Я заварю чай. — ласково и мягко говорит Бану.       Гром бездумно идет за ней, чувствуя себя смертельно уставшим, взгляд невольно цепляется за стоящую на тумбочке фотографию.       Тот самый снимок в кафе. Игорь застывает на месте, смотря на молодого отца, такого живого и счастливого. Бану рядом с ним такая молодая и красивая, и Костя сморит на нее абсолютно влюблёнными глазами. Инга шкодно улыбается, активно поедая мороженое из яркой креманки. Гром узнает себя, насупившегося глупого мальчишку, недовольно смотрящего в камеру. — Я все испортил, — с губ Игоря срывает лишь тихий безнадежный шёпот, горькие слезы беззвучно медленно стекают по щекам не желая останавливаться. В последний раз он так плакал оставшись один в комнате после похорон отца. — Мы ведь могли быть одной семьей, вы ведь не сделали мне ничего плохого, вы всегда были добры и терпеливы ко мне. У меня ведь могла быть младшая сестра. Я же видел как Инга тянулась, а я сам оттолкнул ее. Не дал шанса узнать ее. Я вел себя как маленький эгоистичный говнюк. — Игорь, ты не в чем не виноват. — Бану обнимает его, по -матерински мягко, гладя по волосам, и от этого Игорю становится горько на душе. — Ты был просто маленьким мальчиком, который боялся потерять отца. Твоя реакция совершенна нормальна и естественна для детей твоего возраста. Это задача взрослых правильно объяснить ситуацию. Но Костя никогда не был силен в разговорах. — в голосе бывшего психиатра чувствуется светлая грусть.       Игорь вдруг отчетливо осознает: Бану любила его отца искренне, по настоящему. А ведь ей было намного тяжелее чем Игорю. Бану потеряла единственную дочь, потеряла любимого мужчину. И ей пришлось в одиночку справляться со своим горем, эта рана с годами так и не затянулась. Время не лечит, ты просто свыкаешься жить с болью. Эта хрупкая женщина всегда была невероятно сильной. Возможно поэтому его отец так сильно любил ее.

***

— Олег, ты вернулся! — радостно восклицает Серёжа, бездумно распахивая дверь. Гром замечает все: теплую искреннюю улыбку, сияющие искренней радостью лазурно голубые глаза, легкий румянец на покрытых россыпью золотистых веснушек, обычно бледных щеках.       Улыбка мгновенно тает, стоит Разумовскому завидеть Игоря, осознавая свою ошибку. Будущий программист предпринимает слабую попытку захлопнуть дверь, но Игорь успевает поставить ногу, агрессивно вторгаясь в чужую квартиру. — Не трогай меня! — Серёжа резко отшатывается, стремительно бледнея, выставляя вперед руки в беспомощном защитном жесте.       От этих потухших глаз, от скользящего в голосе липкого страха что-то режет внутри. Неужели Разумовский и правда видит его таким: агрессивным моральным уродом? — Да не собираюсь я с тебя признания выбивать, — растерянно произносит Гром, — я не за этим пришел. — Зачем тогда? — голос Разумовского неожиданно становится мелодичным, приобретая игриво угрожающие нотки.       Даже поза неуловимо меняется, с оборонительно-напряжённой на уверено-расслабленную. Серёжа расправляет плачи, слегка склонив голову, смеряя незваного гостя насмешливо-вызывающим взглядом янтарных глаз. Даже движение поменялись. Хищные, обманчиво плавные. Гром насторожено наблюдал за происходящими метаморфозами, было в этих переключениях между личностями что-то завораживающе зловещее. — Поговорить хотел, — Игорь сметает Птицу хмурым взглядом исподлобья. — Говори, раз пришел, — обманчиво весело произносит темный двойник Разумовского, — но сначала.       Птица достает из верхнего ящика стола странный предмет, напоминающий партитивный металлоискатель, бегло обводит фигуру майора несколько раз. — Всё, свободен, герой, — томно мурлычет Птица, — считай ты прошел проверку. Я просто должен был удостоверится что это не часть твоего хитроумного плана чтобы добыть признание. И что твоя подружка не прицепила тебе жучок на куртку. Очень удивлен, что Пчёлкина этого не сделала. О, или она не в курсе что ты здесь? — саркастично продолжает Ворон, — я так и думал. — Сначала я думал вырубить тебя, раздеть привязать к стулу и обыскать тебя с головы до ног. — бесстыдно сообщает Птица, — к сожалению, моя гаптофобия все еще дает о себе знать. Да и Олег вряд ли оценит подобный перфоманс. Да и бутылку любимого вина на тебя, откровенно говоря, тратить жалко.       Гром раздраженно дёргает бровью, смотря в бесстыжие янтарные глаза Разума, словно спрашивая: Серьезно, Птица? Майор никогда до конца не мог понять, что на самом деле творилось в его голове. Птица беспечно машет рукой, проходя на кухню и Гром молча следует за ним, садясь на свободный стул. Ворон склоняется к нему, нагло присаживаясь на край стола, наличие стульев он принципиально игнорирует. — Зачем ты здесь, Игорь. — неожиданно серьезно говорит Птица. Янтарные глаза впиваются в лицо, ловя оттенки эмоций, сканируя на малейшую ложь, смотрят прямо в душу, не отпускают. И Гром решается. — Я много думал в последнее время, — глухо отзывается майор, каждое слово дается ему с небывалым трудом, словно его приходится вырывать невидимыми клещами. — Я… Я был не прав.       Когда Игорь наконец произносит это в слух, становится иррационально легче, словно он избавился от тяжкого груза, годами давившего на его плечи. Становится правильно. — Я ведь и сам вижу всю эту грязь на улицах, коррупцию, вседозволенность. Система давно прогнила до дна. Я стараюсь сделать жизнь простых людей в Питере спокойнее и безопаснее, ловлю этих уродов, а потом укладочные адвокаты типа Альберта Новока протаскивают их через систему. Они готовы вытащить на свободу любую мразь, на последствия им плевать. Для них деньги решают. Закон, он ведь для бедных. Сколько раз я видел как конченые мрази смеялись мне в лицо прямо в зале суда. — Продажные адвокаты язва на теле нашего общества, — ядовито комментирует Ворон. — Я раньше верил, что нельзя убивать людей, даже самых последних тварей. Так всегда говорил мой отец, но. За последние дни я видел слишком много детских трупов. — Узнал о сестре, да? — Птица кажется ему непривычно тихим. В его лишенном привычного сарказма голосе майору впервые чудится сочувствие. — Откуда ты… — начинает Гром и сразу осекается, ловит на себе взгляд Ворона слишком пристальный и понимающий.       «Я все давно про тебя знаю, герой.» — Что он здесь делает? — Волков двигается почти не слышно, мгновенно мрачнеет, направляясь к столу. В каждом обманчиво расслабленном движении майор чувствует скрытую угрозу. Словно наемник в голове уже прокрутил с десяток способов его хладнокровного убийства подручными предметами. — Олежа, нет! — Серёжа вскрикивает, прежде чем Волков накинется на майора, атакуя быстро и стремительно. — Не надо, пожалуйста. Игорь нам не враг. — Уверен, Серый? — Наемник сканирует Грома нечитаемым взглядом. — Теперь Игорь на нашей стороне, — горячо заверяет Серёжа. — Вам нужен свои человек в системе. — твердо говорит Гром.       Птица торжествующе улыбается, наблюдая как Гром и Олег крепко пожимают друг другу руки.