Настанет лето, и распустятся мириады цветов твоей души

      — Когда начались первые симптомы? Боли в груди или, например, проблемы с дыханием...       Жан сидел в медпункте, а курчавая женщина в белом халате засыпала его вопросами. Врачиха стучала своими худощавыми пальцами по столу в ожидании ответа и то и дело посматривала на лежавшие в открытом ящике сигары и старые завёртки с ещё не распределённым по самокруткам табаком, запачканные каплями ссохшейся крови.       — Я не чувствую никакой бо... — Жан закашлялся и выхаркнул ещё один лепесток, — никаких болей. Только постоянную измотанность.       — Как это... не чувствуешь? Ты болен! То, что происходит с тобой сейчас это ещё цветочки, дальше только... Женщина не стала заканчивать мысль, а только с большей нервозностью покосилась в сторону ящика с табаком, будто не решаясь закурить второй раз за полчаса. Настенные часы отдавали гудящим эхом и стремительно наполняли медпункт вязким флёром отчаяния. Покрутив лепесток в руках докторша поджала губы и с педантичностью в голосе вздохнула:       — Хорошо, тогда по-другому. Сонливости не ощущаешь? Может, тебе снятся яркие сны с участием конкретного человека? Ну знаешь... к которому есть явное неравнодушие.       — Да. Последний месяц...       — Эрен?       — А что с ним?       — Ну, он или не он?       — Наверное?..       Женщина выбросила лепесток, беззвучно произнося всем известное ругательство, и подошла к шкафу с документами. Судорожно перебирая листы, она бубнила под нос какие-то числа, названия медикаментов и постоянно повторяла что-то про время.       — Признайся ему. Просто признайся. И чем раньше ты это сделаешь, тем... — она замолчала. Задумалась. Простояв ещё пару секунд спиной к Жану, развернулась и нарочито мягким, добрым голосом сказала: — тем больше шансов, что ты выживешь. Нет, ты обязательно выздоровеешь! Обязательно. Но только при этом условии.       — А если не признаюсь, то... умру?! Из-за каких-то цветочков?!       — Это не совсем цветочки. Это миазма. Ханахаки. И для влюблённых она смертельна.       — Но я ведь пока не чувствую боли! Может меня ещё можно вылечить?       Жан посмотрел на врачиху полными надежды глазами. Он не мог поверить, что скоро его жизнь закончится. Так глупо оборвётся по вине этого чёртового суицидника! На секунду Жану даже показалось, что уж лучше бы Эрен подарил ему букет из хламидий и сифилиса вместо этих чёртовых тюльпанов или что там сейчас росло внутри него.       — Есть поверье, — начала вдруг докторша, — будто ханахаки это ниспосланное Богом испытание, пройти которое можно только доказав силу своей любви. Согласно нему миазмы покидают тело, если признаться в своих чувствах возлюбленному. Но если ты боишься признаться, то чувства начнут убивать тебя изнутри, а цветы станут их воплощением. Знаешь, это поверье хоть и звучит бредово, но попробовать стоит. В конце концов других лекарств попросту нет.       Жан кивнул и вышел из медкабинета. История про загадочную болезнь казалась такой нереальной, но ведь он сам видел, как изо рта выходят лепестки. Это просто не могло быть выдумкой. Неужели правда знаки свыше? Не просто же так его вновь тянет к Эрену так, что на стену лезть хочется. А ведь за ней только разруха и громадные людоеды! Жан сходил с ума от клятого суицидника и ненавидел каждое слово обожания, что проносилось у него в голове, стоило вспомнить о нём.       Вместо того, чтобы идти к себе в комнату, Кирштайн направился к душевой. Там стояло большое зеркало. Дойдя до неё, Жан разделся до белья и встал перед зеркалом, рассматривая бока. Огромные фиолетово-жёлтые ушибы под рёбрами и зеленовато-жёлтый синяк на правой ляжке напоминали Жану о нескончаемых драках. Он уже и не помнил, когда в последний раз видел своё тело чистым от следов эреновского сумасбродства. Сначала его стали покрывать нескончаемые синяки, затем многочисленные засосы и укусы, а после остались только шрамы на разодранных лопатках и позвоночнике. Сейчас, когда о стёртой в кровь спине напоминали лишь чуть более тёмные относительно почти что фарфоровой кожи пятна, под рёбра снова вернулись ушибы и, кажется, вот-вот должна была произойти очередная ротация.

***

      Ханджи зашла в медкабинет как раз в тот момент, когда доктор провожала уходящего Эрена. Боль от опутавших лёгкие роз временами была настолько сильна, что приходилось вкалывать юноше немного опия, из-за чего он становился вялым и шёл отсыпаться вместо работы или тренировок. Состояние Эрена сильно беспокоило Ханджи, ведь теперь она не могла полноценно исследовать его. Ещё сильнее напрягал командующую отказ их лучшего и в общем единственного достаточно квалифицированного врача проводить операцию. Впрочем, Ханджи не теряла надежды и снова пришла просить доктора вырезать цветы из Эрена.       — Ну как он? — спросила Зое, подходя к врачихе.       — Как-как? Херово. Он приходит за наркотиком почти ежедневно. Чудо, если он переживёт лето, но, честно говоря, не думаю, что он протянет до конца июля.       — Так проведите операцию! — крикнула Ханджи, не сдержав эмоций. Отдышавшись, она добавила: — Извините за такой приказной тон... Мы не можем потерять "Надежду Человечества" из-за такой глупости.       — Ещё раз повторяю, он либо умрёт от потери крови, либо угробит оперирующего, если попытаться удалить цветы хирургически, — серьёзно произнесла доктор, чуть повышая голос. — Гарантии, что я успею удалить паразита до того, как он отправит меня в могилу, я дать не могу. Ищите другого врача. И хвала Господу, если этот идиот окажется достаточно квалифицированным, чтобы сдохнуть вместо, а не вместе с вашей хвалёной "Надеждой".       — Мы искали. Ни один хирург не согласился! Они даже простого больного ханахаки оперировать не взялись бы, не то что Эрена! Кто же захочет брать ответственность вылечить то, что видит впервые? Вы, похоже, чуть ли не единственная, кто имел положительный опыт в её лечении.       — Если я смогла тогда, это ещё не значит, что смогу сейчас. Другой цветок, другая стадия, другой уровень ответственности — всё другое! Единственное, что я могу сделать — вколоть ему обезболивающее.       — И что же вы предлагаете? — возмутилась Ханджи. — Просто ждать, когда Эрен умрёт?!       — Когда вы ставите вопрос так, мне, признаться, немного стыдно, — усмехнулась врачиха. — Но в общем вы правы, именно это я и предлагаю, — женщина выдержала паузу и друг добавила на одном дыхании: — Ладно, видимо идея действительно не очень хорошая. Я готова провести операцию, если вы выполните два моих условия. Во-первых, мальчик должен быть под сильным наркозом, который воспрепятствует его обращению в титана. Во-вторых, я требую неприкосновенности. Не хочу оказаться крайней.       — Хорошо. Просто скажите, что вам нужно для её проведения, мы с Эрвином всё организуем, — сказала Ханджи и, уходя, добавила: — Эта ханахаки действительно

***

      Жан долго собирался с силами прежде чем решился признаться Эрену в чувствах. Прошло три дня с момента, как он пообещал врачихе, что признается, а он до сих пор не мог подойти к Эрену. Было видно, что Йегер переживал не меньше него самого, но едва ли от этого становилось спокойнее. Жана пугала ни столько боязнь быть отвергнутым, сколько чёртова болезнь, вверившая власть вершить его судьбу в руки этого идиота.       На четвёртый день Жан всё-таки набрался смелости рассказать Эрену о чувствах. Подгадав момент, когда доктор уходила, в последний раз за день проверяя состояние Эрена, он прошмыгнул в подвал. До следующего утра туда точно никто не зайдёт. В конце концов отбой уже был, а караульные плевать хотели на то, что творится внутри штаба, ведь пока там нет посторонних, это не их забота.       Закрыв дверь изнутри и спустившись по лестнице, Жан оказался в комнате Эрена. Тот лежал на кровати звёздочкой и болтал свисавшей ногой. Услышав шаки, он повернулся в сторону звука и, увидев знакомую фигуру, расплылся в глупой улыбке.       — А, это ты... Привет, Жанни, — Эрен лениво попытался дотянуться до него рукой. Но увидев, как тот закатывает глаза и разворачивается, явно намереваясь уйти, врдуг поднялся с кровати и окликнул его: — Стой, Жан, ты куда!       — Ещё раз скажешь "Жанни" и я с концами уйду, понял, — буркнул Жан, в пять шагов оказавшись у кровати.       Эрен обратно принял положение звёздочки и приготовился слушать. Жан явно пришёл не просто так, тем более учитывая их отношения.       — Слушай, я чего пришёл-то... — начал было Жан, почёсывая затылок. Ему и так было неловко признаваться Эрену в чувствах, а его пристальный взгляд только усугублял ситуацию.       Они молча смотрели друг на друга секунд пятнадцать, после чего Жан, видимо сформулировав мысль, покашлял в кулак то ли для привлечения внимания, то ли для придания веса последующим словам, но случайно выхаркнул окровавленный лепесток. Увидев его, Эрен лишь усмехнулся и томно произнёс:       — Хороший трюк... Решил из цирковой лошадки фокусником заделаться?       — Какой к чёрту трюк, Эрен?! Я болен ханахаки. Я влюблён в тебя, понимаешь? — абсолютно серьёзно отвечал Жан.       — Прикольно... Я тоже... — Эрен закашлялся, сел на кровать и вместе с кровью отхаркнул небольшой бутон жёлтой розы. — Я тоже болен ханахаки...       — Господи, Эрен, почему ты молчал?! В кого ты влюблён? Скажи, я помогу! Вдруг тебя ещё можно вылечить.       Жан суетливо перебирал имена однокурсников и сослуживцев, пытаясь угадать по реакции, а Эрен только пялился на него с тупой улыбкой.       — У тя рожа красивая, — вдруг произнёс он, пропустив мимо ушей взволнованную тираду Жана. Голос его был томный и спокойный.       — Эрен, какого чёрта...       — Вот ты сказал, что у тя ханахаки, да? Ты меня любишь, а? — будто опьянённый сонливостью протянул он.       — Ну... — Жан отвёл взгляд. — Ну да, люблю! Страдаю от чёртовой любви к тебе, как... я не знаю... Жить не могу! Я от тебя как под наркотой!       — Любишь, значит... — мягко, с привкусом тёплой истомины говорил Эрен. — Прикольно... — он пялился в собственные ладони, запачканные окровавленными лепестками роз, а потом вдруг вытер их о застиранную простынь и схватил Жана за плечи: — А слабо́ переспать?       Кирштайн опешил. Голос Йегера был так уверен, так полон энтузиазма, что хотелось воспротивиться этой дурной затее оттого только, что слишком уж нереалистичной она казалась.       — Уверен? Из тебя кровь хлещет, какой тут секс! — попытался возразить Жан, но был прерван поцелуем.       Ощущая эреновские лобзания на шее, Жан вдруг почувствовал невероятный прилив энергии. Будто бы он тоже получил силу титана, и теперь стал высшим существом. На мгновение он наконец увидел в Эрене что-то большее, чем просто Эрена. Надежду человечества ли, ангела ли хранителя или целого целого Бога — Жан не мог дать ответа на этот вопрос даже себе.       — Твою дивизию, Эрен! Я не кроткая девица, чтоб под властными ласками млеть! — вполголоса возмутился Жан, опрокинув партнёра на кровать, чем перехватил инициативу.       Если бы Эрен хотел возразить, то не успел бы и подумать об этом, ведь уже через секунду его настойчиво целовал тот, от кого в силу раздутого самомнения, переходящего в некое подобие эгоцентризма и чрезмерной опаски и обычных-то ласок не дождёшься, не то что напористых. Тот, кто последние несколько месяцев брезговал лишний раз завести с ним разговор. Эрен просто не посмел бы сопротивляться такой удаче, и Жан прекрасно понимал это.       Жан целовал Эрена жадно, будто в последний раз. Чувствовал, алкоголичка со скальпелем как минимум недоговаривает, а, быть может, просто-напросто врёт. Не наступит никакого чудотворного исцеления, всё это блеф. Глупости и утешения для слабаков вроде него. А даже если и нет, всё равно Жан дай бог до двадцати доживёт в этой чёртовой разведке. Если уж собрался помирать, то нужно трахнуть эту жизнь, да так, чтобы она запомнила. Запомнила навсегда, что сколько раз бы она ни ставила тебя раком, ты гордо плевал ей в лицо.       Ещё не рассеявшаяся до конца возбуждённая эйфория сменилась новой волной экстаза. Жану казалось, что они с Эреном вот-вот прочувствуют друг друга настолько, что станут единым целым. Его накрывало мириадами ощущений, и юноша уже смутно понимал, что делает и зачем. Всё, что Жан осознавал — свои резкие движения, тепло эреновских губ и нескончаемое количество оргазмов.       — Эй, Эрен, — сбивчато произнёс он, — тебе не больно?       — Не-а, — томно протянул Йегер, сверля потолок иступлённым взглядом. — Я ж под наркотой...       Они продолжали так ещё час. А, быть может, два или три. Жан потерял всякий счёт времени. Вскоре, сам начал выдыхаться, а Эрен — потихоньку трезветь, Жан свалился рядом с партнёром и, заставив кровать недовольно скрипнуть, с истоминой проговорил:       — Ещё никогда не чувствовал себя так... Я не знаю, это потрясно!       — Ага, — подхватил Эрен, — просто потряса... — и тут же закашлялся кровавыми лепестками, так и не закончив фразу.       — Ты нормально? — несколько отстранённо, лишь слегка поворачивая голову в сторону кровохаркающего спросил Жан.       Эрен сел на колени перед тумбочкой и стал копошиться в ней, выискивая нужный препарат. Докторша оставила юнцу дозу на случай, если ему вдруг станет плохо в её отсутствие, и Эрен собирался принять её прямо сейчас.       Йегер выпил бутылёк залпом, поморщившись от мерзкого вкуса — растворённый в спирте опий был похож на одну из тех противных настоек, чей терпкий спиртной запах чувствовал Эрен, когда их семья ходила к Ханнесу в гости — он опёрся боком о стену и медленно сполз на пол. Осталось дождаться, когда наркотик подействует, и Эрен снова перестанет чувствовать эту рваную боль.       — Я начинаю понимать нашу врачиху, — с грустной ухмылкой произнёс вдруг Эрен. Жан не успел сказать и слова, как заглушающий боль препаратами продолжил: —Бухает как не в себя, курит за троих, а всё почему? Да по-любому сама когда-то этой шляпой болела! Или мужик её болел... Не верю я, что любовь нас вылечит. Как подумаю о тебе на трезвую — только хуже становится! Может быть хоть сейчас перестанем отравлять друг дружке жизнь, а?       — Да-а... Действительно... — с нотками иронии тянул Жан, продолжая лежать на чужой кровати и пялиться в потолок. — Не теми вещами мы занимаемся... Но знаешь, кажется я заразился от тебя не только ханахаки, но и кое-чем похуже. Надежда человечества умрёт от морфинхлорида — подумать только! Раз уж собрался на тот свет, так уходи красиво, суицидник хренов! Живи до последнего вздоха, борись за свои желания!       От этого жалкого подобия мотивационной речи Эрен действительно будто воспрял духом — наркотик наконец начал всасываться в кровь. Внутренности больше не изнывали месивом кровавой агонии, а у Эрена вновь появились силы.       — Надо же, Жанни, мы с тобой как будто мозгами поменялись — говоришь прям как я! — воскликнул он, поднимаясь с пола. — Может и ролями махнёмся, чего уж?       Эрен залез на кровать, и любовные игрища продолжились с бо́льшим энтузиазмом. Башка давно перестала варить у обоих, и не было в их мире больше ничего кроме их чувств. Боль прошла, и уже не оставалось ни страхов, ни сожалений. Движения обоих то становились резкими, рваными, то вовсе прекращались. Комната наполнялась дурманящим запахом цветов, заставлявшим отбросить последние обрывки мыслей и полностью забыться.

***

      До подъёма оставалось полчаса, а алкоголичка со скальпелем уже тянулась к таблеткам и воде. Вчера она легла спать пьяная, в недорасстёгнутой льняной рубашке и панталонах. Рядом с кроватью валялась пустая бутылка красного креплёного и та одежда, которую врачиха успела снять перед тем как отрубиться. Встав с кровати, женщина недоверительно осмотрела комнату и принюхалась.       "Дерьмо", — цыкнула она и, наспех одевшись, побежала к подвалу. Её догадки оправдались. Вместо "Надежды Человечества" на кровати лежала клумба. Из грудной клетки Эрена пророс огромный розовый куст, за которым едва ли можно было увидеть тело. В центре розовой клумбы сидел Жан с запрокинутой головой, а изо рта у него произрастали маки. Оба юноши не подавали признаков жизни. Более того, по положению окоченелого тела Жана можно было понять, что его смерть наступила не раньше смерти Эрена, а первые трупные пятна на ногах давали понять, что смерть наступила в районе трёх часов ночи.       У врачихи оставалось ещё немного времени до того, как все проснутся. Сбегав в медкабинет за бинтами, она оградина зону вокруг кровати, написала на двери подвала "без масок не входить" и как ни чём не бывало вернулась в свой кабинет.       Вскоре заметили тела. Поднялась суматоха. Не прошло и пяти минут, как в кабинет к врачу ворвались вооружённые ружьями солдаты.       — Как это понимать?! — возмутилась возглавлявшая экзекуцию Ханджи.       Сидевшая закинув ноги на стол лекарша закурила и с усмешкой сказала:       — Вы про трупы в подвале?       — Я про то, что вчера вы дали добро на операцию, а сегодня утром мы находим Эрена мёртвым. Вы думаете это нормально?       — Я думаю, что вышла отличная клумба, — цинично ответила докторша. — Операцию он бы вряд ли пережил, а так хоть счастливым помер. Двойное самоубийство неизлечимо больных, ничего сверхъестественного.       — Самоубийство не абы чьё, а Надежды Человечества. Кто-то должен взять за это ответственность. Кто-то, кто знал про болезнь обоих и рассказал им, как избавиться от мучений. Ваши последние слова, Сара?       Врачиха сделала последнюю затяжку, сказала: "Избавьтесь от цветов, пока миазма не отравила солдат", — а после раздался выстрел, и её мозг пробило ружейной пулей.       Последнюю волю врачихи выполнили, после этого случая ханахаки среди военных никто не заражался, однако для разведки наступили тяжёлые времена. Что же до трупов? Смерть не помешала Жану продолжать пререкаться с Эреном в загробной жизни, только вот теперь на фразу "хренов суицидник" у последнего был железный агрумент. "От суицидника слышу" всякий раз отвечал Эрен, и они продолжали спорить как старые супруги