Sub rosa

— Мракоборцы мной интересуются, — негромко сказал Теодор, следя, чтобы эхо не отражало слова от стен. — Они вызвали тебя повесткой? — напрягся Октавиус. Они с Теодором вышли из зала Визенгамота и шли по облицованному черными плитками коридору. — Нет, — Теодор покачал головой, а потом испуганно посмотрел на Октавиуса. — Они узнают у моих одноклассников про меня. Мне уже двое сказали. Я не знаю, зачем им это. Они что-то копают. И отец тоже про это заикался. Я не знаю, что им надо. Я не давал поводов. — Интересно, — задумался Октавиус. — Я думаю, это все из-за провала того закона о процентных займах для маглорожденных от нашего любимого мистера Томпсона. — Но тот законопроект изначально был плох, — Теодор напрягся. — Я писал заключение для комитета, где четко излагал свои опасения. Ты думаешь, они из-за этого хотят со мной поговорить? — Нет, я думаю, не из-за этого, — Октавиус тяжело вздохнул. Только общения с мракоборцами ему не хватало для полного счастья. — Не переживай слишком сильно. На нас ничего нет. Это просто шлейф второй войны. — Мы с тобой не участвовали в войне, — Теодор явно тревожился. — Почему нас до сих пор дергают? Мы не должны отвечать за поступки наших отцов. Это нечестно. Тем более… ну, моего отца они оба раза сами отпускали. Он чист. Сколько можно нас дергать? — Поверь мне, это будет длиться вечно, — Октавиус попробовал улыбнуться. — Не зря мы все попадаем на Слизерин. Чтобы с детства поняли, каково это — быть вечно виноватыми за свое происхождение. Чтобы не было шоком в дальнейшем. Я думаю, пару месяцев они тебя подергают и перестанут. Как Дафна? — Спасибо, все хорошо, — Теодор рассеяно качал головой. — У родителей, наверное. Ну, в смысле… — Да все в порядке, — Октавиус похлопал Теодора по плечу. — Я тоже часто устаю от семейной жизни и не слежу за перемещениями моей жены. — У тебя хотя бы есть дети, — с завистью посмотрел на Октавиуса Теодор. — Тебе хоть на этот счет мозг не клюют. — Сочувствую, — Октавиус улыбнулся. Теодор ему нравился. Он был умным, послушным, выполнял все точно в срок. На него можно было положиться. — Если у меня родится сын, от меня отстанут, как ты думаешь? — Теодор вдруг с надеждой посмотрел на Октавиуса. — От тебя отстанут, если у тебя родится два сына. Поверь мне, — Октавиус посмотрел вглубь коридора, где шли волшебники в праздничных мантиях. — Ты уже свободен? — Какое там! У меня знаешь сколько работы, — Теодор устало вздохнул. — Мне еще писать и писать заключения на законопроекты. Я, наверное, домой возьму на праздники. Ты же тоже сейчас домой не пойдешь? — Ох, как бы мне хотелось. Но нет. Мне из-за этого последнего заседания Визенгамота, чувствую, до ночи сидеть придется, — Октавиус кивнул, и они пошли по направлению к лифтам. — Конечно, закрываем год, но провели бы числа двадцать девятого, не знаю. Я так не люблю, когда все делается в спешке и скомкано. Бесит прям. — Бесит, — согласился Теодор. — Ты украл у Леви двух юристов? — Он мне их сам выделил, — усмехнулся Октавиус. — Мне нужно разработать большое двустороннее соглашение. — Катрина, их делопроизводительница, — заметил Теодор. — Она миленькая. — Да? — Октавиус попытался изобразить удивление. — Может быть, я не обращал внимания. Но работает она и правда очень хорошо. Все четко и слажено. Мне нравится. Они дошли до развилки коридоров и остановились. Теодор протянул Октавиусу руку: — Ладно, увидимся в следующем году. Удачи с соглашением и с семейными посиделками. Помню твои рассказы, да и папины. — Не напоминай, — Октавиус пожал Теодору руку. — Сегодня будем только я и Элеонор. Семейных посиделок мне с Рождества хватило. Мистеру Нотту передавай мой поклон, Дафне тоже. — Ты тоже поклонись за меня Элеонор и мистеру Флинту, если увидишь. Теодор поклонился и завернул за угол. Октавиус направился в свое крыло. Наверное, все уже открыли вино и празднуют новый год. Придётся им все испортить и заставить работать. Поздравление отдела было запланировано на 17.00. А до этого надо работать. * * * — За эти пару месяцев мы добились действительно больших успехов, — Октавиус поднял бокал с эльфийским вином. — Работа над проектом соглашения идет, опережая сроки. Признаюсь, я немного нервничаю, что мы не укладываемся в план. Но это в хорошем смысле. Сотрудники его департамента засмеялись. Они стояли в большом зале для совещания, одетые в праздничные мантии и платья, с бокалами в руках и думали, когда уже можно будет сбежать домой. Несколько рабочих дней между Рождеством и Новым годом всегда были пыткой, и большинство отделов в этот период работали в полсилы, обещая все наверстать в январе. Но Октавиус понимал, что никаких поблажек он никому не даст. Он и себе не давал поблажек. И то, что сейчас тридцать первое декабря, значения не имело. Наоборот, нужно собраться с силами, а то потом еще три дня выходных. Люси и Патрик хоть и были с ним не согласны, но готовили все документы точно в срок, не сбавляя темпа. Попутно обсуждая, что вот мистер Леви позволял уйти после обеда. Но не зря им все сочувствовали, когда провожали в отдел Октавиуса. Отпустив всех сотрудников в шесть, Октавиус вернулся к себе в кабинет. Работы было еще много. Он внимательно изучил стопку пергаментов, потом, покачав головой, написал жене записку: «Я приду в десять, очень много работы. Но сразу сяду за стол, так что планируй на это время» и отправил ее с совой. Он стал изучать документы. Нужно было найти явные выходы на Фиджи и хорошо еще связать их с Вьетнамом, чтобы выводить из Науру нужные товары. Интересно, есть у них какие-нибудь торговые соглашения. Спасибо Жаку де Моле, на Вьетнам вышли быстро. Новозеландцы присылали очень много запросов, и Октавиус два часа изучал и отвечал или писал запросы в другие отделы. Ему все доверяли, и он никогда не подводил. За окном давно потемнело. Он, взмахнув палочкой, зажег дополнительные свечи. Все уже разошлись, вообще Министерство опустело. Только несколько таких же одиноких начальников сидели в своих кабинетах и пытались удержать на плаву весь этот бюрократический аппарат. В дверь постучали. Октавиус даже испугался от неожиданности. По его расчетам в его крыле не должно было быть никого, кроме него самого. Через пару секунд дверь распахнулась и зашла Катрина. В отличие от остальных сотрудников она не стала наряжаться в вечернее платье или парадную мантию. Обычный строгий вид: юбка и кремовая блузка. Это Октавиусу нравилось. Все-таки у нас работа, а не званый ужин. — Я подумала, раз вы здесь, то я вам отдам черновики и не буду ждать четвертого числа, — смущенно произнесла Катрина и медленно зашла к Октавиусу в кабинет, с трудом балансируя пергаментами. — Вдруг вы какие-то сейчас захотите посмотреть. — Спасибо, Катрина. Почему не дома? Время-то уже... — Октавиус посмотрел на часы. Было около девяти вечера. У него был еще час, так что пару пергаментов он спокойно мог изучить. — Я хотела все закончить, — она положила всю стопку свитков на его стол и с облегчением вздохнула. — Не люблю незаконченные дела. Я все доделала, упаковала их. — Да я тоже, — согласился Октавиус. — Спасибо Катрина, это очень ценно для меня. Спасибо за работу. Девушка уже хотела уйти, но затем, колеблясь, повернулась к Октавиусу и дрожащим голосом произнесла: — Еще я хотела сказать, что мне очень нравится с вами работать. В моем отделе все смеются над моей дотошностью, а вы меня хвалите. Спасибо. — Да ты что? — Октавиус удивился и даже слегка потерялся. — Над чем тут смеяться? Знаешь, я всегда считал, что если все будут делать свою работу, как подобает, то жить будет гораздо лучше. Но большинство волшебников ленятся. Я этого не понимаю. И поверь мне, я действительно очень рад, что ты работаешь со мной… с нами, — последняя фраза была лишней. Он смущенно посмотрел на часы. — Но мне немного неловко, что ты просидела тут почти весь вечер. Новый год через три часа. Твой муж тебя не потерял еще? — У меня нет мужа, — Катрина отвела взгляд и покраснела. — Ну, парень, не знаю… — Октавиус редко интересовался личной жизнью сотрудников и не мог подобрать слова. — Кто-то там у тебя есть? — У меня никого нет, — Катрина все еще не смотрела на Октавиуса. — Я дотошная и я занудная. Кому нравятся такие девушки? — Мне кажется, многим, — Октавиус почувствовал, как в горле пересохло. Захотелось срочно что-то сделать. Куда-то пойти, что-то предпринять. Он встал и подошел к сейфу. Постояв пару секунд, Октавиус достал бутылку эльфийского вина, наколдовал два бокала и, пытаясь казаться веселым, произнес: — А давай выпьем с тобой за окончание этого года. Мы много сделали, а в следующем году предстоит сделать еще больше. Нет, мы, конечно, выпили уже со всеми, но вот лично тебя я не благодарил. А половина нашего успеха точно принадлежит тебе. Знаешь, я тогда в первый день не хотел тебя брать к нам. Так вот, я признаю, что был неправ. И знаешь, это, конечно, между нами, но я все-таки попробую перевести тебя в мой отдел, после окончания работы над этим проектом. — Правда? — Катрина, широко открыв глаза, посмотрела на него. — Ну, если в твоем отделе тебя не ценят, то зачем там работать? — попытался объяснить ей Октавиус и отлевитировал ей бокал. — А я вот, наоборот, ищу эти качества в своих сотрудниках. — Было бы здорово, — заулыбалась Катрина, потом, спохватившись, спросила. — А ничего, что вы так задерживаетесь? Вас ведь, наверное, жена ждет? Октавиус не ответил, а только пожал плечами. Ждала ли его Элеонор, он не знал. Нет, она, конечно, ждет его на ужин, чтобы он пришел и занял свое место за столом. Но ждала ли она именно его, скучала ли она о нем, радовалась ли она ему, этого он не знал. Все их разговоры сводились к обсуждению детей и совместных выходов в свет. Ведь все правильно, взрослая жизнь, как он и хотел, без глупостей и сантиментов. — За Новый год, — задумавшись сказал Октавиус и поднял бокал. Катрина улыбнулась и отпила вина. Октавиус задумчиво посмотрел в окно. Начал падать снег. Надо будет вывести сыновей погулять по настоящей зиме. Как его в детстве выгоняли родители. Красиво ведь. — А что мой отец вам всем высказал? — вдруг вспомнил Октавиус. Он так и не узнал, что конкретно произошло в тот день, но сотрудники ходили испуганные. — Ой, это неприлично, — Катрина засмеялась. — Ну, что мы тут ерундой занимаемся и что мы ваши домовые эльфы. — О, это на него похоже, — Октавиус засмеялся. Это был очень мирный вариант. Даже никого не проклял. — Ну, это нестрашно. Он в целом нормальный. Просто его манера речи некоторых сбивает с толку. Он так со всеми говорит, но это наследие квиддича. Знаешь, он долгое время играл в профессиональном клубе. А потом травма и пришлось вливаться в мирную жизнь. Вообще он спортивный чиновник, сейчас вот в Международной Федерации квиддича заседает. Но до этого и в Британии работал. Представь, он раньше ведь заседал в Визенгамоте, а манера речи у него была такая же. — И так общался? — удивилась Катрина. — Да, — вспомнил Октавиус. — Однажды он пришел в Визенгамот с Люциусом Малфоем, а там полное собрание. И он на весь зал Люциусу говорит: «Люц, ебать мой хуй, полное собрание. А ты мне мозг ебал, что нихуя». Малфой там чуть на месте не умер от стыда и ужаса. Потому что все сразу на него стали смотреть, как на нарушителя порядка. Отец-то что? Он же игрок в квиддич, что с него взять. Так потом все на Люциуса еще месяца два шипели, какой он неприличный. Это мистер Нотт мне рассказывал. Катрина хохотала. Октавиус отпил вина и расслабился. Он отлевитировал ей стул для посетителей и она села. Сам он присел на стол. — Я про своих родственников могу рассказывать вечно. Мне кажется, что я однажды напишу книгу про нашу семью. Например, Касс, мой младший брат однажды психанул на трансфигурации в Хогвартсе, перевернул парту, наорал на Макгонагал, что она дура и ни черта его тонкую душевную организацию не понимает и ушел. У него вроде какая-то трансфигурация не выходила, а Макгонагал решила это прокомментировать. Ну, и вот. Катрина ахнула и прикрыла рот. Про строгость профессора Макгонагал помнили все, кто учился в Хогвартсе. Октавиус закатил глаза, вспоминая, как ему тогда влетело и от Снейпа, и от отца и, опуская свою роль в этой истории, продолжил: — Снейп его отмазывал потом месяц, наверное. Весело было, помню. Ну, у Касса с трансфигурацией до сих пор на уровне второго курса. А вот Марк, это мой самый младший брат, он сейчас в квиддич играет во Франции, не знал лет до четырнадцати, что Англия — это часть Великобритании. И не мог никак понять, где находится Шотландия. Ему для эссе вроде надо было, уже не помню. Он думал, что весь остров — это Англия. И выяснять это он пришел ко мне ночью. Разбудил меня и спрашивает без предисловий: «Где находится Шотландия?». Я думал, что у него опять от сотрясения что-то спуталось. А оказалось, нет, он просто этот момент как-то пропустил. И отлично жил, играл в квиддич, чуть ли не капитаном уже был. Но в плане Марка мне всегда везло, — Октавиус отпил еще вина. Он сам удивлялся, как он все легко рассказывает Катрине. Элеонор не знала и половины этих историй. Но это и к лучшему. — У Марка есть лучший друг, который умный отличник. И в основном он занимался подобными проблемами. Его сделали старостой школы, а меня вот нет. Ну, да ладно. А мама однажды купила нам когтевранские галстуки, потому что ей не нравился зеленый цвет. Уверен, они до сих пор лежат где-то дома, в наших многочисленных шкафах. Отец орал тогда… Мадам Малкин, наверное, влетело. — Какая у вас забавная семья, — улыбнулась Катрина. — Ох, не то слово, — Октавиус покачал головой. — Я даже не представляю, какие легенды про нашу семью ходят в высшем английском обществе... У тебя. Можно на ты. — У тебя… — тихо произнесла Катрина и, нервничая, прикусила губу. — Мне, наверное, уже пора. Поздно. Октавиус пристально смотрел на нее. Надо сказать: «Да, Катрина, уже поздно. Иди домой. Увидимся после Нового года», но он продолжал смотреть на нее. Она красивая. У нее круглое личико, большая грудь, классная задница, как сказал отец. Она не полная, но такая округлая. К ней хочется прикасаться, прижимать к себе, трогать ее, сдернуть с нее эту блузку, задрать юбку, услышать, как она стонет. Надо ее, конечно, отправить домой. А она продолжала сидеть, словно ждала, что он скажет, и смотрела на него, и было видно, что она согласна на все. И как всегда решать должен только он. Как обычно, ничего не меняется. Правильно будет отправить ее домой и самому вернуться к жене и сыновьям. Сесть за длинный стол, пытаться изображать заинтересованность, пытаться изображать радость, постоянно что-то пытаться. Отец постоянно капает на мозги, дядя Козимо пытается прогнуть свою линию, Элеонор избегает даже прикосновений. Нужно всем улыбаться и улаживать все конфликты. Быть правильным, примерным, идеальным, и засунуть поглубже все свои желания. Еще эти мракоборцы, так не вовремя. Сколько уже можно. Он улыбнулся — Нет. Я тебя не отпускаю. Сначала ты допьешь со мной вино, послушаешь мои истории и расскажешь парочку своих. Тем более, тебя дома никто не ждет. Куда тебе торопиться? Или ты хочешь бросить меня тут одного с этими черновиками? — Нет, — Катрина, смущаясь, покачала головой и посмотрела на него. — И хорошо, — Октавиус допил вино, щелкнул пальцами, и бокал пропал, потом подошел к Катрине и приказал: — Пей. Она послушно выпила вино. Как же он любит послушных девочек. Элеонор тоже раньше была послушной. Когда-то давно. Слишком давно. Элиссон пыталась, но получалось откровенно плохо. Летиция была очень послушной. Мерлин, как было офигенно с Летицией. Спустя столько лет, он все равно вспоминал ее, особенно в спальне с женой. Достаточно было только закрыть глаза. Октавиус снова щелкнул пальцами и ее бокал исчез. Потом он, дернув за руку, поднял ее. Она, не отводя от него взгляд, встала. Октавиус притянул ее к себе, прижал. Пахла она чем-то сладким. Он провел пальцем по ее щеке, подбородку, потом наклонился и поцеловал. Она не сопротивлялась. Последний раз он так целовался с Летицией. — Но вы женаты, — неуверенно возразила Катрина, пытаясь отдышаться от поцелуя. — Да и черт с ним, — ответил Октавиус, больше себе, чем ей, и продолжил целовать ее, расстегивая блузку.