Sub rosa

Эсми стояла перед зеркалом и медленно расчесывала волосы. Длинные, густые, почти платиновые. Спасибо разным зельям от Беатриче. Вообще спасибо Беатриче за многое. Научила плести косы и подарила миллион флаконов с различными зельями для красоты. Почти за руку отвела в нужные магазины и к правильным портным. Причесала, нарядила и не переставала мило болтать о том, как она всегда хотела родить дочку. А уж что Беатриче позволяет носить Элизе, приводило в шок даже Септимуса. Зачем надевать бриллианты на годовалого ребенка, неизвестно. «Ну она же девочка, а девочка должна быть принцессой. Ее надо наряжать и баловать». Септимус всегда жалел будущего мужа Элизы. Эсми закрыла глаза, отложила гребень и дотронулась палочкой до головы. Волосы немедленно разделились на две ровных части. Взмах палочкой и гладкие длинные волосы мгновенно трансформировались в две ровные, сложно заплетенные с перехлестом косы. Эсми с помощью гребня аккуратно закрепила их на затылке. Поправила черное льняное платье и вышла в коридор. Дети еще спали. Она тихо заглянула к дочке, затем к сыну. Элиза свернулась в клубочек и мерно сопела. Септ, напротив, скинул на пол и одеяло, и подушку, а сам лежал поперек кровати. В доме было тихо. Марк уехал на сборы. Она не могла спать в одиночестве, поэтому вставала слишком рано. Как же не хотелось, чтобы он уезжал. Каждый раз одно и то же. Каждый раз. Она ненавидела квиддич за это, а потом корила себя. Квиддич всегда был всей жизнью. И понятно, что Маркус будет ездить на сборы. И понятно, что он будет пропадать на тренировках. Он же хороший игрок. А раз вышла замуж за хорошего игрока, то терпи. Но как же не хочется. А вдруг он тоже упадет с метлы? Сегодня должна зайти Манон. Маркус ужасно боялся оставлять ее одну. Хорошо, он еще не был в курсе той истории про передоз. Так глупо все вышло и так стыдно. Корри молчит, но как стыдно перед Корри. Он ведь в целом хороший, всегда помогает Марку, всегда на его стороне. Ну, не любит он Эсми, ну и что. После последней ее выходки даже понятно, почему не любит. Есть у него свои основания. Перед Кассиусом стыдно не было. И ей нужно было забрать у него свою кровь. Что еще придумает делать этот ядовитый змей. От него всего можно ожидать. Он ведь может спасти, а потом вонзить нож в спину. То, что Кассиус это может, Эсми прекрасно чувствовала. Ему она не доверяла, хоть он ее и спас. А еще она впустила его в дом и не сказала Марку. Главное, чтобы Кассиус этим не воспользовался. Надо было забрать приглашение, но тогда она сразу уснула, стоило Кассиусу уложить ее в кровать. Мерлин, еще и в спальню этого змея пустила! Марк будет недоволен. Надо забрать приглашение. Как же невыносимо в доме без Марка. А ведь только первая ночь прошла без него. Еще девять. Как это выдержать. Была бы ее воля, она бы его никуда не отпустила. Всегда была бы с ним. Чтобы быть уверенной, что он рядом, что он ее не бросит и не оставит одну. Она спать могла, только ощущая его рядом. Чтобы была возможность прижаться, прикоснуться. Чтобы ощутить его реальность. Когда он утром вставал и уходил на тренировку, она немедленно просыпалась и лежала в ужасе и ждала, когда же он вернется. И только услышав, что он снова зашел в спальню, она мгновенно засыпала. Эсми спустилась вниз и, сев на диван, обхватила голову руками. Как же пережить эти десять дней. Без Марка. Вдруг он там пострадает. Вдруг он тоже упадет с метлы, как… а она здесь, а он там. И она снова узнает об этом только утром. Они тоже пошлют помощника тренера сообщать это. Хотя нет, Морт пришел не потому, что он помощник тренера, а потому что он Морт. Ее Морт. Почти ее дядя, который ее растил, заботился о ней. И именно он пришел к ней с чернейшими новостями. А еще Эдвард может быть жив. Эта мысль неотрывно преследовала ее. Что если он инсценировал свою смерть. Эдвард такое вполне мог сделать. Это было бы в его стиле. Жалко, что на похороны ее так накачали зельем, что она ничего не помнила. Он это был в гробу или нет. Может, и не он. Марк сказал, что это точно он, но Марк тоже был очень расстроен. Мог и ошибиться. Надо будет спросить у Манон. Она собиралась прийти к восьми утра. Эсми посмотрела на часы. Было без десяти минут семь. Еще больше часа до прихода Манон и еще больше девяти дней без Маркуса. Что если он упадет с метлы? Эльфийка принесла ей теплый чай с ромашкой и кусок пирога со сливой-цепеллином. Эсми вздохнула. Есть не хотелось, но надо было. Она откусила кусок и, стараясь найти вкус, стала медленно жевать. Казалось, что часы остановились. Время тянулось невыносимо медленно. Эсми жевала и жевала. Ей казалось, что она застряла в каком-то киселе из времени и не может сквозь него пробиться. Если бы тут был Марк, она бы спокойно спала, но как можно спать, когда Марка нет дома. Когда он в Па-де-Кале, играет в квиддич. Что если он упадет с метлы? Но там это не страшно, там силовое поле. Его всегда ставят на стадионах, а за пределами стадиона Марк не летает. Хотя однажды еще в Хогвартсе они долетели до замка, а там поля точно не было. Но это было давно, и Марк так больше не делает. Он летает только на стадионе. И там есть силовое поле. Хотя однажды в Богемии забыли наложить заклинание, и силовое поле не удержало упавших игроков, и они сильно покалечились. Вроде даже один умер. Но это же Богемия, а Марк играет во Франции. Во Франции такого не будет. Хотя Франция — это не Ирландия. Но Франция тоже следит за своими полями. У них Рюскэ, в конце концов. Он ответственный. Он точно за всем проследит. Да и Теру — хороший тренер. Они проследят, чтобы силовое поле было. Она посмотрела на часы. Было семь часов утра. Пора будить детей. Это даже принесло ей облегчение. По крайней мере, есть чем заняться. Она поднялась на второй этаж, зашла в комнату к дочке и, присев рядом с кроватью, погладила ее по голове. Элиза нехотя открыла глаза и посмотрела на мать. Взгляд у нее был как у Марка. Эсми попыталась улыбнуться. — Уже утро. Начинай просыпаться. Няня придет через полчаса. — Папы нет дома? — равнодушно спросила Элиза. — Нет, — Эсми покачала головой. — Он на сборах. Его еще девять дней не будет. Давай, пять минут, и ты встаешь. — Папа так не разрешает, — поправила мать Элиза и села на кровати. — Ну да, — вспомнила Эсми методы воспитания Маркуса. Дети почему-то слушались его без вопросов. — Ладно, тогда просто вставай. Она зашла в комнату к сыну. Септимус свесил правую ногу с кровати, но продолжал спать. — Септ, подъем. Утро, — Эсми погладила сына по голове и поцеловала в лоб. — Ну, мам, — не открывая глаза протянул мальчик. — Утро. Пора вставать. Скоро придет няня, — глядя на спящего сына, Эсми подумала, что ей жалко его будить. Поэтому решила хоть как-то порадовать. — Ирма испекла пирог с цепеллинами. Если быстро встанешь, я дам тебе один кусок. — Папа не разрешает есть пироги по утрам, — Септимус открыл глаза и недоверчиво посмотрел на мать. — Сегодня дома главная я, — неожиданно для себя ответила Эсми. — И если ты быстро встанешь, оденешься и умоешься, я дам тебе кусок пирога. — Если я буду есть пироги по утрам, то я не смогу играть в квиддич, — Септ сел, но мысль про пирог явно его волновала. — Так папа говорит. И утром нужно отжиматься. Хочешь я покажу, как я умею? — Ну, хорошо, — неуверенно ответила Эсми. Нарушать правила, установленные Маркусом, не хотелось, но пирог на завтрак — это не катастрофа. Иногда можно и съесть. — Ты считай, — радостно потребовал мальчик и скатился на пол. — О, Элиза, посчитай ты. Девочка зашла в комнату, забралась к матери на руки и начала считать по-французски. * * * — Так, держи, — Манон зашла в дом с огромным букетом цветов. — У нас в саду анемоны зацвели, красота неописуемая. Вот я тебе нарезала. Ну как ты? Эсми взяла букет из рук и отнесла в гостиную. Вспомнив, что ваз в доме больше нет, она взяла из кухни керамический стакан и трансфигурировала его в красивую голубую вазу. — А нормальные вазы где? — Манон, стараясь не показывать удивления, смотрела на это. — Эдвард же вроде вам дарил такую большую, хрустальную. — Все разбились, — бесцветным голосом пояснила Эсми, все еще держа в руках вазу. — Вы посуду, что ли, бьете? — забеспокоилась Манон. — У вас с Марком все хорошо? — У нас с Марком все хорошо, — отчеканила Эсми, не глядя на свою гостью. — Ну да… — Манон этому явно не верила. — Поэтому он уехал и бросил тебя. Не перебивай. Ты сейчас снова начнешь возражать, что это его работа и вообще. Но это выбор между тобой и квиддичем. И он всегда выбирает квиддич. Он должен был все отменить и остаться с тобой. — Нет, — Эсми покачала головой и поставила вазу с цветами на столик. — Он все правильно делает. Он игрок в квиддич — он должен играть. — Он твой муж, — парировала Манон, снисходительно взглянув на Эсми. — Он должен быть рядом. Эсми несогласно покачала головой, но комментировать не стала. Ирма принесла чай и пирог. Манон уселась в кресло, взяла фарфоровую чашку, кусок пирога и спросила: — Какие планы на ближайшее время? — Ждать Маркуса, — Эсми, не поднимая взгляда, села в кресло рядом. Какие еще могут быть планы? — Жозефина, — Манон вздохнула, пытаясь подобрать слова, — слушай, ну так нельзя! Ты растворяешься в нем, полностью. Да, ты любишь мужа. Но он — это не ты. Вы два разных человека. И ты можешь жить одна, без него. Марк там сейчас здорово проводит время. А что насчет тебя? Будешь сидеть тут и скорбно ждать его девять дней? Ты с ума сходишь. — Я больше ничего не хочу, — Эсми обхватила руками голову. — Слушай, в конце концов у тебя есть дети, — Манон многозначительно посмотрела на Эсми. — Подумай о них. — С ними все хорошо, — попыталась оправдаться Эсми, хотя чувствовала, что это звучит фальшиво. — У них есть няни, они присмотрят. И я, между прочим, оставила только приходящих нянь. Не хочу, чтобы со мной кто-то в доме чужой жил. И дети меня не слушаются. На все мои предложения — папа, папа, папа. Папа запретил. Папа не разрешает. — Ну, так если он у вас единственный взрослый человек в доме, чему ты удивляешься? — усмехнулась Манон и взяла второй кусок пирога. — На себя посмотри. Он уехал на сборы, а ты уже почти умерла. Конечно, они тебя слушаться не будут. Ты для них не авторитетна вообще. Сидишь тут и рыдаешь, что папа уехал. На тебя надежды нет никакой. Да и что значит «оставила нянькам»? Ужасно это звучит. Ты говоришь как Эдвард. Он тоже тебя все время всем сплавлял. Бабушкам, няням, мне. Они присмотрят. Ты же должна помнить, как тебе было. — Я плохая мать? — Эсми затравленно посмотрела на Манон. — Ты не плохая мать, — Манон покачала головой. — Ты хорошая мать. И человек ты хороший. Я тебя люблю, ты мне как родная. Я всегда считала тебя своей племянницей. Но тебе нужно пересмотреть приоритеты. Ты сидишь и убиваешься, что твой муж уехал на сборы. Не на войну, не в тюрьму, а на сборы. На которые он ездит и так два или три раза в год. Вот мой муж постоянно ездит в экспедиции. Я уже привыкла. Иногда месяцами его не вижу. Но мне есть чем заняться. У меня есть своя жизнь, которая идет независимо от того, дома Адриан или в джунглях. Хотя я его безусловно тоже люблю. А ты в Марке растворяешься. Займись чем-нибудь. Садом своим займись. Детьми займись. Домом займись. Знаешь, если бы ты по Эдварду убивалась, я бы поняла. Но тут-то? — Эдварда я потеряла, а Марка пока нет, — Эсми обреченно покачала головой и снова опустила взгляд. — О, Мерлин, ну что у тебя в голове? — закатив глаза вздохнула Манон. — Это ведь не одно и тоже. Сама говоришь, что Марку надо ехать на сборы, что он игрок в квиддич, что это нормально. А сидишь тут и убиваешься, как будто он уже с метлы упал. Он не упал. Он жив и здоров. И с метлы он упал только в твоей голове. Ты путаешь Эдварда с Марком. — Мы поругались с Эдвардом, очень сильно. А я потом не извинилась. Это все из-за меня случилось, — Эсми отвела глаза. На нее накатила тяжесть. Хотелось заплакать, но у нее давно не получалось. — Милая, — смягчилась Манон, — это случилось, потому что он летал пьяный. Он и до ваших ссор таким летал. Я Эдварда, знаешь, сколько лет знаю? Он всегда таким был. Всегда. Это не твоя вина. Это только вина Эдварда. Адриан тоже себя винит. Но вы не при чем. Вы не можете спасти того, кто не хочет быть спасенным. Адриан вроде это осознал. Но ему чуть проще. У него своих исследований полный котел. Есть чем заняться и не думать об Эдварде. Это не твоя вина, запомни. Эсми покачала головой. То, что это целиком ее вина, она прекрасно знала и пытаться переложить свою вину на того же Эдварда она не собиралась. — Тебе нужно его отпустить, оплакать его, — Манон погладила ее по руке. — Я думаю, ты поэтому так себя и накручиваешь, потому что не отпустила все это. Да, сейчас тяжело и больно. Это пройдет. Ты плакала на похоронах? — Нет, — Эсми медленно покачала головой. — Я похороны вообще не помню. Я не могу плакать. Я разучилась. И знаешь, иногда я думаю, может, он и не умер. Я просто не помню похороны. Я не уверена, что это его похоронили. — Ох, Жозефина… — Манон прикрыла глаза и покачала головой. — К сожалению, он умер. Это точно. Я хорошо помню и похороны, и опознание. Это был он. Не надо, не цепляйся за мысль, что он жив. Прими, что он умер, и отпусти его. Ты пьешь зелья, которые колдомедики тебе прописали? — Нет, я не хочу, — Эсми резко помотала головой. После передоза она к зельям даже приближаться не хотела. — А и правильно, — неожиданно поддержала ее Манон. — И даже не из-за того, что у тебя были проблемы. Зелья только удлиняют период горевания. Тем более в тебя на похоронах столько влили. Это тяжелый период и его нужно пережить. И ты переживешь. Ты и накручиваешь себя, потому что все это еще не пережила. И переносишь свои негативные мысли на Маркуса. Я тебя уверяю, с ним все будет хорошо. И знаешь, что? Забери детей у нянек, побудь с ними сама. Это тебя отвлечет от мыслей о Маркусе. И поплачь. А еще папа попросил тебе передать документы по Антиохии. Ты у него спрашивала еще до всей этой истории с Эдвардом. Он просто сразу не нашел, — Манон вытащила из сумки кипу бумаг. — Зачем тебе это надо, я не знаю. Зачем ему — тем более. Я, знаешь ли, не самая любимая невестка, так что лишних вопросов не задаю. — Как он? — Эсми взяла документы. — Опять слег, — Манон устало вздохнула. — Не знаю, что у него за болезнь, но нервы за эти годы он потрепал всем. И мне, и тебе, и Адриану. Ты давно у него не была. Может сходишь, навестишь его? Всегда думала, что со временем я к нему привыкну. И к мадам де Моле. Но, видимо, мы с ними из разных миров. — Злишься, что они цепляются к Адриану? — неожиданно сменила тему Эсми. — Злюсь ужасно, — Манон взяла еще один кусок пирога. — Ты же знаешь, какой он. Ответить им не может. Я и так чудеса дипломатии проявляю, темы перевожу. Так нет же. Иногда так и хочется вспылить при них. Но нет, приходится молчать. — Это я в курсе, — кивнула Эсми и посмотрела на документы. — Знаешь, Эдвард говорил, что мы не должны это делать. Типа мы не должны пытаться сохранить этот замок. — Ох, ну вот уж советы Эдварда слушать точно не стоит, — фыркнула Манон, потом осеклась и поправилась. — Не стоило. Любить его можно, но слушать нельзя. Возьми и почитай. Может, что интересное найдешь. В любом случае хоть отвлечешься. Так я тебе еще не все отдала. Манон вытащила еще одну гору свитков из своей маленькой сумочки и, посмотрев на держащую документы Эсми, сказала: — Я на столе оставлю, — она отнесла всю кипу на большой стол и, положив, взяла небольшую сиреневую коробочку. — Фиалковые пирожные? — Я не знаю, откуда они, — помотала головой Эсми. — Просто однажды я обнаружила их на столе. Может, это Эдвард мне прислал с извинениями, а я его не простила. Я не знаю. Я первое время была под зельями и не все помню. Я думаю, что это его прощальный подарок. — Они не испортятся? — Манон покачала головой и, поставив коробку на место, вернулась в кресло. — Съешь их и вспомни Эдварда. Не думаю, что он хотел, чтобы ты наблюдала, как пирожные сгниют в коробке. Ну что, так и будем весь день сидеть? Может, сходим на прогулку? — Знаешь, — вдруг сказала Эсми. — Я сегодня схожу к деду. Навещу его. Заодно про Антиохию расспрошу. — Сходи, — согласилась Манон. — Отличная идея. Для меня каждый поход к ним приравнен к подвигу, но это тебя может отвлечь. — И детей возьму, — обдумывала Эсми — Им тоже полезно с родственниками пообщаться. * * * — Жозефина, вообще-то о своих визитах следует предупреждать заранее, — бабушка сидела в кресле и пила кофе из маленькой чашечки. — Мы могли быть заняты. — Но вы же не заняты, — усмехнулась Эсми. Элиза, сидящая рядом, ела печенье. Септ с другой стороны от матери скучал. — Во-первых, мы заняты, — бабушка не сдавалась. — У твоего дедушки сейчас важная встреча, а во-вторых, воспитанные люди так себя не ведут. — Я думала, дед совсем плох, — Эсми тоже взяла печенье. — Манон сказала, что он как-то не очень. — Милая, у него не настолько критичные проблемы со здоровьем, чтобы переносить важные встречи, — бабушка недовольно поглядывала на детей. — Септимус, нельзя так облокачиваться на ручку кресла. Это невоспитанно. Септ вздохнул, но сел по-нормальному и, посмотрев на мать, спросил: — Когда мы пойдем домой? — Скоро, милый, — Эсми потрепала сына по волосам и поцеловала его в макушку. — Я с дедушкой кое-что обсужу и сразу домой. — Жозефина, — бабушка смерила Эсми взглядом, — твои дети плохо воспитаны. Хотя, признаюсь, я не удивлена. Пока твой муж занимается непонятно чем, вы могли бы переехать жить сюда. У нас есть детские комнаты, и мы можем нанять хороших учителей. — Бабуль, вы воспитали Эдварда, — Эсми откусила печенье и усмехнулась. — Так что пора признаться: воспитание — это не ваше. Мы с Марком сами справимся, спасибо за предложение. И мой муж — центральный охотник лучшего клуба Франции. Это если ты вдруг забыла. Бабушка поджала губы, но отвечать не стала. Они продолжили пить кофе в тишине. Минут через семь из кабинета вышли темнокожий волшебник в оранжевой мантии и сам дед. Больным дед не выглядел. — Спасибо за все, Коне, увидимся, — дед пожал руку своему гостю и, увидев Эсми, вздрогнул от неожиданности. — Ты гарантируешь мне, — начал темнокожий волшебник, — что вся информация так и останется у… — Жозефина! — слишком резко перебил своего гостя граф де Моле. — Какой сюрприз. Еще и с детьми. Провожу своего гостя до камина и вернусь к тебе. Он многозначительно взглянул темнокожему волшебнику в глаза и молча повел его в сторону холла. Вернувшись через пару минут, он сел в еще одно кресло и взял печенье. — Я хотела поговорить о документах по Антиохии, — Эсми решила закончить свой визит как можно скорее. — А что с этими документами? — удивился граф. — Я прислал тебе вроде все, что у меня есть. — Ну, это да, — кивнула Эсми. — Просто… почему ты сам не подпишешь? — Потому что тогда замок отойдет ко мне, — улыбнулся граф де Моле. — А с моим нынешним здоровьем это лишние заботы. А так замок отойдет к Септу. Но это и логично, он мой внук и будущий наследник. Начну понемногу передавать ему недвижимость. — Септу пять, — нахмурилась Эсми. — Мне шесть в марте, — возмутился мальчик. — Септимус, влезать в разговор невежливо, — граф многозначительно посмотрел на Септа. — Я в курсе сколько ему лет. Ты подпиши за него. Ты моя внучка, все права перейдут к нему через тебя. Мои юристы все проверили. Так все и случится. — Ладно, я подумаю, — Эсми пожала плечами. — Просто замок — это ответственность. — Септ, — граф обратился к правнуку. — Хочешь пожить в настоящем замке? Можешь переезжать ко мне. У нас тут здорово. — Это к чему такие предложения? — не поняла встревоженная Эсми. — Никуда он переезжать не будет. Мы живем в Нормандии. — Это шутка, — усмехнулся граф. — А с другой стороны. Ну, зачем парню в Нормандии тухнуть? Что у вас там есть? Ничего. А у нас тут не высший свет, конечно, но общения хватает. Да и раз он все равно унаследует замок, пожил бы здесь. Привык бы к замку. И Элизе тут повеселее будет. Что она дома делает? Тритонов ловит? Зачем это все? — У нас дома тоже хорошо, — возразила Эсми. — И переезжать мы никуда не будем. Я сама знаю, как воспитывать своих детей. — Да, я вижу, — усмехнулся дед. — Как Маркуса нет, так дети сами себе предоставлены. Жозефина, это не проблема, что ты не справляешься. Проблема в том, что ты не можешь это признать и обратиться за помощью. Мы твоя семья, мы тебе поможем. — Я справляюсь, — спокойно ответила Эсми. — Мои дети меня слушаются. И нам уже пора. Пойдемте. Эсми кивнула детям, и они немедленно вскочили с кресел. — Если вдруг надумаешь, то мое предложение в силе, — граф де Моле смерил ее взглядом. Эсми натянуто кивнула, попрощалась и, взяв детей, направилась к камину в холл. * * * — Ты нас отдаешь няне, потому что не любишь? — неожиданно спросил Септ, пока Эсми мыла его мочалкой. — Нет! — ошарашенно ответила Эсми. — Милый, нет. Я вас очень люблю и никому не отдам. Кто тебе такое сказал? — Никто, — пожал плечами мальчик. — Но мы же всегда с няней. — У меня просто… — пыталась подобрать правильные слова Эсми. — Просто сложный период. Давай так. Я просто очень грущу из-за того, что Эдвард умер. И из-за того, что папа уехал. Но это не значит, что я вас не люблю или что я вас кому-то отдам. — Он насовсем умер? — Септ внимательно посмотрел на мать. — Он не вернется? — Нет, — Эсми покачала головой. — Не вернется. Когда люди умирают, они не возвращаются. Септ какое-то время думал, потом позволил матери смыть с себя пену и сказал: — Эдвард говорил, что когда он умрет, я могу забирать его метлу. — Он так говорил? — Эсми от неожиданности замерла, а мальчик кивнул. Застыв с полотенцем в руках Эсми вдруг улыбнулась. — Ну, метлу Эдварда тебе никто не отдаст. Это сейчас реликвия, наверное. Но на день рождения мы подарим тебе новую метлу. Хочешь? — И мне можно будет играть в квиддич? — почти подпрыгнул от радости Септ. — А папа говорит, что он еще не решил, можно мне или нет. — Да, — Эсми вдруг почувствовала уверенность внутри себя. — Тебе можно будет играть в квиддич. И метлу мы тебе подарим. — Круто! — заорал Септ. — Давай мы тебя вытрем, — она вытащила сына из ванной и обернула его большим полотенцем Мальчик смеялся, она обнимала сына и ей не хотелось его отпускать от себя. Отнеся его в кровать, она вдруг задумалась, а потом позвала Элизу и скомандовала: — Сегодня будем спать все вместе. — Как все вместе? — не поняла застывшая на пороге Элиза. — Все втроем, — Эсми улыбнулась дочери. — Будет весело. — Тут места всем не хватит, — недоверчиво сказал девочка, оглядев кровать младшего брата. — Ну, мы сделаем кровать побольше, — Эсми достала палочку и, взмахнув пару раз, увеличила кровать так, что она заняла почти все место в комнате. Септимус от восторга открыл рот. А Эсми вдруг сказала: — И мы будем есть пирожные и пить какао. Прямо в постели. — Нельзя есть в постели, — Элиза испуганно покачала головой. — Папа запрещает. Есть можно только в столовой. — Сегодня можно, — хитро улыбнулась Эсми. — Сегодня такой день, когда все можно. Ну что, ты со мной? — Ну да, — девочка осторожно присела на краешек кровати, а Септ уже вовсю прыгал и кувыркался. — Отлично, — с облегчением вздохнула Эсми. — Ирма, неси фиалковые пирожные и какао, и ночную рубашку мою неси. Заходить в свою пустую спальню Эсми не хотелось. — И щетку зубную, — вспомнив, добавила правильная Элиза. — И щетку, — согласилась с дочкой Эсми. Через минуту Ирма появилась с подносом, на котором стояли три чашки, коробка с пирожными и зубная щетка. Ночную рубашку эльфийка оставила на кровати. Переодевшись, Эсми развязала лиловые ленточки и взяла одно пирожное. Элиза с Септом внимательно его осматривали. — Это что, цветы? — девочка дотронулась до хрупких лепестков фиалки. — Да, это цветы фиалки, — кивнула Эсми и откусила кусочек. — Это очень вкусное пирожное. Эдвард мне их всегда покупал. Давно, когда я была маленькая. Понюхайте, как они пахнут. — Вкусно, — осторожно откусив, озвучила Элиза. — А цветы разве можно есть? Мы не отравимся? — нахмурился Септ. — Папа говорит, что нельзя есть незнакомую еду. — Эту можно, — засмеялась Эсми. Избавить Маркуса от этой паранойи не мог никто. — И мы не отравимся. — Папа будет ругаться, что мы едим в кровати, — нервничая, заметила Элиза и откусила кусочек. — Не будет, — Эсми обняла дочку и поцеловала ее в щеку. — Папу я беру на себя. Ночью Элиза снова свернулась в комочек и прижалась к матери. Септ, наоборот, вертелся, задевал Эсм руками, ногами, но этой ночью она наконец смогла выспаться.