Ни с кем не делиться счастьем

Антон и Арсений сидели на кухне. Попов рад, что у парня были хотя бы силы дойти до комнаты. Он бы конечно заставил Шастуна отлеживаться в кровати, но тот сказал, что ни за что не останется в комнате брюнета и, раз уж встал, пошел на кухню поесть еды, как нормальный человек — за столом и сидя на диванчике. Арсений заварил им чай и приготовил яичницу. Честно, Шастун себя никогда таким не баловал. Ему было в падлу что-либо готовить, да он и не умел. — Ты как? — спрашивает Попов, сидя за столом напротив шатена, уминая завтрак. — В смысле? — Антон недоуменно приподнимает брови, задерживая руку с вилкой над тарелкой. — Ну… Тебя вчера прям крыло. — начал Арсений. Он хорошо подумал и, если он хочет все разъяснить, то лучше это сделать при свете дня. — Просто мне нужно точно знать, что так пугает тебя. Я не смогу с тобой спокойно и рационально думать над делом, пока ты так себя ведешь. Можешь рассказать? — Как я себя веду? Арс, со мной все нормально, это было из-за температуры. — надел свою маску непробиваемого, озлобленного и дерзкого Шастуна, откладывая еду, хмурясь и складывая руки на груди, для большего эффекта прожигая взглядом. — И я ничего рассказывать тебе не буду. — Прекращай. Я видел тебя не таким. Бессмысленно притворяться, я пытаюсь помочь. — Арсений тоже не железный и по нему видно, как он начал вскипать, чуть не рыча. — Или тебе рассказать, что ты говорил мне и делал? — сдерживая в себе желание встать и приблизиться, сжимая парня за ворот футболки, прошипел он. Антон не помнил. Он какого-то черта не запоминает свои истерики или запоминает плохо, обрывками. В любом случае, ничего хорошего, приятного и безобидного он сказать не мог, разве что между серьезным и плачевным. Он вздохнул и медленно выдохнул, давая себе настроится на то, что хочет Арсений. Долбанная пиявка, присосался же. Вот зачем помогать? Успокоил пару раз и хватит, разве нужно чужому человеку чужие проблемы решать. Видимо, Арсению нужно, он и над делом-то печется больше, чем следовательно, в этом парень уверен. Антон выпрямляется, но руки, уже по привычке, складывает в «защитный» жест, — об этом Арс уже знает, — к еде не притрагивается и смотрит куда-то в стену. — Нам нужно раскрыть дело. И только ты сможешь мне в этом помочь. — Арсений так же откладывает еду, привлекая внимание лёгким касанием своей руки чужой, ведь помнил — Антон реагирует на прикосновения лучше, чем на голос, для него это важнее — и, как только получил реакцию, тут же ее убрал. — Давай ты будешь помягче, хорошо? Говори, если что-то не так, где-то ставь свои рамки, я пойму и постараюсь не давить на тебя в сложных моментах, но мы должны быть заодно. — голубые глаза из-за всех сил передавали спокойствие, при этом оставаясь до жути серьезными, как и выражение лица. — Не нужно со мной сюсюкаться. — огрызнулся шатен. — Спрашивай, о чем нужно. — Так не пойдет. Ты должен сам хотеть, думать, участвовать в процессе, только тогда мы добьемся результата. — с каждым словом Шастун все больше морщился, а в конце уже дрожал от злости. — Да не хочу я, блять, участвовать ни в чем! Мне пиздецки плохо сейчас! Я не знаю, чем ты можешь мне помочь, ведь даже я себе сам помочь не могу! Возможно ты прав, да, дело нужно расследовать, но я, блять, не могу! Меня всего трясет от воспоминаний! Да, надо думать, но я хочу забыть. — Антон все силы тратит на эту душераздирающую речь. О никогда не любил много и громко говорить, особенно о том, что чувствует, а тут, блять, приходится распинаться перед непонятно кем, но только потому что он помогает ему и терпит все его истерики и сраный характер, который после той ночи только обострился. Антон, не дожидаясь ответа и так и не попробовав завтрак, уходит в гостиную, собираясь отсидеться там. — Как же с тобой сложно. — выдыхает Попов в пустой кухне, зарываясь в своих волосах. Целый день парни не разговаривают. Арсений копит силы и нервы и молчит, что бы лишний раз не сорваться и не напугать, — как ему кажется в последнее время, — ребенка. Только ходит к нему и носит лекарства, а еще еду, пока Шаст все это ест и пьет. Антону неловко. Он понимает, что не может сдерживать себя сейчас и явно перегибает палку, что сам виноват. Черт, опять сам. Как же он заебался. — Арс, подожди, — во время очередного прихода брюнета, что бы дать тому лекарства, останавливает его Шастун, — Давай, давай поговорим. — Арсений удивляется, но все же садится на край дивана. — Давай. — Что, что ты хочешь от меня услышать? — с запинками говорит шатен. — Чего ты боишься? От чего тебя кроет? Какие кошмары снятся по ночам? Антон ухмыляется. Он ждал подобных вопросов. — Да много чего. Я мучаюсь от того, что не чувствую себя в безопасности, я уверен, что за мной придут и убьют. — он смотрит на свои перевязанные под шортами бедра, бинты которых тянутся почти до щиколоток, руки чуть сжимаются в кулаки, а дыхание становится частым, через рот. Арсений вновь накрывает чужую ладонь своей, показывая, что он рядом, а значит, как он обещал, его не убьют. Антона ударяет током от такого жеста, а потом по коже разливается тепло, что согревает получше всяких одеял. — Ночью мне снятся кошмары про тоже, что придет убийца, а затем флешбеки с той ночи и кровь… — он зажмуривает глаза, вытаскивая свою руку из чужой, как ему сейчас кажется, «хватки» и прижимает ее к себе, затем сильно мотает головой из стороны в сторону, чтобы воспоминания прошли. — Я очнулся на кухне, в крови, весь, полностью, у меня в руках был кухонный нож, который я не мог взять, вены были почти вскрыты. Я сказал умной колонке Алисе, что б вызвала скорую и отключился. Дальше очнулся уже в больнице и всё. — быстро проговаривает Антон тот случай. В больнице об этом говорить было легче. Тогда он, не пришедший до конца в себя, накачанный всевозможными препаратами, смотрел на ситуацию со стороны и ему самому было интересно, кто же это сделал. Но сейчас он буквально ощущает эту незащищенность и опасность, веющую из каждой щелки двери. Опасность к нему и это самое страшное. Дышать все еще тяжело и ему безумно хочется провести ногтями по бедрам, но он и не отказывает себе в этом удовольствии, проводит, не ощущая нужной боли из-за ткани шорт и бинтов, но затем не ощущает совсем ничего, так как его руки берут и отводят подальше от любых частей тела. — Антон, смотри на меня. — строго и властно говорит мужской голос и Антон повинуется, потому что знает, чей он. Парень смотрит в голубые глаза, хорошо, в синие глаза. Они почему-то потемнели на несколько оттенков, но Антон смотрит в них. Они такие загадочные. Ему почему-то очень сильно хочется разузнать, по какой причине они стали такими: не отдают своим спокойствием и красотой, но безумно завораживают, как кружок на цепочке для гипноза во всяких мультиках. — Антон, отомри. Всё хорошо. Я с тобой. — видя, как парень замер, смотря в чужие глаза, сказал Арсений, невольно смотря в ответ. Он так устал предугадывать действие друга. Может, хоть в глазах что-то прочтет? Но в них, как на зло, ничего не написано, но зато они красивые. В них есть свет. Какое-то обыкновенное ребячество (Арс так и знал, что Шаст ребенок), беспокойство, простота и нежность. Много нежности. — Любишь нежности, значит? — шепчет одними губами Попов. Антон отмирает, понемногу приходя в себя. — Это… Точно не панические атаки? — держась за голову, что почему-то начала болеть, спрашивает он. — Откуда ж я знаю. Вроде нет. Но мне каждый раз все труднее и труднее вытаскивать тебя из этого состояния. — Блять… От этого ж таблеток нету? Мне самому очень херово. Меня прям кидает туда. Я сам прикладываю немало усилий, что б выбраться и прийти в себя. — объясняет, как происходит у него это Антон. — Ты боишься оставаться один? — напрямую спрашивает брюнет. — Да. — громкий выдох. Попов сам сказал, что нет смысла скрывать. — Когда ты чувствуешь себя в комфорте и безопасности? — Зачем тебе это? — Антон уже готов был оскалиться и послать друга за слишком личные вопросы, но голова все еще болела. — Если ты чаще будешь находиться в этих состояниях, то скоро плохие состояния просто забудутся. — рассказывает Арсений. Он много читал об этом, побольше части психологию. Было интересно, он узнал много нового, но главное полезного. Полезного для Шастуна. — Ну… Спать с тобой безопасно. Когда ты дома безопасно. Когда обнимаешь меня… — Антон прикусил язык, понимая, что ляпнул честно, но лишнего и спешит исправить ситуацию. — Но я не заставляю тебя это делать. Ни в коем случае! Мне это тоже не нравится и я могу и без тебя! — тараторит он, смешно размахивая руками, как бы отнекиваясь, от чего брюнет хихикает. — Я понял, Шаст, понял. Я подумаю, ладно? — Тут и думать не надо, Арс. Ты и так слишком много для меня делаешь. Не забивай голову. — просто отвечает Антон, будто об компьютерной игре разговаривали. — Нет я буду забивать, пока в ситуации не разберемся. Ты есть будешь? — Арсений выжидающе смотрит на него. Его глаза вновь посветлели, только на улице стало темно, но глаза все равно ярко горят. Это, наверное, из-за смеха. У него красивый смех. И глаза тоже красивые. — Да. — отвечает твердо Шастун и Попов радуется, что у друга появляется аппетит, а значит он идет на поправку.