Тигр на равнине, дракон на мелководье

Все происходит внезапно и будто со стороны. Ханьгуан-цзюнь смотрит в серебряные глаза человека, которого потерял почти два десятилетия назад, по которому тосковал половину своей жизни. Чье лицо стало меркнуть в памяти. А в груди при одной лишь мысли о судьбе того, горел всепожирающий, лютый в своей ледяной ярости огонь. И все же как будто… не Он. Лань Ванцзи протянул слишком маленькую руку к лицу, что было скрыто длинными волосами, однако так и не смог коснуться, прошел сквозь холод. Горечь разочарования от невозможности даже сейчас дотронуться разрослась в груди и больно кололо сердце. - Вэй Ин.. – Глаза жгло, по щекам катились крупные слезы, искажающие сейчас все. Человек в отчаянии снова попытался коснуться тени, но безрезультатно только рухнул на пол, зовя снова и снова, хриплым детским голосом, с тем отчаянием, которое не должно было присутствовать у мальчишки. – ..Вэй Ин! Старший дрогнул и знакомое серебро замерцало в испуге. Он весь сжался, стал меньше, стал казаться неправильно слабее. Казалось, это очередной сон, кошмар, среди прочих бесконечных ужасов. Ещё одна ловушка его больного сознания. Где он видит, ощущает чужое присутствие, но коснуться не может. Лёгкие будто обожгло холодом, стало невозможно больно дышать, и Ханьгуан-цзюнь с трясущимися конечностями поднялся и снова попытался подойти к призраку. А тот стоит, смотрит отстраненно, и как будто стал ещё бледнее. Он не дышит, разумеется не дышит, не может, но все равно как будто задыхается, перед глазами темнеет. Руки, покрытые бледными шрамами, что бесконечно наложены друг на друга, дрожат и сжимаются, и будь он осязаем наверняка бы кровоточили от силы. Что происходит? И вновь боль, звенящая, от которой мутнеет перед глазами. В груди птицей трепещет страх, ужас потерять снова. От жгучего чувства с губ срывается стон, и детская фигура пошатывается, держась маленькими ручками за голову. - Лань Чжань! – скрипучий, отчаянный, знакомый голос зовёт его, и кто-то бросается к нему, раскрывая руки, пытаясь подхватить. – Лань..! Призрак вздрагивает, когда чувствует мертвый холод. И лицо скривилось от сожаления и печали. – Лань Чжань… Боже, Лань Чжань. Мне жаль, я… Ханьгуан-цзюнь оперся о ближайшую мебель, и аккуратно сел, все так же не отрывая затуманенного золотого взгляда от прозрачной фигуры. Все плывет, и белыми вспышками в глазах отвлекает от мыслей, и мальчик всхлипывает, почти теряя сознание от непривычной боли. Он принимает слабую попытку вновь дотянуться до взрослого, и на этот раз холодная ткань ханьфу четко ощущается в его руке. - Вэй Ин… И все потемнело.

***

Окутанный темным туманом, призрак сидел на полу с ребенком на коленях. Его бледная рука ласково перебирала черные локоны, не задевая ленты на лбу. Мужчина смотрел на мальчика, что сейчас цепляется за его мантию, и хмурится во сне, явно беспокойном, кошмарном. С бесконечно нежным вздохом, Вэй Ин поднес ладонь ко лбу и распутал клубки негодования, забирая все плохое себе с напевом песни, что раньше звучала только однажды. А тени кружат вокруг дуэта, проникают в вены старшего, поддерживая физическое тело и не дают рассыпаться в ничто. Призрак это понимает и не останавливает их, лишь мягко просит сохранять тишину этого места, позволить маленькому другу отдохнуть. Тени его слушают и соглашаются. С рассветом золотые глаза вновь откроются, а маленькие руки все так же будут цепляться за призрачного человека, что встретит его с мягкой улыбкой.