Я оставил душу дома

Принимаю тебя, неудача, И удача, тебе мой привет! В заколдованной области плача, В тайне смеха — позорного нет!

Петя долго никак не мог принять тот факт, что ничего позорного его слезах нет. В первый раз он расплакался перед Игорем (да и, наверное, впервые с детского сада) в тот момент, когда пришлось вывалить ему всю правду о своем прошлом. О своем уебанском поведении, о Горюнове, об отце и многом другом, особенно нелицеприятном, учитывая, каким его узнал Игорь. Тогда, после истерики, лёжа на коленях у Грома, попивая заваренную им ромашку и чувствуя, как майор полиции перебирает пряди волос на его голове, Хазин всё не мог понять, когда же наступит ожидаемый ор и разговор о том, что нытье и слезы - не для мужчин. Что Петр, как генеральский сын, не должен быть бабой. Он должен сжимать зубы и терпеть-терпеть-теперь, не срываясь на слезы даже в самые ебейшие ситуации. Он может заброситься алкоголем, может быть пойман над дорожками белого яда. И всё это будет в разы лучше плача. Такие истины ему внушали с детства. Такие истины устанавливались в голове у 5-летнего Петеньки, разбившего колени об асфальт; у 12-летнего Петра, полностью осознавшего, какое говно ждёт его в будущем; у 17-летнего Петра Юрьевича, которому пришлось поступать в академию МВД и связывать свою жизнь с гос. органами, вместо желанного юридического факультета и адвокатуры; у 27-летнего Майора ФСКН Хазина, сбежавшего в Питер от собственных родителей и собственных загонов, оставшись полностью одиноким в большой северной столицей; у 29-летнего Пети, по уши влюбившегося в майора полиции Грома. И сейчас Игорь, который выслушал историю жизни своего "напарника", не просто не сбежал, да и мало того, ещё и начал успокаивать, заварил ему чай с ромашкой и уложил к себе на колени, мягко запуская пятерню в ещё недавно уложенную прическу, вгоняя Хазина-младшего в натуральный ступор. И, наверное, Петя ещё не скоро привыкнет к такой заботе и вниманию, но все же... Следуя известной поговорке - К хорошему привыкается быстро.