Мы пойдем на дно с этим кораблем

- Я согласен на "Тодда", - говорит Князь, и Миха не помнит, когда в последний раз был так головокружительно счастлив. Облегчение кроет почище дозы, и он не замечает лихорадочный блеск в чужих глазах. - Андро, Княже, - захлёбывается словами Горшок, - блин, я это, ё-моё, выбирай, кого хочешь, судью, священника, тебе такие арии забабахаю, все закачаются! - Нет, ты не понял, - сухо прерывает его Князь. - Я хочу сыграть Ловетт. Миха неуверенно смеётся, потому что это ведь Княжьи приколы, да? Вспомнил, как по молодости женские партии пел? Только раньше Андро был тонкий да звонкий, а теперь кто его с девушкой перепутает? - Нет, - снова возражает Князь, словно Михины мысли у него перед глазами бегущей строкой текут. - Это будет мужской персонаж. Лучший друг. С детства влюбленный в главного героя. Михе будто хук справа прилетает. Картина радостного воссоединения идёт трещинами прямо на глазах. - Давай, - подначивает Андро, фирменным жестом вздергивая бровь, - ты же панк, не рискнешь? Зассал? - Главное, чтобы ты не зассал, Княже, - хмуро отзывается Миха и скрещивает руки на груди в защитной позе. Тот только пожимает плечами, и его многозначительная ухмылка Горшку нисколько не нравится. - Слова к своим ариям я напишу сам, - ставит последнее условие Князь. - Вы там жене маньяка какие-то сопли гоните. Образ вижу другим. - Слышь, Андрюх, - останавливает его уже на пороге засомневавшийся Миха. - А Тодд, у него же жена была и дочка, а как же он? И не решается договорить. - А он, Миш, тоже всегда своего друга любил, только слабый был, пугливый, вот и выбрал, что понадежнее, - глумливо ухмыляется Князь. И выходит вон. А Миху одолевает дурное предчувствие, что он специально согласился на "Тодда", чтобы его теперь своими выдумками мучить. *** Начинаются репетиции, и Миха понимает: то были ещё цветочки. Снова работать с Князем ему охуительно хорошо, словно они каким-то чудом вернулись в их общюю раннюю юность, когда все эмоции и идеи вызывают неконтролируемую эйфорию. И в то же время Андрея хочется придушить за его выкрутасы, за то, какой он на Миху периодически бросает взгляд со значением, словно что-то такое про него понял и только и ждёт случая этим запретным знанием воспользоваться. Но такую подставу Горшок никак не может предугадать. Князь требует, чтобы в сцене признания Ловетт у них был поцелуй. - Ты ебу дал? - шипит сквозь зубы разъяренный Миха. А Князь опять со своей выгнутой бровкой ехидствует: - Ты же актер у нас теперь, Мих. Чё, не можешь такую базовую вещь изобразить? Как ты играть собрался? Или ты себя на сцене показываешь? Миха сваливает из театра, хлопнув по пути всеми попавшимися дверьми, курит цепочкой одну за одной, раздирает себе башку мыслями, как кожу ногтями в кровь. Ах ты, сука, с какой-то яростной нежностью думает он, на слабо берешь, думаешь, отступлю. Но мы ещё посмотрим, кто первый струсит. *** В день первого прогона пресловутой сцены, Миха настаивает, чтобы они с Князем репетировали одни. Держись, дружок, злорадно думает он, поцелуй захотел? Будет тебе по самые гланды, по-французски, взасос, запомнишь, как с Горшком связываться. А Князь тем временем начинает свою арию, и у Михи от переиначенных им слов в голове гудит от перенапряжения, как в трансформаторной будке. Потому что это нечестно, вот так швырять в него все эти больные чувства, без надежды на взаимность кипящие столько лет - и вдруг искра. Князь смотрит на него потерянно и с ожиданием, и у Михи словно лопается перезревшее чувствами сердце. Он лавиной рушится на Андро с поцелуем, одновременно безумным, нежным, бережным. Господи, думает уголком сознания, так вот, значит, как. Вот почему так рвало ему башню, когда Князь заявил об уходе из группы, как никогда не задевал уход Маши и Балу, и ничего не будет значить, даже если весь состав до одного поменяется. А Князь, Княже должен быть всегда под рукой в прямом и переносном смысле. А ещё лучше вот так, как сейчас, под губами, зацелованный обезумевшим Горшком до кровавых трещинок. Ладно, Миха уже согласен на любое сумасшествие, надо дать Андрею, что он хочет, пусть играет Ловетт, даже поцелуй он готов исполнить (на сцене! один раз!), перебесится Княже, а потом опять будут в группе и все как всегда - И тут Андро его от себя отпихивает. Утирает рукавом разодранный рот и бросает с каким-то мрачным торжеством: - Ну и кто из нас Ловетт , а, Миха? До сознания слова долетают не сразу, а потом вскрывают черепную коробку, и Михе кажется, что из дырки в башке стремительно вытекает жизнь. - Ты всегда громче всех кричал: "Пидорасов со сцены"! Помнишь ведь, да? А сам ты кто? Миха не знает, кто, чувствует только, будто вот теперь Князь его окончательно предал. - Зачем, - сжимая кулаки, сипит он. - Чё ты хочешь от меня, сука? - Чтобы ты завязал, - ставит ультиматум Андро, глядит твердо, но вид больной и обречённый, - навсегда забыл про хмурый, слышишь? А иначе все узнают, какой ты на самом деле "гомофоб". - Да я теперь тебе на зло, сука, вечно жить буду! - орет Миха, так что жилы взбухают по горлу. - Твоя сраная группа никогда и рядом с "Королем и шутом" не встанет, слышал? И не мечтай вернуться, забудь обо мне, ты для меня умер! Пиздуй отсюда! И глядя в захлопнувшуюся за Князем дверь, клянётся сдержать все свои обещания.