Мы пойдем на дно с этим кораблем

- Княже, мне это, помощь твоя нужна, - потупясь, пробормотал Горшок, и Андрей по всему его пришибленному виду сразу почуял неладное. Обычно Миха просьбы выражал с нахрапом, отчего они уже больше походили на приказы и высочайшие повеления. В целом, их обоих такой расклад устраивал, и не было ничего, что Князь бы для Горшка не сделал. Так думал Андрей до той минуты, пока Миха не договорил: - С Анфисой. Князь удивленно вскинул бровь, сердито нахмурился. Подавил желание выдать ехидное "Мечтаешь о любви? А я-то тут причем?", предвидя, что цитата из "Акустического" ситуацию могла только усугубить. - А что такое? - максимально нейтрально поинтересовался он. Какие у этих двоих могли быть проблемы, он в душе не догонял. Анфиса с первых минут знакомства с Горшком поклонялась ему, как идолу, и, если в общении с остальными членами группы была самоуверенной и дерзкой кокеткой, то перед ним растекалась влюбленной лужицей. Миха от такого безграничного обожания стартовал в космос, и Андрей, как хороший товарищ, был за них, наверное, рад. Наверное, потому что ревновать лучшего друга к его девчонке казалось ему глупым атавизмом школьных времен, когда разбивается сердце от того, что вчерашний приятель, с которым делили радости и невзгоды, вдруг перестал уделять тебе все свое время, а вместо этого ходит околдованный какой-то одноклассницей. Не было у Андрей никаких прав на собственничество, да и заниматься совместным творчеством им Анфиса ничуть не мешала. Разве что раздражала слегка излишней в сторону Горшка восторженностью. На Княжеский взгляд Михе иногда не хватало ежовых рукавиц, уж очень сильно он в свой панк временами заигрывался. А Фиса ему радостно потакала. Наблюдать за их брачными играми в стиле Сида и Нэнси у Князя не было ни малейшего желания. Но что-то подсказывало, что придется. - Андро... Дюш, ну, ты же знаешь, что я..., - запинаясь, заговорил Горшок, остекленелый взгляд куда-то в пространство выдавал крайнюю степень смущения, - не было у меня, короче, никого. Действительно, сюрпризом для Князя это не стало. Он, сам не до конца понимая почему, за этой стороной Мишиной жизни пристально следил. Еще в реставрационке, где не в меру застенчивый, застегнутый на все пуговки Миха девчонок чурался, а на вписках поклонницам присаживался на уши со своей философией, так что умудрялся разогнать даже самых стойких и преданных. Из армейки Андро строчил ему письма, ненавязчиво интересуясь (практически! в каждом!), не нашел ли тот себе в его отсутствие телку. Интерес этот казался самому Андрею вполне естественным, они были молоды, организм и душа требовали своего. Но Миша упорно сопротивлялся и тому, и другому. В какой-то момент Андро даже решил, что либидо тому настолько не важно на фоне творчества, панк-рока и анархистской философии, что Горшок собирается до конца дней оставаться монахом. Стало быть, нет. - Ну, чё ты, Мих, - попробовал отшутиться он, хотя корежило его уже знатно, - дурное дело не хитрое! И поперхнулся идиотской шуткой, когда Миха вскинул на него взор раненого до глубины души оленя. Противиться такому Горшку Андро никогда не умел и со вздохом уточнил: - Что надо-то? - до последнего надеясь, что это какая-то безобидная фигня, и Мишка просто стесняется купить презервативы. Но в этот раз судьба была к нему неумолима, и Миха его добил: - Надо, чтобы ты, это, ну, во время того... Короче, рядом был. Княжеский ахуй было не описать словами. Он даже засомневался, не разыгрывает ли его, часом, оборзевший в своей наглости Горшок, но тот смотрел серьезно, с напряженным ожиданием, как подсудимый, ждущий вынесения приговора. Тебя за ручку, что ли, подержать, подумал, но не произнес вслух Андрей, потому что открывшаяся перспектива одновременно напрягала и... возбуждала. Знать об этом Горшку было, разумеется, не обязательно. И все-таки инстинкт самосохранения заставил Андро напоследок уточнить: - А Фиса... не будет против? Миха помотал головой, и последние надежды Князя на адекватность этих двоих окончательно испарились. Чаша весов между нездоровой фигней и тройничком, к сожалению, склонялась в сторону нездоровой фигни. И, конечно, Андро на нее согласился. - То есть пока вы там... я, значит, - заразившись Михиным косноязычием, забормотал Князь, а потом плюнул и сказал как есть, - свечку держать буду? - Ты не думай, - заторопился Горшок, перебивая сам своим мысли, - там ничего такого, она только, ну, знаешь... И изобразил жестом, что не мог произнести вслух. В рот возьмет, перевел для себя Андро и с облегчением вздохнул. С другой стороны, от Михи в этом процессе ничего особенного не требовалось, и чем ему тут Князь мог подсобить, было решительно непонятно. Миха Княжеские сомнения своим чутким радаром уловил и пояснил смущенно: - Слышал ведь, говорят, оргазм - это маленькая смерть, да? Как-то... боязно. Приехали, блять, станция "Вылезай-ка". Горшок, трындевший направо и налево о своем стремлении влиться в знаменитый клуб "Двадцати семи", оказывается, трусил смерти. Маленькой такой, оргазмической. Шиза да и только. И в то же время, нутро Андрюхи сжималось от непонятной нежности к этому великовозрастному девственнику. Отчего-то хотелось, чтобы этот опыт был для него удачным, не терпелось взглянуть в его лицо в пароксизме удовольствия, просто необходимо было, чтобы Мишин первый раз был с ним, хотя бы так криво и странно. Кажется, нездоровая фигня передавалась воздушно-капельным путем. Иначе Андро никак не мог объяснить эту необоримую тягу согласиться на то, что гарантировано принесет ему столько мучений. *** Эрмитажная квартира показалась Андрею, который давненько туда не заглядывал, еще более захламленной и неуютной, чем всегда. Кем-кем, а феей домашнего очага Анфиса уж точно не была. Впрочем, Миха тянулся к ней не из-за этого. Смущенный Миха и деловито настроенная Фиса сидели на краешке брошенного на пол матраса, как два прилежных ученика. Глядели на него так, словно он должен был прочитать им лекцию по этике семейных отношений (а по этому предмету, между прочим, у Горшка, в отличие от самого Князя, была пятерка!), необходимости использовать защиту и бла-бла-бла. Андрей мотнул в их сторону головой, надеясь, что это сойдет за знак, чтобы они начинали. Не из стартового же пистолета стрелять. Ситуация была настолько абсурдной, что он уже страшно жалел о своем согласии. Не зная, куда себя деть и стараясь не вслушиваться в звуки за своей спиной (а там шуршали одеждой и перешептывались), он слепо уставился в окно. Пока из тупого созерцания его не вырвал просительный голос: - Андро. Князя этой интонацией всего дрожью с головы до пят прошило. Он обернулся и ошалел от открывшейся перед ним картины: обнаженный Миша с румянцем на скулах и прикушенной губой, а между его ног Анфиса. А, ну, и Михин член, то пропадающий, то исчезающий у нее во рту. Андро сглотнул, неосознанно, попятился назад. А Миша... Миша протянул к нему руку. - Дюш, - с мольбой простонал он, подзывая, подманивая к себе, и Князь, как намагниченный, к нему потянулся. Они соприкоснулись пальцами, и Андрея слегка повело. - Подержи меня, Княже, - интимно попросил Горшок, гипнотизируя потерянным взглядом, и тут уже у того резьба сорвалась. Он уселся Мише за спину, обхватил поперек груди рукой, бормоча на ухо что-то несуразно-утешительное: - Тише, тише, Мишка... Да, вот так... А тот привалился к нему, одной рукой хватал за затылок, судорожно, рвано двигаясь в такт скользившим по члену Анфисиным губам. Вжимался в Андрюхину грудь, словно хотел к его сердцу провалиться. А Князь дышал ему в шею, на кожу, которая, казалось, вскипала в миллиметре от его губ, и не решался сократить расстояние. Анфиса хлюпала и причмокивала, как будто высасывала из Михи жизнь, а тот извивался, норовил сползти куда-то на пол, и Андрею приходилось его перехватывать, тянуть, к себе, наверх, держать в предоргазменной судороге, шептать: - Все хорошо, Миша, отпусти себя... И тот в благодарном порыве, изливаясь в Анфисин рот, запрокинул голову и прильнул к Княжьим губам, словно деля этот оргазм на двоих. У Андрея помутилось перед глазами и, кажется, что-то больно порвалось внутри. Неутоленное возбуждение силилось вырваться наружу, и не было сил больше себя обманывать. Он хотел Мишу и готов был хоть сейчас поменяться с Фисой местами. Опьяненный этим открытием и так долго бродившими в душе чувствами, он уже открыли было рот, чтобы выплеснуть все потаенное наружу. Но Миха упал в объятья Анфисы и забормотал что-то счастливо-влюбленное, как будто забыв о том, кто здесь был третьим лишним. И тогда Андрей встал и вышел, унося с собой горькую боль от своих несбыточных желаний.