Мы пойдем на дно с этим кораблем

Горшок пускает по вене и тут же понимает: что-то не так на глобальном уровне. После восьми клинических не трудно догадаться: грядет ещё одна. И Миха так устал бороться, прежде всего, с самим собой, что готов уже погрузиться в черную, как нефть, пустоту. Но тут ему в глаза, словно дальний свет фар, падает луч. - Горшочек, - зовёт ласковый, но повелительный голос. - Жить хочешь? - Нет, - честно отвечает Миха, потому что, ну что опять, можно уже просто сдохнуть безо всей этой эзотерики, вынули штепсель, экран погас? Но, видно, глупо было надеяться на лёгкий исход. - Это ты сейчас так говоришь, - отмахивается невидимое существо. - Да чё я, дебил, что ли, ё-моё, - вступает в спор Миха, которому ни ангел, ни черт не брат. - Им же всем там легче дышать без меня будет. - Ой ли, - ехидно сомневается голос, и так напоминает Князя, что во рту становится горько. А он-то думал, у мертвых вечный покой. - У вас тут в загробном мире психиатры не водятся, ё-моё? Фрейд явно в аду кипятится, ну, он вам расскажет: я наркоман, потому что к смерти стремлюсь, понимаешь...те, да? - А ты не такой тупой, как мне казалось, - ни фига, этот эфирный товарищ думает, раз он тут главный, то можно умерших прессовать? Дайте Горшку срок, он тут быстро сколотит анархокоммуну! - Ты мне тут не балуй! - строго прерывает поток революционных Мишиных мыслей настойчивый голос. - Говоришь, сдохну - всем будет легче? А проверить не зассышь? Ого, как заговорил! Когда это Горшок ссал, он панк, ё-моё, жил и сдох, как панк! И нечего брать на слабо, он не поведется! - Ты сам не зассы, чучело светящееся, - агрится Миха, а в ответ смех, и это снисходительная язва, там точно не Княже? - Знаешь, на что похожа человеческая жизнь? Помнишь виниловые пластинки? Игла бежит по борозде, а потом дорожка кончается. Так вот, твоя дорожка закончилась, но я перекину тебя на следующую борозду... Чтобы разрешить этот спор. И прежде чем Горшок успевает выдать очередную протестную тираду, его вышвыривает из тьмы - в другую. Но она мягче, податливее, совсем скоро Горшок начинает различать формы и цвета. Кажется, он в родном городе. Он не помнит название улицы, это общее ощущение, как чувствуешь свое тело, его границы, его существование и боль. Перед глазами вывеска, кажется, бар? За стеклом ламповый свет, люди, веселятся, грустят в одиночестве, общаются. Горшок не чувствует к ним тяги, пока не натыкается взглядом на знакомую спину. И чуть не отшатывается: не может этого быть! Это что, Князь? Он одновременно такой, каким его помнит Горшок с последней встречи, и ужасно, адски убитый, и Миха начинает подозревать: это не его время. Это следующая борозда, в которой не пойми сколько лет прошло. А судя по бегущей строке, десять лет. Как же так получилось, что он в 39 и Князь в 50 выглядят одинаково заебанными жизнью дедами? И что за черт в кожаном плаще с вороньим гнездом на голове бухает с ним рядом?! У Горшка то ли ярость, то ли неверие: это что ещё за фокусы, Княже нашел ему замену? И помоложе? Может, они ещё и концерты вместе дают?! Рука так и тянется подобрать кирпич и садануть по стеклу. Но тут эти двое начинают собираться, и Миха инстинктивно ныряет в тень. Они выходят, прощаются по-дружески, тут прикопаться не к чему. Но стоит его молодому клону завернуть за угол, как тоскливо таращившийся ему вслед Князь топает за ним. Ого, да тут не все так шоколадно. Вид у Князя больной и смотрит он в спину Михиному двойнику, будто тонет, а спасатели не замечают и плывут мимо. Князь тянется рукой к уходящему мужику, но тут ему на плечо падает чья-то ладонь. Надо отдать Андро должное, он в Михину довольную сюрпризом рожу не орет. Он просто бьёт в нос, спасибо, что без замаха. - Охренел, Княже, - гнусавит Горшок, но текущая кровь не злит, скорее, завораживает, как и боль от Княжьего удара. Значит, живой? - Это кто был? - с разбегу в наезд, отличная тактика, главное, чтобы Князь не стал загоняться и паниковать. - Костя, он играет... тебя в сериале, - Андро отвечает на автомате, ошарашенно переводя взгляд со своего кулака на окровавленное Михино лицо. - А в твоей жизни он тоже меня играет? - не может сдержаться Горшок, и вот это нокаут. У Князя такая гамма эмоций пробегает за пару секунд, что Горшку становится за него страшно. И за себя немного. Потому что с таким лицом маньяки и режут. - Ты с того света ревновать явился? - посмотри-ка, в руки себя взял и даже голос не дрогнул. Горшок скучал по этой язвительной ноте, чего скрывать. - Да я сам не знаю, послали, пошел. - А посылают часто? - риторически спрашивает Андро и тут же смахивает этот вопрос, как пот со лба. - Это правда ты? - А ты потрогай, - нагло предлагает Горшок, разводя руки в позе распятого Иисуса. И не ожидает, что Андро накинется на него с объятьями, как торнадо. Они оба чуть на падают, но Миха хватает Князя в ответ, и это невероятное ощущение человеческого тепла. Он не помнит, когда оно было в последний раз в его жизни? Когда кто-то рвался к нему, а не прочь от него, со всем его затянувшимся геморроем? Запах Андро, вес его тела, его тепло, все то, из чего складывается живой человек, родной к тому же, - все это ударяет Михе в башку, как пистолетный выстрел. Он так долго (вечность!) был лишён участия, тяги другого человека к себе, что его трясет, как от удара током. Хорошо, ё-моё, что нельзя помереть дважды. И он так ясно видит, что Княже, Андро страдал без него, что от стыда готов сгрызть собственную руку. Но привычный к этому жесту самобичевания Князь его за ладонь перехватывает, а потом делает такое, что Миха перестает дышать (хоть и мертвый уже): целует так осторожно, как будто губами задень - и расколется Горшок. - Прости, - улыбается он, а глаза мокрые, ну что за фигня, ё-моё. - Соскучился просто И Миха так хочет заорать, на него, ведь он не должен извиняться, на себя, потому что молчит и не пытается хоть как-то снять груз с его души, на эту блескучую тварь, которая послала его сюда. Зная, что Миха будет опять страдать. Но зная, наверное, что в этот недолгий миг, пока иглу не сняли опять с борозды, он ещё может. Может почувствовать, каково это любить, быть любимым, прощать и прощаться.