Кала-джаду

Чонгук после произошедшего долго спал, упавши в обморок. Тэхену пришлось в срочном порядке попросить Хосока вызвать карету, любую, которая только найдется. Три часа назад они приехали во владения Дисаров. И все эти три часа Чонгук спал в спальне Тэхена. Дисар иногда его навещал, чтобы услышать звук сопения, и уходил обратно, немного успокоившись. Обед не лез в горло, дела едва ли интересовали, но Тэхен старался с ними разобраться и не думать о Чонгуке. Так за окнами постепенно темнело. Дело близилось к вечеру, а Чонгук спал как младенец, видимо, не намереваясь просыпаться. Дисар побеспокоился о том, что Чонгук совсем ничего не ел. И, отвлекшись от бумаг, которыми занимался весь день, подал голос: — Хосок, сходи, оповести шудр, чтобы начали готовить ужин. Чонгук ничего не ел. — Хорошо, я их осведомлю. Хосок вышел из кабинета, а Тэхен устало выдохнул и протер лицо ладонями, когда хлопнула дверца. В глазах до сих пор стояла картина: те самые черные узоры, что разошлись по чужой руке… Было не по себе, но он знал, что такое могло случиться. Точнее, только предполагал, ведь знакомство с Чонгуком вышло спонтанным и не совсем таким, каким он себе представлял. Он представлял себе встречу со своим маном где-нибудь в парке возле реки, или, по крайней мере, что встретится с ним на собрании дюжины, где «ман» окажется одним из них, или в лесу неподалеку, где часто кто-то занимается верхом. Где угодно, но не в обычной деревушке после яджны. До чего было смешно об этом думать: Дисар хотел по-человечески, но Шива как всегда решил, что все будет совсем иначе. Тэхену не нравилось думать о том, что теперь у Чонгука будет плохое отношение к нему, потому что он убил его друга — по совместительству недруга дюжины. Точнее, даже не он, а чужими руками, потому что ему не в привычку марать свои, но от этого ненависть Чонгука не станет к нему меньше. Его ман обязательно его простит. — Господин Дисар, я предупредил шудр, все будет готово через полчаса, — Хосок отвлек Тэхена от ненавистных мыслей. Мужчина благодарно кивнул и окунулся обратно в документы, но в подсознании до сих пор где-то там витал Чонгук.

***

— Разве вы с тем мальчиком не будете есть? — задалась мать вопросом, когда Тэхен подоспел к приготовленному ужину. Она уже была стара и больна, но мудрости ей хватало с головой. Тэхен прокашлялся и преклонился в знак уважения. — Мама, боюсь, он не в состоянии присоединиться: плохо себя чувствует. Позволишь отнести ему ужин? — Разве на это нет шудр? — хмыкнула она, слегка закатив глаза. Навряд ли она была настроена для диалога. — У меня есть к нему разговор. Я все сделаю сам. Мать лишь отмахнулась, мол, делай, как хочешь, как обычно это делала, когда была не в настроении вести диалог, и отвернулась, чтобы начать употреблять пищу. Тэхен взял поднос и, позволив шудре наполнить его национальной индийской едой, поднялся на второй этаж, в свою комнату. Он аккуратно проник внутрь, заметив, как лунный свет проникает в комнату, разрезая темноту. Чонгук лежал в той же позе, на боку, спиной к Тэхену. Дисар аккуратно поставил поднос на прикроватную тумбочку и присел на край кровати. Вздохнув, Тэхен озвучил: — Чонгук. Чонгук не двинулся и даже не издал ни звука. Тогда Тэхен, переосилив себя, дотронулся до его оголенного плеча — совсем нежно, как до лепестка. — Не трогайте меня, — прозвучало сухо. Тэхен отпрянул. Вздохнул и кратко усмехнулся. — Значит, не спишь. Давно? — Давно. Тэхен полагал, что Чонгук на него обозлен, и этому есть место быть. Однако Дисару хотелось поскорее хоть немного прояснить ситуацию. В конце концов, Чонгук даже не знает, почему и за что убили Юнги. — Позволь мне объяснить. — Не позволю, — рыкнул Чонгук, резко обернувшись. Атласная ткань одеяла соскользнула к бедрам, оголив тело, но Тэхен не позволил себе засмотреться. Вместо этого он увидел лицо: уставшее, осунувшееся, а взгляд — полный ненависти. — И что? Теперь тоже отрубите мне голову? — сквозь зубы вопросил Чон. Тэхен вздохнул от тяжести предстоящего диалога. Конечно, он злится, конечно, обижается. Разве могло быть иначе? Было бы странно, если бы было наоборот. — Вы убили моего друга… — нахмуренные брови приняли расстроенную позицию, а губы поджались. — Вы не заслуживаете даже разговора со мной. Чонгук снова отвернулся к нему спиной, укутавшись в одеяло по плечи. На дворе был вечер — хоть он и был теплым, Чонгука все равно морозило. Тэхен ни перед кем так не унижался. Будь на месте кто-либо другой, а не его ман, Дисар немедля ушел бы и перестал разговаривать. Чонгук даже не представлял, какую ценность для него имел. Но скоро он все поймет. — Не хочешь разговаривать — тогда послушай, — Тэхен принял другую тактику, встав с края кровати. — Юнги, то есть, Прем, так он представился Хосоку изначально, недруг дюжины. Хосок и он были бывшими любо… — он поперхнулся, торопливо пытаясь объяснить ситуацию. — Любовниками. Очень давно, года как три назад, не знаю, рассказывал ли тебе твой друг об этом. Глаза Чонгука расширились от услышанного. Юнги и вправду пару лет назад рассказывал про какого-то парня, но никогда не рассказывал подробно. Чон молчал, но вслушиваться в монолог стал внимательнее. — Твой друг и мой подчиненный очень любили друг друга, но в один момент по какой-то причине — Хосок мне ее не рассказал — решили разойтись. Скорее всего, это было только решением Хосока, и Юнги это не оценил, — Тэхен ходил по комнате. Глухие шаги попадали в такт его речи. — Хосок объяснил, что Юнги очень долго за ним после этого бегал, и пытался вернуть отношения, а затем методы стали более изощренными. Я про роман моего подчиненного не знал до поры до времени, как и ни разу не видел лица Юнги, — когда ему надоело ходить по комнате, он присел на край кровати обратно. — Юнги начал за ним следить, угрожать моей безопасности. Один раз у него это почти получилось, — он усмехнулся. — Хосок тогда только предположил, что это было попыткой Юнги, на самом деле, мы не нашли весомых доказательств, как и офицеры, что это был именно он. Тэхен знал, что за такое короткое время он позволил себе много лишнего, много сболтнул ненужного, но пусть Боги злятся, пусть. Он был готов и на такой шаг, лишь бы Чонгук не ненавидел его. — И чтобы ты понимал: он решил убрать меня не своими руками, а чужими. На меня наняли тхаги. Хосок все время был со мной, охранял, и в один из таких разов на нас напали. У него от ножа до сих пор шрам на плече, если когда-нибудь захочешь увидеть, посмотри на левое. Он спас мне жизнь. Чонгук все также молчал, но теперь только от шока, а не от злобы. — Позже тот же самый кирпан, которым его ранили, Хосок увидел у Юнги в доме, когда они решили поговорить последний раз. Точь-в-точь, понимаешь, Чонгук? С инициалами. После этого мы занесли Према в недругов дюжины. Если он ступит на нашу землю или попытается напасть — ему гарантирован смертный приговор без прелюдий. Его предупреждали. Хосок объяснил ему еще тогда, пару лет назад, что к чему. Что если ослушается, он не посмотрит на то, что Юнги его бывшая любовь, потому что защищать меня, единственного наследника, у него на первом месте. Это его обязанность. Юнги лишь сказал, что когда-нибудь отомстит. И, судя по всему, вчера он намеревался мне навредить, но не предполагал, что со мной будет Хосок. Голова Чонгука раскалывалась от потока бесконечных мыслей: неужели все настолько было глубоко? Чон рассуждал, пока лежал в кровати весь оставшийся вечер, что Юнги не специально, что он взял кирпан только для самозащиты: на случай, если на них нападут, но чтобы так резко ему открыли глаза… Ему захотелось плакать. Дурак Юнги, дурак Прем… Его глаза заслезились, а губы поджались, чтобы не издать всхлипов. Ему было так обидно и горестно! — Это ведь он тебя позвал в деревню? Чонгук аккуратно кивнул. — В газете писалось, что дюжина заинтересовалась Адвихиром. Что там буду я, «добрый, красивый и одинокий», — процитировал он строчки из газеты, а затем продолжил. — …Наследник семьи Дисар, — Тэхен перешел на шепот. — Ты ведь понимаешь, что отомстить Хосоку, ранив меня, его прямую обязанность, было в планах изначально? Чонгук понимал, что Тэхену нет смысла врать, однако его мозг не хотел воспринимать эту информацию. Чонгук не знал, сколько проведет здесь времени и сможет ли просто лежать. Казалось, что если он продолжит в том же темпе, то осквернит честь друга. Он не знал, что думать, как реагировать и как относиться к будущему наследнику. Однако Чонгук знал точно, что пора отсюда бежать. Кем бы ни был его уже бывший друг, Тэхен расправился с ним слишком жестоко. Конечно, одной частью мозга он понимал, что так было справедливо. Юнги предупреждали на этот повод: провинится — не будут церемониться. Это давно заложено кем-то и это не искоренить. Другой частью мозга завладела тоска и боль по потерянному дорогому человеку. Сколько же всего Юнги скрывал от него на протяжении стольких лет… Уму непостижимо. Личность Према полностью отличалась от той личности Юнги, которую он знал. По крайней мере, Чонгук так думал, что знал. Оказалось иначе. Так странно было осознавать, что делает с людьми любовь в совокупности с яростью. — Можешь остаться здесь настолько, насколько посчитаешь нужным. Ни я, ни мама не будем против. Мы живем вдвоем, исключая шудр и Хосока. Если тебе вдруг захочется поговорить со мной или с ним, мы всегда здесь, — тон звучал даже как-то обеспокоенно. На секунду Чонгуку показалось, что ему действительно жаль, что судьба распорядилась именно так. Как же наследник главной семьи дюжины был противоречив: убил его лучшего друга и теперь делает вид, будто думает о его чувствах! Просто смешно. И оскорбительно. Тэхен не имеет права говорить таким тоном, словно они старые знакомые, связанные по совместному несчастью. Чонгук лежал в той же позе. Казалось, он лежал так все время, но тело не подавало признаков неудобства. Вытянув руку, он рассматривал ее заспанным и стеклянным взглядом. Тонкие и длинные пальцы в темноте показались демоническими… Что за силу эта рука таила? В голове было много вопросов: почему эта сила пробудилась только сейчас, почему не раньше? Откуда она у него? Считался ли он плохим от того, что попытался ее использовать? Виноват ли перед Шивой за злодейский умысел, который в состоянии аффекта не контролировал? Кожа рук в темноте казалась еще бледнее, чем была на самом деле. Чонгук уверен, что, если бы они с Тэхеном сравнили свои руки, кожа Тэхена оказалась бы на пару тонов темнее (и почему ему пришло это в голову? Столько всего произошло за один неудачный любопытный заход, а он лежит и думает, как они с Тэхеном различны даже в цвете кожи! Глупость… Но солнце Тэхена точно любило намного больше, чем Чонгука). Голова была ватной. Ему совершенно не хотелось ни над чем думать. Он решил отложить это дело на потом и в итоге снова уснул; веки оказались слишком тяжелыми, чтобы сопротивляться.

***

Пробуждение оказалось не из самых приятных. Солнце заглянуло в окно и ласковыми зайчиками прошлось по чужому лицу. Чонгук поморщился, не желая расставаться со сладким сном, но солнце было куда противнее и не разделяло его желаний. Пришлось привстать, разлепить сонные глаза и постараться осознать, что произошло. Он потерял счет времени: не помнил, какое сегодня число и месяц, словно в этой комнате пробыл ближайшие пару лет в заточении. Словно это не комната Тэхена, единственного наследника семьи Дисар, а темница с сырым воздухом и стенами. Как будто он в заточении. В заточении, но при этом был свободнее даже самой свободной птицы на всем белом свете. Лучи солнца танцевали по комнате, постепенно меняя свою позицию. Чон отвернулся лицом к выходу. В какой-то момент ему захотелось поговорить хоть с кем-то, но толку от того, что он просто смотрел в дверь, не было. Тогда он решил встать с кровати — это было серьезным решением, учитывая, сколько он лежал без дела. Чонгук, оглядывая комнату, начал замечать детали: как вся эта комната сочилась богатством. Она буквально описывала себя как предназначение Тэхену. Странно, что здесь не было написано, что это имение господина Дисара. На комоде лежали вещи. Чонгук переосилил себя и подошел к комоду ближе. Он коснулся темно-красной ткани, моментально поняв, что это его стиранная одежда. Тэхен позаботился о том, чтобы Чонгук был чист, когда собрался бы уйти. Чон тихо вздохнул и решил переодеться, чтобы выйти в люди. Ему не давала покоя мысль, что, все-таки, он не у себя дома; он не знает, куда идти, чтобы добраться до столовой или бани (которая, судя по богатству семьи Дисар, у них была). Искупаться ему бы не помешало, учитывая, как он обленился в последнее время. Однако ему было простительно, зная обстоятельства. Чонгук, быстро расправившись с одеждой, тяжело вздохнул и выглянул в окно. Не ожидая для самого себя, там он увидел двух мужчин и пожилую женщину. В мужчинах он разглядел Тэхена и Хосока. Словно почувствовав на себя чужой любопытный взгляд, Дисар поднял голову и перевел взгляд наверх, к окну, откуда выглядывало красивое личико. Чонгук в страхе слишком резко отпрянул от окна, чтобы не попасться, но, было очевидно, его уже заметили и прятаться не было смысла. Да и что за глупость он совершал? Прятаться от господина Дисара, вот смехотворно! «Лиса» — подумал про себя Тэхен, тихо усмехнувшись, так, чтобы не подать виду. Чонгук был любопытным юным «расследователем» и Тэхен в этом убедился уже дважды. То, что Чонгук попался ему в деревне Адвихир, было настоящим счастьем, пускай и неожиданным. Дисару еще долго придется смиряться с тем, что он, наконец, нашел его. Нашел, но Чонгук ничего не помнит, и это, возможно, даже самое страшное, что могло произойти, но не было сомнений, что Тэхен не справится. Господин Дисар готов на все, чтобы его ман, только его и ничей больше, наконец вспомнил, кому предназначен самой судьбою, хоть и индийцы в нее особо не веровали. Зато веровал Тэхен, веровал и в сансару. Сансара была прекрасно расположена к Чонгуку: с того события прошло двадцать с лишним лет, и Чон, такой благой и чистый, без единого греха, был перерожден точно таким же, каким и был, вплоть до родинок на теле и лице. Тэхен благодарил Шиву за возвращение Чонгука на этот свет, но, конечно же, мысленно; если бы Дисар поведовал Чонгуку все до единой капли прямо сейчас, то, вероятнее всего, свел бы его с ума. Нужно было постепенно, и он уже состроил план, как именно. Чон тяжело вздохнул в очередной раз: он полагал, что между ним и Тэхеном остались недомолвки. Переосмыслив ситуацию, Чонгук понял, что слишком негативно отнесся по отношению к господину Дисару. Все-таки, сколько бы он ни размышлял на тему смерти родного человека, от этого было смысла столько же, сколько от того, что он будет точить камни друг об друга — сапфир он от этого не получит. Поэтому, смирившись перед очередным серьезным разговором, Чонгук вышел из комнаты господина Дисара. Чуть не столкнувшись с шудрой, он приветливо поклонился и извинился. Ни о чем незнающая служанка наверняка была в шоке от неизвестного в комнате человека, особенно от того, что этот неизвестный вышел из комнаты единственного наследника. Она со страхом и неуверенностью посмотрела на него. Затем, сглотнув, вопросила: — Вы кто и что делаете здесь? Мне позвать офицеров? Было бы забавно, окажись Чонгук настоящим вором. Настолько неуверенная в себе и своих силах шудра с большой вероятностью с ним бы не справилась. Да и только бы это, она бы просто отпустила его с драгоценными вещами, раз вопрошает о надобности офицеров у неизвестного человека! Чонгук позабавился, но быстро стер улыбку с лица: — Прошу прощения, если напугал Вас. Я знакомый господина Дисара, странно, что он Вас не предупредил. Не могли бы Вы показать, где находится баня? — девушку поразило, насколько молодой человек был вежлив к ней, к шудре. Она еще недлительное время смотрела на него с неуверенным выражением лица, но затем кивнула и повела за собой. Чонгуку хотелось больше всего на свете, наконец, смыть с себя всю грязь за те прошедшие дни, что он просто без дела лежал в имениях господина Дисара. Его интересовал и другой нелепый, даже немного постыдный вопрос: а где же спал Тэхен? Чонгук не настолько позабылся от горя, чтобы не помнить, спал ли в собственной комнате Тэхен или нет. Он лишь помнит, что тот проведовал его и приносил поесть, чем, к слову, наверняка обязаны заниматься только шудры. Заботился ли он о Чонгуке? Вероятно. Не стал бы самостоятельно носить завтрак, обед и ужин, если бы не заботился; да и с другой стороны, зачем же ему это? Что такого он нашел в Чонгуке, что пригласил в свой дом, в свою комнату? Он ведь даже не пытался его выгнать, наоборот, был столь вежлив, что разрешил остаться здесь на неопределенное время. Другой вопрос, было ли это необходимо? Физически Чонгук чувствовал себя в разы лучше, нежели пару дней назад. Что говорить о моральном — все было прямо на ладони. Возможно, ему полегчало, но не настолько, чтобы он с радостью прыгнул к Тэхену на руки и согласился остаться на неопределенный период времени у него. Более того, в этом не было смысла. Без него урожай умрет, ему нельзя было больше оставаться. Шудра проводила его до бани. К счастью, там никого не было. Он кратко поблагодарил служанку и зашел внутрь. Ткань одеяний сползла с него как весомая тяжесть с плеч — от такого простого действия ему действительно стало легче. Он решил не делать ритуалы, как у себя дома, хотя то было в некотором роде обязательным ключом, прежде чем искупаться. На данный момент он был без сил и уж более того без желания. Так что, отложив одежду подальше, чтобы не намочить ее, Чонгук набрал горячей воды, размешал ее с холодной и из посудины облил себя с головы до ног. Теплые капли приятно скользили по голому телу, щекотили, падали на пол. Чонгук с облегчением выдохнул: ничего так не бодрит, как уход за собой в бане. Намылившись, он вновь облил себя водой, смыв пену. Чонгук осмотрел помещение и увидел полку с эфирными маслами. Он заинтересованно подошел поближе, чтобы рассмотреть баночки поближе. Всего там стояло три: черный жасмин, чампа и роза. Ему захотелось ими воспользоваться. Совсем немного, чтобы благоухать. Он взял одну из баночек, аккуратно вылил содержимое себе на ладонь — буквально пару капель — и прошелся влажной ладонью по шее. Эфирное масло отдавало черным жасмином и древесной корой. Эфирные масла очень точно и изысканно чувствуются — на каждом теле по-разному — потому и используется всего пару капель, иначе запах будет настолько сильным, что сведет с ума. Ну или, как минимум, надоест. Закончив с водными процедурами, он обтерся и вновь оделся. Ткань немного прилипала к влажному, не до конца протертому телу, и Чонгук сконфуженно хмыкнул. Выйдя из бани, Чонгук направился наугад в столовую. Прежде чем уйти, нужно позавтракать. Он и не помнит, когда последний раз ел, в связи с тем, что его голову заняла трагедия. Тэхен приносил ему поесть, но Чонгук редко прикасался к еде, обозленный на Дисара. В его голове на тот момент было лишь одно: что, если Чонгук тоже ему не угодил и затеял отравить? В конце концов, он прямой свидетель, более того друг умершего — разве это не причина избавиться от него? Чонгук покрутил головой, не желающий, чтобы подобные мысли играли на репите. Пора было подумать о чем-то другом, чтобы не слететь с катушек. Словно почуяв желание хозяина, желудок тихо заурчал: требовал еды. Чон спустя небольшое количество времени (к слову, на удивление, ведь имение Дисаров было достаточно большим, чтобы здесь заблудиться) нашел столовую. В ней никого не было, исключая пару служанок, которые убирались. Он огляделся. Было неловко просить у незнакомых лиц покормить его, ведь Чонгук был в гостях. Переминаясь с ноги на ногу и наблюдая со стороны за уборкой шудр, он вдруг вздрогнул, почувствовав чужое присутствие и дыхание за спиной. Горячее дыхание коснулось шеи — настолько чужой силуэт был близко. — О Шива! — испуганно прикрикнул Чонгук, обернувшись. Он встретился взглядом с Тэхеном, которому явно доставляло удовольствие смотреть на сконфуженного юношу. — Господин Дисар… — Доброе утро, — он любезно улыбнулся. Улыбка была даже какой-то нежной, ему не присущей. — Вижу, что тебе стало немного лучше. Чонгук упустил момент, когда Тэхен стал обращаться к нему на «ты». Несмотря на это, его это, вроде как, не беспокоило. Однако взаимно обращаться к нему на «ты» Чонгук себе не позволял. Их жизни и статусы были настолько различимы, что обращение дружеского характера будет выглядеть совсем цинично. Хотя, если уж учитывать откровенные грубости в первый день их знакомства, это не покажется настоящей наглостью. — Да, мне получше, — Чонгук сглотнул, словно позабыл, как вообще вести диалог с такими лицами, как Тэхен. Он чувствовал себя неловко и не в своей тарелке: все вокруг было чужое, был чужой Тэхен, хоть их и связала недавняя не самая лицеприятная ситуация. Дисар кратко кивнул и осмотрел Чонгука. Было в его взгляде что-то изучающее, заинтересованное. Наконец, он озвучил свои мысли: — Понравилось эфирное масло? — он вновь улыбнулся. Чонгуку стало еще более неловко, чем до. Как же его раздражал Тэхен тем, что ставил его в неловкое положение! — Весьма, — ему показалось, что выглядеть безразличным к ситуации куда лучше, чем показывать себя со стороны простого дурачка. — Спасибо за гостеприимство. — Что ж, многим нравится запах черного жасмина и древесной коры. Знаешь, почему? — интригующе вопросил. Чонгук помотал головой, когда Тэхен аккуратно взял его за предплечье и, наконец, завел вглубь столовой. На секунду он отвлекся: — Кáрин, когда подадут завтрак? — Господин Дисар, уже почти все готово. Подадут через десять минут. — Отлично. Затем, отодвинув стул от стола, как следует джентльмену, он указал Чонгуку ладонью на стул, чтобы тот присел. Они сели рядом друг с другом. — Так что насчет запаха? — Ах да… — Дисар кивнул пару раз, вспоминая их диалог. — Эфирные масла в основном делятся на категории. Например, ваниль располагает к доверительному общению и всеобщей гармонизации. Сандал же часто используют для медитации, — он перевел взгляд на Чонгука. Было приятно лицезреть, что он внимательно слушал. — Запах розы помогает расслабиться и забыть об усталости. — Интересно, — Чонгуку было странно от того, как они вели обычный диалог после того, что произошло между ними. Было странно, что они ждали завтрак, что Тэхен так спокойно объясняет, словно он его ученик. — Что же означает запах черного жасмина? — Запах черного жасмина, в основном, пробуждает чувственность и страсть. Древесные нотки придают свежести. Потому именно этот аромат так популярен, но, к сожалению или к счастью, слишком дорогой для простых людей. — Изысканно, — Чон провел пальцами по шее, касаясь ямки, где как раз и оставил след эфирного масла. — Вам подходит. «Пахнет мной, спал в моей постели… Чем же не мой ман?» — Тэхен улыбнулся про себя. Чонгук ведет себя точно также, как и вел тогда. Как же приятно это было осознавать! Шудры энергично зашли в столовую и накрыли стол. Чонгук удивился такому количеству еды, мысленно задаваясь вопросом, придет ли кто-нибудь еще. Однако спрашивать не пришлось: через мгновенье в столовую зашел Хосок. Насколько Чон помнил, у Тэхена была мать, и он совсем недавно видел ее через окно (по крайней мере, он так предполагал, но не мог знать наверняка, точно ли это мама господина Дисара). Неужели она не будет с ними завтракать? — Доброе утро, Чонгук, — Хосок присел напротив, совершенно нагло выпроводив Чона из его собственных мыслей. — Господин Дисар, с пробуждением. Чонгук кратко кивнул. — Чувствуешь себя лучше? — Я в порядке, — Чонгук благодарно улыбнулся, пряча взгляд в тарелке напротив. — А ты? Хосок удивленно вскинул брови. Медленно перевел взгляд на Тэхена. — Вы рассказали? — Как видишь, — Тэхен коротко улыбнулся. — Чонгук был обязан знать, что произошло на самом деле. — Точно, — Хосок покивал самому себе, признавая, что это было хорошим решением. В конце концов, такие, как Тэхен, навряд ли ошибаются в своих действиях. — Не беспокойся, Чонгук. Куда важнее твое состояние. Что до моего — это неважно. Не беспокойся о таких мелочах, пока эти мелочи тебя не завербовали. Может это и звучало разумно, но Чонгук так или иначе задумался о том, что Хосоку самому не проще. Хоть он и самостоятельно его убил, навряд ли тот был этому рад. По его глазам все было понятно и без слов: Хосок устал и, наверняка, очень мало спал после произошедшего. Чонгук даже не сомневался, что его голова была забита только Премом, его гибелью и скорбью — в данный момент он совсем не отличался от Чонгука. Разве что, намного лучше скрывал свои истинные чувства, нежели Чон. Чтобы развеять неприятную атмосферу, Чонгук задался вопросом: — Ваша мама не примет участие? — Чон осмотрел накрытый стол. Тэхен тихо усмехнулся, наверняка позабавившийся от волнения о незнакомом человеке. — Не переживай, Чонгук, она уже успела перекусить. Решила, что сходить на рынок ранним утром будет хорошей идеей. — На рынок? — Да, она любитель провести там большую часть дня. На рынке есть магазинчик с украшениями, там работает ее кузина. Чонгук понимающе кивнул и принялся за еду. Чон рассуждал о том, что ему скоро придется уйти. Кроме Юнги у него никого не было: Аарти и его родители давно мертвы, друзей не было, а как сообщить отцу Юнги о его смерти он и понятия не имел. Ему страшно было представлять реакцию его отца, более того, страшно, что он обвинит его в соучастии или того хуже — в причине смерти. Он помотал головой. До чего подобные мысли были отвратительны! Они не давали ему покоя. Чон знал, что отец Према был довольно черствым человеком, но ни один черствый человек не сможет сдержать слез, узнав о смерти собственного ребенка. И Чонгуку придется это лицезреть. — На тебе лица нет, — заметил Хосок. — Мысли убивают? — Да, — Чонгук тихо сглотнул. Почувствовал, что есть абсолютно перехотелось: ужасные мысли отбили желание. — Не знаю, как рассказать отцу Юнги о… — он прервался и поднял взгляд на Хосока. Тэхен, сидящий рядом, нахмурился. Он не стал продолжать. Очевидно, оба поняли, к чему Чонгук клонит. — Это нужно решить нам, — вслух подумал Хосок, погладив нижнюю губу. Недолго раздумывал — сказал, как только пришла мысль: — «Враг дюжины» — клеймо на всю жизнь, даже после смерти. Это будет чревато последствиями. Честь умершего Према осквернят, запомнят, что покушался на жизнь единственного наследника главной семьи. Нельзя допустить, чтобы разошелся слух среди простого люда. Тэхен и Чонгук молчали, внимательно проникаясь его рассуждениями. — Если люди узнают, что сын обычного торговца ступил на кривую дорогу, это обернется и отцу. — В плане? — нахмурился Чон, не понимая. — В том плане, что люди также осквернят и его честь, как и честь умершего сына. К сожалению, простым людям дозволено мыслить в таком примитивном направлении. Они радуются, когда их это не коснулось, но если коснулось другого, даже косвенно, значит, он предстанет перед судом Божества. Людей не волнует, что ужасное деяние совершено не с его желания, ведь родная кровь — это его вторые руки. Так судили во веки веков, — объяснил Тэхен слегка монотонным голосом. Ему и самому не нравилась перспектива так испортить кому-то жизнь. — И что же будет? Убьют, затравят? Мне не нравится такая политика, — Чонгуку внутри сжало сердце от сожаления: мало того, что отец потерял сына, так еще и обречен на ужасную жизнь, узнай кто о попытке Юнги напасть на наследника (и причем не первый раз). — Никому не нравится такая политика, — заметил Дисар непринужденно. — Но политика людей, к сожалению, строга и непреклонна. Может, они и не правят Индией, и не в праве решить, как именно им жить — в нищете или богатстве — зато в праве осудить тех, кто ступил против правящих. Людей будоражит возможность стрелять в уязвленные места. А отцу Прем теперь ноша, ни с чем несравнимо тяжелая. Тянет вниз, к земле. Люди жестоки, когда им дают власть, и власть людей в том, что за любую ошибку они ничем не хуже палача. Чонгук почувствовал, как стало тяжело дышать. Жалость саднила в горле, царапая стенки. Вспоминая последний взгляд своего друга, грудь сдавило. Чон мог ошибаться в том, что ему стало лучше, или врать, или убеждать, но на самом деле он знал, что боль никуда не делась, лишь притупилась и чувствовалась меньше. Чон хотел бы поговорить с Юнги в последний раз: понять, что им движело, ради чего и почему он затеял нападение, почему именно в компании Чонгука? Надеялся, что, если что, Чонгук подсобит? Они были близки и с большой вероятностью, угоди Юнги в большие неприятности, Чон точно бы помог. Однако не в намеренном убийстве единственного наследника семьи Дисар… Это было слишком даже для него. Как бы близок ни был человек, Чон готов пойти на все, кроме убийства. Доели завтрак в молчании. Никому не хотелось прерывать тихое пение птиц за окном: возможно, это было одним из немногих, что их успокаивало. Хосок ушел по делам, попрощавшись краткой улыбкой и с господином Дисаром, и с Чонгуком. Чон предположил, что ему тоже пора вернуться домой: урожай, вероятно, мог уже засохнуть при естественном в эти времена пекле. Учитывая, что за последние дни о дожде не было ни слуха, ни духа, а Чонгук не бывал дома уже достаточно, урожай вряд ли старался держаться до последнего. Это слишком кропотливая работа и урожай требовал воды три раза в день, если не чаще. — Господин Дисар, я… — Не хочешь прогуляться по саду, Чонгук? Чон отвернулся, прикрыл веки так, будто сильно устал, чтобы обдумать предложение. О чем он и предполагал, Тэхен захотел с ним поговорить наедине. Стоило ли бояться? Вроде как, совсем нечего. — Конечно, — отказаться было бы неправильно. Отказом Чонгук подставил бы свою честь. Кто он такой, чтобы отказываться? Наверняка большинство из шудр и простых людей отдали бы последние рупии, чтобы прогуляться с господином Дисаром в саду. Шудры мигом прибрали за ними пустые тарелки. Дальше Чонгук не видел: они вышли за пределы столовой и направились в сторону выхода из имения Дисаров. На улице их встретили незатейливые яркие лучи солнца, ярко-голубое небо без облаков. Ни единого намека на дождь. Чонгук устал от такой жаркой погоды. Сад обнаружился на заднем дворе поместья. Яркие цветы, точно и красиво подрезанные кусты. Недалеко как раз показался силуэт садовника, который занимался работой, наверняка думающий о скором отдыхе. Чонгук прислонил ладонь ко лбу, чтобы разглядеть все поточнее: вдали виднелся искусственно созданный маленький водопад. От него шел небольшой ручеек. Вокруг возвышенно и непреклонно стояли булыжники. — Нравится пейзаж? — поинтересовался Тэхен. — Очень завлекает, — нескромно поделился мнением Чон. Мужчины пошли вдоль узковатой тропинки. Она вела к могущественному древу. Чонгук задумался: должно быть, это шивадрума. Ее лепестки напоминали тришулу. — Это дерево стоит здесь очень долго. Посадили мои прабабушка и прадедушка. — Семья Дисар поклоняется Шиве, — без вопроса сказал Чонгук вслух, ведь это было очевидно: шивадрума была любимым древом Бога Шивы. — Верно, — Тэхен все равно подтвердил фразу Чонгука. — Что же насчет тебя? Какую религию принимаешь? — Шиваизм. Тоже. Они подошли к высокому толстому дереву. Поклонились, как этого требует этикет. Считалось, что древо шивадрума — это проявленная форма Шивы. — Это древо долго росло. Заняло десять лет, тогда уже родились мои родители. В детстве я любил сидеть под шивадрумой и читать книги. Если заметишь, оно отбрасывает хорошую тень. От него веет и теплом, и прохладой. Оно могущественно и высоко. Подстать Шиве. Чонгук не перебивал монолог Тэхена. Ему хотелось слышать этот бархатистый голос: в нем явно прослеживались нотки гордости за свою семью. — Присядем? Чонгук согласно кивнул. Он чувствовал, как от собственного тела исходил жар. Находиться на улице было невыносимо: пальцы ног терли сандалии, одежда казалась особенно плотной, хоть и сделана из легкой шелковистой ткани, а с неба пекло голову сильное солнце, разыгравшееся за последний период времени. Оказавшись в тени от могущественной шивадрумы, Чонгуку стало легче. — Я рад был принять тебя в своих владениях. Скажи, как твое состояние? Точно ли все хорошо? — Чона все больше удивляла такая забота от наследника. В конце концов, кто он и кто Тэхен? Обычный земледелец и господин Дисар, это даже смешно… Тэхен не должен волноваться из-за такого, как он. — Мне приятно было побывать у Вас, но работа не ждет, — он доброжелательно улыбнулся, в мыслях и не предполагая, как теперь ему жить с тяжелой ношей потери. Одиночество для него было худшим врагом. Ему было тяжело от смерти Аарти, и тогда Юнги поддерживал его, а теперь он один — без единого источника света. — Урожай умрет. — Понимаю, — Тэхен кратко кивнул. На его лице не отобразилось ни единой эмоции и что чувствует наследник Чонгуку приходилось лишь гадать. Затем, словно набравшись сил, тихо подал голос: — Не хочешь поговорить о той силе? — Вы что-то знаете? — В первую очередь, я знаю, что тебе пора прекратить обращаться ко мне столь формально. Мы почти ровесники, — Тэхен доброжелательно улыбнулся. — Формальностей мне хватает с матерью, слугами и простым людом. — Господин Дисар, не могу принять такого радушия с Вашей стороны. Кто я, кто Вы — две стороны рупия. — В этом ты прав, — Тэхен перевел взгляд на яркое небо, сощурившись. — Совсем немного. Однако ты ближе ко мне больше, чем думаешь. — Почему Вы так говорите? — Чонгук выдал скромную улыбку, не совсем понимая мысль Дисара. Тэхен оставил вопрос без ответа, вернувшись к прежней теме: — Насчет силы… — он прочистил горло, не зная, с чего начать. — Мне она знакома, уже видел. — Вы знаете, почему она у меня? — Чон моментально заинтересовался. Нельзя сказать, что его не волновал вопрос о том, что произошло с его телом. Для него это было ново и страшно. — Наши прародители назвали это явление «кала-джаду». Переводя с мертвого санскрита на хинди это дословно означает «черная магия». Она сильна и хитра, ей нужно уметь управлять. Хитра потому, что питается жизнью, что таится в тебе. Чтобы взять над ней контроль, нужно долго и упорно учиться. По словам предков, из-за кала-джаду люди накладывали на себя руки, потому что не могли ее осилить. Она передается по наследству — это все, что мне известно. Чонгук задумался. По наследству? Как же так? Среди его родственников, насколько он знал, не было того, кто мог управлять черной магией. По крайней мере, бабушка Аарти точно была чиста. Могли ли его погибшие родители владеть этой силой? Неизвестно. Он почти ничего о них не знал, ведь потерял их очень и очень давно, практически, когда родился — это по словам бабушки. Он не помнил их лиц, голосов. В воспоминаниях лица были всегда размыты, а голоса монотонны и непонятны, отдающиеся эхом. Даже во сне ему не привиделось ничего, что могло хоть косвенно касаться родственников. — Откуда у Вас такие знания? Чонгук мог бы предположить, что уже успел надоесть господину Дисару с множеством вопросов, однако усталости на лице Тэхена не отразилось. Он лишь кратко улыбнулся и повернул голову в его сторону. Создалось ощущение, будто учитель объясняет своему ученику что-то непонятное, но очень интересное. — Книги, старые знакомые, которых, казалось, я не видел уже множество лет. Обычно о черной магии следует молчать, потому что таковые считаются самыми опасными людьми. Тебе повезло, что она проявилась при мне, я хотя бы ознакомлен. Проявись она у тебя перед простым людом — тебя бы повели на виселицу. Чонгука обдало холодными мурашками, несмотря на то, что погода была жаркой. Ему было страшно подобное представить. Может, действительно хорошо, что это увидел только Тэхен и Хосок? — Разве в книгах есть настолько скрытая информация? — Есть. Однако найти такие писания сложно: этих книг всего две на всю Индию. Они хранят в себе знания о черной магии, о культах того столетия и как кала-джалу зародилась. — Если Вы ознакомлены с существованием подобных книг, это значит, что одна из них у Вас, — без вопросительной интонации сказал Чонгук. Он отвел взгляд, зажмурился, выдохнул, словно это могло помочь. — Дайте мне ее. — Исключено, — Тэхен встал с места. — Почему нет? — Я вижу, что ты не готов. — Какой бред, господин Дисар! — вспыхнул Чонгук, резко поднявшись с места. Он практически вплотную подошел к нему, злобно разглядывая. — Я потерял лучшего друга — Вы убили его. Я узнал о своей силе — Вы ее вызвали! Говорите, не готов? А к смерти друга был готов? Или к тому, что у меня появилась такая сила? Что Вы мне прикажите делать? Забыть об этом? Тэхен выдохнул. Скрестил руки, встав словно бы в боевую позицию. Он чувствовал пожар, что творился внутри Чонгука, улавливал его эмоции и чувства, перемешанные, как груда грязи. Однако единственное, что он смог сказать, было это — и он не сомневался, что Чонгуку не понравится: — Чонгук… Ман, я знаю: тебе больно. Но забыть — самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать, как бы нелепо ни звучало. — Не называйте меня так, — Чонгуку не понравилось, как Тэхен и предполагал. Неудивительно, ведь господин Дисар не шел навстречу, не хотел сделать так, как хотел Чонгук. И он принимал это, хотя меньше всего ему хотелось ругаться с его маном. Требовалось время: он успокоится, остынет, и забудет что о трагедии с лучшим другом, что о силе, о которой до этого не знал. Возможно, это было эгоистично, но Тэхену это казалось наилучшим исходом. — Не смеете. Хоть это я могу запретить Вам? — он недовольно хмыкнул. Руки дрожали от злости и безысходности. Хотелось взять что-нибудь хрупкое и направить на него всю свою силу и мощь, разбить об пол, как только что разбились его чувства в очередной раз. — Можете, господин Чон, — Тэхен криво улыбнулся, вновь перейдя на официальный тон. Ему не нравилось возвращаться к старым истокам, но он не хотел злить Чонгука еще больше. — Пожалуй, это единственное, что я могу сделать для Вас: не переходить личных границ, если Вы так хотите. — Очень помогли, — Чонгук цокнул и, снова сопроводив Тэхена злым взглядом, двинулся с места. — Надеюсь, на этой ноте мы с Вами и попрощаемся. Не хочу Вас видеть более. Тэхену хотелось остановить, взять за руку, сказать, чтобы остался. Но Чонгук видит его лишь таким: деспотом, убившем его лучшего друга. Видит в нем человека, который знает, но не хочет помогать по непонятной причине. Во втором он прав: он действительно не хочет. Чонгук не готов узнать все сейчас, иначе сойдет с ума. — До свидания, господин Чон. И однажды это свидание обязательно сбудется.