Итог

      Кавех прочерчивает очередную линию, случайно смотрит на время — половина четвёртого утра, а он ещё даже не планировал лечь спать. Последнее время в работе наблюдается упадок, все заказы, скорее всего под всё ещё сильным влиянием Академии, стали какими-то бездарными, бездушными и безликими, чтобы он ни делал — всё лишено былого великолепия и стиля, того, за что он получил титул светоча даршана Кшахревар и заимел во многих случаях неосопоримый авторитет в своей области. Последнее время архитектор даже с Хайтамом не препирался, потому что тот либо отмалчивается, либо со всем соглашается, но неудачи всё преследуют и преследуют Кавеха, и тот уже не чувствовал в себе сил со всем разбираться, его подгоняет только необходимость расплачиваться со своими долгами, возможно только это и держит в живых.       Мужчине казалось, что даже летние яркие краски Сумеру стали более серыми, блёклыми, ни цветы, ни нежный морской ветер во время пребывания в порту, ни певчие птицы, словом, ничего больше не приносило архитектору радости, но Кавех яростно списывал всё на свою усталость и не признавал, что у него действительно серьёзные проблемы с психоэмоциональным состоянием.       В комнату раздался деликатный стук. — Кавех, ты есть идёшь? — Голос Хайтама прозвучал слишком громко и внезапно, Кавех резко поднял голову от исчерченных бумаг в испуге. Сам не заметил, как уснул — беда, мозгу требовался полноценный отдых, а не короткие передышки на полчаса в день. Архитектор трёт лицо до покраснения, чтобы взбодриться, и выходит из комнаты, не замечает как растёр чернильное пятно на щеке, пока ему об этом не сообщает его сосед.       Завтракает Кавех без аппетита, всё думает о том, что ещё доработать в нынешнем его краткосрочном проекте, не замечает пристального и тяжёлого взгляда Хайтама. — И сколько ты уже не спишь? — Кавех может и не мог критически оценить себя, но даже Сайно уже спрашивал, не болен ли чем их дорогой друг (и может совсем немного для кое-кого любимый). На их редких собраниях Кавех не играл в карты, уже не пил сладкого вина и почти ничего не ел. Глубокий отпечаток усталости пролегал на таком красивом, идеальном лице архитектора, он похудел, под глазами появились синяки, а уголки губ были стали постоянно опущенными вниз. — Тебе что за дело? Я уже не помню… — Мужчина только сейчас заметил, что его руки дрожат от усталости, едва удерживая кружку с горячим кофе. Кавеху нет дела до сна — он работает эти два месяца на пределе сил и возможностей, делая столько работы, сколько, возможно, не делал до этого за всю свою жизнь, даже в таверне не появляется, только бы заработать как можно больше моры. У Дори происходили какие-то перемены, а после того, как он разбил эту дьявольскую диадему на турнире, торговка была так зла, визжала и топала своими маленькими ножками, обещая Кавеху такие проценты, что он в жизни не расплатится, даже если продаст все свои органы, что через несколько минут единственное, что хотелось сделать — взять у пустынников топор и рубануть посильнее. Не ясно кого — себя, чтобы уже не мучиться, или Дори. Добрый и нежный Кавех на какую-то секунду представил, как раскололся бы череп негоциантки, как бы она наконец замолчала и перестала отравлять и ему, и остальным несчастным должникам (преимущественно это были студенты Академии, потому что даже при бесплатном образовании базовые расходы были всё равно велики), что сам ужаснулся от своих мыслей.       Но архитектор, по правде, тогда больше напугался, однако вот который месяц всё было относительно спокойно. До того, как пришло время вносить плату в этот раз. Проценты подскочили, не слишком критично, просто нужно было чуть-чуть больше поработать, но отчего-то Кавеха это так обидело, что появилась цель — погасить долг максимально быстрым путём, чтобы больше не приходилось так унижаться перед подобными самодовольными личностями. — Выглядишь плохо, тебе отдохнуть бы надо, свалишься скоро. — Хайтам складывает вымытую посуду, смотрит как Кавех, наконец-то, улыбается, слабо, почти безжизненно, но улыбается. — С каких пор ты обо мне беспокоишься? — Кавех удивляется в который раз переменам в Хайтаме и не может сказать, что ему это не нравится, но столько времени бессмысленных препирательств, а тут вот внезапно беспокойство самого Секретаря Академии, бывшего исполняющего обязанности мудреца, это радовало. — С момента твоей речи о желаемой смерти. — Секретарь оборачивается и долго, и пристально смотрит на Кавеха. Архитектор бледнеет, взгляд его бегает, мужчина поджимает губы. — Ха-а, ты же не серьёзно? Это был пьяный бред, никто не собирается умирать, всё в порядке. — Кавех смущённо улыбается, стыдливо отводит взгляд, трёт пальцами шею, и всё в нём выдаёт лжеца. Хайтам недоверчиво кивает и отворачивается к раковине, слыша за своей спиной нервный вдох. На этом их разговор заканчивается в этот раз.       Архитектор вцепляется в волосы и воет, сидя перед Хайтамом. Вечером он смог поссориться с Тигнари, с которым поругаться было трудно, невероятно терпеливый юноша. Тот просто поинтересовался всё ли у мужчины в порядке, а Кавех как будто сорвался, накричал почём зря, наговорил глупостей обидных, которых о лесном страже и не думал-то никогда, но этот обычный вопрос просто переключил что-то в уставшем сознании. На самом деле Тигнари после чужой гневной тирады только головой покачал, да спешно ушёл, у него, видно, хватило понимания, что с человеком перед ним что-то не так и говорить с ним, когда он в истерике, было бы бесполезным занятием, но архитектор теперь считал себя самым отвратным мерзавцем, недостойным чужого прощения. — Он же не виноват был, что у меня неудачи за неудачей… — Кавех поднимает красные от постоянного потирания ладонями глаза на Хайтама, и тот кивает. Сегодняшняя ситуация показала, что друзьям надо собираться вместе, думать, как помогать архитектору, тот ведь явно был не в ладах с самим собой. — Не виноват. Однако и ты не виноват в том, что был на взводе и не смог сдержать эмоций. — Хайтам потирает переносицу. Ему очень не хотелось, чтобы Кавех и дальше продолжал так себя истязать, всё больше хотелось набить лицо одной торгашке (очень, однако, известной, а ещё маленьких бить нельзя, но это бы точно не остановило бы Аль-Хайтама, имеющие свои собственные моральные ценности) — И что теперь делать? — Кавех ложится на диван, закрывает глаза, почти не дышит. — Извиниться. Он поймёт тебя, уже понял, я думаю. — Хайтам складывает руки на груди. М-да, вот уж не думал, что череда неудач приведёт человека к этому состоянию. Кавех же ведь теперь всегда на взводе, готовый то разрыдаться, то впасть в крайнюю степень уныния и апатии, то огрызнуться на кого-нибудь, совершенно не стабильный. Хотя, если подумать, архитектор никогда не отличался эмоциональной стабильностью, вероятно, это все они не замечали или не хотели замечать, что их другу было плохо, только когда вот уже всё — ткнули в проблему носом.       Когда Кавех так и засыпает на диване, совершенно разбитый переживаниями, Хайтам пусть и не с особой охотой, но поднимается и идёт до Пардис Дхяй, чтобы переговорить с Тигнари.       К счастью расчёты Хайтама оказались верны, и Тигнари был там вместе с…механическим крабом? Даже ворковал о чём-то, иногда дёргая ушами, отгоняя москитов. Мужчина сел на скамейку, не задавая лишних вопросов, поскольку здесь был главным лесной страж. — Почему-то я догадывался что ты придёшь. Это Карката, не спрашивай откуда он, долгая история, с путешественником нашли. — Тигнари быстро счёл взгляд секретаря и заранее ответил на возможные вопросы. Хайтам кивает. — Кавех весь день переживал, что обидел тебя. Он каждый день о чём-нибудь переживает, но мы же оба понимаем, что у него проблемы. — Хайтам в этот раз не знал, как правильнее начать этот разговор, но Тигнари его, кажется, понял. Он как-то нервно дёргает ушами и хвостом, думает о чём-то с полминуты. — Я перестал обижаться, когда он кричать начал. Кавех, кажется, очень нестабилен сейчас. Что у него с деньгами, работой? — Юноша отправляет Каркату погулять, сам садится напротив Хайтама. Секретарь складывает руки на груди и фыркает. — Плохо. У него неудачи одна за другой, а с долгами я не знаю, он не рассказывает, всё сам пытается справиться. Такое ощущение, что у него слом личности какой-то… — Тигнари кивает. Его наверняка в Амурте обучали психологии, значит, ему и разобраться легче. Аль-Хайтам тоже учился базовым вещам, но сейчас он считает себя слишком уж заинтересованной стороной, чтобы оценить ситуации трезво. У Тигнари, после ранее смертельно больной ученицы, когда всегда нужно было держать голову холодной, выработался иммунитет. — Ему хуже стало… — Хайтам замолкает, прикидывая числа. — Он такой после турнира даршанов, видимо на него речи этого учёного так повлияли…хотя я думаю, что он и до этого был в депрессии, просто эта ситуация всё обострила. — Тигнари беспокойно дёргает ушами. Ему жаль своего друга и он сейчас не знает, чем может помочь. Хайтам с Кавехом находится ближе и больше, ему стоит дать пару советов, чтобы не навредить ещё сильнее, чем уже получилось. — Ты думаешь, что он в депрессии? — У Кавеха это было одно только, что на лице не написано, вопрос был глупым, Аль-Хайтам быстро это осознаёт. Тигнари щурится, смотрит на секретаря, как на дурачка (примерно также он смотрел каждый раз на Сайно, который рассказывал несмешной анекдот). — А ты думаешь, что нет? Я конечно больше биолог, чем лекарь, тем не менее тут даже знаниями специальными обладать не нужно. Ты бы давил на него поменьше. — Тигнари дёргает раздражённо хвостом, но быстро успокаивается. — Он взрослый мужчина и хоть ты и действуешь из благих побуждений, всё ведёт далеко не благому итогу, понимаешь? — Хайтам терпеть не мог, когда у Тигнари появлялся в голосе этот наставнический тон, но спорить сейчас не стоило, потому что у выпускника Амурты компетенции в этом вопросе было несомненно больше. — Ну и что делать? — Хайтаму уже хотелось быстрее домой, время было позднее, но если он и продолжит думать исключительно о собственном удобстве, то рискует остаться совсем один. — Для начала прекрати его доводить и надо выяснить, что там с его долгами. Знаешь, как много должников сводят счёты с жизнью? — Хайтам не знает, но может предположить. Уже с языка рвутся слова о том, что в таком случае не стоило набирать долги, но он вовремя себя останавливает, понимая, что жизненные ситуации у всех разные. И он не мог бы называть себя учёным, если бы не понимал и не считался бы с этим. А ещё, если бы он позволил себе такое сказать, Тигнари полез бы в драку, и секретарь не был уверен в своей победе над разъярённым валук шуной.       К сожаление для Хайтама, Тигнари удерживает его ещё на два часа за беседой и возвращается секретарь только утром, потому что идти до города в темноте лесной страж посчитал опасным даже для него и никуда не отпустил.       Когда Аль-Хайтам вернулся, Кавеха уже дома не было, и оставалось только гадать в каком настроении он был, когда проснулся.       На работу Хайтам не пошёл, решив навести порядок и убрать книги обратно на их места, чтобы не спотыкаться, когда они лежат на полу, уборка же помогала и восстановить порядок в голове. Управившись за первую половину дня, Хайтам решил как и всегда занять себя чтением.       Кавех вернулся поздно ночью, трезвый и уставший. Хайтам в это время уже почти спал, но архитектор ударил входной дверью с такой силой, что о сне больше не велось речи. — Ну и где ты был весь день? — Мужчина смотрит с лёгким раздражением на то, как Кавех пытается снять обувь, путаясь в застёжках. — Сначала работал, потом там же, где и ты всю ночь, ходил, извинялся перед Тигнари. А вот что ты там делал, ответь мне, будь добр?! — Кавех смотрит хмуро и Хайтам думает, как правильно ответить на вопрос. Обсуждали твои проблемы? Переживали за тебя? Думали как тебя спасти от себя самого? Разбирались с собственными чувствами?.. Что из этого ты хотел бы услышать, Кавех? — Он меня позвал, обсуждали общие дела. — Бред, но уставший от эмоциональных качелей мозг архитектора воспринимает информацию как правду, поэтому Кавех кивает. Аль-Хайтам радуется про себя, потому что начни его сосед задавать вопросы, пришлось со стопроцентной вероятностью, рассказывать правду. — Извини, что разбудил. — Кавех заметил, что Хайтам переоделся в пижаму и вероятнее всего спал. — Просто эта дверь никак не хотела нормально закрываться, поэтому я решил хлопнуть ей посильнее, и ты понимаешь… — Архитектор выглядит виноватым и мужчина кивает, он понимает, конечно. — Ничего. Ложись спать, я тоже пойду. — Хайтам сдерживает язвительное замечание, что у кое-кого даже двери нормально не закрываются и это оказывается неожиданно легко. Какой кошмар, думается секретарю, он меняется ради этого чудного архитектора и становится мягкотелым, это до добра не доведёт никого из них двоих, но сопротивляться он не будет.       Аль-Хайтам уходит в свою комнату, не замечая удивлённо-влюблённого взгляда своего соседа.       Уже в своей постели Кавех улыбается. Сегодня Хайтам не сказал ничего обидного. Сегодня вообще ему никто не сказал ничего обидного, и это можно было считать невероятной удачей. Первый день за последнее время, когда Кавех засыпал без слёз и предварительной истерики.       Какое-то время в их доме всё было хорошо — Хайтам со своими делами, Кавех со своими, проекты архитектора одобрялись, красота и изящество после ухода от власти прошлых мудрецов медленно, но верно входили в моду, становясь популярными, а вместе с тем и те, кто это искусство создавал.       Хайтам выдохнул, видя вновь улыбку на чужих губах, она была не такой натянутой, но секретарь не мог предположить точно насколько Кавеха хватит. Архитектор был словно красивая античная статуя, которая вот-вот развалится, стоит её только чуть-чуть толкнуть.       Хайтам вернулся домой, уставший, сегодня пришлось подписать кучу бумажек, и везде был нужен именно он, настроение было на нуле.       А дома его ждал сосед, сидящий на полу среди разбросанных долговых бумаг, уставший от всего не менее, чем сам Хайтам. — Привет. — Бросает секретарь, уходя переодеваться в домашнее, Кавех безучастно кивает. Когда его сосед закрывает дверь, архитектор пересаживается на диван и рвёт бумагу на мелкие кусочки с полным отчаяния и ненависти выражением лица. — Ты зачем мусоришь? — Хайтам садится напротив. Кавех истерично смеётся. — Дори ещё раз повысила проценты, вся такая злая, что не отбила стоимость за грёбаную корону или диадему, чёрт её знает, а… а у меня этих денег нет, тупо нет, ты понимаешь?! — Голос Кавеха становится выше, губы бледные и дрожащие и его негодование понятно. Хайтам с удовольствием вспоминает, как Сайно пару раз запирал эту неприятную личность в камере и половина Сумеру выдыхала. Даже если убрать ситуацию с Кавехом, Дори была весьма неприятным персонажем без души и сердца (ах, со странным и извращённым смехом думает Хайтам, у неё же нет сердца — только грязный кусок моры, да и только).       Однако, всякие размышления по этому поводу были неуместным из-за начинающейся истерики Кавеха. Хайтам уже не помнил, что он тогда ответил мужчине, но чётко помнил, что после этого архитектора прорвало, он сорвался и кричал-кричал-кричал страшные, ужасные, тревожные вещи для того, чья психика всяко здоровее, чем Кавеха. Хайтам посадил насильно мужчину на диван, чтобы он прекратил срывать связки и пытаться нервно расцарапать кожу рук, лица, шеи, ногтями. Надрывный крик перерастал всё больше в надломленный шёпот, Кавех даже не заметил, как его прижимают к груди в объятиях, одной рукой удерживая его собственные, чтобы он перестал вредить себе. — Кавех, всё хорошо, долг я тебе помогу выплатить, всё будет в порядке. — Хайтам шепчет успокаивающе (и далеко не первую минуту будучи сам, кажется, напуганным), но Кавех будто его не слышит. В его сознании будущее безрадостно, и света в конце это дерьма он абсолютно не видит.       Как только Кавеха перестаёт трясти, Хатам отпускает чужие запястья, готовый схватиться за них заново, если понадобиться. Больше часа он шептал архитектору успокаивающие слова, хотя до этого даже не знал, что он такое умеет, бабушка всегда говорила ему, что он должен быть сильным и не размениваться на глупости. В их учёной семье это было не принято (хотя Аль-Хайтам не мог ручаться за родителей, потому что не помнил их). — Успокоился? — Хайтам отнимает уже расслабленное тело от себя и смотрит в измученное переживаниями лицо. Кавех кивает и Хайтам знает — если и успокоился, то только в данную минуту, поэтому уходит на кухню. Архитектор тянет за его фигурой руки и обессилено роняет их вдоль тела. Возвращается Хайтам с бутылкой вина (убранное на праздники, но теперь чувствовалось, что сейчас им оно необходимо), вручая Кавеху. — Из Мондштадта, в благодарность подарили. — Хайтам садится на пол, пока Кавех глупо хлопает ресницами и смотрит на вино так, словно то может взорваться в его руках. Хайтам закатывает глаза, забирает у соседа бутылку, открывает и возвращает обратно в руки. — Пей. Кажется, сейчас это тебе действительно необходимо. — Секретарь наблюдает, как Кавех жадно прикладывается к бутылке впервые за долгое время, смотрит за дёргающимся кадыком и сам невольно сглатывает.       Тигнари попросил Сайно, пребывавшего в городе, заглянуть к Кавеху и Хайтаму, зная неспокойную обстановку в их доме. Генералу махаматре сложно не было, тем более, что архитектор своим поведением смог обеспокоить всех, поэтому как только разобрался с работой, незамедлительно пошёл по адресу.       Сайно стучит в дверь, но никто не открывает, и мужчина нажимает на ручку, которая легко поддаётся. Это напрягает, но не удивляет, в конце концов, многие не запирают дверей, если находятся дома, а в Сумеру и подавно. — Есть кто? — Нарочно громко говорит Сайно и слышит громкое «да» от Кавеха.       Картину генерал видит почти утопическую — Кавех то ли плачет, то ли смеётся на плече у Хайтама, секретарь, в свою очередь, что-то успокаивающее и ласковое отвечает. Сайно понимает, что у него невольно дёргается глаз. Возможно, генерал ошибся и сердце у секретаря Академии всё-таки было и даже не каменное? — У вас тут всё в порядке? — Нет, с этим надо что-то делать. Если поведение Кавеха ещё укладывалось, то Хайтам в привычные рамки не вписывался никак. — Нет, у нас не всё в порядке. Ты знаешь какие аргументы можно привести человеку, который видит своё будущее очень безрадостным и бесполезно что-то ему говорить? — Хайтам хмурится, смотря из-под сведённых бровей на Сайно из-за того, что позади мужчины лампы. Сайно неуверенно кивает и присаживается рядом с Кавехом с другой стороны от Хайтама — Всё настолько плохо? — Сайно убирает от Кавеха бутылку с вином, архитектор мотает головой. — Нет, просто решил немного подраматизировать, на самом деле всё очень даже неплохо, я хотя бы жив. — Кавех расслабился и в алкогольном тумане его проблемы меркнут, становятся мизерными, глупыми.       Сайно встаёт и уходит на кухню, не слушая чужие вопросы. Возвращается с чаем на подносе. Всё равно бутылку вина эти двое уже приговорили без него. — Кажется, всем нам здесь надо успокоиться. — «Особенно мне» про себя думает генерал.