"Прошу, согрей"

В начале был страх — зыбкий, как туман, и колючий, словно песок. Он стоял впереди и руководил всем, чем наградила его судьба. Страх хоть ненадолго покинуть родителей, ведь внешний мир — место небезопасное. Ужас общения со сверстниками, что не принимали «чудака» в свою среду. Паника в нём поднимала свою голову даже из-за самых банальных мелочей. Проходить по мосту — а что если он обвалится прямо под ногами? Учитывая его невезение… Собака на улице, да, миленькая собачка. Которая именно ему решит перегрызть глотку и свежей плотью закусить. Прочитать доклад перед одногруппниками? Ну и что, что готовился всю ночь и утро, все точно будут смеяться, это гарантированный позор. Шан Цинхуа жил в страхе, с ним же и умер. Единственное, чего он не боялся, так это писать. Нет, конечно он не планировал выкладывать свою писанину в интернет. Просто на сайте, где ему нравилось читать чужие произведения, был очень удобный интерфейс. Однажды случилось так, что написанную главу новой его истории он не сохранил, а опубликовал. А когда очнулся, было поздно. Его приняли, и приняли хорошо! Он наконец-то кому-то понравился! Все эти хвалебные отзывы были просто бальзамом на его израненное, неуверенное сердце. А интернет так заманчиво обещал анонимность. Так и появился на свет «Самолёт, пронзающий небеса». Мир книг был его персональным раем. Он чувствовал, что действительно живёт, а не бесцельно существует в своей маленькой съемной квартирке на мизерную зарплату на удалёнке. Собственные фантазии и чужой праведный гнев на них в самом деле помогали справиться с осознанием того, как он жалок в настоящем. Вот только страх не отступал. Нет, этот подлец вился холодным змеем в груди, шептал на ухо: «Ты непременно их разочаруешь. Так же, как учителей в своей школе. Так же, как родителей». Поэтому он прислушивался к пожеланиям читателей. Так много и так часто, что окончательно потерялся в них. Его история больше не была его. Но прекратить всё это не хватало смелости. Он мог только молиться о том, что вот бы появился в его жизни человек, который смог бы его направить. Заставить поверить в себя, побороть вечный страх. Цинхуа проклинал свои мысли, когда наконец появилась Система. Действовала эта дама радикально. «Либо ты делаешь так, как я скажу, либо вычет балов и пытки. Всё на твой выбор, но не забудь, что в обоих случаях ты можешь снова умереть. Уже куда болезненнее». Мосты сменились сразу на хрупкий лёд, собаки — на кучу монстров, которых он сам же и создал. Его сюжет требовал высокой должности и руководства. И на каждом собрании глав пиков он читал доклады. Которые подготовил абсолютно сам, без интернета. И многое из того, что раньше было страхом… Стало абсолютно привычным. Храбрости ему пускай и не доставало, но уже не такой размазня. Ни гордости, ни уважения он ни у кого не вызывал. И, разумеется, никого не пугал своим грозным внешним видом. Но этого было более чем достаточно. Когда Шан Цинхуа умер во второй раз, он был спокоен и благодарен. Системе, что так сурово научила его жить. Братцу-Огурцу, что стал первым настоящим другом. Своим ученикам, что, как послушные утята, внимали наставлениям. Мобэю, не смотря ни на что. Ему хотелось прокричать «Спасибо за эту жизнь!». Да, она была трудна, болезненна. Но куда более полноценна, и явно счастливее предыдущей. Однако как оказалось, на этом приключения его блудной души совсем не заканчиваются. Когда он пришёл в сознание, чувствовал себя крайне странно. Будто меньше, словно ему не хватало половины. Он помнил дикий крик, резкую боль. А после, как-то смутно, неясный зов, словно ниточкой ведущий к себе. Его встретила отчего-то крайне огромная голова Шэнь Юаня. И змеиный демон рядом с ним. Белое полотно снега, как на севере. Но ни одного признака Мобэй-цзюня поблизости. Он ждал его, но сколько бы времени не проходило, тот так и не появлялся. И Цинхуа слабо понимал, почему. Его мысли были спутанными, воспоминания — смутными. Неужели он чем-то разозлил своего Короля? Тот его бросил? Думать об этом с каждым днём становилось всё горше. В моменты, когда это чувство казалось совершенно невыносимым, он ложился спать. Всё что угодно, только бы не существовать здесь и сейчас. И это работало. Ему не снились сны, но когда он снова открывал глаза, оказывалось, что в реальности проходило по несколько дней. А Шэнь Юань, подумать только, с перепуганным лицом спрашивал, где он пропадал, пока не привык. Ему бы хотелось ответить, да сил никак не находилось. Но было ещё кое-что. Зов, похожий на тот, что случался с ним ранее. Уже куда сильнее, прочнее и крепче. Удивительно, что ему потребовалось так много времени, чтобы ответить. Видно он правда устал. А потом… Его затянуло в воронку собственной памяти. События, лица — всё смешалось. Это не вернуло Шан Цинхуа полную целостность. Однако все равно помогло обрести частичку себя. И узнать, где находится ещё одна, последняя. Возможно, он действительно потерял страх. Или же просто слился с ним, не важно. Ему хватило силы духа принять непростое для себя решение: «Раз уж Мой Король не находит ко мне дорогу, что ж, я сам посмею к нему прийти». Но при этом все равно не находилось храбрости заглянуть в знакомые зелёные глаза. Вот он сейчас, Шэнь Цинцю. Стоит и смотрит, едва не разинув рот. Не верит, что это правда. Что ещё один осколок души найден, и сам Цинхуа теперь стал старше — уже далеко не младенец, лет на двенадцать тянет. Что его друг действительно здесь. Признаться, он и сам не верит. Не понимает, что это такое. Ему дали ещё один, последний шанс на жизнь? Или напротив, хотят посмотреть на ещё одну его смерть? И кто же, система почему-то не отзывается. У него нет ни одного ответа на вопросы, ни на свои, ни тем более на чужие. А Юань их ждёт, глазами полными злых слёз прожигает, и ждёт. Но слёз больше не осталось. — Я вас оставлю. Двоих. — роняет Чжучжи, о котором они позабыли. Призраки одновременно поворачивают головы и глядят на него не моргая, что выглядит немного жутко. «Вам нужно поговорить» — мысленно обращается он к Шэнь Юаню. А тот, кажется, понимает, едва заметно кивая. Однако молчит, ровно как и его друг. Демон поправляет завязки своего потрёпанного плаща, выходя на свежий воздух. Небо над головой удивительно ясное. Он вдыхает глубоко-глубоко, пока не станет больно дышать, а затем медленно выдыхает тонкой струйкой пара. Так мирно и так хорошо. Разговор у этих двоих, вернувшихся с того света, точно будет непростой. Без вина, как говорится, и не разобраться. Ему б самому сейчас поднять пиалу. Жаль, вряд ли выйдет. — Выпить не хочешь? Он с некоторым шоком оборачивается на голос. И неизвестно, что вызывает большее замешательство — то, что Чжучжи Лан вообще не заметил чужое присутствие, или то, что звучит эта фраза от Сяо Гунчжу. Одета девушка уже куда теплее, чем он привык её видеть. И нежно-розовый цвет ей к лицу. В руке у неё и правда висят на верёвке два кувшина. — Откуда взяла? — спрашивает он, забирая один из них. — А тебя волнует? — отвечает она, впрочем, не мешая забрать вино. — Говорила же, всё тут облазила. Чжучжи только пожимает плечами, его больше занимает то, как открыть напиток. Глаза натыкаются на приклеенный к боку талисман. Ага, значит, уже нагрела. Вот уж не думал он, что спустя столько лет снова доведётся попробовать алкоголь. И не какой-нибудь, в Хуаньхуа дешёвой бурды не держат. Стоит сделать глоток, и сразу понимаешь, сколько денег у тебя в руках. — «Улыбка императора?» — одобрительно спрашивает он. В голове мелькает мысль оставить немного для Цинцю. Может, если вылить в костёр, тот сможет ощутить его вкус? — А то, — хмыкает гордо молодая госпожа. — Разве можно ожидать другого? Молчание, которое после этого воцаряется между ними, нельзя назвать неловким. Скорее оно похоже на перемирие. Оба стоят, привалившись к стене, и пьют. И к гуям приличия и правила. Хочется, конечно, многое спросить. Сколько таких кувшинов она уже опустошила, когда пропал её отец? А после, в те дни, когда он и Шэнь Цинцю признались друг другу? Где пропадала, неприкаянная? Можно ли ей вообще пить? Вот только всё звучит как-то коряво, не к месту. И, как на зло, вспоминается ответный вопрос Сяо Гунчжу. Действительно, его волновать не должно. Так что вместо этого он произносит: — Не думал, что у тебя на самом деле есть нормальная одежда. Обычно в платьях шёлковых ходишь. Не холодно? — Ядро есть. Да и после тренировок ещё не так вспотеешь. С логикой не поспоришь, так что Чжучжи просто согласно мычит. Вино хорошее, небо ясное. Раз достойных вопросов нет, можно в кои-то веки послушать, как напевает жестокие сказки ветер. Как чудится в его тихом свисте звон серебра и танец клинков. — Знаешь, — неожиданно продолжает девушка. — Я ведь думала уйти. Собрать всё, что есть, и отправиться следом. Думала, смогу найти следы. Она долго-долго всматривается в открытое горлышко. А после с усмешкой делает очередной горький глоток. — Наивная. — Больше не ищешь? — зачем-то уточняет змей. Может, глупая девочка окончательно повзрослела? — Лао Гунчжу? — такой титул звучит куда непривычнее после «отца». — Нет, уже ни к чему. Всё равно свою любовь он не смог бы мне дать. Только сейчас Чжучжи Лан замечает, что глаза у неё подозрительно красные. И хмельные, так не бывает с пары глотков. Её качает на ветру, как молодое деревце. Демон раздражённо выдыхает: — Значит, ты пила всё это время. А сейчас, значит, компании захотелось? — Не смей меня осуждать! — рявкает она. И это звучит удивительно трезво. Слишком даже, и немного отчаянно. — Я и сама знаю, что это не выход. И не собираюсь лезть на дно бутылки. Просто поняла недавно, что… Неважно. Вы всё равно скоро уйдёте. — Возможно. — не отрицает Чжучжи. Из того, что он знает, Шан Цинхуа точно последует за Мобэем. А Шэнь Юань не бросит друга. В то время, как сам демон не оставит его. Так и отправятся в путь одной компанией. А госпожа тут останется одна. — Скучать не будешь? — Ещё чего, — иного он и не ожидал. — Незваные гости наконец-то покидают дом. Тут радоваться надо. — Значит, счастлива? — Нет. Совсем нет. Они стоят так ещё пару секунд. А потом Сяо Гунчжу резко выбрасывает недопитый кувшин в снег, поворачиваясь к Чжучжи Лану спиной. — Хватит на сегодня. Я спать. Как закончат, передай им, чтобы дождались утра. Дважды повторять не буду. Девушка уходит назад, в свой разграбленный дворец. А сам демон, недолго думая, подбирает «улыбку» и затыкает пробкой, укладывая после в складках ткани. И пьёт дальше, возможно, в последний раз. «Если повезёт и мы вернёмся… Интересно, пустит на порог?» Следующим же утром, едва рассвело, они, собрав вещи, отправляются дальше на север. Неожиданно девушка их провожает. Глаза у неё снова красные, но, скорее всего, она просто не спала эту ночь. Алкоголя в ней нет и капли, Чжучжи почему-то уверен. Он не может не думать, что она всё-таки немного выросла. Что встреча их была не зря. Всё было не зря, и крики, и тренировки. Но проверить всё же хочется. Пока призраки прощаются, он незаметно подходит и со спины наносит удар. Реакция девушки мгновенна, но довольно быстра, и она успевает блокировать до того, как атака свалила бы её в ближайший сугроб. Внутри разливается странное чувство гордости. И он смотрит на неё, как садовник на расцвёвшую капризную орхидею, как ювелир на ещё не отшлифованное изделие. Основы положены, а дальше пусть идёт дорогой совершенства. Теперь она знает, как. Но что становится для него большой неожиданностью, так это блеск злополучной плети в её руках. А что ещё удивительнее, осознание, что она не собирается подарить оружию достойный бой. — Возьми, — вместо этого шепчет девушка, и усмехается, замечая, как он растерян. — Тебе куда больше пригодится… Мастер. Он застывает на месте в абсолютном неверии. Но Сяо Гунчжу не ждёт его, уходит обратно к себе. На лице её читается облегчение человека, который окончательно порвал со своими обидами. Шэнь Цинцю понимающе улыбается. «Тебя всё же признали». А дальше — снова дорога. Привычная и всё такая же долгая. Странным кажется только то, что их теперь трое. Не как «двое взрослых и ребёнок», а как опытные, самостоятельные. Ах, нет, не люди. Использовать это слово не корректно ни к одному из них. По факту, ничего и не меняется. Шан Цинхуа едва ли беседует с ними, часто улетая мыслями куда-то далеко. И даже не нужно разбираться в ворожбе, чтобы знать, куда именно. Персонаж Мобэй-цзюня присутствует во всех рассказах, что он начинает ближе к ночи, сидя у костра. Носит другое имя, иногда и внешность, вот только менять его характер Цинхуа не смеет. В этих историях слишком много слов о разлуке, хотя, как замечает остро Цинцю, ещё больше в них бреда. Уже выучив характер своего возлюбленного, Чжучжи не препятствует такой критике. Знает, тот прекрасно всё понимает, вот и отвлекает, как может. В пылу жаркого спора даже замёрзшая заблудшая душа «Самолёта» немного оттаивает. И, в отместку, он, как самый последний сплетник, раскрывает все карты. — Слу-у-ушай, а братец-Огурец с тобой не делился, как однажды он перепутал ягоды Счастливых перемен с ягодами Печальных? Ты просто обязан это услышать, там такое было, меня до сих пор иногда до икоты пробирает! Шэнь Юань, конечно же, возмущается, как иначе? Но не перебивает. И демон относительно спокойно может узнать, как «их великий специалист по флоре и фауне» собирал ягоды, возвращаясь с миссии. А те по пути назад перемешались между собой. Разницы никто не заметил, растения-близнецы ведь, так что так и подали. — И ты только представь этот бедлам! Половина ржёт, как кони, задыхаются прям, а у второй половины в то же время истерика, слёзы и драма! Дурдом, не иначе. Да если б не золотое ядро, я клянусь тебе, Му Цинфан поседел бы три раза, пока все успокоительную настойку не получили. Смеётся над этой историей только сам Шан Цинхуа. Наверное так же, как хохотали люди в его воспоминаниях, чересчур, надрывно, порывисто. А сам участник истории… Шэнь Цинцю тише хруста снега под его ногами. И дело не в том, что обижен или его это как-то задело. За редким исключением, вроде тех же споров или кратких мигов их общего уединения, это его новое обычное выражение лица. В первый же день, как только Чжучжи Лан это замечает, он сразу же шёпотом спрашивает, в чём дело. В том разговоре, что произошел незадолго до того, как они все вместе покинули дворец. «Он помог и одновременно с этим сделал ещё хуже. Потому что я знаю, что обрёл его только для того, чтобы снова потерять». Шэнь Юань пересказывает суть их беседы. Всё, что доверил ему Цинхуа — как тот искал Мобэя, про благодарность и одиночество. О том, как тот думал о смерти, больше не имея стремления жить. Он хочет расставить все точки по нужным местам, обрести последний осколок, уже знает, где. Попрощаться наконец и сбежать за грань. Там, где точно будет покой. Ему горько за него. Ощущение, будто для Шан Цинхуа и не было тех лет дружбы, не покидает. Тот думает только о себе! Но, с другой стороны, а как ещё? Долгое время он был разбит на части и остаётся таким до сих пор. Время не имеет над ним особой власти. Не Лорд Аньдина пять лет сидел привязанный к пещере, но Глава Цинцзина. Для него всё по-другому. Он утешает Юаня, греет силой своего сердца, и в этой молчаливой поддержке сокрыто куда больше слов, чем они позволяют себе сказать при постороннем. Шан Цинхуа будто сам не хочет мешать, неловко отводя глаза, но уши его от этого никуда не деваются. Однако это всё равно позволяет змею украдкой целовать, легко, словно бабочка крылом махнула, пытаясь неловко держать за руку. Как дух, почти лишённый всех шести заклинательских чувств, Шень Юань не может ощутить, чем пахнет Чжучжи Лан. Фантазия подсказывает: что-то древесное, возможно, с кровью и немного холодное. Но он знает, что голос его тихий, надтреснутый, чем-то похож на сломавшийся лёд. А глаза живые, пылающие, и очень, очень нежные. У него горящая внутренним огнём грудь и уверенные руки. Их поцелуи оставляют какое-то мягкое послевкусие внутри. Кажется, будто он снова может дышать, и лёгкие просто распирает. Чжучжи обращается с ним бережно, но не относится как, к красивой статуэтке. Уважает ум, ценит личное мнение. И всего этого слишком много. — За что ты так со мной? — спрашивает Шэнь Цинцю, когда они отрываются друг от друга. Демон смеётся. — Понятия не имею, о чём ты. — действительно, Чжучжи знает немногим больше него самого. Запах его любви — яблоки на морозе. «Мне нравится всё в тебе. Твои рассуждения, твои мелкие привычки, даже как хмурятся домиком брови, когда ты недоволен». «Я отвечаю тем же. Твоя внимательность, эти улыбки, спокойствие, не смотря ни на что». Это слишком хрупко, слишком драгоценно. А ведь даже могучие драконы не выставляют свои сокровища напоказ. Поэтому он только переводит тему, медленно спрашивая: — Вечер скоро. Можно я заночую с тобой? — Тебе не нужно спрашивать разрешения. Конечно, да. Спустя несколько таких дней и ночей, они почти приходят к своей цели. Замок виднеется вдалеке, поблёскивая серебром на редком солнце. Величественное одинокое строение. Совсем как его владелец. Увидев его, Шан Цинхуа чуть ли не бежит. А вот Чжучжи Лан напрягается. Выживание-выживанием, но демоны под началом Мобэй Цзюня куда больше привычны к холодам. Однако когда они подходят ближе, не видят ни одного охранника. Судя по тому как Шэнь Юань нахмурил брови, ему тоже пришла эта мысль в голову. Неожиданно это даже вызывает слабую улыбку. С каких пор он так хорошо разбирается в чужих выражениях лица? И сколько раз замечал, что их догадки совпадают? Не смотря на желания Цинхуа, шагают они осторожно и медленно. Немало в этом стараний Цинцю, который удерживает друга от поспешности, что даётся довольно непросто — по мере приближения больше, кажется, становится не только замок, но и его нетерпение. У входа их никто не встречает. И даже когда идут по коридору — никого. Вокруг стоит плотная, густая тишина, и Чжучжи старается лишний раз не дышать. Но даже без этого мороз стоит такой, что, кажется, с малейшим вздохом осядет тяжким грузом в лёгких. — Что-то не так, — шепчет Цинцю. Чжучжи нервно кивнает: — Не стоит расслабляться. Но Шан Цинхуа их будто и не слышит. Он едва не мчится сквозь своды льда, распахивая двери и взлетая по лестницам. А они аккуратно ступают по ледяным ступенькам вслед за ним, стараясь не терять из виду. Тихо просят того успокоиться и не нестись так быстро. Но никакие косые взгляды демона и тихое злое шипение не способны остановить этого бегуна. — Архг! Да притормози ты уже, Самолёт! «За поводок его тянут, что-ли» — фыркает про себя демон. И тут же осеняется догадкой: — Осколок! — он даже перестаёт догонять духа. — Ты чувствуешь? — Зовет меня, — тяжело, будто задыхаясь, отвечает ему Цинхуа. — Мне нужно… А потом к Мобэю… Мой Король! Не рассчитав, он всё же спотыкается и падает, но снова встаёт на ноги. И летит вперёд так быстро, что оставляет их далеко позади. Вскоре Юань останавливается, и Чжучжи Лан вместе с ним. Куда дальше идти, они и понятия не имеют, среди троих только один в совершенстве знает эти коридоры. «А ведь шуму я наделал здесь немало» — его шаги наверняка звучали во всех комнатах замка. Это единственная мысль, которую он успевает поймать за хвост, прежде чем к ним приближаются четверо. Демоны: великан с топором, высокий «в крапинку» и с синей кожей, один — размером с валун, а впереди всей компании стоит кто-то тощий с мордой кабана. Все носят форму, какую он видел ещё при дворе предыдущего правителя. И, как только вспоминает, где именно, вынужден бороться с волной неуместного смеха. Вот во что, значит, превратилась охрана его величества! Лица у них усталые, не настроенные на битву. Но если не станут сражаться, им же будет хуже. Это борьба не для того, чтобы отстоять чужие идеалы. Они просто хотят жить. «Либо умереть с меньшей болью». Он напрягается и оглядывает зал. Помещение небольшое, но высокий потолок создаёт ложное впечатление простора. Поддерживается оно также странной пустотой и практически полным отсутствием мебели — есть, где развернуться. Но так было не всегда. Судя по обломкам на полу, кто-то разгромил здесь всё, и слуги просто-напросто ещё не успели прибрать бардак. Переводит взгляд на противников. Однако на этот раз оценивает не только комплекцию, но и оружие, которым владеют. Боевой топор, копьё, молот, двуручный меч. Все для ближней дистанции. Из его рукава, медленно покачиваясь, змеёй выползает металлическая плеть. — Сбежать не выйдет. — шипит кто-то из охраны. Он и близко не собирался. Всё приходит в движение. На них с Шэнь Юанем нападают, пытаются окружить. Чжучжи в свою очередь не ждет — плеть первой наносит удар. Раненный великан отшатывается назад. Молот и меч обрушиваются на него с разных сторон, Чжучжи Лан едва успевает уклониться. Недовольно цыкает, выпуская когти. Растерял всё-таки хватку в странствиях. Охранник хватается за его плащ, а через мгновение одергивает исполосованную руку. Слышится треск ткани. Лязг металла с каждой секундой звонче. Чжучжи ускользает, кружит по залу, ловко перепрыгивает остатки мебели. Пинок — тяжелый обломок летит под ноги демону с мечом. Тот мешкает, пропускает удар. Плеть выбивает оружие из руки. Со вторым ударом охранник врезается в стену, оставаясь истекать кровью без сознания. Один есть. Он подхватывает упавший меч. И тут же бьет подоспевшего второго. Молот и меч с лязгом врезаются друг в друга. Преимущество у Чжучжи Лана, до этого он почти лишил врага ведущей руки. Но третий демон мешает, приходится изворачиваться. Плеть угрожающе блестит в отражении льда. Это довольно сложно — сочетать два разных оружия. Но потому, при должной сноровке, это куда более разрушительно. Где-то на переферии сознания Шэнь Цинцю давно схватил четвёртого. Тянет его за одежду и душит. Даже в таком безумном состоянии Чжучжи не может не заметить — битва действительно хороша. Даже если его навыки стали хуже или соперникам помогает численность. Наконец-то с ним бьются на равных! Особо сильным ударом плети ему все-таки удается обезоружить врага. Молот с грохотом падает на пол. Охранник хватается за обрубок руки. Когда двери в зал распахиваются, Чжучжи прижимает лезвие к горлу последнего демона, того, с топором. Он бы и не обратил внимание на шум, слишком занят для этого. Но спустя мгновение в него бескомпромиссно летят несколько ледяных клинков. Достаточно только посмотреть, кто это, и всё возмущение и едкие слова исчезают. Перед ними Мобэй-цзюнь, собственной персоной. Король без короны, хотя повсюду его королевство. Стоит сгорбившись, растеряв всё свое величие. На бледном лице под ледяными глазами залегли тени. Он почти не шевелится, это не мешает точно посылать клинки. Но движения всё равно какие-то резкие, сломанные, обрывочные. Будто кукловод тянет непослушную марионетку за нитки. Но самое главное, во взгляде, который неотступно следует за ним, Чжучжи Лан видит своё прошлое отражение. Внутренняя тьма, подстёгивающая нежелание жить. Бесконечная усталость и горе. Возможно, он мог бы пожалеть его. Но в холодных зрачках, в моменте, Чжучжи замечает и другое. Мимолётный образ с алой печатью на лбу. Он видит там Тяньлан-цзюня. И это похоже на лавину, сошедшую с гор. Месяцы пути, нежной дружбы, ставшей большим, и душевного тепла — этого было почти достаточно, чтобы заставить забыть. Однако стоило один-единственный раз посмотреть на… «Убийцу. Лишённого сердца и сочувствия убийцу». …как прошлое возвращается к нему зовом Бездны. Несмываемыми следами крови, запахом смерти. Чжучжи не так представлял себе эту встречу. Вернее будет сказать, он вообще даже не думал об этом. Просто шёл куда надо, без особой цели, в надежде что-то понять. Но даже так, это просто какой-то абсурд. Чжучжи Лан далеко не слепой, он смотрит внимательно. Но сколько бы раз глаза не сталкивались с теми, что напротив, один простой факт просто никак не уложится в голове. «Это правда он? Это по его вине почти вымерло всё живое? Из-за вот этого вот?» Его честные мысли становятся не менее правдивыми словами. Возможно, это не то, что следовало бы говорить, однако страх свой Чжучжи похоронил давно. — Какой же жалкий. Иначе и не назовёшь. Демоны — это жестокость и вечная страсть. Пепел в душе и холод в словах. Это рычание, клыки, рвущие чужую плоть, и руки по локоть в крови. Сила и стойкость выдержать любые испытание. Подобные характеристики ожидаются от каждого, кто принадлежит их царству. И чем выше твой статус, тем выше ожидания. А что же теперь? Король. Не особо скрываясь, Чжучжи Лан презрительно фыркает. Он, и король, нет, ну что за дурная шутка? Где моральный дух? Где сдержанность, что прививается с детства? Мобэй-цзюнь стоит перед ними молча, и, честно, похож просто на обиженного ребёнка. Все ужасы до этого, метели, вьюги… Для него были не более чем порывом. Нам миг голову посещает сумасшедшая идея. Вывести его в кандалах на потеху оставшейся разбитой толпе. Лично провести сквозь деревни и школы. «Это не поможет, — шепчет рациональная часть рассудка. — И дядю нам это тоже не вернёт». «Раскрой ему глаза. Покажи, чего стоит древняя кровь» — голос предков в его душе. Однако Чжучжи не приходится. Он просто не успевает начать. Глаза Мобэя, прежде мёртвые и равнодушные, широко распахиваются. И по его лицу Чжучжи Лан обо всём догадывается. Цинхуа наконец вернул себе целостность души. Он выглядит на свой возраст, и, как призрак, уже куда больше похож на Цинцю. Но только в начале их путешествия. Исчезла детская непосредственность, смешливость. Нет этой лёгкой нотки романтизма. Теперь тот непривычно серьёзный и закрытый, отчуждённый. Он смотрит на Мобэй-цзюня. Король глядит на него, не отрываясь. Оба молчат, будто совсем не ждали этой встречи. Шан Цинхуа прерывает тишину первым. — Ваше Величество, — голос его звучит неожиданно горько. — Вы идиот. Всего четыре слова, а Мобэй падает, как подкошенный. И у Чжучжи снова буря в душе. На весах, на разных чашах, находится гордость и любовь. Ему теперь весь мир принадлежит. Он стоит на коленях. Глаза у Цинхуа тёмные, полные седых воспоминаний. Всё, что видел в дороге, что знал до этого, он оценивает уже как взрослый человек. И ему это явно не нравится. Не нужно сильно разбираться в эмоциях, чтобы видеть, как он разочарован. И это бьёт по Мобэй-цзюню сильнее. — Знаете, я бы ударил вас, если мог. Что же вы натворили… А главное, зачем? — Я, — впервые тот раскрывает рот. — Я хотел… И снова молчит, уже куда дольше. Шэнь Юань тихо фыркает, и Чжучжи Лан почти незаметно кивает в согласии. Имеют ли смысл оправдания? Зима долгая, горькая, похожа на затянувшийся тревожный сон. — Проснись, Мобэй. — отбрасывает уважение и прошлое Шан Цинхуа. — Я больше не рядом. И уже никогда не буду. Кажется, они совершенно лишние в этом разговоре. И Чжучжи нет-нет, а поглядывает на двери. С одной стороны, интересно смотреть подобную драму. С другой, в этой сцене слишком много личного. Того, что видеть явно не стоит. И слышать тоже. Призрак что-то втолковывает, разжёвывает, как ребёнку. А Шэнь Юань тем временем подлетает поближе к Чжучжи Лану. На этом моменте змей окончательно перестаёт слушать. Вместо этого, в который раз заново изучает чужое лицо. Он, что неудивительно, абсолютно спокоен. Взгляд холоден, брови не хмурятся. Движения пальцев по его руке всё так же неуловимы. Где-то на фоне Чжучжи замечает, как Мобэй сгорбился и… Кажется, плачет? Не навзрыд, без всякого звука. Просто слёзы льются двумя оттаявшими ручейками по щекам. «Как глупо! Как знакомо». А затем вдруг неожиданно раздаётся громкий треск. Ткани и рёбер, когда его величество окровавленными пальцами хватает собственное сердце. Вырывает то из груди и протягивает на ладони. От шока Цинхуа не находит больше слов. В первые секунды и вовсе только раскрывает немо рот, как рыба. А затем в ужасе кричит. Зато Мобэй-цзюнь криво улыбается. Он не чувствует больше никакой боли. Ни стыда, ни смущения. Только раздражение от того, что в самые важные моменты жизни у него словно отнимается язык. У ледяных демонов не принято много говорить. Его так и не научили. Многому, вообще-то, не научили. Не привязываться зря, например. Не жалеть о своих поступках. Или как держать под контролем свои эмоции. Он совершил множество ошибок, и почти все из них — по вине так сильно презираемой им слабости. Бог-творец дал ему все возможности вырасти сильным. Но не морально, и в глубине души Мобэй признавал, он так остался ребёнком. Напуганным миром и страшно эгоистичным. Искажённые ощущения и странные чувства, всё будто нереальное. Именно это пугает больше всего. Как будто ты вечно пьян, но всё ещё в трезвом уме. Будто это долгий сон, но даже в нём ты всего лишь наблюдатель. «Это блажь, поверьте — вырвать сердце, для того, чтоб всем помочь. Мерить с бегом силу — угодить в могилу…» А потом случилась встреча с Шан Цинхуа. Человеком, что хоть и со страхом, но протянул руку демону. Это было, как оказаться под потоком бурного горного водопада. Шумный, крикливый, постоянно в движении, куда-то бежит. В то время как с его глаз спадает пелена, а жизнь перестаёт ощущаться чужой. Всё что, он сделал хорошего, полезного, всё, на что его хватило, только благодаря одному маленькому заклинателю. Слабый телом, но не душой. Похож на маяк, сквозь бурю указывающий путь. Он многое бы хотел сказать. Ему, человеку, что стал опорой и примером. Мобэй смотрит, как коченеют и замерзают окровавленные руки. Особенность их рода, после смерти все так или иначе превращаются в ледяные статуи. «Это блажь, поверьте — вырвать сердце, и дарить безумным свет. Мерить с бегом силу — угодить в могилу. Но уж так ведётся, что найдётся осторожный человек…» Он в последний раз смотрит на Цинхуа. Запоминает, пока кожа покрывается корочкой льда. На ладонях, как подношение, всё ещё лежит никому не нужное сердце. Но дух цепляется за него с упрямством. И кричит так, что кровь стынет в жилах. Не только у самого Мобэй-цзюня, но и у Змеиного Генерала. Верно, он идиот и пустоголовый болван. Да, у него совсем совести нет. Но не чувств. Такой абсурдно слабый. Душа трепещет и сжимается, когда он замечает непролитые слёзы в глазах напротив. Хочется утешить, но уже невозможно. Лёд берёт своё безудержно, поднимается всё выше и выше. Горло перехватывает, и становится невозможно дышать. Тогда Шан Цинхуа набрасывается на него. Уже не с оскорблениями, и даже не с кулаками. Объятья призрака почти неощутимы. Но от них исходит такой жар, что, кажется, Мобэй не замёрзнет, а сгорит. За эти несколько минут он чувствует себя живее, чем за все последние годы. Пока не замечает, что Цинхуа тоже превращается в статую. До такой степени, что контакт не разорвать уже никак. Мёртвые души шепчут: «Прощай. Ты был моей мечтой». Последними застывают лица. Две улыбки, две пары печальных глаз. И одна-единственная скульптура — результат работы чар. Сердце так и остаётся лежать в замёрзших руках нетронутым. Зато в груди Чжучжи настоящий переполох. Он может только отчаянно бороться с желанием швырнуть глупый орган на пол и раздавить ногой. Но вместо этого окликает Цинцю по личному имени. Тот не реагирует, уставившись на статую влажными глазами. Когда у него с трудом получается переплести их пальцы, дрожь становится слишком очевидной. — Я не должен был ожидать другого, Самолёт. Ты всегда любил накал страстей. Так меня этим достал… Вообще достал. Шёпот его почти неслышный, но тяжёлый и злой. Полный душевной обиды и смирения одновременно. Чжучжи Лан не знает, что сказать, чтобы ему стало легче. Он не доверяет словам. Вместо этого он раскрывает шире руки. И когда Юань занимает привычное место у него на груди, выдыхает. «Так тепло» — читает он в том, как уходит часть хмурости бровей и расслабляется линия плеч. Вряд ли в этом только его заслуга. Кажется, у призрака больше не осталось сил на эмоции. «Им теперь тоже будет так тепло. Всегда». — и пока Чжучжи думает, как сказать это вслух, Шэнь Цинцю неожиданно кивает. Они уходят не сразу. Но стоит выйти через главный вход замка, как они видят прекрасный золотой закат. Небо ясное, без всяких метелей и вьюг. А ветер пахнет чем-то пряным. Почему-то это сразу напоминает о Сяо Гунчжу. Интересно, будет ли она рада снова их видеть? Общий пейзаж настолько неожиданный, что оба сразу же понимают — цель их пути изменилась. Спустя столько лет, они наконец должны встретить весну.