Мягкость

      Мучает ли Хенджуна совесть? Вполне.       Собирается ли Хенджун прекращать? Увы.       Подглядывание за мемберами стало привычкой. Он «случайно» заходил в туалет и ванную комнату, списывал на испуг те долгие секунды, в которые позволял себе разглядеть всë интересующее, чуть ли не плакал, извиняясь за неудобства, и его прощали. Прощали сразу, улыбались, бросали «ничего-ничего» и смущённо отпускали прочь.       Но не на этот раз.

***

      Хан протяжно стонет. По мокрой щеке стекает слеза и быстро пропадает в обильной солоноватой влаге на коже. Вот теперь ему и правда очень жаль.       Когда Чонсу сказал, что нужно поговорить, Хан заранее подготовил контрольные фразы и отговорки в голове. Внимательно слушать, склонять голову ниже и ниже, шмыгнуть носом, растеряться, извиниться, получить прощение. Схема работает без перебоев который месяц.       Но когда в коридоре появилась мелкая пушистая макушка Квака, Хан начал умолять Пресвятую Богоматерь простить его грязные мерзкие грехи. Если за какое-либо дело брался Сок, то это было не к добру.       Как на расстрел, Чонсу привёл Хана в гостиную. Джисок плюхается на диван и светится от счастья и предвкушения, смотрит снизу вверх, скалит зубы, и в голове пролетает мысль, почему Квак — какая-то там утка, а не змея.       — Хани, скажи-ка нам, милый, – мурчит глухо, отчего мурашки по телу и хочется сразу сознаться во всём, – не думаешь, что очень некрасиво мешать старшим?       Хан нервно мотнул головой. Чонсу слишком подозрительно стоял сзади. Слишком.       Слишком близко.       — Тебя звал кто-то, м?       Сильные руки Кима хватают предплечья и заламывают за спиной. Квак хлопает пару раз в ладоши, ведь это представление для него, и всё идёт по плану.       Хенджун шепчет ругательства вперемешку с просьбами сжалиться, пока верёвка скользит по запястьям. Сопротивляться Чонсу себе дороже, и если дело под руководством Джисока, спастись не получится никак.       Тонкий смех Гаона, ползунок в приложении на телефоне и визг на всё общежитие. Хан успел уверовать во всех богов за эти мучительные минуты, пока в него с хлюпом толкались пальцы, а после их заменил силиконовый вибратор, так мучительно правильно прижимающийся к простате.       Так его и кинули: руки задраны над головой и плотно связаны, петля верёвки закинута на округлую дверную ручку; колени трутся о ламинат, на них уже, кажется, остались синяки; игрушка упирается в простату и ни на миллиметр не сдвигается из-за малого количества смазки. Под управлением Джисока скорость хаотично менялась раз в минуту, если не чаще.       Благо, кроме них троих в общежитии не было никого. Другой вопрос был в том, надолго ли, ведь вопрос возвращения остальных висел в воздухе; никто точно не обозначил свой маршрут и время отсутствия.       Ещё хуже становилось от осознания, что Хенджуна любой увидит, переступив порог общежития. Оставалось надеяться, что Гониль занят сильнее остальных и придёт либо Сынмин, который прикроет лицо рукой и пролетит в свою комнату, где обнаружит счастливого Джисока, либо Джуен. А Джуен.. Что ожидать от него? Он может начать шутить над несчастным, сесть напротив и рассказать анекдот, запихнуть что-нибудь в рот, освободить из плена, насолив этим Гаону, и Бог знает, что придёт ему в голову вообще!       Последней каплей был факт, на практике доказанный, что без стимуляции члена Джунхан кончить не мог. Он пытался, не раз, не один, но пришёл к выводу, что на это требуется времени больше, чем он может позволить себе, поэтому подобный опыт отложился в долгий ящик. И вот он неизвестно сколько скулит и плачет посреди коридора, мечтая прекратить невыносимую пытку.       Мысли только успели сделать круг и вернуться к рассуждению о возможностях мемберов в постели, как громко хлопнула дверь комнаты. Чонсу гнёт брови и отряхивает неизвестно от чего руки о бёдра. Лицо его сейчас, судя по всему, выражает настолько много эмоций, что оно по принципу света разных цветов стало нейтральным — белым.       Принимать участие в идеях Гаона было почти всегда себе дороже, но видеть разбитого, зареванного Джунхана посреди коридора, который пытается толкнуться бёдрами в воздух и шепчет что-то нечленораздельное — отдельный вид садистского наслаждения.       Хан закрывает глаза и перестаёт обращать внимание на чужие шаги вокруг себя. Да в принципе уже всё равно, что будет дальше. С поглядыванием за Джисоком покончено навсегда.       Но резко боль скручивает запястье, а тело открывается от пола почти полностью. Джунхан кричит, покрывает Кима ругательствами, но цепкие крепкие пальцы выкручивают соски и заставляют заскулить. Это перебивает боль в руке, и Хан кусает губу, откинув голову на широкое плечо Чонсу.       Теперь лицом Джунхан повёрнут к стене, а точнее двери, а сзади липнет Чонсу. Он как на зло медлит с тем, ради чего пришёл. По-хозяйски обращается с телом, мнет бёдра и ягодицы в руках, обводит пальцами растянутый вход, дразнит только и снова возвращается к груди, чтобы сжать соски. Хан хнычет жалобно, когда ощущает, как тычется сзади сквозь домашнюю одежду твёрдый член.       Язык Кима собирает капли пота с шеи, губы смыкаются на плече, ведут к позвонкам; зубы царапают, заставляя дернуться и прогнуться до хруста.       Чонсу спускает слегка шорты, чтобы высвободить своё возбуждение, но не больше. Хан плывёт от того, что его собираются просто использовать и пойти дальше.       Плевок на пальцы, Ким размазывает слюну по стенкам и смягчает извлечение игрушки, которая, к слову, успокоилась, как только пришёл Чонсу.       Головка члена собирает остатки слюны и спешит толкнуться. Хенджун задерживает дыхание и тянется назад. Чонсу жмётся к мокрой от пота спине, стискивает тело крепкой хваткой и часто, резко толкается, не задумываясь об удовольствии младшего, а его и правда разбивает окончательно. Горло разрывают стоны и крики, член слишком правильно заполняет до самых краёв, ощущение граничит с болью, отчего хочется выть, а руки Кима давят на все чувствительные места разом.       Пальцы ловят твёрдый член Хенджуна, кольцом сжимаются и рывками двигаются от головки к основанию. Хан уже не может сказать точно, где он находится, кем является, и что происходит вокруг. Сдавленные рыдания — единственный звук, на который он способен.       Пытка продолжается недолго. Джунхан замолкает, хватает ртом воздух, жмётся к Чонсу и видит перед глазами темноту. От переизбытка ощущений он на несколько секунд теряет сознание и резко содрогается уже лёжа на полу. Судорога сводит тело, Хан скручивается пополам, сводит ноги вместе и вжимается в холодный пол. Чонсу кончает на бьющееся от оргазма тело, не стыдясь обтирает головку о бедро и встаёт со вздохом. Хан какое-то время ещё хлопает ладошками по ламинату и жалобно зовёт то Чонсу, то Гаона. «Что с моим запястьем? А, ох.. Вам не стоит беспокоиться Всё уже хорошо!! ㅋㅋㅋㅋㅋ... »       Джунхан с нервным выдохом закрывает баббл и шмыгает носом.