Чёрная кровь

      Деревья в лесу окружают Якова и Вальтера, закрывая солнце, и это даже радует первого, потому что солнечный свет — далеко не самая любимая его вещь, наверное, от этого он такой бледный. Бонусом к недосыпу, разумеется. Листва шумит на ветру, вокруг поют птицы — удивительно, но Яков впервые рад этому шуму. Это успокаивает, давая ощущение свободы, как когда ещё не победили чёрные отступники... Нет, даже больше. Как до его согласие на участие в эксперименте. И зачем он тогда согласился? Возможно, сейчас всё сложилось бы иначе, если бы тогда он и другие ребята отказались. А теперь поздно уповать на судьбу, произошло слишком многое, чтобы всё изменить.       — Тебе необязательно идти за мной, — насмешливо замечает Яков, глядя на идущего чуть впереди бесчувственного солдата. — Ты меня освободил, совесть очистил. Теперь можешь возвращаться в лагерь, к своему драгоценному папочке. Без эмоций и чувств всё равно не поймёшь, зачем хотел помочь мне.       — Может и пойму, — пожимает плечами равнодушно тот. — Но для этого мне нужен ты. А тебе нужен я. Потому что у меня связи и информация о происходящем в мире. Ты в камере получаешь не так много новостей, вряд ли у тебя есть полная картина происходящего. Мы продолжаем путь вместе, если хочешь спасти свою шкуру. Если повезёт, спасёшь и остальных.       — Я не герой и не спасатель, чтобы рисковать пусть пока мнимой, но свободой, — фыркает солдат, отведя взгляд, на что Вальтер замечает бесцветным голосом:       — В этом и проблема большинства в этом мире, что ещё не примкнули к нам. Эмоции затуманивают ваш разум, мешая мыслить рационально. Можешь говорить, что хочешь, но я знаю, что ты на воспользуешься первой же возможностью, чтобы освободить остальных и помочь им.       Яков ничего не отвечает на это, глядя на юношу рядом с собой со смесью неприязни и горечи: больно признавать, но он действительно был привязан к Немо, он дорожил этим солдатом, внедрённым Вагнером к ним для шпионажа с его амнезией и страхом перед реальностью, перед неизвестностью в своей жизни. Можно ли это было назвать влюблённостью? Нет. Влюблённость — чувство хлипкое и недолговечное, эфемерное и рассыпающееся, словно пыль, трещащее по швам, когда сталкиваешься с реальным человеком, а не образом, которому готов был отдать своё сердце. Может, это любовь? Отчасти. Это нечто большее, чем просто влюблённость или любовь. Это близость душ и сердец, это чувство, словно вы едины, даже если против вас целый мир. Для него Немо больше, чем тот, кого он сможет разлюбить когда-нибудь. Этот юноша, скорее, человек, ради счастья которого Яков готов пойти практически на любой риск, с которым чувствует резонанс того, во что не слишком-то верит: души. Для него этот молодой человек был, есть и будет всем и даже большим.       Так что сейчас смотреть на человека с милым лицом шпиона, но холодными и бесчувственными красными глазами неприятно и даже больно: Яков чувствует укол сожаления в области сердца. Он вздыхает совсем тихо, продолжая следовать туда же, куда и Вальтер, наконец интересуясь:       — Куда мы направляемся? Может, всё же думаешь, что мне стоит стать таким же как ты, а, марионетка генерала Шмидта?       Он знает, что провоцировать Вальтера — не лучшая идея, однако, кажется, ему уже нечего терять: мир катится в тартарары, а шансы спасти не то что других, себя, мизерные. Впрочем, тот, как и ожидалось, вновь не реагирует никак, продолжая свой путь и всё же сообщая на ходу:       — Мы идём в ближайший лагерь приверженцев старой веры. Тех, кто ещё не сдался и продолжает борьбу с правильным режимом.       — Ты с ума сошёл, нас там точно убьют, — шипит Яков, глядя на него с широко раскрытыми глазами и хватая в тот момент за плечо, разворачивая к себе. — Думаешь, они будут рады двум чёрным отступникам в своём лагере?       — Им придётся пойти у нас на поводу, — заявляет так, словно констатирует факт, тот. — В противном случае я доложу в главный штаб об их местонахождении и организую подавление их сопротивления. На стороне верной идеологии разум, его преобладание над всем.       Солдат смотрит на Вальтера с не так часто проявляемой на самом деле злостью. Схватив его за воротник рубашки и прижав к ближайшему дереву, он наклоняется так близко, что между их лицами остаётся лишь пара миллиметров, и выдыхает:       — Только попробуй это сделать — и я убью тебя. Мне плевать на тех людей, что в лагере, но если они могут помочь установить мир и прекратить весь этот кошмар с чёрными отступниками, я позабочусь об их безопасности.       — В кобуре на поясе, — хладнокровно замечает вдруг Вальтер, привычно глядя на него. — Если намерен защищать других пусть и для себя, возьми.       Яков собирается было огрызнуться, однако слова замирают в его горле, когда в руках оказываются они. Два револьвера. Он был бы рад, конечно, в такой ситуации любым, но это его револьверы. Он чувствует каждый немногочисленный шероховатый скол, оставшийся после нескольких вполне удачных сражений, каждую полированную так часто часть оружия. Его верные друзья.       — Где ты их взял? — хмыкает юноша, перевешивая кобуру на свой пояс и пряча револьверы в них.       — Среди вещей, которые были конфискованы у прибывших в главный штаб, — флегматично отзывается парень. — Прошлый я отлично запомнил каждое тактильное ощущение от прикосновения к одному из них и каждую деталь того, что ты направил в меня тогда. Почему-то со старым оружием люди обычно справляются лучше. Поэтому я и взял именно их.       Никакой сентиментальности. И чего вообще стоило ожидать?       Яков не говорит ни слова, отступая на шаг, а после продолжая молча идти вместе с Вальтером. Они шагают так, пока скоро не показывается лагерь, состоящий из множества палаток, рядом с которыми собираются обычные люди: солдаты, женщины и мужчины из гражданских, священники, старики и дети... Людей действительно много, и ведь это только малая часть всех, кто сопротивляется новому порядку. Но это так мало в сравнении с армией чёрных отступников.       — Мы на месте, — замечает вслух Вальтер, серьёзно глядя на него. — Действуй под моим руководством — и сможешь спастись и, возможно, изменить ситуацию.       — Это звучит подозрительно, — качает головой Яков с явным недоверием на лице. — Не в твоих интересах дескредитировать свою собственную армию и твоего драгоценного папочку.       Последние слова произнесены с явной издёвкой, но, как и ожидалось, Вальтер не обращает на это внимания: видимо, понять прошлого себя ему кажется даже важнее собственного отца. Впрочем, Якову это только на руку.       — Ты прав, — соглашается рыжий, не отрывая взгляда от солдата. — Но он не хотел, чтобы ты был чёрным отступником. Если ты им станешь, я не узнаю то, что хотел.