Личный лекарь эпистата

Эва проснулась рано, на горизонте несмело разгорался алый пожар. Стоило лишь приоткрыть глаза и прищуриться, пытаясь понять, почему разводы на потолке отличаются от тех, что были в её комнате, как воспоминания о ночи безжалостно ворвались в сознание, вызывая улыбку. Не решаясь взглянуть на лежавшего рядом Амена, Эва сладко потянулась. Ей было хорошо, так хорошо, как никогда прежде. Тело приятно болело, не хотелось никуда идти и уж тем более проводить ещё один день в изнуряющем, монотонном труде. Вот только будет ли этот новый день похож на все прежние? Что ждёт её теперь? Что ждёт их? Сердце взволнованно забилось в груди. Как бы Эва ни сопротивлялась, беспокойство взяло верх над приятной негой. Даже после того, как Амен отбросил свои принципы и позабыл о долге на одну ночь, она не могла надеяться, что сейчас он не будет сожалеть об этом и не вернёт всё на круги своя. Однако грешная мысль соблазнить его вновь всё же пронеслась в её голове. Разве сможет он удержаться, зная, как идеальны в своём единении их тела и как невыносимо отныне их сердцам быть вдали друг от друга? «Фантазировать можно долго, но лучше всё решить сейчас, пока в дом не вломился какой-нибудь Тизиан со срочным докладом». Набравшись храбрости, Эва подтянула повыше тонкое одеяло, прикрывающее её нагое тело, и наконец обернулась к мужчине. «Что-то не так…» — она поняла это с первого взгляда. В нежных лучах восхода он выглядел бледнее, спокойнее, чем обычно, даже слишком. И ещё больше был похож на величественную статую, с которой она часто его сравнивала. После нескольких тягучих секунд Эва поняла почему — Амен не дышал. Отбросив ткань, она тут же села и приложила пальцы к его шее. — Нет! Неотвратимо теряющая тепло кожа и ни единого намёка на пульс. — Нет, нет, нет, — бормотала она, прикладывая ухо к его груди, — ты не можешь так со мной поступить! Но сердце, что наконец впустило её в себя накануне ночью, молчало. Эпистат был мёртв. В отчаянии Эва со всей силы ударила его в безжизненную грудь и зажмурилась, стиснув зубы. В этот миг, опережая истерику, к ней пришло твёрдое намерение. Открыв глаза, девушка смахнула выступившие слёзы. Поднялась, перешагнула через остывающее тело, наскоро накинула одежду и направилась к столу. Не раздумывая, Эва приступила к подготовке ритуала. Зачем и для чего, что она скажет, что хочет услышать в ответ — всё это крутилось где-то на задворках сознания, в тени единственной важной мысли: нужно успеть до того, как Амен придёт к Осирису. Огонь был зажжён первым, после нескольких магических слов угольки в лампе задымили, окутывая комнату чёрной стелящейся по полу дымкой. Металл. Подошли золотые монеты из кошеля на столе. Амулет Нефтиды, богини рассвета и заката жизни, Эва, конечно же, с собой не взяла, но и его можно было заменить. — Надеюсь, ты простишь меня за это, — прошептала девушка, беря в руки клинок, всегда лежавший у подушки эпистата. Зов. Вспоминая заклинание, Эва поднесла острие к груди Амена и, задержав дыхание, проткнула кожу. Не подгоняемая застывшим сердцем кровь лениво выступила из надреза. Эва выдохнула и подняла взгляд к лицу мужчины, будто ждала, что сейчас он снова схватит её за руку и тихо зарычит, чтобы проклятая шезму остановилась, пока он не лишил её жизни на месте же. Глупая надежда исчезла так быстро, как и возникла. Дальше слова потекли рекой, а лезвие двинулось легче, отработанным, точным движением, и вскоре на теле Верховного эпистата красовался кровавый символ Нефтиды. — Душа Амена, я приказываю тебе явиться передо мной. Порез на своей ладони. И капля живой крови. Её крови, которая должна прочно соединить их, пока не закончится сила действия или пока сама Эва не пожелает разорвать связь. Если пожелает. Она уже ни в чём не была уверена и только молча наблюдала за тем, как от символа на груди эпистата расползались чёрные нити, притягивая из загробного мира блуждающую в его лабиринтах душу. Жуткий хрип, прорезавший гнетущую тишину, заставил девушку вздрогнуть. — Амен… это ты? Мужчина открыл глаза, подёрнутые белой пеленой, неспеша повернул голову и встретился взглядом с Эвой. Его лицо ничего не выражало, но в том, как медленно он сел, приблизившись к ней, ощущалась угроза. — Зачем вернула меня? — тихий, хриплый, бесцветно прошелестевший голос. — А ты думал, я смогу поступить иначе? — Эва вглядывалась в его лицо, отчаянно ища в нём хоть малейшую искру жизни, хоть намёк на чувства, что пылали в его глазах всего несколько часов назад, согревая её лучше самого солнца. — Никогда не ждал снисхождения от шезму. Или ей показалось, или в выражении его лица пробежала знакомая усмешка, но Эва вспыхнула от жёстких слов. — Будто раньше не знал, кто я и что тебя ждёт, если захочешь умереть! — она попыталась подняться на ноги, но Амен вдруг удержал её за руку. — Пусти! И он послушался. Возвращённый по её желанию, эпистат был не жив и в то же время не мёртв, но однозначно в её власти. — Ты будешь делать всё, что я тебе прикажу. — Знаю. — Ну конечно. О шезму ты знаешь больше меня, да? — Возможно. Его покорные ответы выводили из себя. Эва едва сдерживалась от растущего желания закричать, ударить его по лицу, чтобы он очнулся и стал прежним. — Будь трижды проклят тот, кто заразил тебя! — прошипела она. — Я же видела, что тебе стало хуже… Ну почему ты не обратился к Ливию? Так строго следил, чтобы все в лагере не заболели, а сам! — Мне стало хуже не от местной хвори, я говорил тебе. Это началось давно, таковы последствия особенности, с которой я родился. — Хочешь сказать, что твоя смерть была неизбежной? — Эва почувствовала, как и сама холодеет внутри. — Да. — И ты знал? Знал и не сказал никому? Не сказал мне? — Я не знал, сколько мне отведено. — А я? Я не имела права знать хоть что-нибудь? Никогда ещё она не чувствовала себя такой уязвимой, такой растоптанной, упавшей с небес счастья на землю, полную испытаний, которые вот-вот грозились прорвать плотину её стойкости. Почему это случилось с ней? Почему гордая и неукротимая шезму встретила на своём пути не только Верховного эпистата, но эпистата, приговорённого богами к смерти? Почему их счастье было таким недолгим, таким мимолётным? Почему он не предупредил её, чтобы она могла отказаться, сбежать от него? А могла ли? — Мне нечего тебе сказать, Эва. «Эва…» Боль в его голосе перечёркивала всю напускную отстранённость и грубоватость. Он будто отталкивал её, чтобы избавить от страданий. Метод старый как мир, разгаданный истинно любящими людьми в тот же миг, когда был изобретён. Перед глазами Эвы стоял вчерашний Амен, уставший, с лихорадочным жаром, откровенно безумный в своей страсти. Смерть уже нависла над ним тогда, и он цеплялся за жизнь, за то, что было ему дорого. За девушку, которая ворвалась в размеренный порядок его последних дней, смешала все чувства, спутала мысли, подчинила волю нежной заботой. — Мне нет оправдания, — продолжил Амен, возвращая Эву в реальность. — Я знаю, что скоро уйду, но хочу, чтобы всё было не напрасно. Моя смерть, твой ритуал, ведь ты рискуешь сильно... Так могу я просить тебя о добром деле? — Сам-то понимаешь, о чём говоришь, господин эпистат? Шезму и добрые дела! — Эва горько рассмеялась со слезами на глазах. В груди кольнуло от того, с каким вниманием он разглядывал её в этот момент, как вслушивался в диковатый смех. — Можешь просить меня о чём угодно, — сама не зная почему, сказала она и, опомнившись, добавила: — Только я не дам обещания всё выполнить. — По ту сторону мне открылось многое из незримого в мире живых. Я знаю, откуда в Фивы пришла хворь. — Какое мне дело до этого? — нахмурилась девушка. — Надеешься, что я добровольно сдамся и в качестве последней воли перед казнью попрошу дать мне слово, чтобы рассказать, как всех спасти? Даже не мечтай! — Искать нужно на западных окраинах города, — Амен накрыл её руку своей ладонью, и Эва замолчала. — Иноземец по имени Туве даже не знает, что стал тому причиной. Похоронил у дома привезённую с собой больную скотину, отравив землю и воду под ней. Нужно выкопать и сжечь. Лекарство, давно известное на его родине, тоже есть. Ливий сможет приготовить по рецепту и исцелить всех, кто болен. — Я не знаю, Амен, — прошептала Эва, опустив голову и уставившись на их соединённые руки. — Я не смогу… — Я верю, ты найдёшь способ передать всё и остаться живой, — от этих слов девушку охватило ощущение, что если бы мог, его взгляд бы сейчас потеплел. Но она не нашла в себе сил, чтобы проверить, и всё тянула с ответом. — Скоро придут из охраны, тебе пора идти. Будучи одной ногой на том свете, он пытался заботиться о ней? Для Эвы это было уже слишком. — Я хочу, чтобы ты ответил ещё на один вопрос. Амен ждал в молчаливом, покорном согласии. — Что было вчера между нами? Что это значило для тебя? — Всё, — не раздумывая, ответил он. Поднял руку и обжёг её щеку холодом своей ласки, вынуждая их взгляды встретиться вновь. — Я полюбил тебя, шезму. И хвала богам, что я умер первым. — Иначе рано или поздно тебе бы пришлось меня убить? — выдавила из себя Эва, заливая горячими слезами его ледяную ладонь. — И я бы сделал это, не раздумывая. Живи, Эва. Для нас двоих в этом мире не было места, судьба выбрала тебя. Его широкие пальцы соскользнули вниз, очертили подбородок. Амен опустил руку и снова лёг на кровать, не прекращая смотреть на плачущую Эву. Он ждал, когда она отпустит его, и она знала, что сделает это, что найдёт в себе силы и будет жить дальше. Только легче от этого не становилось. Планы богов не были понятнее, несправедливость выжигала нутро. — Пора, Эва. — Я отпу… — «Ну почему? Почему?» — Я отпускаю тебя, душа… Амена. Вечной жизни. Белесые ресницы устало опустились, он закрыл глаза и ушёл. Навсегда. Неистовый крик боли рвался наружу, но у Эвы не было времени на горевания. Любое промедление вело к неминуемой казни. После ритуала оставалось слишком много очевидных свидетельств, за которые её можно было тут же схватить. Пытаясь совладать с дрожью, девушка разглядывала чёрные ветвистые линии на мертвенно-бледном теле Амена и судорожно соображала, что делать дальше. Он желал ей только лучшего, хотел, чтобы она спаслась и жила. А значит, оставалось только одно — бежать. В голове промелькнула запоздалая мысль о Реммао и остальных шезму. «Предупредить?.. Слишком опасно, охотники уже не спят, слышно, как ходят по деревне. В любую минуту зайдут и схватят меня. Или я, или все вместе на казнь!» — и Эва выбрала себя. Пошатываясь, подошла к столу. Как в тумане, будто наблюдала за собой со стороны, сгребла кошели, набитые деньгами эпистата, помедлив, прихватила шкатулку со скарабеем и замерла, бросив взгляд на пергамент с чернилами. «Когда судьба забирает своё, она всегда отдаёт что-то взамен». Смысл слов Анубиса раскрылся во всей своей мрачной красе и прозорливости. Проклиная себя до десятого колена, Эва решилась на поступок. «Только ради тебя, Амен. Только ради тебя…» Так быстро, как могла, она нацарапала на бумаге подсказки для Ливия, ежели он не побрезгует воспользоваться помощью шезму. Отныне спасение людей от хвори было на его совести, а она своё дело сделала. Больше её здесь ничто не держало. Солнце всходило всё выше над землями, которыми правило. Вдоль домов просыпающегося поселения кралась тоненькая женская фигура в чёрной накидке. Чудом минуя дозорных, она отвязала неосёдланного коня Верховного эпистата, запрыгнула на широкую спину и, крепче вцепившись в гриву, бросилась прочь. Вдогонку ей неслись брань, звон оружия, топот копыт, но никто не смог догнать растворившуюся в песках тень.