Счастье мяты, когти перца

***

Лучшая помощь — не мешать

      Нет. Нет, я просто не смогу. Не поднимется рука. Не откроются глаза, обращённые во внутреннюю тьму. Какая же я всё-таки жалкая и слабая!       Вроде ненавидеть нужно Семёна, остальных в крайнем случае, но сейчас вина и ненависть лились только на меня. На мою беспомощность и бесполезность.       Ты в порядке? Все хорошо? Внутренний голос, зовущий из тьмы, вытаскивающий со дна, будто издевается. Будто смеётся. Будто…

***

Следи, станет ли хуже!

      Маринка который раз подняла голову. Скоро ей в личном нигде, куда она пропадает из реальности, начнут подавать десерты за счёт заведения, как постоянному клиенту. Конфликт будто поставили на паузу — стоит Семён, тянет маску, стоит Антон и смотрит на неё.       Как массовка стоят придурки и ждут зрелища. Сидит Марина на снегу — одна, собака убежала под шумок. Первым очнулся новенький, потянул руку, дотронулся до заячьей морды. Схватил, чуть ли не вырвал из пальцев Бабурина. Покрутил, поразглядывал…       И, вопреки ожиданиям всех находящихся на этой поляне, отшвырнул так, что она долетела до леса и скрылась среди деревьев.       — Да пошел ты… — он рычал сквозь зубы, открыв резервный источник уверенности. Или забрав чужой…? — Пошел нахуй! Если тебе так нужно — сбегаешь и принесешь.       Семён напряжённо думал, не мог себе представить только что сказанное и не знал, как себя вести. От его тупого взгляда становилось смешно.       — Ты… Ты…! ТЫ ТРУП!!! — Марина снова спряталась в воображаемый угол, закрыла уши и глаза. До сих пор от ужасов жизни она бежит с помощью всем известного «Я в домике!». Если я этого не вижу, этого нет…       Но драка, витавшая вокруг с первого слова, сказанного парнями, не исчезала. Просто пролетала мимо. Семён налетел, вцепился в лицо — и перед глазами снова минус.

***

— Что, ничего не видишь без очков, мудила?

      — Отдай! Сейчас же вер… — меня прервал удар той самой печатки, которая пугала меня с самого начала. И вновь чуждые чувства покидают именно в тот момент, когда нужны. И вновь мне нечего сказать против.       Я упал на промерзшую землю. Они стоят и надрываются от смеха. Маринка, наверное, страшно перепугалась за меня…

***

Пусть дерутся без меня!

      Уже не было сил проклинать их, себя, не было сил даже плакать. Хотелось просто чтобы они побыстрее закончили и мы разошлись по домам. Там, дома, я куда смелее. Можно спокойно ненавидеть весь мир, и всячески создавать себе же иллюзию контроля…       Сколько мы тут торчим с пафосными речами? Сколько они потешаются, выдумывают какую-то ерунду? Если бы хотели, Антон бы давно валялся среди леса без сознания, и я ничем бы не могла помочь. Что им в таком случае нужно? Хотя да кто ж поймет мразей…       — Напугали мы Маринку, да? — Рома положил мне руку на голову. Что-то в его тоне было ужасно неприятное. Он встал передо мной, заслонил собой Антона. Специально, чтобы я не побежала помогать?       — Мы домой тебя проводим, не бойся, на, — стойте! Они схватили меня под руки и рывком подняли со снега. Как бы раньше я не грезила пойти домой с Ромой… Я попыталась вырваться — не вышло.       — Мало ли какие психи по лесу шастают…       — А Тоша пускай отдохнёт!

***

Всё-таки надо спасать.

      Он решил наподдать поднимающемуся мне напоследок. Рука подломилась, затылок стукнулся о лёд.       — Антон, Антон! — я разлепил глаза. Марина настойчиво тыкала меня в плечо. Я лежал на скамейке где-то в парке, а Марина сидела на корточках на земле       — А? Что случилось? — я встрепенулся, стряхивая дрёму, и сел. Она тут же приземлилась рядом.       — Тебе дома спать не дают? Сбежал сюда?       — Да нет… А ты здесь что делаешь? — бессмысленность происходящего меня не смущала. Летнее тепло, парк в деревне посреди леса и встреча с Мариной казались реальнее, чем исход лесной драки. Она была будто якорь, держащий картину в целости.       — Да вон, мелкий вытащил… — она махнула рукой на мальчика Олиного возраста, бегающего вдалеке. Там же я рассмотрел до боли знакомые белые хвостики сестры. Маринка лукаво улыбнулась. — Носится за мелкой, с которой вы похожи по чистой случайности, да? Просыпайся!       — Может, пойдем к ним?       — Ай, пошли. Рюкзак только не забудь.

***

— ОТПУСТИТЕ!!!

      С громким воплем я смогла высвободиться из хватки пацанов и рвануть куда глаза глядят. Учитывая, где мы находимся, глядели они четко в лесную чащу. Я слышала за спиной крики и смех, но гнаться за мной никто не собирался.       — Вот-вот, вали! И если кто-то узнает…       Я перевела дух и огляделась. За спиной стояли деревья, передо мной стояли деревья. Везде вокруг стояли одинаковые деревья. Вот, собственно, и приехали. Вернее, пришли. Неизвестно куда.       Где-то рядом должен быть дом Антона. Я ведь его провожала, точно! Расскажу его родителям, они найдут его и помогут, если что вдруг. Они…       «И если кто-то узнает…». Не хочу увидеть, чем заканчивалась фраза. Но что иначе делать? Искать самого Антона и откачивать самостоятельно…? Ну, тут, скорее, стоит вопрос, куда я выйду раньше — к огромному дому на окраине леса или побитому другу в самой глуши.

***

Лотерея.

      Мы смотрели, как дети пытаются наладить отношения. Посреди парка стояла большая детская площадка со всевозможными горками, качелями и турниками. В таком поселке, как наш, ждать лучшего было сложно. Не Диснейленд, конечно, но местным детям этого хватает.       — Ты когда-нибудь задумывался, кто из этих отпрысков кем станет, когда вырастет? — внезапно заговорила Марина.       — Да нет… Можем подумать.       — Ну вот смотри, видишь там мальчик? — она указала в сторону песочницы. Черноволосый малыш лет пяти упорно стучал ногой по пластиковому ведерку. Поднял — и куличик рассыпался. — Он пытается сделать это уже раз шестой. Но не сдается, не бросает дело. Сразу видно — человек целеустремленный и упертый.       Я никогда даже не смотрел на людей с такой стороны, по крайней мере на прохожих, с которыми пересекался один или несколько раз. Но для Марины это будто было очень важно.       — А там, качается? — светловолосая девочка с двумя хвостиками в розовом платье сидела на качелях и злобно мотала ножками, не достающими до пола. Вздыматься вверх не получалось, и ее губы уже сжимались, предвещая истерику.       — Могла бы позвать на помощь кого-нибудь. Родителей…       — Да, но она даже не пытается, хотя сразу видно, что не справляется сама — и качаться не выходит, и держаться морально.       — А ты часто так разглядываешь других?       — Оно как-то само собой получается. А детей ещё и очень легко читать. И очень легко стереть.

***

Что она сказала?

      Уже начинает темнеть, и мне это не нравится. Деревья вокруг будто не меняются, не меняют даже своих уникальных особенностей, по которым их можно различать.       Если так будет идти дальше, я не то, что не найду ничего, а меня саму придется искать. В руках как всегда козырная перцовка, шарф натянут на лицо, чтобы не замерзнуть в потёмках, а за спиной…       — Привет! — я резко обернулась и вытянула руки. В первую очередь мои глаза зацепились за маску. Поможет ли перцовка? Недостаточно информации…       Позади меня стояла девочка, чуть выше меня ростом, в маске лисы и бордовой шубе. Янтарные глаза горели в полутьме, как фонарь заблудшего путника, и посылали лучи добра.       — Ой, что вы сразу на меня с пушками? — лиса подняла руки (лапы?), бросив из них что-то в сугроб, и будто бы сильнее улыбнулась. Она воспринимала все это как игру, но мне было совершено не до шуток.

***

— Что ты делаешь в такое время в лесу?

      — Ст… стереть? — я не мог понять, почему она выбрала именно такое слово. — Как?       — Ну ты же художник! Как ластиком косяки стирают. Что-то не понравилось — вжух, — она махнула рукой. На месте месочницы оказалась глубокая яма, качели упали на землю. На площадке остались только Оля с братом Марины, рисовавшие на асфальте мелками, — и всё чисто.       У меня словно замедлилось сердцебиение. Я застыл на месте и просто наблюдал, как небо, через пугающий красный, чернеет, детская площадка зарастает растениями, а дети стоят среди всего этого и радостно водят мелками.       Полностью понимая, что я об этом пожалею, я сделал шаг вперед. Ещё один. Посмотрел под ноги, на детский безобидный рисунок.

***

Безобидный рисунок

      Я, сжавшись, шла за девочкой, которая представилась Алисой, не выпуская из рук баллончик. На слова о том, что плохо моему однокласснику, она сразу, даже не спрашивая имени, ответила:       — Давай провожу тебя до его дома?       Нарвалась на маньяка — при любом раскладе помру, даже если не пойду. Да и сама я только сильнее заблужусь… Наверное, из-за этого я не смогла отказаться.       Сосны за спиной расступились, и впереди показался двухэтажный частный дом. Я так понимаю, мне сюда и надо? Она вела меня ближе, к дому.       — Спасибо… — я подошла вплотную к двери. Лиса не ответила. Я обернулась — её там и не было. Звучит как прекрасный момент чтобы напугать

***

Героя фильма

      Рисунок как рисунок. Цветочки, дом размером с них, человечек и, конечно же, солнышко в углу. Углу последнего оставшегося куска асфальта. Я стоял на нем, авторы этой восхитительно детской картины исчезли вместе с остальной площадкой.       — Это называется естественный отбор, — раздалось откуда-то сзади. Я почувствовал, что край «холста» осыпается у меня под ногами, и шагнул вперёд. Я посмотрел назад — там не было никого. Голос вновь раздавался за спиной:       — Выживают те, кто лучше приспособился. Остальным — одна дорога. А, Антон? Нельзя приспособиться абсолютно ко всему, можно лишь не попасть под смертельный фильтр. Им просто повезло, что не попали раньше. А это значит что?       А, Антон? — она какая-то больная…       А, Антон? — я все оглядывался и искал источник голоса. Я не мог поверить, что такие вещи мне говорит Марина.       Ты меня слышишь?

***

ОНИ ВСЕ СКОРО СДОХНУТ, АНТОН!

      — Антон! — мальчика пробудил крик отца откуда-то издалека. Антон открыл глаза. По небу уже разраслось чернильное облако, но от поглощающего мрака, в который погрузился мир его сна, реальность отличала полная луна и её яркий ложный свет.       — Я здесь! — крикнул он, поднимаясь с земли. На лице уже запеклась кровь, очки достались хулиганам, Марина ушла с ними же. Чуть поодаль на куче учебных принадлежностей валялся пустой рюкзак. Антон встал так резко, что потемнело в глазах, и кинулся его собирать.       Только он успел закончить, и прямо в лицо ему направили луч фонаря. За ослепляющим светом стояла знакомая фигура его отца.       — Антон! Вот ты где…!